Темная сторона Эмеральд Эберди

— Ты не обязана делать это, бестия, — не своим голосом протягивает Саймон. Он глядит на меня и нервно усмехается. — Тебя выбрали для особой миссии, что звучит просто дико, и ты знаешь об этом. Но даже если пути назад нет, ты не должна слушать их.

— Пойми, на моих глазах убили Тейт. И пострадают еще многие, если я не закончу то, что начал мой отец. — Поправляю волосы. Они скатываются вниз волнистыми линиями, и я вновь пытаюсь заправить их за уши. — Это глупо, но у меня нет выбора.

— Просто подумай, прежде чем воспользоваться этой штукой, Родди, хорошо?

— Хорошо, подумаю.

Парень кивает. Сворачивает на нужную улицу и паркуется около блевотно-зеленого коттеджа. Кто выбирал цвет? Не моя мама. И кого она послушала? Не моего отца.

Выбираюсь из салона, глубоко вздыхаю и осматриваюсь, пытаясь отыскать нечто мне знакомое и родное. Что ж, я ничего не нахожу. Этот дом был проклятым местом. Я никогда не могла тут находиться, особенно после того, как появился Кеннет Рофали. Мама смотрела на него влюбленными глазами, а меня жутко воротило и тошнило, даже если он просто шел мимо. Я понимала и понимаю сейчас, мои детские капризы — полное дерьмо, и мама должна жить так, как хочет; и как считает нужным. Но никакая ненависть к отцу не переплевывала того жгучего презрения, которое возникало, едва Кеннет пытался со мной заговорить. Мне приходилось молиться всем богам, чтобы не сорваться и не надрать его толстый зад.

— Чего ты застыла?

Я не застыла, но ноги так и норовят повернуть обратно. Сначала ушел Колдер, и жить здесь, ненавидя его, было невыносимо. Потом появился этот недоумок, лапающий маму. В итоге отправиться в колледж стало целью жизни, дерьмовой целью, раз я толком больше не учусь и не пытаюсь. Сдуваю со лба волосы и иду за Саймоном, будто это его дом, а не мой.

Мама открывает со второго раза. Оказывается на пороге и удивленно расширяет глаза. Уверена, она не ожидала меня увидеть. Никто не думает, что о нем думаю я. Так уж вышло, что мне всегда было на всех плевать. Злость — это часть меня. Иногда она отходит на второй план, но, по большому счету, ей подчинены все мои поступки, мысли. Я не бываю спокойна, но я бываю слегка раздраженной. Лучшего не случается, да и никто не ждет просветления.

— Эмеральд? — мама шагает вперед. — Все в порядке? О, здравствуй, Саймон!

— Добрый день, миссис Рофали.

Слух режет эта фамилия. Прошло почти пять лет, а я никак не могу привыкнуть.

— Я по делу. — Тяжело выдыхаю. Прохожу в дом и по-хозяйски иду на кухню. Не хочу думать, что рядом где-то ошивается Кеннет и не хочу даже слышать его. Надеюсь, он сажал на заднем дворе свои отвратительно-вонючие розы, и они затащили его под землю.

— Что у тебя с лицом, Родди? Ты подралась с кем-то? — отличный вопрос для мальчика, но, когда его задают дочери — становится как-то не по себе. — Боже, кто это сделал?

— Мам, тише, не заводись раньше времени.

— Но Эмеральд, я...

— Послушай, — останавливаюсь перед окном и поворачиваюсь к маме лицом. Та глядит на меня с нескрываемым волнением. Обычно наши серьезные разговоры не заканчиваются ничем хорошим, — это касается Колдера.

— Что? — Патриция пошатывается назад. Упирается ладонью о стену и вновь смотрит на меня, правда, на сей раз удивленно. — Ты хочешь поговорить об отце?

— Как ни странно, да. Хотя знаешь, я не то, чтобы хочу говорить о нем. Тебе нужно как можно скорее уехать отсюда — из Кливленда — и мне лень выдумывать какую-то чушь.

— Я..., я не понимаю.

— Поэтому давай опустим ту часть, где я на ходу сочиняю околесицу и сразу перейдем к проблеме. Согласна?

— Родди, о чем ты говоришь?

— Миссис Рофали, — вмешивается Саймон и пронзает меня колючим взглядом, — лучше бы вам присесть, иначе ваша дочь задавит вас своей горячей правдой.

— Подождите, Эмеральд, в чем дело? У тебя опять проблемы в университете? Что..., я не..., почему ты смеешься? Родди?

— Это у нее нервное, — поясняет Блумфилд.

— Я не смеюсь. Просто университет не причем, даже близко. Проблемы куда серьезнее. И если честно, у меня нет времени подробно все расписывать. Просто поверь мне. Сейчас я не выдумываю и не схожу с ума. Тебе надо уехать, ведь тебя мои неприятности не должны коснуться, понимаешь?

— Нет.

— Мам, — подхожу к женщине, которая ни одну ночь проплакала в своей комнате, но и не подумала признаться вслух о том, насколько ей больно и сложно, и неуверенно потираю ладонями плечи, — Колдер оставил после себя не только счет в банке. Я должна разобраться с этим, но не смогу, если ты будешь рядом.

— О, Боже, Эмеральд, о чем ты вообще говоришь?

— Есть люди, которые хотят причинить нам вред. Причинить вред мне. Ты в опасности, они ищут меня, но могут прийти за тобой. Понимаешь? Все очень сложно.

— Тебе кто-то угрожает? — Моя мама вдруг становится выше и серьезнее. Я и не думала, что она может быть такой. — Родди, что происходит. Никто не имеет права причинять тебе вред, слышишь? Надо пойти в полицию. Это они избили тебя?

— Нет, нет, мама остановись. Не выдумывай лишнего. Я ведь сказала, что дело в отце. Эти люди преследуют нашу семью давным-давно. Именно они убили Колдера. Понимаешь?

— Его убили?

— Да.

— О, Боже мой. — Мама прикладывает пальцы к губам и смотрит на меня, не отрываясь. Что-то в ее взгляде кажется мне знакомым. И это не удивление. Внезапно до меня доходит, что Патриция Рофали в курсе многих событий, о которых я даже не подозреваю. — Родди...

— Мам, только не говори мне, что ты знала.

— О чем, милая? О том, что твой отец — самый странный человек из всех, кого я только встречала? О том, что за его плечами история, о которой даже говорить нет желания? Да, у него было прошлое, шествующее за нами по пятам, однако единственное, что я знала — это то, что он никогда бы не ушел просто так. Он бы не бросил нас, Эмеральд, ведь любил тебя до безумия. Когда он уходил, в его глазах не было ни капли решительности. Обернись он на пороге и остался бы с нами, я знаю. Но над ним нависло нечто такое, что не дало ему возможности выбирать. — Мама пожимает плечами и проходится пальцами по щекам. Мне вдруг кажется, что она плачет, но нет. Освещение. — Тот пожар убил его родного брата. Мы чудом выжили, ты и я. Меня подлатали в больнице, а ты ничуть не пострадала. Никто так и не понял, как ты оказалась на улице, но разве мы задавали вопросы? Это сейчас я думаю о том, что именно Колдер вынес тебя из дома, пусть и не знаю, когда он успел сделать это.

— То есть ты понимала, что отец замешан в чем-то? — удивляюсь я.

— Догадывалась. Он часто говорил о своем отце и каком-то предназначении. Конечно, я его не слушала. И даже сейчас не представляю, о чем шла речь.

— Лучше и не знать.

— Эмеральд, — мама берет меня за руки. Я так давно не чувствовала ее прикосновений, что растерянно замираю, — тебя не должно касаться его прошлое.

— О, мам, поверь, — усмехаюсь, — я тоже не очень-то этому обрадовалась.

— Тогда давай уедем вместе, Родди.

— Что? Ты готова все бросить ради меня?

— Конечно! Мы соберем вещи и поедем куда-угодно. А как же иначе? Боже, я не хотела быть плохой матерью, милая. Ты всегда была на первом месте, слышишь?

— Ладно, какая разница.

— Нет, Родди, я хочу, чтобы ты знала. Я...

— Мам, — встряхиваю головой и усмехаюсь. Неужели она пытается извиниться? Зачем? Я не вижу в этом никакого смысла. Все равно ничего не изменится, прошлое не вернется, и мы не проживем годы еще раз. А слова — кому они нужны? — Хватит, это просто глупо.

— Ты злишься.

— Нет, боже, мам, на самом деле, мне все равно. Правда. Я не горю желанием слушать эти истории об отце. Если он ушел не просто так — и прекрасно. Но сейчас речь не об этом.

— Эмеральд...

— Ты должна уехать. Поезд отходит в половину шестого. Здесь номера телефонов, — я протягиваю Патриции лист и шмыгаю носом. — Узнаешь насчет квартиры, а пока останетесь в отеле. Денег хватит, Колдер хорошо зарабатывал.

— Я не оставлю тебя.

— Оставишь.

— Родди, прекрати так со мной разговаривать. Я твоя мать, и я...

— ...уедешь, — настаиваю я и недовольно морщусь. Почему-то мне становится паршиво. Отворачиваюсь от матери и смотрю в окно. Сколько раз я стояла на этой кухне, на этом же месте и думала о том, что я никому не нужна. Когда у людей есть возможность стать ближе, они ею не пользуются. А когда возможности нет — в них вдруг просыпаются чувства. Разве это не полная чушь? Мы просыпаемся тогда, когда уже поздно, и начинаем оправдываться. Но почему было бы сразу не бодрствовать? Кто вам мешал смотреть, а не закрывать глаза? А теперь внезапно посыпались красивые слова, и, конечно, вдруг оказывается, что и ближе-то никого нет. Но вот в чем дело — время-то уже прошло. Я хотела, чтобы мама была рядом. Но не сейчас. Теперь я научилась жить без нее, и пусть это паршиво и сложно — это правда.

— Почему ты ведешь себя так, Эмеральд? — спрашивает она, но я не оборачиваюсь. — Я же здесь, прошу, не молчи.

— Мне нечего сказать, мам.

— Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Да. Так будет лучше. — Патриция поджимает от обиды губы. Я все же смотрю на нее через плечо и криво улыбаюсь. — Будем созваниваться, как все нормальные люди.

— Ты не позвонишь мне, Родди, — дрожащим голосом шепчет мама, — а даже если буду звонить я — не возьмешь трубку.

Мы глядим друг на друга. В чем-то она права, я бы не взяла трубку, если бы не видела, как быстро свет тухнет у людей в глазах. Эти несколько дней изменили меня. Немного. Но я определенно ощущаю нечто новое. Оно заставляет меня думать, прежде чем действовать, прежде чем говорить. Я раньше и не подозревала, что могу быть такой.

Что мне будет не все равно.

— Я возьму трубку, мам, если ты позвонишь. Каким бы монстром ты меня не видела, я еще умею чувствовать, поэтому и прошу тебя уехать.

— Скажи хотя бы, кто тебя преследует? Я хочу помочь, Эмеральд.

— Ты поможешь, если прямо сейчас пойдешь собирать вещи. — Смотрю на Саймона, но он почему-то отводит взгляд в сторону. — Времени мало. Найди Кеннета и спускайтесь вниз.

— Как же я все брошу? Работу, дом...

— Начнешь все заново, мам. Многие отдали бы все за такую возможность.

Почему-то я думаю о том, что сама бы не отказалась убежать. Вот бы мне кто-то взял и купил билет, вот бы и я унеслась подальше от этой бессмыслицы. Адреналин и риск — это одно, но здесь все запутано. На кону жизни, и я за них ответственна. Это не по мне. Не вижу я себя в роли серьезного человека, вершителя судеб. Мне бы набираться мелких проблем и заниматься тем, что решать их. Вот и вся моя жизнь — без смысла, но со вкусом.

— Хорошо, — Патриция кивает и заправляет за уши волосы, — я сейчас вернусь, Родди.

— Поторопитесь, мам. Второго шанса не будет.

Когда она уходит, Саймон, наконец, отмирает и сдвигается с места. Подходит ко мне и вдруг обнимает за плечи, словно пытается согреться. Я грузно выдыхаю.

— Что ты делаешь, ковбой?

— Не знаю, Родди, — отвечает он. — Просто мне вдруг показалось, что тебе кто-то нужен.

Я бы поспорила, но не спорю. Разве не странно, что все мы в ком-то нуждаемся? Люди такие слабые. Но я бы хотела стать сильной, и стану, правда, чуть позже.

— Этот дом совсем не изменился, — говорит Блумфилд и отстраняется. Он подходит к окну, кривит губы и отодвигает занавеску. — Такое чувство, будто и не проходило столько лет, а мы ведь не приходили сюда года три, верно?

— Я уже не помню.

— Ты ненавидела этот коттедж.

— Я все здесь ненавидела, — хмыкаю и придвигаюсь к парню. — Это не мой дом. Знаешь, это какая-то глупая замена. Копия копии. Колдер не был близким, но..., как бы объяснить, он ушел, и все полетело к черту. Обычно такое происходит, когда исчезает родной человек.

— Он и был родным человеком, бестия.

— Разве? Если так, почему я его совсем не помню?

— Потому что тебе было четыре, Эмеральд, — ворчит Саймон. — Ты была маленькой.

— И что?

— И то, что никто не помнит себя в этом возрасте. Не только ты. Прости, но здесь тебе не получится выделиться. Увы.

— Издеваешься, — смеюсь я. Становлюсь рядом с парнем и смотрю в окно. — Если бы я могла выбирать, то не за что бы не захотела оказаться в этой передряге.

— Да, ну. Бестия, ты же обожаешь приключения! Кого обманываешь?

— Я не обманываю. Это не мой стиль. Я бы..., я...

Язык заплетается, едва мои глаза натыкаются на светло-белую макушку незнакомки. Я и заорать не успеваю, а она уже взмахивает рукой, и по всей улице раздается череда грома и выстрелов; череда моих воплей.

— Осторожно!

Руками тяну Блумфилда вниз. Мы падаем на пол, а пули прорываются сквозь стены и превращают мамин сервиз в горсть пепла. Парень кричит, затыкая уши, а я смотрю в никуда и распахиваю глаза так широко, что становится больно. Голова вдруг ядовито вспыхивает. Я говорю себе: встань, поднимайся на ноги, Эмеральд. Но я не могу. Ступор, будто большая и гигантская судорога сотрясает мое тело. Я больше не слышу выстрелов. Оглушенная и не на шутку растерянная, я валяюсь на покрытии и понятия не имею, что происходит.

— Родди! — не своим голосом кричит Саймон. Он сжимает пальцами мою руку. Глядит на меня и корчится от ужаса. — Родди, Родди!

Мы ввязались не туда, куда следует. Если это и есть папино наследство — я чертовски с ним не согласна. Заледеневшими пальцами касаюсь металла на бедре. Браунинг сразу же вспыхивает огнем, и я вспоминаю о том, что он создан убивать, а не навивать страх.

А как же мама — звучит голос в моей голове.

А как же Саймон — вторит он.

Я должна встать ради них, пусть и сложно пошевелиться. Я должна.

Сначала приподнимаюсь на локтях. Потом, стиснув зубы, становлюсь на корточки. Я не знаю, где Эриния, не знаю, что она предпримет, но у меня нет времени на размышления. Решительно поднимаюсь на ноги, выставляю перед собой пистолет и стреляю в окно; туда, где, как мне кажется, стояла она. Стояла и улыбалась. Тело отпружинивает назад от отдачи. Я думаю, что закрываю глаза, ведь становится темно. Но на самом деле, я гляжу ровно перед собой, а черные точки — это последствия резкого подъема.

Меня пошатывает, выстрелы прекращаются. Сквозь полуразрушенную стену я вижу лицо блондинки и внезапно понимаю, что она больше не смеется. Ее бледная рука касается окровавленной щеки. Пальцы прокатываются по ране, как по маслу, и застывают, не веря в то, что они чувствуют. Я тоже не верю. Черт, я ранила ее. Я ее задела!

— Саймон, — хрипло говорю я, не отводя глаз от девушки, — Саймон.

— Да..., я..., я здесь. Я..., — парень хватается руками за лицо, а затем резко опускает их вниз, — я здесь, Эмеральд. Я рядом.

— Найди маму с Кеннетом. И срочно садитесь в машину.

— Но...

— Срочно, — шиплю я и иду вперед. — Прямо сейчас.

Я стреляю еще раз, но на этот раз я готова к отдаче. Плечо откидывается назад, а затем возвращается на место, пальцы крепко сжимают рукоятку. Инстинкты говорят мне, куда я должна целится, и все равно, я не знаю, что руководит мной. Может, опыт? Я стреляла и не один раз, когда училась спортивной стрельбе в университете. Но тут что-то другое. Меня будто кто-то направляет, берет за дуло пистолета и целится туда, где есть противник.