Гессенская волчица-2

Потому по предложению канцлера для ссыльных создавались рабочие колонии Главного тюремного управления. Отныне ссыльные не имели права жить на вольных квартирах, а исклю­чительно в коло­ниях, под тщательным присмотром. Создание рабочих колоний пре­следовало несколько целей. Эти учреж­де­ния должны были приучать ссыльных к правильному труду, обучать их ре­меслу, и, в то же время, обеспечивать надзор и изоляцию от местного населения. Отныне ссыльные полностью переходили на самоокупаемость.

15-го июля 1895 года было обнародовано "Положение о ра­бочих колониях для ссыльнопоселенцев". В тот же день в газе­тах появился и Высочайший указ "О запрете бродяжничества и ни­щен­ства". Указ ка­сался как бездомных бродяг, так и лиц, ко­торые имели постоянное место житель­ства, но добывали себе на про­питание по­про­шайничест­вом.

Бродяги-инвалиды и нищие-инвалиды должны были принуди­тельно помещаться в дома призрения, которые создава­лись в ведомстве учре­ждений Императ­рицы Марии.

Физически здоровые бродяги и нищие, которые могли тру­диться, принуди­тельно по­мещались в работные дома, которые создавались в составе Министерства внутренних дел. Ра­ботный дом представлял из себя учрежде­ние за­крытого типа, где быв­шие отбросы общества полу­чали пристойную еду, одежду и жи­льё. Но также они полу­чали обя­занность тру­диться, возмещая из своего заработка затраченные прави­тельством средства. В ра­ботных домах устанавливалась строгая дис­циплина, а побег ка­рался каторжными работами.

Те же бродяги, которые не могли доказать настоящее своё со­стоя­ние или звание, и чью личность было невозможно устано­вить, подле­жали отправке на каторжные работы сроком на 5 лет. После освобож­дения они подлежали помещению в рабочие ко­лонии. Кроме того, ана­логичному наказанию подлежали те ино­странцы, которые после вы­сылки за границу, с воспрещением возвращаться, будут снова задер­жаны в России, а также бывшие российские подданные, ранее эмигри­ровавшие, но вернувшиеся в Россию без разрешения властей.

Что же касается малолетних беспризорников, то для них в воен­ном ведомстве соз­дава­лись баталь­оны канто­нистов, в которых детей не только воспитывали, но и обучали военным спе­циально­стям, подго­тавливая будущих оружейных мастеров, писарей, музы­кантов и ун­тер-офицеров.

Новое "Уложение о телесных наказаниях" регламентировало порку розгами, которая могла применяться к следующим лицам:

— к осужденным, отбывающим наказание в тюрьмах или на ка­торге;

— к малолетним, содержащимся в исправительных приютах;

— к ссыльнопоселенцам;

— к лицам, содержащимся в работных домах.

Число ударов розгами для мужчин устанавливалось от пяти­десяти до двухсот, для женщин — от пятидесяти до ста. Для указанных категорий лиц телесные наказания применялись за на­рушение дис­цип­лины и проявление не­почтения к долж­ностным лицам адми­нистрации

и начальству.

Кроме того, бродяги и нищие после задержания и перед по­меще­нием в работные дома, также подверга­лись наказанию роз­гами до пя­тидесяти ударов.

В армии и на флоте телесные наказания могли применяться в виде дисципли­нар­ного наказания для сол­дат и матросов, переве­дённых в разряд штрафованных. Ротные коман­диры получили право назначать до пятнадцати ударов, батальонные командиры — до тридцати, полко­вые — до пятидесяти. На военных кораблях на тех же основаниях вме­сто розог могло быть назначаемо нака­зание линьками.

В местах заключения воен­ного ведомства иных телесных наказа­ний, кроме розог, не было установлено. А вот заключён­ные в испра­ви­тельных тюрьмах мор­ского ведомства могли быть под­вергаемы содер­жанию в цепях на срок до десяти дней.

Телесные наказания могли применяться вне зависимости от того, к какому сословию отно­сился провинив­шийся. Ежели он был дворяни­ном, то после такого нака­зания автоматически ли­шался дворян­ства, что было прямо прописано в "Уложении". Ну, какой же это дворянин, ежели его выпороли розгами, как по­следнего холопа?

* * *

Возрождённая по инициативе канцлера "Священная дру­жина" не просто получила офици­альный ста­тус, но фактически стала полугосу­дарственной организацией с чёткой иерархией и строгой военной дис­циплиной.

Тот ореол таинственности и мрачности, которым была окру­жена "Священная дружина" во времена Александра Третьего, был автома­тически перенесён на детище графа Игнатьева. Вне­зап­ное воссоздание организации стало причиной появления в на­роде многочисленных мифов. Секретность, с которой создава­лась организация, и неуемное любопытство обывателей сде­лали своё дело. Все знали, что граф Иг­натьев назначен Вер­хов­ным начальником Добровольной охраны, но никто не знал, кто же именно входит в состав Совета первых старшин, являв­шегося верховным совеща­тельным органом "Священной дру­жины". Людская молва при­писывала членство в Совете то Ве­ликому Князю Сергею Алек­сандровичу, то графу Воронцову-Дашкову, то поч­тенному Кон­стантину Петровичу Победонос­цеву. Особенно извраща­лись в своих догадках придворные круги и... паршивая российская ин­теллигенция...

"Священная дружина" не ис­пытывала особой нужды в сред­ствах. Императ­рица Алек­сан­дра Фёдоровна подала пример и выделила из личных средств на содержание организации мил­лион рублей. Много­численные патриоты-монархисты последо­вали этому благородному примеру и стали вносить крупные по­жертвования, призывая всех и каждого помочь своей копейкой защитить престол и побороть кра­молу.

Главное правление "Священной дружины" имело чёткую во­енную структуру. Организационный комитет был своеобраз­ным штабом, ко­торый занимался как устройством общества, так и изданием газет и просветительской литературы, агита­цией среди простого народа. А вот Исполнительный комитет ведал агентур­ной работой внутри России и за границей, а также про­ведением тайных мероприятий. Борьба с воз­рождающимся революцион­ным подпольем стала главной задачей "Священной дру­жины".

Обряд посвящения в дружинники предусматривал клятву на вер­ность Государыне Императрице. После совершения обряда "посвя­щённый" давал расписку беспрекословно повиноваться и выполнять все приказания начальников, которая затем от­прав­лялась на хранение в Совет первых старшин. Каждый дру­жин­ник при зачислении в ряды получал свой определённый но­мер, а для обращения друг к другу, вне зависимости от ранга и долж­ности, было принято слово "брат".

В подчинении Совета первых старшин находилась Добро­вольная охрана, в которую принимались представители абсо­лютно всех сосло­вий. В задачу добровольцев входило как обес­печение наружной ох­раны Императрицы во время выездов за пределы дворцов, так и со­действие полиции и жандармерии при подавлении уличных беспоряд­ков, проведение силовых акций в отношение антигосударственных элементов.

Добровольная охрана получила чёткую военную организа­цию, под­разделяясь на десятки, сотни, дружины и штандарты. Первона­чально, будучи сформированными лишь в обеих рос­сийских столицах, её дру­жины и штандарты быстро появились в Киеве, Ярославле, Нижнем Новгороде, Харькове и иных горо­дах. От добровольцев не было отбоя, и большинство из них было из простого народа. Купцы и крестьяне, рабочие и мещане, ре­мес­ленники и лавочники, все наперебой выска­зывали жела­ние по­служить Государыне. Монархически настроенные дво­ряне из лучших семейств жаждали по­полнить ряда "Священной дру­жины".

"Почётными дружинниками" стали профессор-химик Дмит­рий Менделеев и профессор-историк Дмитрий Иловайский, художник Виктор Васнецов и издатель Алексей Суворин, кото­рые приняли личное участие в становлении Добровольной охраны.

Если "Священная дружина" не афишировала свою деятель­ность, как и своё существование вообще, то Добровольная ох­рана действо­вала совершенно открыто, получив форменную одежду и даже право на ношение оружия.

Верноподданнически настроенные купцы не поскупились, и дру­жинники очень скоро облачились в чёрные блузы и шаро­вары, чёрные фуражки с белыми кантами и юфтевые сапоги. А со складов военного ведомства им были переданы револьверы Смит-Вессона и карабины Бердана, которые снимались с воору­жения в армии.

В Добровольную охрану записалось значительное число отставных офицеров, которые занялись обучением личного со­става. Ка­ждое вос­кресенье на городских площадях можно было наблюдать, как муш­труют добровольцев, как старательно ша­гают в едином строю присяж­ные поверенные и извозчики, учи­теля и подмастерья.

На улицах обеих столиц стали появляться патрули Добро­вольной охраны, которые совместно с полицией взяли под ох­рану важнейшие государственные учреждения.

Дружинники моментально получили в народе прозвище — "чёрные

псы", по цвету одежды. А вот среди ин­теллигенции всех причастных к "Священной дружине" назы­вали не иначе, как "опричники"...

Глава 14

Петербург чествовал посланцев далёкой Африки, как ге­роев. Толпы народа осаждали помещение абиссинского по­сольства, же­лая лично засвидетельствовать своё почтение чер­нокожим вельможам. Ежедневно достав­лялись со всех сторон письма с выражением глубо­кой симпатии к Абиссинии. От имени различ­ных обществ и частных лиц поступали в огромном количестве самые разнообразные подарки и цветы, а также при­глашения на балы и торжественные собрания.

Петербургские и московские газеты с подачи графа Игнать­ева на­чали печатать статьи, описывающие героическую борьбу православ­ных африканцев против нечестивых европейских ко­лонизаторов.

Размеренная жизнь российской столицы была нарушена аф­рикан­ской экзотикой. Особенно сильное впечатление на петер­буржцев произвёл непривычный внешний вид абиссинцев. Все они были жгу­чими брюнетами и, как обратили внимание любо­знательные при­дворные дамы, настоящими красавцами, от ко­торых трудно было ото­рвать взгляд.

Темнокожие принцы поразили всех чрез­вычайно благород­ной ма­нерой держать себя. Дамы сразу же отметили, что у них очень краси­вые руки, в особенности — кисти, словно точёные из драгоценного камня.

Необычайно яркая, похожая на теат­ральную, одежда гостей из атласа, расшитого шёлком, украшенная золотыми и серебря­ными застёжками и пряжками, драгоценными камнями, приво­дила петер­буржцев в восхищение.

Любопытствующие горожане внимательно разглядывали торчащие с правого бока абиссин­цев красные сафьяновые ножны, в которых покоились кри­вые длинные сабли, заткну­тые за пояс. Ножны были об­виты золотыми пло­скими кольцами — на­градами за отличия. Чем больше украшений было на нож­нах сабли, тем важнее чин и тем больше подвигов совершил её но­сящий, то есть украшения на ножнах означали то же, что в Рос­сии ордена. Осо­бенно много колец насчитали вездесущие маль­чуганы на ножнах сабли у принца Дамто, который

успел повое­вать не только с итальянцами, но и с махдистами.

Всё это африканское великолепие довольно нелепо сочета­лось с куп­лен­ными в Одессе чёрными фетровыми шляпы, ев­ропейскими кожаными штибле­тами и чёрными чулками, соз­давая атмосферу кар­навала.

В течение недели абиссинцы знакомились с Санкт-Петербур­гом, отдавали визиты вежливости, посещали храмы и дворцы, учреждения и магазины. Привыкшие к эфиопским про­сторам, посланцы далёкой страны даже после посещения Одессы и пу­тешествия по железной дороге были ошарашены огромным ев­ропейским городом. Очень многое вы­звало любо­пытство и удивление эфиопов, и монументаль­ные постройки с огромным количеством окон, и многочисленный шумный город­ской транспорт, и толпы людей, торопливо шагавших и бегущих в разные стороны.

Почему-то абиссинцев особенно по­разили велосипеды. Ещё в Одессе посольская делегация была приглашена на городской иппо­дром, где проводились соревнования велосипедистов. Уви­дев, как уверенно, на большой скорости мчались гонщики, принцы и сопрово­ждавшие их оруженосцы-офицеры загорелись желанием приобрести себе двухколёсные машины. Но ещё больше их интересовало всё, свя­занное с русским оружием и русской армией. Эти природные воины ценили оружие больше, чем что-либо ещё.

* * *

Пока гости знакомились с прелестями русской столицы, граф Иг­натьев лично встретился с членами русской экспедиции в Абиссинию — Леонтьевым, Звягиным и иеромонахом Ефре­мом.

Официально экспедиция направлялась под эгидой Импера­тор­ского Русского Географического общества и в её задачи вхо­дило "...изучение течения светил небесных, стран земли, веры, законов, нравов и обычаев народов, на земле обитающих, жи­вотных, на земле во­дящихся, и растений". При этом её статус был подкреплён весьма солидным финансовым обеспечением и политической поддержкой по линии военного ведомства.

Леонтьев имел поручение собирать подробную информацию о на­селении, транспортных коммуникациях, вооружённых си­лах Эфио­пии, её взаимоотношениях с европейскими странами. Кроме того, шла речь об установлении дипломатических кон­так­тов с абиссинским не­гусом, с чем лихой уланский офицер бле­стяще справился.

Леонтьев представил канцлеру свои соображения относи­тельно дальнейших российско-абиссинских отношений. Прежде всего, пред­ложил он, необходимо отправить в Аддис-Абебу русскую диплома­тическую миссию, учредив там постоянное посольство.

На втором месте стояла посылка в Эфиопию русских спе­циали­стов. Армия негуса нуждалась в военных инструкторах, чтобы из плохо вооружённой иррегулярной толпы получилась регулярная во­енная сила, способная противостоять европейским воякам. Леонтьев считал, что абиссинцы являются прекрас­ными воинами, выносли­выми, неприхотливыми, но при наличии замечательного людского ма­териала не было ни умелых офице­ров, ни действенного унтер-офицер­ского корпуса.

Для обуздания эпидемий, ежегодно уносивших тысячи люд­ских жизней, абиссинцам нужна была современная медицин­ская помощь. Абиссинские знахари "лечили" по старинке, ис­поль­зуя прадедовские снадобья из змеиного яда и перетёртых червя­ков, почему был желате­лен приезд русских врачей и фельдше­ров.