Нф 2017: Церебрум

— Стой, ты была в городе, ты покидала башни без разрешения? — удивление Артура было запредельным. Всегда послушная и примерная, Анна оказалась не такой уж и правильной. Решилась выйти в город и гулять среди низших и их хозяев. Уму непостижимо.

— Тс-с, не надо сейчас об этом, молчи, молчи. Главное, что это поможет мне не забеременеть.

В его руку легла маленькая капсула, которую он должен был проглотить, чтобы нейтрализовать активность своих сперматозоидов.

— Анна...

— Я знаю, что ты меня ненавидишь. Я знаю, что тебе противна и что не в силах этого изменить, но...

Девушка негромко всхлипнула и попыталась спрятать лицо в ладошках. Стыд сжигал изнутри, она никогда не думала, что будет ломать гордость и умолять о том, чтобы с ней слились. Особенно упрашивать того, кто неподдельно нравился, кого в тайне боготворила, кто одним взглядом заставлял останавливаться сердце. А самое главное — не давал ее разуму превратиться в кашу и стать безвольной пустотой, как случалось с каждым, кто жил по законам, считая чувство любви мерзостью.

— Анна, я не ненавижу тебя, — с какой-то обреченностью произнес он, прекрасно понимая, что если он от нее откажется, ее действительно могут признать дефектной, и тогда повинность в последствиях ляжет на его плечи. Святой Дарвин, и почему это происходит с ним. Он хотел закричать в голос, разворотить комнату или даже кого-нибудь прибить.

Чувства, которые он научился игнорировать и которые были придушены еще в детстве, пытались вырваться и обрушиться ураганом на все, что попадалось под руку.

Но он сдержался. С трудом, но сдержался, по крайней мере не сейчас. Еще не время. Если идти на дно, то только одному.

Мысленно попросив прощения у Милены, Артур быстро проглотил капсулу и легонько притянул к себе девушку для поцелуя.

— Это будет первый и последний раз нашего слияния.

— О большем я и не прошу...

Глава 8

Эва никогда не думала, что человек может долгое время сидеть неподвижно и пялиться в одну точку. Оказалось, может. Сжавшись в самом дальнем углу, обхватив колени руками, она не отрывала взгляда от красных пятен крови, осквернивших и без того не самый чистый пол. Пятен, показавших, на что готовы трапперы ради своей выгоды. А самое главное, убедив ее в гнилости их нутра.

Эва ничем не могла заглушить образы в голове.

Вот Харя берет Амми в крепкий захват, дает по голове и силой заставляет открыть рот, а после... После заправски орудует ножом, так кровожадно и хладнокровно, что не возникает сомнений — он делает это не первый раз.

Крики агонии заглушают все звуки в небольшом помещении, превращаясь в булькающие хрипы полуживого тела.

— Прекратите! Прекратите, отстаньте от нее... — Эва пыталась добраться до мясника и сделать хоть что-то, предотвратить безумие. Но Ирма не позволила, небольшая манипуляция ее узловатыми пальцами, и Эва сама рухнула от острой боли в ноге. Магнитное кольцо вмиг стало настолько узким, что, казалось, раздробит молодые кости.

— Дурочка, мы же стараемся ради тебя.

'Кобра' присела возле Эвы, взяла ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза. И как ни в чем не бывало произнесла:

— Когда мы закончим, переоденешься в ее тряпки и будешь сидеть тихо. Через несколько дней мы тебя заберем. Да, воду и еду найдешь там, — она указала на вход, где у стены пристроилась грязная сумка.

— Что будет с Амми? — превозмогая боль и ярость спросила Эва.

Ирма нахмурилась:

— Тебя это не касается. Лучше посиди и подумай, что будет с тобой. И можешь не поскупиться на образы, позже ты поймешь, тебя ожидает участь похуже, ведь то, что будет вытворять с тобой твой хозяин — настоящий ад. Так что готовься.

Мерзкий смех и неутихающий крик — это то последнее, что запомнила Эва, когда от собственной боли помутилось сознание, унося в темноту. В такую желанную, но, к сожалению, недолгую.

Эванжелина очнулась спустя пару часов с жуткой головной болью, ломотой в сдавленной и посиневшей лодыжке и тянущей болью в районе сердца, затмевающей все физические страдания и неудобства.

В этом состоянии она провела два дня, за которые жалость, безысходность, и боль потихоньку вытеснила невероятная злость на саму себя, за свою слабость.

Встрепенувшись в своем углу, она потерла затекшие ноги и размяла шею, покрутив головой из стороны в сторону. Взгляд уткнулся в сумку с едой, о которой она благополучно забыла, думая, что лучше умрет от голода, чем поест из рук живодеров. Но воля к жизни была сильнее принципов. Эва подползла на четвереньках к двери, чувствуя, что магнитное кольцо ослабленно, сунула нос в холщовый мешок.

Бутыль воды и засохший хлеб. Не густо. Но непривередливый желудок был счастлив и радостно заурчал. Если бы он только мог догадываться, что после сытости его хозяйку парализует от убойной дозы снотворного, он бы постарался немедленно все выплюнуть.

* * *

Девичьи веки долго трепетали, прежде чем открыться. Казалось, сверху их придавили чем-то очень тяжелым. С десятой попытки Эве все же удалось побороть груз, и она встретила полумрак. Взгляд медленно ощупывал явно небольшое помещение, где с потолка монотонно капала вода, стекая на макушку.

'Интересно, сколько я тут валяюсь, если волосы полностью промокли?' — подумала она, чуть запрокидывая голову и подставляя под живительные капли потрескавшиеся губы.

Просыпаться и осознавать себя в месте, похожем на пещеру, при том очень вонючую, неприятно. Но только не той, кто проводил ночи в более неприветливых местах, например, в медвежьей берлоге. Вспоминать об этом очень не хотелось, но вонь от испражнений и мокрой шерсти услужливо напомнили те занятные времена.

Прогнав образы прошлого, Эва припомнила сумку с отравленной едой, хотела наслать проклятья на головы трапперов, но вместо слов из горла вышли только хрипы.

'Чтоб вас волки загрызли и лоси затоптали!' — крикнула в сердцах она, поднимаясь. Ей уже надоело, что вода успела промочить не только рот, но и все лицо.

Как взъерошенный воробушек, она встряхнулась, резко мотнув головой, и тут же об этом пожалела: по вискам будто ударили молотом, боль от которого разошлась по всему телу, выворачивая наизнанку. Эву начало лихорадить, холодный пот завладел телом, сильно затошнило, а после вырвало.

Несколько долгих минут ушло на восстановление чувствительности и прекращение болезненных желудочных спазмов. Отдышавшись, Эва наконец смогла полно осмотреть свое новое пристанище и убедиться, что она на самом деле находится под землей. Неровный скальник покрывали слизь и плесень. Над головой вырисовывались обломанные сталагмиты.

'Значит, пока я была в отключке, они меня сюда притащили. Неужели это и есть 'нора', которой они меня пугали? Хм...'. Она скептически осмотрела пол и поняла, что она не первая, кого тут держали. Помимо чьих-то испражнений, которые никто не спешил убирать, здесь были куски ободранной одежды и даже чьи-то кости. Думать, что они человеческие, не хотелось, так же, как и проверять.

Эва подошла к решетке, разглядела небольшой освещенный пятачок, на котором стояло подобие кривого стула с накинутой на него замызганной кофтой. На ножку облокачивалась недопитая бутылка с отколотым горлом, в которой покоилась темная жидкость. Эва поежилась и поняла две вещи: первая, это — то, что ее зубы стучат от холода; а вторая, что ее охранника нет. Надолго это или нет, Эва думать не стала, а присмотрелась к замку. Странно, но это не было то магнитное устройство, что держало ногу, которое, кстати, почему-то на ней до сих пор болталось. И не походило на что-то более изобретательное. Увесистый, но явно сделанный из старого металла, да плюс ко всему и ржавый, он не вызывал доверия.

— Неужели они думали, что эта енотовая задница меня удержит?

Усмехнувшись маленькой удаче, Эва вытряхнула из своего кроссовка раскладной нож. Слава богам, у Амми оказалась настолько миниатюрная нога, что обувь решили не менять. Не мешкая, Эва стала с азартом ковыряться в железяке, тихонько проклиная свое бессилие и изнеможение, заставляющие разжать пальцы и выпустить хрупкую сталь.

— Ну же давай, лопух тебя побери! Открывайся!

— ...Хрен ты крысиный... ты зачем ушел... охранять, если ... нет на месте...

Эва испуганно вздрогнула, разорванные эхом голоса в правом коридоре раздались так неожиданно и громко, что смогли напугать.

— ...А че... в туалет...

Дальше бубнеж Хари Эва не разобрала, лишь поняла, что двойня, а возможно, и троица, приближалась, и ей нужно поторопиться. Она уже и так покрылась испариной, а от напряжения занемели все мышцы, но продолжила яростно ковырять неприступную железяку. 'Ну, же давай, волк тебя разорви!'.

— А ты хотела, что бы я обосрался?..

— Да мне плевать, ты не должен был спускать глаз с клетки, а если она убежит?

— Эта дохлая? Ну ты жжешь... — гогот Хари, отскакивая от стен, превращался в отвратительную какофонию.

— Да иди, болван, — недовольно фыркнула женщина. — В следующий раз нехрен обжираться до усёру. Придурок!

Эва уже видела, как массивные исказившиеся тени на стене становятся все меньше, и почти потеряла надежду на спасение, но тут механизм щелкнул, открываясь, звук удара замка поглотила непрекращающаяся перебранка трапперов, голоса которых слышались все отчетливее.

Не веря своей маленькой победе, Эва выскользнула за дверь и, не оборачиваясь, нырнула в противоположный туннель, стараясь поскорее скрыться. И говоря огромное спасибо Харе за этот маленький шанс.

Крик ярости заставил стены содрогнуться. Но Эве было плевать. Ее ноги, хоть и спотыкаясь в неизвестных лабиринтах, упорно передвигались. Несколько метров вперед, потом в левый туннель, дальше протиснулась через узкий лаз, в котором расцарапала спину и руки, и широкая галерея, уводящая вправо. Она уже сбилась со счета, сколько она пробежала. Возможно, будь она не такой истощенной и больной, она бы прошла в два раза больше, но сейчас это было бесполезно. Тяжелая одышка заставила замедлиться.

Опустившись на холодный камень, Эва надеялась, что трапперы не сообразят, куда она сбежала в поисках источника влаги, не хватающей обезвоженному, отравленному организму. Эва вытерла пот и стала прислушиваться. Чувствовала, что подземная река неподалеку, что проходы, по которым она бежала, напоминали старое русло, и если она не потеряла свои навыки выживания и инстинкты, привитые отцом с детства, она отыщет эту проклятую воду.

На смену одышке пришла тупая ноющая боль. Желудок как будто скулил, умоляя, чтобы его напитали чистой водой. Как и горло, которое хоть и было промочено, все равно саднило, сглатывать удавалось с трудом и болью.

Не зная, насколько отстали преследователи, Эва поднялась, решая, куда лучше свернуть, но не успела сделать и шаг, как услышала позади себя:

— Эй, дичь, куда-то собралась? — яркий луч света больно резанул по глазам, ослепив и заставив попятиться и свернуть не туда. Один неверный шаг, и Эва поняла, что уже не чувствует под собой землю, летит спиной в глубокую пустоту.

— А-а-а!

Она надрывала легкие. Страх смерти парализовал. Резкий удар, ломота в теле вышибли дух, а бурный поток поглотил хрупкое тело вместе со всеми звуками, швыряя и полоща, как безвольную куклу.

Удар, еще удар, и, кажется, что жизнь покинула бренное тело. Порог, камни, поворот, и она бултыхалась, не понимая, где поверхность и спасительный воздух. Но упорство духа тянуло наверх, заставляя бороться не только с ярой стихией, но и с законами гравитации. Всплыв, Эва с усилием вдохнула воздух и вновь оказалась под водой.

Еще пару ударов, благо, что не головой, и, кажется, поток успокоился. Эва сделала титаническое усилие, чтобы всплыть вновь, но тяжелая обувь не позволила. Хорошенько напитавшись, кроссовки утягивали вниз, к смерти. Один скинут, но сбросить второй, где были спрятаны папины листки, не позволила Эвина дурость. Она боролась сама с собой и глупыми предрассудками, что, если листочки потерять, то она потеряет связь с отцом, которую чувствует, когда просто на них смотрит. Ведь она верила, что дорогие человеку вещи хранят не только память о нем, но и содержат частичку души.

Эве очень хотелось завыть и заплакать, хотелось, чтобы у нее никогда не было глупого выбора, но в итоге ей пришлось сдаться, жажда жизни победила, и Эванжелина свободной ногой скинула кроссовок, а в следующее мгновение поняла, что она вновь в свободном падении водопада.

Краски померкли, и полуживую Эву вышвырнуло на берег.

* * *

От мерзостного ощущения Эва резко открыла глаза и схватила за тонкую кожистую шею тварь, которая сначала просто облизывала ее лицо, вызывая не самые приятные ощущения, а после вообще вознамерилось отгрызть нос.

Зверь истошно взвыл и попытался вырваться. Эва, силы которой были на исходе, разжала пальцы, но тут же об этом пожалела. Тварь, явная не понимающая намеков, злобно оскалилась, вытянув морду, похожую на крысиную, стала медленно обходить Эву, пытаясь напасть со спины.

Эва тревожно следила за животным, не понимая, как такая мерзость могла получиться. Тело, напоминая небольшую лохматую собаку, тяжело сокращалось, как будто животному было трудно дышать. Хвоста не было, что очевидно сказывалось на равновесии твари, а жилистые лапы с длиннющими кривыми ногтями при каждом шаге нервно загребали землю.

Эванжелина уже шарила в поисках чего-нибудь увесистого. И до того, как мерзость, капая голодной слюной, вновь на нее набросилась, прицельно метнула в неё камень. Но не тут-то было, видать зверь настолько оголодал, что не намеревался так легко сдаваться , резко кинулся на Эву.

Она вскрикнула, упала на спину, закрывая лицо руками. Маленькие, налитые кровью глазки смотрели с дикостью, узкая пасть с трудом вмещала в себе кривые, обломанные зубы.

— Пошло вон, мерзкое отродье!

Но животное обезумело, не добравшись до шеи, стало рвать руку.

Острая боль отдавалась раскатами во всем девичьем теле. В глазах потемнело, а адреналин, разгоняющий кровь, создавал такой шумовой поток, что казалось, мир вокруг угас. Силы покидали, но воля к жизни росла. Не для того Эва пережила водопад и боролась с водяной стихией, чтобы сейчас закончить жизнь в пасти у какой-то мерзости. Высвободив целую руку, Эва вновь нащупала камень и со всей дури впечатала в крысиную морду, отчаянно и дико заорав.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни!

С третьего удара тварь покачнулась, выпуская из захвата кисть. Помчалась прочь и юркнула за кучу вонючего мусора.

— Давай топай, а то не ты, а я тобой закушу, дьявольское отродье!

Понимая, что больше ей ничего не угрожает, Эва, которая до этого наполовину была в воде, выползла на сушу. Закусила губу, чтобы не взвыть от боли, видя один положительный момент в этой ситуации, а нет, два: сбежала от трапперов и напилась на полжизни вперед.

Еще не понимая, где она оказалась, попыталась подняться, но рука требовала внимания, так же, как открывшаяся рана на бедре. Спуск по руслу реки теперь не останется легким воспоминанием. Оторвав от своего платья кусок, Эванжелина туго перевязала руку, а после и бедро, радуясь, что рана оказалась с ровными краями.