В этот раз меня гоняли трое высоких мужчин, на глаз — лет за тридцать, с ростовыми щитами, чем-то похожими не то на римские скутумы-переростки, не то на снятые с петель двери, и короткими мечами. Они действовали весьма слаженно, оставляя передо мной стену щитов, старались загнать в угол, где их преимущество в броне и массе стало бы решающим. Однако мне удавалось избегать столь неприятной ситуации, а скорость и подвижность постепенно делали свое дело. И вот один из них допустил ошибку: закрываясь от колющего удара в лицо — он слишком высоко дернул свой щит, и получил удар Луны чуть прямо по поножи. Металлическая гирька промяла защиту и заставила бойца с криком упасть на колено. Кость голени как минимум треснула. Закрывшись щитом, он стал почти неуязвим... но теперь моя победа стала лишь вопросом времени. Двое товарищей не могли оставить его одного: лишенный маневра и флангового прикрытия, страдающий от боли щитоносец стал бы легкой добычей. А время идет. Щиты легче не становятся. И напряжение заставит их рано или поздно совершать новые ошибки. Я же могу держать удобную мне дистанцию, угрожать атакой, не давая расслабиться...
И тут в бой вмешалась еще одна участница. Девочка, пожалуй, даже чуть помладше Луны, едва удерживающая в двух руках короткий, но все равно слишком тяжелый для нее меч. Я лишь отмахнулся от нее, в последний момент повернув Гермиону плашмя... зря, как выяснилось. У нее, в придачу к выбитому мной клинку нашелся пистолет...
— Опять облажались, — усмехнулся Мастер, подходя к нам.
— Опять, — вздохнул я, стараясь не шевелиться. Когда я поймал-таки пулю в грудь, добивали меня ногами.
— Ну, с тобой все понятно. Думаю, в чем ты накосячил — осознаешь и сам, не так ли?
— Оглушить надо было качественнее... — вздохнул я.
— Или убивать, не глядя на пол и возраст: взялся за оружие в бою — значит, уже не ребенок, — жестко сказал Мастер. — Но это тебе будем еще объяснять и объяснять. А вот вы... — он посмотрел на девочек. — Живое оружие существует отнюдь не только затем, чтобы болтаться в руках бойца. Почему вы ему ничем не помогаете?
— Как это они мне ничем не помогают ? — возмутился я. — Да если бы не они...
— Она, — Мастер ткнул пальцем в Луну, — вполне могла заметить, как твоя противница достает оружие, и предупредить. Кистень был как раз в той стороне. Но вместо этого она смотрела туда же, куда и ты — и пропустила опасность.
— Ой, — потупилась Луна. — Прости, Гарри... я слишком быстро двигаюсь, и у меня начинает кружиться голова — поэтому я и стараюсь смотреть куда-то в одну точку...
— И теряешь весь радиус обзора, — усмехнулся Мастер. — А ведь кистень — это не сабля, которая большую часть времени находится между бойцом и его противником. Ты движешься вокруг Гарри, и должна быть его глазами на затылке и не только. Так что тебе надо тренироваться и тренироваться... Через не могу , борясь с тошнотой... А еще — вы обе не куколки какие-нибудь разряженные. Вы — колдуньи! И можете помогать Гарри, не только удлиняя его руки.
— Но ведь когда я — сабля, у меня нет палочки! — возмутилась Гермиона. — И у Луны, когда она — кистень...
— А разве когда Гарри призывает вас — он выписывает сложные фигуры своей ковырялкой? Или бормочет что-то неудобьсказуемое на мертвых языках? Нет. Он просто зовет — и вы приходите. И это — магия... Или, к примеру... промять металлическую поножу и сломать защищаемую ей ногу, просто ударив легким кистенем — просто невозможно. Не хватит силы удара. Но у вас с Луной это получилось. И голой физики здесь не так уж и много.
— Ой, — сказала Гермиона. — Гарри... пожалуйста... призови меня как оружие. Сможешь?
С некоторым трудом я поднялся с выгоревшей травы, и Гермиона оказалась в моей руке. Секунда, и Луна, как и Невилл когда-то, вытягивается и застывает. Петрификус? Молча и без палочки? В тринадцать лет?
Я отпускаю Гермиону, и девочка, исчезнув из моей руки, появляется неподалеку. Она смотрит на меня, на Луну, опять на меня...
— Фините!
Луна, поднявшись, удивленно посмотрела на нас.
— Петрификус? — спросила она
— Прости, Гарри! — Гермиона смотрит на меня с глубоким раскаянием. — Получается, что я могла... Могла парализовать эту су... — Она прикрыла рот ладошкой, не завершив ругательства.
— Герми! — я схватил девочку за плечи, даже не заметив, что сократил ее имя, чего она никогда не любила. Впрочем, сама Гермиона тоже этого не заметила. Она уткнулась мне в плечо и зарыдала. Я гладил ее по голове и шептал. — Герми... успокойся! Ты ни в чем не виновата. Откуда ты могла знать, что это возможно, если никто тебе об этом не сказал?
— Я... — всхлипнула Гермиона, — ...я все равно должна была догадаться! Ведь говорила сама, что логика для волшебников — пустой звук! И сама так же попалась! Я... прости... прости...
Именно сейчас, удерживая в руках содрогающееся от рыданий тело девочки, я окончательно понял и осознал то, о чем раньше только мимолетно задумывался: дырку от бублика Рону, а не ее. Не отдам! Ни за что не отдам! Моя!
И только утонув в еще поблескивающих слезами карих глазах, я понял, что Гермиона сейчас отчетливо понимает меня. Слышит все то, что я вряд ли когда-либо осмелюсь произнести вслух. Слышит. Понимает. И не возражает.
— Не отдавай, — улыбнулась она сквозь слезы. — Ни за что не отдавай! Ни меня, ни Луну. Мы же ее не отпустим, правда? — Герми на секунду выскользнула из моих объятий, признаться, я даже не понял, каким образом, и притянула к нам ту, о ком говорила. — Она — наша! Мы с тобой ее первые поймали!
Луна замерла в кругу наших с Гермионой рук. Она некоторое время переводила взгляд с меня на Гермиону и обратно, а потом — тоже расплакалась. Впервые за две жизни я видел ее без грустно-веселой, доброй и чуть ироничной маки. Видел саму Луну такой, какая она есть. И мне захотелось взвыть и дать себе оплеуху. Я научившись понимать ее иносказания, гордился тем, что понимаю саму луну. Не понимал. Совсем не понимал. И даже связь бойца и оружия — не сделала это псевдопонимание — настоящим. И только сейчас, обнимая сразу двух девочек, я начал чувствовать... нет, не то, что понял, но хотя бы осознал — где проходят границы моих знаний... и, соответственно — где их можно и нужно расширить.
— Не отдадим, — согласился я с Гермионой. — Наша.
Глава 10. Утро в Кабаньем замке
Над горами Северной Шотландии медленно разгорался рассвет. Ветер, овевающий наблюдательную площадку на вершине Астрономической башни, был прохладным, чтобы не сказать более. Но я не обращал внимания на его температуру, выискивая в потоках воздуха всполохи цвета. Гермиона лежала у меня на коленях, лаская ладонь шершавым прикосновением. Вокруг другой руки обвилась Луна, бдительно наблюдающая за окрестностями. Мы приходили в себя, отдыхая после медленного танца с тенями, и нам было хорошо втроем.
Лазурная струя ветра коснулась моих глаз, навевая видения Прошедшего-в-Будущем, показывая отражения того, что уже случилось в Десяти тысячах Зеркал. Я-мы смотрим и видим...
По мерцающему, смутному, ежесекундно меняющемуся коридору неторопливо и гордо идет кошка. Она знает, что никто не посмеет ее обидеть, хотя хотели бы многие. Но злопамятный сквиб может обеспечить нешуточные неприятности даже декану, так что с миссис Норрис предпочитают не связываться, и она об этом знает.
Внезапно кошка настораживается, замирает, поводя ушами, и опрометью бросается бежать. По коридору разносится жесткий смешок, как будто несколько человек усмехаются одновременно, и их голоса накладываются, смешиваются друг с другом, резонируют, не давая опознать смеющегося.
— Удрала, паршивка! — Не сразу я осознал, что слова произнесены на серпентарго. Но, поняв это, понял и то, что Луна с Гермионой понимают сказанное так же, как если бы владели языком змей сами. — Ну, да ничего... еще попадется...
Смутно-неопределенная фигура, на ученической форме которой невозможно разглядеть знаки Дома, шагает в коридор, и за ним (или за ней — понять это невозможно) скользит чудовищно огромный змей.
— Хоз-с-с-я-и-нн... — произносит василиск, — ... тут раз-с-с-лито... чующ-щ-щ-ее. Надо уходить!
— Надо, — соглашается хозяин . — Долго удерживать эту дуру я не смогу... пока — не смогу. Возвращайся к себе и жди. Я еще приду к тебе.
— Все-таки она , — сказал я подругам. — Уже легче. Парней можно отбросить.
— Гарри... — шепчет Гермиона, и я понимаю, что меня в лучшем случае — не поняли. Кажется девочки — в шоке. — ...это с этой... тварью ты схватился... тогда, в прошлом будущем?!
— Да, — согласился я. — И именно он тебя чуть было не убил. Так что, если услышите такое шипение... надеюсь, вы его сможете и без меня распознать, — бегите оттуда. Бегите быстро и не оглядываясь. Василиск убивает взглядом, и я не уверен, что новая одержимая Томом сможет сдержать его жажду крови, как это делала Джинни.
— Надо найти эту... куклу, прежде, чем она кого-нибудь убьет! — возмутилась Гермиона. — Я не хочу, чтобы наш Гарри дрался с этой... махиной.
— А я не хочу, чтобы наш, — Луна голосом подчеркнула притяжательное местоимение, — Гарри взял в руки меч Гриффиндора. Кто знает, какой она окажется? Чтобы успокоить гарриных лунопухов — нас с тобой вполне хватит, и лишние нам не нужны.
— Не нужны, — смущенно, но в тоже время твердо заявила Гермиона.
— Хорошие мои... — прошептал я, и сперва коснулся губами холодной стали Гермионы, а потом — теплого кожаного ремешка Луны. Девочки немедленно приняли человеческую форму, и отскочили от меня. Розовый румянец играл на их щечках, придавая девочкам совершенно особенное очарование.
— Холодно как! — сказала Гермиона, не особенно скрывая желание поменять тему разговора. — Гарри! Как ты это терпишь! Пошли отсюда!
Я пожал плечами. В данный момент меня больше занимали разноцветные ветра варпа, чем физическое перемещение потоков воздуха. Алый Акши* играл в салки с коричневым Гуром. И хотя для зелени Гирана было еще рано, серый Улгу одобрительно посматривал на нас. А пурпурный Шаиш и вовсе никогда не оставлял меня с... с тех самых пор...
/*Прим. автора: о разноцветных ветрах варпа и их символике и значении — см. Либер Хаотика. Тзинч http://coollib.net/b/225447/read */
Пока я размышлял о варпе и его изменчивых ветрах, девочки просто утащили меня с площадки башни. Внутри было намного теплее. Осень еще не уступила права зиме, и до времени, когда в коридорах замка придется кутаться в теплые одежды — было еще далеко. Так что девочки быстро отогрелись, тем более что, преодолев смущение, они прижались друг к дружке и ко мне. Хвала Владыке Изменчивых ветров, что в это время его воля не принесла в Астрономическую башню никого еще. Иначе сплетни о нашей связи разошлись бы самые разнообразные. Впрочем, популярностью башня пользовалась в вечерние и предночные часы, когда сюда забредали парочки. Утром же, как правило, башня была пуста, чем мы и воспользовались.
— Завтрак скоро... — произнес голос разума нашей компании, то есть Гермиона Грейнджер. — Уже можно идти в Большой зал, — впрочем, отделяться от нас, чтобы реализовать это разумное предложение Гермиона отнюдь не поторопилась.
Увы, но она была совершенно права. Так что нам все-таки пришлось отделиться друг от друга и двинуться вниз по винтовой лестнице.
Большой зал встретил нас немногочисленными сонными лицами. Впрочем, уже спустя небольшое время, в зале стали собираться и личности, менее склонные к раннему подъему.
Позавтракав, мы с девочками отнюдь не спешили покидать зал. Скоро должна была поступить утренняя почта, и мы ждали свежих газет. Наверняка в них что-нибудь да написали о поимке Питтегрю и новом процессе над Блэком.
Полет сов бесшумен, так что о том, что мои рассуждения недалеки от истины, возвестили удары газетной бумаги по столу. Некоторые, не успевшие закончить завтрак, заполучили свежую прессу прямо в тарелки, чем были почему-то не рады.
Я развернул Ежедневный пророк . На первой полосе было помещено интервью министра Фаджа относительно сущности реформы налогообложения оборота потенциально опасных алхимических ингредиентов, таких, как шкура бумсланга. Колдография показывала, как Корнелиус Фадж на фоне золотого фонтана в атриуме Министерства гордо смотрит на журналиста и величественным жестом поясняет какое-то особенно тонкое место в принятых постановлениях. Признаться, в налогообложении я не разбираюсь от слова совсем , но словосочетание шкура бумсланга меня по понятным причинам заинтересовало. И я попытался прочитать передовицу. Признаться, если исключить славословия журналиста в адрес мудрости и дальновидности министра, понял я немногим больше, чем если бы статья была написана на китайском языке. Разве что буквы знакомые.
— Гарри! — встревоженно дернула меня Гермиона. — Смотри!
Она развернула газету последней страницей ко мне, и ткнула пальцем в заметку, обведенную черной рамкой. Я вчитался... и чуть не выпустил газету из рук. Некролог гласил:
Вчера в камере временного содержания Министерства скончался Сириус Орион Блэк, переведенный туда для повторного разбирательства его дела в связи со вновь выяснившимися обстоятельствами .
Глава 11. Вина и невинность
Завтрак завершился неожиданно. К нам, застывшим в шоке над газетой, подошел Дамблдор.
— Гарри, должен сказать, что сегодня тебе не придется посещать занятия.
— Почему? — удивился я.
— Тебя вызывают на заседание Визенгамота... — я напрягся. Воспоминание о прошлом выступлении перед Визенгамотом не грело меня никоим образом. — ...как свидетелю, только как свидетелю, — поспешил успокоить меня директор. — Только, пожалуйста, если тебя не будут спрашивать впрямую — не упоминай о своих столь... правдивых и сбывающихся снах.
— Почему? — заинтересовалась Гермиона.
— Потому что в такое мало кто поверит, а многим из наших противников это даст возможность обвинить Гарри в...
— Невменяемости? — закруглила паузу моя подруга.
— В лжесвидетельстве, — возразил директор. — Скажут, что Гарри дает ложные показания под присягой, чтобы кого-то выгородить.
— Пусть дадут веритасерум и убедятся, что я говорю правду, — в запальчивости воскликнул я.
— Не думаю, — покачал головой Дамблдор, — что именно тебе стоит прибегать к ТАКОМУ методу доказательства своей правоты. Ведь речь пойдет о Волдеморте, и ты под действием зелья, вряд ли сможешь сдержаться и не рассказать о прошлом его появлении в школе. А там... Обвинение в убийстве преподавателя, разбирательство... В общем, в лучшем случае, в следующем году тебе придется снова учиться на втором курсе.
— Хорошо, — нехотя согласился я, — если прямой вопрос не будет задан — я не стану упоминать сновидения. Но разве те, кто слушают сейчас наш разговор...
Я оглянулся и с удивлением увидел, что нас отсекает от остального зала мутня стена цилиндрической формы. Увидев мое ошеломленное лицо, Дамблдор улыбнулся.
— Насколько я понял, ты склонен доверять мисс Грейнджер и мисс Лавгуд даже те тайны, которые так старательно скрываешь от школьной администрации, — пламя летающей свечи бликов отразилось в его очках. — А остальные просто ничего не слышат... и не смогут понять, даже если умеют читать по губам: Сфера конфиденциальности искажает изображение.
