Гессенская волчица-2

Святейший Синод публично осудил Толстого и объявил его нахо­дя­щимся вне церкви. "Определение Святейшего Си­нода, с посланием верным чадам православныя грекороссийския Церкви о графе Льве Толстом" было опубликовано не только в "Цер­ковных ведомостях", но практически во всех российских газетах.

Русская интеллигенция восприняла казнь одиннадцати чело­век и отлучение писателя от церкви как на­ступление реакции. Но рус­ская интеллигенция не догадывалась, каковы будут мас­штабы этой реак­ции.

Глава 11

17-го июня 1895 года в Одессу прибыли послы абиссин­ского не­гуса. Разумеется, что это событие не осталось незаме­чен­ным. Город­ские власти, как и сотни простых одесси­тов, устроили послам бурную встречу, далеко выходящую за рамки обычного официоза.

Такой торжественный приём был вызван не банальным лю­бопыт­ством. Далёкая Эфиопия воспринималась не просто, как нечто эк­зотическое, но считалась в России оплотом право­сла­вия на Афри­канском континенте. Шедшая там война, в ко­то­рой бо­соногие чер­нокожие воины с устаревшими ружьями, копьями и щитами из кожи бегемота противостояли итальян­ской ар­мии, вооружённой магазин­ными винтовками и скоро­стрель­ными пушками, вызывала в русских сердцах живой от­клик и со­чувствие. Точно также совсем недавно русское обще­ство под­держивало греков, сербов и болгар в их пра­-ведной борьбе про­тив османов.

К концу 19-го века Африканский континент был практиче­ски полностью раз­делён между европейскими державами, но Эфиопия сохраняла независимость. Италия, опоздавшая ко все­общему разделу мира, рассчиты­вала поживиться и заполучить ко­лонии на африкан­ском побе­режье Красного моря.

Овладевший в 1889 году короной абис­синских императо­ров хитроумный и жестокий Менелик был вынужден лавиро­вать и ис­кать поддержку у европейцев, в результате чего за­ключил с Италией злополучный Уччиалийский договор, по ко­торому Рим получил не только прибрежную Эритрею, но и не­малую часть про­винции Тигре.

Итальянцам оказалось мало того, что Эфиопия лишилась зна­чи­тельной части своей территории и выхода к Красному морю. Незадач­ливые наследники Цезаря попытались хитро­стью и об­маном устано­вить протекторат и полностью подчи­нить себе негуса. Для этого итальянские дипломаты прибегли к дешёвой уловке.

Тексты, написанные в договоре на амхарском и итальянском язы­ках, различались в семнадцатом пункте. В амхарском вари­анте го­ворилось: "Его Величество царь царей Эфиопии может прибе­гать к услугам правительства Его Величества итальян­ского короля во всех делах с прочими державами и правитель­ствами". А вот в итальянском тексте вместо слова "может" стояло "согласен", которое правитель­ство Италии понимало как "должен". На основании такого "диплома­тического мошенни­чества" Рим рассчитывал на полное послушание и подчинение Эфиопии.

Узнав, что белые нагло его обманули, негус Менелик II в фев­рале 1893 года объявил о расторжении договора и стал спешно гото­виться к войне. Собрав в Эритрее дополнитель­ные войска, в де­кабре 1894 года итальянцы перешли границу, за­нимая всё но­вые эфиопские поселения. Абиссинская армия, вооружённая копьями, саблями, небольшим количеством уста­ревших ружей, вынуждена была отступать.

Негус решился обратиться за помощью в далёкий Петер­бург, благо, что главным военным советником при нём был русский во­-лонтёр Николай Степанович Леонтьев. В надежде устано­вить дипло­матические отношения с Россией и получить совре­менное ору­жие, Менелик отправил с Леонтьевым личное послание Александре Фёдоровне.

Получив в ответ небольшое приветственное письмо русской ца­рицы, негус отправил в дальний путь боль­шое посольство, имеющее широкие полномочия, вплоть до подписания договора о военном союзе с Российской Империей.

* * *

Канцлер вошёл в кабинет Императрицы быстро, стреми­тельно, но при этом его плавные движения были похожи на движения бенгаль­ского тигра, который на мягких лапах, спря­тав свои смертельно-ост­рые когти, способен незаметно подоб­раться к любому в густых зарослях джунглей. Алексан­дра Фё­доровна стояла, о чём-то за­думав­шись, у окна, спиной к двери, и не заметила вошедшего графа Игнать­ева. Николай Пав­лович почтительно кхекнул и Им­ператрица, вздрог­нув от не­ожиданности, обернулась.

— Вы меня немного напугали, граф... Вы так тихо вошли, что я не услышала...

— Виноват, Ваше Императорское Величество! Я не желал Вас напу­гать...

Канцлер почтительно приложился к руке царицы, после чего был приглашён к столу.

— Вы, кажется, хотели доложить о визите абиссинского по­сольс­тва? — спросила Императрица. — Я с нетерпением жду, что Вы мне скажете по этому поводу.

— Так точно, Ваше Величество! Уже сегодня утром послы прибыли в Петербург. На Николаевском вокзале абиссинцев торжественно встретил граф Ламздорф. Кроме представите­лей городских властей и Святейшего Синода было множе­ство жителей, из всех сословий.

Заметив в глазах Императрицы немой вопрос, канцлер пояс­нил:

— Формальной целью эфиопской миссии является возложе­ние венка на усыпальницу почившего в Бозе Государя Импе­ратора Александра Третьего, а вот чем они дышат, так сказать, предстоит ещё узнать... Но я считаю, что до тех пор, пока мы не узнаем, с чем именно приехали абиссинцы, нам не стоит лиш­ний раз дразнить Ита­лию.

— Следует ли нам ожидать какого-либо недовольства со сто­роны итальянцев, Николай Павлович? И следует ли нам об­ра­щать внимание на таковое недовольство?

— Позавчера, Ваше Величество, двадцать первого июня, ко мне приезжал итальянский поверенный в делах. Господин Сильвест­релли крайне возбужден поя­вившимися в газетах извес­тиями об официальном приёме, ока­занном в Одессе абис­син­ской депутации. С его слов, этот приём произведёт в Ита­лии самое при­скорбное впечат­ление. Он заявил, что Менелик, доб­ровольно, якобы, подчи­нившийся итальян­скому протекторату, нахо­дится ныне в возмущении против итальянского правитель­ства, и что по­чести, возданные его послан­цам, не со­ответствуют дружествен­ным отношениям, суще­ствующим ме­жду обеими нашими прави­тельствами.

— Depuis quand l'Italie offre Russie indiquer qui e t comment le prendre? — возмущённо перешла Аликс на французский.

— Я, Ваше Величество, ответил, что итальян­ского протекто­рата над Абиссинией мы никогда не призна­вали и впредь не признаем, и что Менелик волен вести сношения с Россией вне зависимости от воли и желания короля Италии... А потому итальянской ноты по данному поводу мы принять никак не мо­жем.

— Вы ответили абсолютно верно, Николай Павлович. Италь­янской наглости нет границ! Но что Вы думаете о позиции Германии и Авст­рии? Ведь Италия вхо­дит в Тройственный союз, и мы не можем не учитывать мнение Берлина и Вены в данном случае. Готова ли наша армия противостоять объеди­нённым ар­миям Германии, Австрии и Италии?

— Государыня! Мы не нападаем на Италию, мы не посылаем наши корпуса на Рим или Неаполь, мы лишь не признаём италь­янского про­тектората над Абиссинией. Неужели Германия или Австрия пожелают из-за столь мелочного повода поссориться с Рос­сией? Тем паче, что в Вене пре­красно осведомлены о дав­них меч­тах Рима заполучить авст­рийский Триест. Нет, тут я уверен абсолютно точно, что Берлин и

Вена не полезут в драку. Не стоит Абиссиния того.

Раскаты грома прервали слова графа. Сверкнула молния и по оконному стеклу громко застучали капли дождя. Аликс вышла из-за стола и подошла к окну. Канцлер резво вскочил, как в юные корнетские годы, ожидая продолжения разговора. Полю­бовав­шись бушующей за окном стихией, Императрица продол­жила:

— Скажите, Николай Павлович, что Вам известно о составе посоль­ства и его целях?

— Послом приехал двоюродный брат Менелика — принц Дамто, Ваше Величество! Он носит у негуса чин фитаурари, рав­ный на­шему генерал-адъютанту. В составе миссии также принц Белякио, епископ Харарский Габро Экзиавиер, генерал Гене­миэ, секретарь не­гуса Ато-Иосиф. И вместе с ними наш рус­ский во­лонтёр Леонтьев, тот самый, который привозил письмо от не­гуса.

— Про господина Леонтьева ходят весьма неоднозначные слухи, граф... Скажите, можем ли мы в полной мере доверять этому чело­веку? Вам не кажется, что этот Леонтьев обычный adventurer, такой себе искатель приключений и сказочных сокро­вищ?

— Государыня, позволю себе напомнить, как в 1860 году я сам пред­принял одну авантюру, в результате которой был заключен договор с Китаем, а Россия получила территории по Амуру и Уссури, — ответил Николай Павлович.

Канцлер довольно усмехнулся, как будто вспоминая со­бытия тех давних дней, когда после одиннадцатимесячных пе­рего­воров он убедился, что для понуждения пекинского прави­тель­ства необходима военная сила. Вопреки повелению китай­ского богдыхана, пробрался через расположение всей китайской ар­мии и вошёл в сношение с рус­ской эскадрой. Воспользовав­шись ситуацией, молодой русский ди­пломат весьма хитроумно вмешался в переговоры между китайцами и командованием англо-французского десанта, создал видимость оказа­ния услуги и тем, и другим. Напуганные Игнатьевым китайские ми­ни­стры за мнимое спасение Пекина от европейской оккупации были готовы на любые условия и новый договор был подписан. А 28-летний хитрец на следующий день после подписания Пе­кинского договора стал самым молодым в России генерал-адъю­тантом...

Императрица что-то вспомнила и ответила:

— Я знаю, мне рассказывал про эту историю Великий Князь Сергей Александрович. Вы ведь тогда... как это сказать по-рус­ски... walked the razor's edge.

— Ваше Величество! Некоторый авантюризм бывает весьма полез­ным, как для солдата, так и для дипломата, главное — чтобы это было в меру... Меня это нередко спасало в сложных ди­плома­тических си­туациях. Главное — верить в свою счастли­вую звезду и не бояться риска. Но я продолжу, Ваше Величе­ство...

Канцлер достал из папки документы и продолжил доклад, перио­дически заглядывая в бумажку:

— Нам достоверно известно, что абиссинский посол привёз личное послание для Вашего Величества от негуса. Я получил донесение из Каира от нашего дипломатического агента Коян­дера. Он заверяет, что послание не заключает в себе никакой просьбы, ограничиваясь лишь рекомендацией отправляемого в Петербург посланца. "На по­следнего кроме того не возложено никакого политического поручения. Негус, по-видимому, вполне понимает, что никакой материальной по­мощи Россия оказать ему, хотя бы вследствие географического по­ложения обеих стран, не может. Единственно к чему он стремится — это, будто бы, иметь в Европе благорасположенное к нему государ­ство, которое могло бы подавать ему государственные со­веты и предупреждать о грозящих ему опасностях. Кроме того, он, кажется, желал бы получить из России инструкторов для своей ар­мии и инженеров и другого рода техников для разра­ботки природных богатств Абиссинии. К французам он не хо­чет за ними обращаться, предполагая, что Франция, имея со­предельные с Абиссиниею владения, дружески к ней относится до поры до времени; при известных же обстоятельствах он боится, что она может очутиться в числе его врагов, стре­мящихся уничтожить независимость его страны..."

Вернувшись в кресло и устроившись поудобнее, Императ­рица ре­шилась задать главный вопрос, который мучил её с са­мого начала аудиенции. Нервно постукивая отполированным ногтем по пепель­нице, она неуверенно спросила:

— Скажите, Николай Павлович, так ли нужна нам эта Абис­синия, чтобы мы вступали в возможный конфликт с итальян­ским королём? Не получится ли, что Россия ввяжется в афри­кан­скую авантюру, а плоды пожинать потом будут другие? Разве мало было пролито рус­ской крови за освобождение бол­гар, но что с этого получила Россия?

Игнатьев густо покраснел. Императрица наступила на его "боль­ную мозоль", невольно напомнив о позорном поражении русской дипломатии и отмене Сан-Стефанского мира. Спра­вив­шись с нахлынувшими эмоциями, канцлер тихо сказал, глядя прямо в глаза царицы:

— Мой святой долг, Ваше Величество, делать всё возможное во благо России. Да, я всегда помню, как британцы, немцы и авст­рийцы бесстыдно отобрали у нас плоды наших славных побед над османами. Но я считал и считаю, что дело освобож­дения славян от турецкого гнёта — благое дело. Но с Абисси­нией — тут иное дело. Я исхожу исключительно из российских госу­дарственных интересов.

— В чём Вы видите российские интересы в столь далёкой Абисси­нии, кроме поддержки близких к нам по вере людей?

— Наши интересы в Абиссинии могут быть как чисто по­литиче­ские, так и коммерческие и религиозные. Я не буду скры­вать от Ва­шего Величества, что для соблюдения этих инте­ресов потребуется оказывать помощь негусу, как оружием и боевым материалом, так и деньгами и даже людьми. Полити­ческие ин­тересы — противодейство­-вать усилению Италии, Анг­лии и Франции. Нам нужна сильная Эфио­-пия, способная "от­тянуть" на себя часть сил Британии. Ведь не секрет, что именно Брита­ния является извечной соперницей нашей...

— Бедная бабушка Виктория, — горько усмехнулась Аликс, не­вольно перебив канцлера. — Вы считаете Англию нашим глав­ным врагом? Неужели наши великие страны не могут стать ис­крен­ними друзьями,

если не союзниками?

— Государыня! К сожалению, Ваша августейшая бабушка ко­ролева Виктория не обладает всей полнотой власти, ибо огра­ничена всеми этими парламентскими болтунами. И королева Виктория никогда ведь не поступится интересами Британии. "У нас нет ни постоянных врагов, ни постоянных друзей, у нас есть только постоянные инте­ресы". Помнится, именно так го­ворил лорд Пальмерстон, и нашу политику по отношению к абиссин­цам я хочу строить именно на таких началах.