Темная сторона Эмеральд Эберди

Тейт покрывает поцелуями мою шею, а я откидываю назад голову и зажмуриваюсь, невольно прокручивая в голове слова Саймона: в этом отношении мы абсолютно разные. Что он имел в виду, и почему так сказал? Да, я не в ладу с чувствами, но почему-то меня всегда передергивает, когда мне об этом напоминают другие.

— Родди, — хрипит парень, — поехали ко мне.

— Что?

— Поехали. — Он отстраняется и смотрит на меня так, будто уже знает ответ. Будто я уже согласилась. Но впервые я понятия не имею, что сказать. — Что ты молчишь?

— Я не знаю.

— Не знаешь, почему молчишь?

— Не знаю, поеду ли я с тобой.

— Ты сама меня поцеловала. — Тейт хмурит брови. — Помнишь?

— Да, но...

Его кислый взгляд — это последнее, что я вижу, прежде чем по переулку разносится выстрел. Раньше мне не доводилось слышать ничего подобного. Уши закладывает, и меня отталкивают назад дубовые руки парня. Я ударяюсь о стену, а когда распахиваю глаза, то понимаю, что по моему лицу скатываются густые, горячие линии, толстые и соленые, как вода в море. Медленно я касаюсь пальцами своих губ. Все продолжаю стоять с открытым ртом и дышу так резко, что схватывает грудную клетку.

— Черт, — шепчет мой голос. Но я не слышу себя. Я вообще ничего не слышу. — Черт.

Опускаю взгляд себе под ноги, и, кажется, кричу. Хотя нет. Это не я. Я так не умею. Так громко и пронзительно, словно орет не испуганный человек, а дикое животное.

Здравый смысл заставляет оторваться от мертвого тела Тейт и поднять подбородок. Я поворачиваюсь в ту сторону, откуда стреляли, и каменею: под тусклым светом фонаря меня поджидает улыбающееся лицо незнакомки с неестественно белыми волосами, и мне неясно, отчего она смеется: оттого, что она убила человека, или оттого, что мне страшно.

— Ты...

Она вновь поднимает руку. Ее худая кисть сжимает в пальцах пистолет, и что-то мне подсказывает, что в ее глазах нет сомнения. Она не задумается, и даже то, что под моими ногами труп двадцатилетнего парня — ей тоже не помеха. Она нажмет на курок, а я умру.

— Бу.

Ее лицо трогает тень улыбки, и тогда мои ноги непроизвольно срываются с места. В следующее мгновение выстрелы звучат повсюду. Такое чувство, будто девушка оставляет следы за моей спиной, тщательно вырисовывая очертания моего бегущего тела. А я даже и не думаю останавливаться. Несусь к черному выходу и вихрем врываюсь в здание. Басы музыки не успокаивают. Они словно биение моего сердца, бешеный ритм моей несущейся крови. Я оказываюсь на танцполе, взмываю голову к потолку и судорожно хватаю губами воздух. Мне нечем дышать. Мне больше нечем дышать!

Саймон.

Я вижу парня за барной стойкой и, будто под дурманом, покачиваюсь в его сторону. Саймон! Так и хочется закричать. Непослушными руками стираю с лица кровь, моргаю и проталкиваюсь сквозь толпу к нему, как к единственному спасению. Что произошло? Я не могу понять. Неужели Тейт мертв? Неужели его застрелили? Как?

Саймон. Я должна до него добраться. Друг разговаривает с приятелем, улыбается и не видит, как я прорываюсь к нему, шатаясь из стороны в сторону. Мне паршиво. В горле стоит ком или крик. Я не знаю что именно, но хочу орать изо всех сил. Что произошло? Кто эта девушка, и зачем она убила Тейт? Почему собиралась застрелить меня?

— Черт, черт, — только и срывается с моих губ. Цветные шары из света путешествуют по моему лицу, и я никак не могу твердо устоять на ногах. Плыву, как в открытом океане, и борюсь с приступом паники. К счастью, я давно позабыла, что это за чувство, и как оно отдается в теле. — Черт. Какого хрена...

Люди движутся быстрее обычного. Их голоса сливаются в бессмысленный шум. Как под дозой, я бреду вперед, смахиваю с лица кровь или пот, или ужас, и неожиданно вижу лицо девушки-незнакомки у барной стойки. Мои ноги тут же примерзают к земле.

Внутри все холодеет.

Я не могу подойти к Саймону. Вдруг она причинит ему вред? Единственный выход — бежать и сообщить полиции о том, что произошло без лишних свидетелей. Пусть лучше она гонится за мной, чем причинит боль Блумфилду. Страх перерастает в ярость. Вновь смахнув с подбородка те линии, что сковали кожу, я срываюсь с места и бегу к выходу.

— Эй, красавица? — спрашивает кто-то в баре. — Ты в порядке?

— Убирайся с дороги! — отталкиваю незнакомца. Задыхаясь, несусь вперед и невольно оборачиваюсь, надеясь, что за мной нет хвоста. Что я творю? Что мной движет?

Обычно человек не покидает людных мест. Я же, растолкав людей, вырываюсь на свободу и пулей несусь к байку, думая лишь о том, какими испуганными были открытые глаза Тейт; какой яркой была кровь, заливающая его лицо.

Где мой телефон — взрывается подсознание. Я морщу лоб, запрыгиваю на мотоцикл и прикусываю губу. Черт! Я оставила его на барной стойке!

За спиной внезапно распахивается дверь. Тут же я выжимаю газ и срываюсь с места, словно ветер, вступив борьбу с ужасом. Я хотела острых ощущений — я их получила.

Нужно быть осторожнее с желаниями.

Очередной выстрел звучит прямо над моим ухом. Я резко выворачиваю руль и рычу, почувствовав, как ухо пронзает боль. Незнакомка меня зацепила.

— Черт! — еду еще быстрее. Если она гонится следом, я должна ехать так, как никогда раньше; должна действовать и думать по-другому, рефлекторно и разумно.

Срезаю путь через коттеджи. Ночью в Кливленде пусто, и меня злит, что никого нет поблизости. Я совершенно одна против чего-то неизвестного. Когда я успела нарваться на неприятности? Да я эту сумасшедшую впервые вижу! Какого хрена! Черт! Что б ее! Я уже не чувствую пальцев из-за того, как сильно сжимаю руль. Мне не по себе, и в то же время я почему-то знаю, что сумею выбраться. Я уже близко к полицейскому участку. Осталось дотянуть совсем немного. Давай же!

— О, господи, — срывается с моих дрожащих губ. Я и не думала, что дрожу. Понимаю это лишь тогда, когда не выговариваю и буквы.

Смотрю перед собой: по центру дороги расположилась чья-то тень. Мужская тень. С широкой спиной и сверкающими даже в темноте глазами. Он с вызовом ждет меня. Но я не собираюсь тормозить. В таком случае, чего он добивается?

— Отойди, — будто заклинание шепчу я и прибавляю газу, — отойди в сторону.

Незнакомец не двигается. В какой-то момент я верю, что объеду его, что смогу резко увильнуть вправо и выскочить на мостовую, прежде чем мы столкнемся, но затем я вижу его лицо и осознаю: он кинется под колеса, он пострадает, но собьет меня с места. Как и та незнакомка, в его глазах нет эмоций, но есть пугающая пустота. Они черные. Глаза. Как такое возможно? Как у акулы.

Его вызов не заставляет меня испугаться. Наоборот, до крови прокусив губы, я чуть наклоняюсь вперед и, рассекая воздух, улыбаюсь: кто кого. Кто первый сломается.

Остаются считанные метры. Вырисовываются грубые черты лица незнакомца: его скулы и расставленные в стороны пальцы, как у горгульи. Если он вонзит их в мою шею, я перестану дышать в ту же секунду, я уверена в этом. Но он не вонзит. Я не позволю.

— Отойди! — это мое последнее предупреждение.

Я упрямо смотрю перед собой, и через мгновение с криком налетаю на препятствие. Невесомость. Меня подкидывает вверх. Я раскидываю в сторону руки, переворачиваюсь и грубо валюсь на асфальт, проехавшись лицом по тротуару. Боль, которой раньше я еще ни разу не испытывала, пронзает все мое тело, и мне становится так паршиво, что я стону.

— Дьявол! — ору не своим голосом.

Дрожащими пальцами сжимаю голову, перекатываюсь на живот и, моргая, пытаюсь отыскать опрокинувшего меня незнакомца. Он также лежит рядом. Собирается встать, но я изо всех сил отталкиваюсь от него ногами и делаю подсечку. Он падает, а я смеюсь, не в состоянии унять рокот в груди. Или рыдать, или смеяться. Нет иных вариантов.

— Саймон, — почему-то шепчу я. Люди обычно зовут тех, кто им дорог; кто смог бы им помочь. Я никогда не звала отца, никогда не звала мать. Единственным моим близким человеком был он, и его имя — первое, что срывается с моих губ. — Саймон...

Встаю. Мне больно идти, однако я понимаю, что должна бежать, иначе я умру. Такая простая истина меняет во мне все, ведь если не прямо сейчас, то когда? Второго шанса не представится. Стискиваю зубы, прихрамывая, иду вперед, но вдруг чувствую, как чьи-то крепкие пальцы хватают меня за плечо.

— Нет! — кричу я, вырываясь вперед. — Нет!

Но незнакомцу плевать на просьбы. Резко развернув меня к себе, он тянется рукой к карману и рычит нечто невнятное. Как животное. Все его движения резкие, дерганные. На лице порезы и шрамы, часть кожи стерта, как и у меня, от удара об асфальт, в глазах мрак и холод, удивительное равнодушие к тому, что он собирается меня убить.

Пытаюсь оттолкнуться от его груди руками, молочу кулаками, но, правда, в том, что я лишь глупо выгляжу со стороны. Я слабая. Мне впору грубить и отрезать колкости. Но спасать себе жизнь — кто я вообще такая? Возомнила себя сильной — идиотка.

— Не трогай меня! — все продолжает вопить мой голос. — Отпусти! Отпусти меня!

Собираюсь ударить его коленом, однако парень, словно предчувствовав это, грубо и резко притягивает меня к себе. Я врезаюсь в его грудь и яростно откидываю назад голову. Я хочу видеть его глаза, когда он убьет меня, несмотря на то, что в них нет света. Пусть он знает, что я не боюсь. И даже мрак, огибающий его радужку, не внушает мне ужаса.

— Мне не страшно, — шиплю я ему в лицо. — Слышишь, ублюдок, мне не страшно!

Когда его рука, наконец, вытаскивает из кармана нож, воздух резко и судорожно выходит из моих легких. Я еле стою на ногах, но неожиданно начинаю вырываться еще сильнее, будто фурия, будто сумасшедшая.

— Нет! — я не стану звать на помощь. Гордая и глупая. — Отпусти, выпусти меня!

— Сделай себе одолжение, — вдруг говорит незнакомец. Голос у него ледяной и тихий, и то, что по его лицу стекает кровь — не помеха. Взгляд, способный прожигать насквозь, не оставляет на меня живого места.

— Одолжение? — Что? Он говорит со мной? Черт, надо убираться. Надо что-то делать. Но что? Я задыхаюсь от собственных воплей. Впиваюсь пальцами в плечи незнакомца и наблюдаю за тем, как он размахивается, чтобы вонзить лезвие мне в шею. — Почему? Что я сделала? Скажи, я должна знать. Скажи!

Он не говорит. Лишь протягивает:

— Шшш, — и касается ледяным лезвием моих губ; я в ужасе замираю. — Не дергайся.

Это конец. Он убьет меня. Я и не думаю закрывать глаза, я должна видеть все, что со мной происходит. Однако предательский стон все-таки срывается с губ. Я дрожу и гляжу на человека, сжимающего меня — наглую и сильную девушку — как добычу за глотку, и не могу сообразить, как спасаться. Надо бежать. Я должна убежать. В очередной раз пытаюсь вырваться на свободу, но лишь сильнее распыляю противника. Лезвие царапает мои губы, я быстро и отчаянно кренюсь в бок, и оказываюсь к парню так близко, что наши лица едва не сталкиваются. Поднимаю на незнакомца глаза. Хочу закричать, но внезапно теряю связь с реальностью и падаю в темноту.

Ночь, тусклый свет, запах крови одновременно исчезают. Я больше не вижу убийцу, но вижу нечто иное. Будто вспышка. Я вижу двух людей, крепко сжимающих друг друга в объятиях. Они стоят под ливнем, они молчат и глядят один в глаза другому так, словно не в состоянии оторваться. Парень целует девушку, а она прижимается к нему изо всех сил, будто пытается пройти сквозь него, пробраться внутрь его тела, мыслей. Девушка гладит ладонями его мужественную спину, а парень целует черты ее лица, смахивая кончиками пальцев капли воды с ее подбородка и ресниц. Я ничего не понимаю, до тех пор, пока не замечаю то, что ее лицо — мое лицо. А лицо парня — лицо убийцы, который еще несколько секунд назад пытался разорваться меня в клочья.

Моргнув, я вновь теряю равновесие, а когда прихожу в себя — вижу напротив взгляд незнакомца. Парень вдруг не смотрит на меня равнодушно. Он смотрит растерянно, и едва ли дышит. Его рука застывает с ножом около моей шеи, а черные глаза становятся темнее, глубже, и почему-то я думаю, что он тоже видел тех незнакомцев. Нас — но других людей.

— Эмеральд! — чей-то голос вырывает меня из транса. Собравшись с мыслями, я изо всех сил ударяю парня локтем по подбородку и изумленно оборачиваюсь. В метрах шести от меня ярко-желтый Корвет. — Скорее!

— Вот, черт.

Это тот старик, и он только что приехал за мной на спорткаре ярко-желтого цвета. Я не раздумываю. Срываюсь с места и, хромая, добегаю до машины. В тот же момент в себя приходит и незнакомец. Я слышу, как он с рыком кидается за мной, однако резко залетаю в салон и захлопываю дверцу. Его окровавленные руки оставляют следы на стекле, кулаки сжимаются и врезаются в раму с дикой силой. Правда, окно не поддается. Старик жмет на газ, и мы срываемся с места, оставив позади себя незнакомца, его дикие глаза и рев, вдруг вырвавшийся из его груди. Животное — думаю я, и оказываюсь права.

— Ты цела?

— Какого хрена! — ору я, ударив ногами по коврику. — Черт, черт! Что это было?

— У тебя кровь.

— Да, у меня кровь! Моя кровь, кровь того психа, кровь Тейт, — вспомнив о парне, я глубоко прокусываю губу и морщусь от боли. — Твою мать.

Старик выдыхает. Уверенно переключает передачу и несется вперед так быстро, что меня впечатывает в сидение. Не сопротивляюсь. Хочу оказаться от того места, как можно дальше, и как можно ближе к дому. Нервно прохожусь руками по волосам. Чувствую, как жжется губа, ухо, и растерянно оглядываю порванную одежду.

— Какого хрена это было? — перевожу взгляд на старика.

— Мы встретились.

— И все? Это все, что вы — мать вашу — можете мне сказать?

— Я предупреждал, что нам по пути, Эмеральд. Но ты не послушала.

— А вы не думаете, что стоило сказать, что за мной придут два чокнутых кретина, и они попытаются свернуть мне шею! Тогда, возможно, я бы восприняла ваши слова иначе.

— Прости, я не успел, — мужчина бросает на меня оценивающий взгляд. — Ты ранена.

— Правда?

— Нужно обработать раны.

— Как вы меня нашли?

— В твоем запястье передатчик, GPS. — Он кивает, будто сам себе. — Я вшил его, когда ты была без сознания.

— А, — тяну я, то ли от злости, то ли от облегчения, — теперь я знаю, чем я занималась в понедельник вечером. Чудно. Кто эти люди?

— А кто ты — тебя не волнует?

— Кто я — я и так знаю.

— Очевидно — нет. — Старик круто сворачивает, машина оставляет черные полосы на асфальте, и мы паркуемся около блекло-серой парикмахерской.

Не хочу выходить из салона, однако и слабой выглядеть не хочу, поэтому медленно и осторожно выбираюсь наружу, прижимая к груди, сбитые в кровь руки. Что черт подери происходит? Я оглядываюсь, нервно стираю со лба пот и прикусываю ободранные губы. Мне вдруг хочется вернуться в то время, когда моим самым безбашенным поступком был прыжок со второго этажа в университете. Но приходится встряхнуть головой и смириться с тем, что иначе не получится. Я хромаю следом за стариком, недоверчиво испепеляю его спину, а затем успокаиваю себя тем, что он вроде как спас мне жизнь. Так ведь?