Энни заинтересованно посмотрела на своего собеседника, словно услышала от него оригинальную глупость.
— Все дело в Матерсе, а не в Ордене, — объясняла она. — Вы адепт и должны это понимать. Учение Ордена Золотой Зари дало мне многое, и я не имею права отказаться от этого. Но учение Матерса нечисто. Я знаю, о чём говорю.
— Простите, но что вы имеете в виду?
— Вы ведь встречались, говорили с ним. Неужели вы не уловили в его словах темных посылов?
Так оно и было. За те несколько часов, что полковник провел в парижской квартире Матерсов, он услышал немало того, что в былые годы называлось ересью и язычеством, а то, что увидел, и вовсе не хотел вспоминать. Но что могло смутить мисс Хорниман в деяниях Матерса, полковник представлял слабо.
— Боюсь наша с ним беседа не была в высшей степени откровенной, — лишь произнёс он. — Но я увидел предостаточно, чтобы согласиться с вами — Матерса действительно окружили злые силы. И он не желает от них избавляться.
Энни напряженно улыбнулась. Видимо, полковник произнёс именно то, что она давно хотела услышать от соорденцев, но услышала от него, по сути, постороннего человека, который сумел понять всю глубину её душевных терзаний. Сменив тон на более доверительный, Хорниман сказала:
— Не так давно он призывал меня отречься от собственной личности в магической работе. Как вы это себе представляете?
Полковник согласно кивнул — он действительно не представлял.
— Почему он дал вам такой совет?
— Со мной произошла неприятная история. — Энни нервно передернула плечами. — То, что я пережила, никакими словами не передать. Я стала добычей инфернальных сил, и это страшнее, чем остаться наедине со стаей диких зверей.
— Что с вами произошло?
— Я не хочу об этом распространяться. Могу лишь сказать, что исполнила магическую работу в точности, как наставлял меня Матерс. А теперь он говорит, что я допустила ошибку, приводя нелепые доводы, лишь бы не признавать собственной вины.
— Вы сомневаетесь в нём, как учителе?
— Именно. Дорога, которой он ведет — это путь погибели.
Полковник смотрел на растерянную от собственного признания женщину и видел в ней раскаявшуюся единомышленницу. Её хотелось пожалеть и ей хотелось помочь.
— Мисс Хорниман, — тихо и успокаивающе произнёс полковник, — я думаю, вам лучше покинуть пост в храме. Надеюсь, миссис Эмери поймёт вас.
— Но почему я должна это делать?
Полковник посмотрел ей в глаза так пристально, чтобы она не смогла отделаться от мысли, будто он видит её душу.
— Я не знаю, кем вы одержимы, — тихо, словно доверяя тайну, произнёс мнимый адепт, — определённо, это оно заставляет вас гулять по ночам. Ведь вы догадываетесь, когда и как оно стало вашим паразитом. И Матерс знает.
Выражение лица Энни резко переменилось. Она была не просто растерянна — напугана.
— Матерс обижен на вас, — продолжал полковник. — Он намекал мне об этом. Вы и сами понимаете, он не потерпит критики в свой адрес, ни от вас, ни от меня. Наступит момент и Матерс не будет с вами деликатен. И о вашей доброте к нему и Мине он тоже не вспомнит.
Энни смотрела на полковника влажными глазами, словно разрываясь между верой и неверием, желанием посмеяться над его словами и порывом тут же написать петицию об отставке.
— Я подумаю над вашими словами, — пообещала она, провожая полковника к дверям.
Раньше, когда они ещё не были знакомы, полковник считал мисс Энни Хорниман несчастным созданием — тридцатипятилетней наследницей несметного состояния, упорно не желающей, чтобы кто-то женился на её деньгах. Но теперь, увидев эту уверенную в себе женщину с независимым нравом, никому не желающую подчиниться, он окончательно убедился в том, как сильно она несчастна.
В глубине души Энни наверняка завидовала Мине, что той не нужно быть независимой женщиной и держать оборону против мужской половины человечества. Мина смогла раствориться в своем муже без остатка, и Энни не было дано почувствовать, что же это такое ни с одним человеком. И она ненавидела Матерса за то, что Мине было хорошо с ним рядом, несмотря на все лишения.
Энни была несчастна из-за своего богатства и одиночества и оттого пустоту в душе наполняет оккультизмом. Но даже он приносил ей страдания.
42
Софи Симс прогуливалась по вечернему Вест-Энду под руку с очередным ухажёром. Софи не питала на его счёт серьезных надежд, рассчитывая, что он оплатит пару её нарядов, сводит в ресторан и театр, а напоследок можно будет так изнурить его любовью, что во сне он и не заметит, как она обследует в его доме все шкафы, секретеры и ящики на предмет наличности. Вот тогда-то можно будет уйти не прощаясь.
Проходя мимо театральных касс, спутник Софи отлучился за парой билетов, оставив девушку на улице одну. Софи скучающе рассматривала прохожих своим оценивающим цепким взглядом, пока её внимание не привлекло знакомое лицо.
Это был Биллиам Йейтс, её искуситель и очарователь, гипнотизер и чернокнижник. Он, не отрываясь смотрел на неё, от чего Софи стало казаться, что вокруг нет никого кроме них двоих, и оттого ей стало одиноко и страшно. Она приказала себе не смотреть в его сторону, не поднимать глаз — лишь бы не попасть во власть его колдовства. Она чувствовала, как Биллиам приближается, но была не в силах сдвинуться с места, а только глядела на мокрую от недавнего дождя брусчатку.
— Софи. — раздался тихий голос над её ухом, будя потаённые желания, о которых стыдно было даже думать. — Ты слишком долго скрывалась от меня. Почему?
Борясь с тёмным искушением, девушка была не в силах произнести и слова. Ей так отчаянно хотелось оказаться подальше от этого места и от него самого, но побег не удался от того что ноги предательски не слушались.
— Нет... — только и прошептала она в ответ и почувствовала, как теплая рука сплелась с её похолодевшей ладонью.
— Я не забыл тебя, Софи.
— И я тоже, — дрожащим голосом призналась она.
— Но ты ждала меня?
Всё это время Софи если и вспоминала Биллиама, то только с трепетом на грани страха и желания. И, казалось, он понял, что из этих чувств в её сердце перевесило.
Не произнеся больше ни слова, он повел её за собой сквозь толпу. Позади Софи услышала своё имя и обернулась — её ухажер бежал следом, а она не могла припомнить его имени, только жалобно смотрела в его сторону, ища спасения от тёмных сил. А ноги послушно шли за Биллиамом.
Как сид из холмов, он похитил её и забрал в свою страну безвременья, и кэбмен, как всадник из Дикой Охоты, унес их на своих лошадях далеко от многолюдной улицы, туда, где для Софи не было спасения от колдовских чар и жарких объятий.
Стоило им переступить порог его квартиры, как Биллиам набросился на Софи словно охотник на уведенную добычу. Он срывал одежды, неистово обнимал и не давал сопротивляться, только будил ответное желание. И она снова покорилась, как обреченная лань в когтистых лапах льва.
После минут обжигающей страсти он отстранился и поднялся с кровати, на ходу надевая рубашку, пока Софи боролась с нахлынувшей дремотой. Ей хотелось поднять голову с подушки и посмотреть, чем так занят Биллиам, но свинцовая тяжесть утянула голову назад. Веки слипались, невероятными усилиями она пыталась держать глаза открытыми, но в голове словно разыгралась буря: воронка торнадо засасывала разум в темные глубины затмения, без шанса вернуться обратно.
Кровать прогнулась от того, что кто-то сел рядом. Софи хотела повернуть шею и к собственному ужасу поняла, что не может пошевелиться.
В голове вспышками проносились пугающие мысли. Биллиам отравил её? Неужели он обо всем догадался и решил отомстить, а теперь торжествующе взирает на неё, беспомощную и жалкую. Софи стало по-настоящему страшно, впервые с того момента, как в тёмной подворотне сутенер конкурентки приставил ей нож к горлу.
Парализованная, она лежала на постели не в силах пошевелить и пальцем. Софи ощущала, как её мучитель склонялся над ней, в желании посмотреть в её испуганные глаза. Когда их взгляды встретились, она поняла, что это был не Биллиам. Хищный оскал, уродливый, словно клюв, нос, глаза, пылающие адским огнем и зубы пираньи — чудовище взирало на неё сверху вниз.
Софи хотелось кричать, но губы словно срослись. Ей хотелось метаться, брыкаться и хлестать мучителя руками, чтобы оттолкнуть его от себя, но тело не слушалось. Ужас овладел всем её нутром и оглушил ударом по голове.
Когда Софи пришла в себя, по комнате разливалось неестественное фиолетовое свечение. Биллиам сидел за столом и что-то писал. Софи аккуратно сползла с кровати и тихо на цыпочках подкралась к нему. Он не почувствовал её приближения, не ощутил и кроткого прикосновения к плечу. Он даже не пошатнулся, когда Софи принялась трясти его обеими руками.
Девушка не понимала, что случилось. Она умерла? Или мир вокруг перестал быть реальным? Вдруг стало так одиноко и горько, что захотелось плакать, упасть на пол и заскулить как побитая собачонка. Но Софи поборола минутную слабость и твердо решила бежать из жуткого дома, подальше от проклятого поэта.
Коридор был куда длиннее, чем ей казалось раньше. Софи шла и шла, по бокам мелькала череда запертых дверей, а за спиной послышались тяжелые грузные шаги. Скрежет когтей, царапающих пол, не заставил Софи обернуться. Девушка побежала со всех ног вперёд.
Сердце выскакивало из груди, ноги сводило судорогой. Со всей силы она ударила входную дверь руками, но та не поддалась. Опустив глаза, Софи увидела, что вместо ручки в двери торчит сморщенная куриная лапа. Она медленно сжималась, сводя кончики когтей в одну точку, и снова разжималась. Софи было противно и страшно прикасаться к синему обрубку, но ещё страшнее было встретиться с тварью за спиной. Она рванула живую ручку на себе и очутилась в просторном зале с шахматным полом, а страшилище рвалось в закрытую дверь.
В той комнате было множество дверей, одинаковых и запертых, а в самом её центре лежал ключ. Схватив его, Софи принялась прилаживать его к каждой скважине, пока замок не щелкнул. За порогом начиналась крутая лестница, и девушка не задумываясь побежала вверх. Преодолев три пролета, Софи поняла, что все было зря — лестница обрывалась, и следующий этаж казался недостижимым.
Она вернулась вниз, и начала искать выход заново. К собственному ужасу Софи поняла, что не помнит, в какую дверь вошла и оттого боялась ошибиться и открыть дверь, за которой её ждало притихшее чудовище. Но она вновь открывала замки, вновь вбегала по лестнице, у которой не было конца, и вновь возвращалась в зал с шахматным полом, что сводил с ума мельканием цветов под ногами.
За одной из дверей не оказалось лестницы, только стекло, а за ним виднелась набережная. Софи вглядывалась в окно, надеясь найти снаружи помощь. Внизу она увидела девочку, но так и не успела постучать в стекло, чтобы позвать на помощь — девочка обернулась в её сторону сама. Но стоило Софи присмотреться, как на детской головке заострились волчьи уши. Маленькое чудовище сорвалось с места и ринулось к дому. Девушка поняла, что монстр спешит на встречу к ней, и оттого сердце бешено заколотилось. Софи снова отпирала двери, не помня, через какие подходила раньше, а к каким и не приближалась. Всё слилось воедино. Гонка казалась бесконечной. Тайники, ключи, лестницы, двери... И уже не важно, ждут ли её чудовища или нет.
— За что мне это, за что?!" — бессильно вопрошала она пустоту.
И пустота ответила ей:
"Ты открыла тайну профанам, но не постигла её до конца. Нет ничего хуже половины правды. Смотри и запоминай".
Гул наполнил воздух и Софи увидела ужасные образы: мертвенные пейзажи, мерзкие твари, гнусные движения. Это была преисподняя, но без котлов и кострищ.
" Об этом ты должна была рассказать профанам", — звучало отовсюду.
— Я расскажу! — кричала Софи, — только отпусти! Я всё скажу.
"Ему", — кратко, словно приказ, последовал ответ.
Софи вырвалась из страшного видения, которое вовсе не казалось сном. Она вскочила с места и упала в объятия поэта.
— Софи, — с легкой тревогой заговорил он, — ты так металась во сне. Ты видела кошмар?
— Билли прости меня, прости! — заревев в голос, умоляла она. — Я бы никогда так не сделала! Он заставил! Прости!
И она рассказала все: как встретила Фреда Райли, как пыталась соблазнить угрюмого доктора Весткотта, как списала дневник Биллиама и отнесла его Фреду.
А Биллиам не выпускал её из объятий и слушал зарёванные признания. Что творилось в этот момент в его душе, Софи не знала. Всё что ей хотелось, так это облегчить свою совесть, ведь теперь она знала, что такое ад, и готова была замолить все грехи и стать праведницей, лишь бы не возвращаться туда обратно.
43
Неожиданно для полковника Кристиана его старая знакомая Софи назначила ему встречу. Предполагая, что девушка хочет от него новой работы или денег, он уже приготовился к обстоятельному разговору и твердому отказу, но когда на дорожке зоологического сада показалась растерянная и осунувшаяся девушка, полковник не сразу признал в ней Софи. Он хотел было спросить, что с ней случилось и почему она так плохо выглядит, но девушка заговорила с ним первой, при этом бессвязно забормотав:
— Он ужасный человек. Фред. Рядом с ним живет зло и оно говорит, что делать. Мне нельзя было врать. Если бы ты только видел, что видела я. Ты бы поверил, ты бы понял меня.
Пересекая очередную дорожку зоологического сада, полковник слушал откровения девушки, но не понимал, чего же она от него хочет.
— Софи, зачем ты мне все это рассказываешь?
Словно очнувшись, она посмотрела ему в лицо, и от полковника не скрылся страх в её влажных глазах.
— Оно заставило меня рассказать. Фред, я бы никогда тебя не выдала, но оно...
— Какое ещё оно? — недоумевал полковник. — Кому и о чём ты рассказала?
Когда они приблизились к клетке с волками, Софи невольно поежилась и попятилась назад.
— Софи, что с тобой?
Но девушка уже бежала к воротам, и мужчина не стал её останавливать. Если она назвала Йейтсу имя Фреда Райли, полковника это обстоятельство ничуть не огорчало. Если она пережила что-то запредельное в доме поэта, ему оставалось только понимающе посочувствовать ей, лишний раз убедившись, что рядом с каждым адептом Ордена Золотой Зари обязательно обитает какой-нибудь демон, что охраняет его ли изводит.
Внизу послышался тихий скулеж. Полковник не обратил внимания, что слишком близко подступил к клетке с волком. Зверь же, учуяв кровопийцу, просунул нос между прутьев и потянулся к нему. Сам не понимая зачем, полковник неспешно поднес руку к морде зверя. Кисть, затянутая в перчатку не привлекла волка, и он ткнулся носом под рукав. Мужчина почувствовал шершавое прикосновение языка к застарелым шрама на коже и смутно припомнил ощущения далеких веков, когда звериные зубы рвали его живую плоть, а языки слизывали мясо с костей.
— Чуешь следы своих родичей? — спросил полковник волка, когда зверь упрямо задрав рукав пальто, обнажил шрамы, похожие на слепки челюстей. — А ведь ты из Карпат, верно? Земляк...
