Гессенская волчица-2

Особое внимание Леонтьев обратил на развитие промышлен­ности Абиссинии, что могло принести существенные прибыли России. По­иск и добыча природных богатств, строительство фабрик и мастер­ских, всё это требовало не только знающих ин­женеров и техников, но даже простых каменщиков, ибо абис­синцы умели строить лишь арха­ичные здания из ракушечника, глины и соломы.

Романтик и немного авантюрист, Леонтьев говорил всем, что поехал в далёкую Абиссинию из желания показать всему миру — рус­ские могут служить своей Родине, не прибегая к огню и мечу, не хуже англичан, французов и немцев, свивших себе при помощи этих двух факторов прочные гнёзда в Африке. Но Ни­колай Степанович при этом был прагматиком. Он заинтересо­вал графа Игнатьева предложе­нием Менелика, который просил по­мочь Эфиопии в приобретении бухты Рахейта на побережья Красного моря. В случае удачного ис­хода Абиссиния получала выход к морю, а Россия получала возмож­ность использовать эту бухту, как угольную станцию и стоянку для своих судов, а также в качестве торгового порта.

Всё упиралось в политическую волю России. Нежелание по­ссо­риться с Италией грозило потерей дружеских отношений с Абис­синией. Разумеется, что это усилило бы позиции францу­зов, которые уже привыкли оказывать влияние на Менелика.

В 1894 году негус уже подписал концессионное соглашение на 99 лет со швейцарским инженером Альфредом Ильгом на по­стройку железной дороги от французского Джибути до Аддис-Абебы. Акционерами компании были сплошь французы, что ставило будущие железнодорожные со­общения Абиссинии в полную зави­симость от французского прави­тельства...

После недельных консультаций и совещаний был устроен приём абиссинского посольства Императрицей, который на­долго остался в памяти добросердечных африканцев и госте­при­имных русских.

Утром 30-го июня все члены посольства, вновь поразившие всех без исключения придворных своими экзотичными и яр­кими наря­дами, исключительно благородным видом и поведе­нием, в сопровож­дении Николая Степановича Леонтьева про­следовали по беломрамор­ной Иорданской лестнице в Большой Тронный зал Зимнего дворца. Величественные арочные про­лёты, монолитные колонны сердоболь­ского гранита, огром­ные зеркала и сверкающая позолота, всё это по­ражало вообра­жение эфиопов, но они не подавали вида.

Двор был в трауре. Александра Фёдоровна встретила гостей, одетая в строгое чёрное платье без единого украшения. Граф Игнатьев, Ве­ликий Князь Сергей Александрович, военный ми­нистр были в парад­ных мундирах, с эполетами и орденскими лентами.

На их фоне абис­синцы выделялись белоснежными шёлковыми рубашками, поверх которых были надеты застёг­нутые золотыми пряжками парадные шамы — плащи из синего либо чёрного бархата, выкроенные в виде львиной шкуры. Очертания этих экзотических накидок изображали хвост и че­тыре лапы, а края были обшиты цветным шёлком и золо­тыми нитями.

Чернокожий генерал Гене­миэ выделялся парадным убором из

длинной золотистой львиной гривы, которая, словно ог­нен­ный венчик, сверкала, отчётливо рисуясь каж­дой отдельной прядью на чёрных курчавых волосах. На его плечи был наки­нут лемпт — боевой плащ из чудного меха чёрной пантеры с се­реб­ряным позумен­том по краю и пышным аграфом на цепке у шеи.

Лишь епископ Харрарский выглядел весьма скромно в своём бе­лом клобуке-тюрбане и чёрном плаще.

Принц Дамто выразил Александре Фёдоровне глубо­кие со­болез­нования по поводу смерти Александра Третьего и Ни­ко­лая Второго, а затем очень изысканно вручил письмо от Ме­нелика и абиссинский орден "Печать Соломона".

Негус презентовал русской царице восьмиконечную свя­щенную звезду весом около восьми килограммов золота, кото­рая покои­лась на двух подушках, вышитых золотом. Внутри нахо­дилась рукописная Библия, обшитая зелёным бархатом, ук­ра­шенным роскошным золотым тиснением.

Абиссинская императрица Таиту передала изящную кор­зину из тончайшего камыша, которая посредине охватывалась поясом с под­весками в виде бахромы из серебри­стой материи. Крышка корзины была украшена серебряным шаром с крестом.

Леонтьев, которому пришлось выполнять обязанности перево­дчика, поведал Императ­рице, что для того чтобы сохранить ис­правной такую фили­гранной работы корзину, абиссинской при­слуге пришлось нести её на голове по знойной пустыне от дворца в Аддис-Абебе до морского побережья.

Для Марии Фёдоровны были поднесены очень изящные оже­релья и брас­леты, но гордая датчанка решила показать свой характер и потому проигнорировала приём абиссинских послов, сославшись на недомогание.

В свою очередь Менелику были пожалованы знаки ордена Алек­сандра Невского, украшенные бриллиантами. Епископ Ха­рарский по­лучил замечательной красоты золотую панагию. Все остальные чины посольства были награждены орденами Анны и Станислава, в зависимо­сти от своего звания.

Но истин­ную ра­дость эфиопы выказали, когда каждому из них были вру­чены новенькие мо­синские вин­товки, револьверы Смит-Вессона и златоустовские шашки в богато украшен­ных ножнах.

* * *

О торжественном приёме абиссинского посольства писали не толь—

ко русские, но и многие европейские газеты. Тем временем часть эфиопской миссии с помпой посетила Москву, где со­стоялись многочисленные встречи, а москвичи преподнесли многочисленные подарки, в том числе тринадцать церков­ных колоколов. Принц Дамто всё это время оставался в Петербурге, готовя вместе с Леонтьевым и русскими чи­новниками россий­ско-абиссинский договор.

Воскресным утром 20-го августа 1895 года петербургские га­зеты вышли с сообщениями о заключении российско-абиссин­ского союза. Хотя официального текста договора опублико­вано не было, но сам факт его заключения привёл в смятение не только напы­щен­ных джентльменов из Форин-офис, но и их парижских кол­лег с набереж­ной Кэ д'Орсе, которые уже при­выкли считать Абиссинию зоной ис­ключительно французского влияния.

В Аддис-Абебу направлялась русская дипломатическая мис­сия во главе с Виктором Фёдоровичем Машковым, который в 1889 и 1891-1892 годах по заданию Военно-учёного комитета Главного штаба уже посещал Абиссинию и был лично знаком с негусом Менеликом. Наверное, на тот момент среди российских дипломатов не было боль­шего знатока Абиссинии, чем Маш­ков, который в 1893 году в ежене­дельнике "Новое время" на­печа­тал пять очерков под названием "В стране чёрных хри­стиан".

Неутомимый путешественник Леонтьев, которого вернули на службу, получил чин подполковника, орден Святого Влади­мира 4-й степени и место состоящего при особе Его Величества негуса Мене­лика Второго представителя Императрицы.

В Абиссинию отправлялась многочисленная русская воен­ная мис­-сия, в состав которой входили офицеры и унтер-офицеры пехоты, ка­валерии и артиллерии, военные топографы и геодези­сты, оружейные и технические мастера. По настоянию военного министра во главе мис­сии был поставлен лично известный ему по службе в Варшаве под­полковник Гурко, сын знаменитого фельдмаршала. Задача миссии была одна — помочь абиссинцам создать современную армию, способ­ную противостоять не только итальянцам, но и британцам.

Граф Игнатьев приказал отправить в Абиссинию горных инжене­ров, геологов, механиков и строителей, а Российское общество Крас­ного Креста отправляло госпиталь, к которому прикомандировывались военные врачи, фельдшеры и фарма­цевты.

В Петербурге при поддержке правительства был образован Русско-Абиссинский благотворительный комитет под предсе­дательством покорителя Ташкента генерала Черняева, кото­рый стал собирать средства для оказания помощи далёким еди­новерцам.

Итальянский министр иностранных дел барон Альберто де Бланк буквально рвал и метал, обвиняя Россию в неви­данном коварстве и нарушении всех существующих международных правил и обы­чаев.

Бедняга, он не знал, что ещё за неделю до обнародова­ния рос­сийско-абиссинского договора из Одессы вышел быстроходный паро­ход Доб­ровольного флота "Петер­бург", в трюмах которого на­ходилось 30 ты­сяч винтовок Бер­дана и десять картечниц Барановского, десять мил­лионов па­тро­нов, три­дцать горных орудий с запасом снаря­дов, шесть тысяч сабель, амуниция, медикаменты и перевязоч­ные мате­риалы. В Эгей­ском море со­стоялось рандеву парохода с канонерской лод­кой "Ку­банец", которая взяла его под охрану и защиту. Ра­зуме­ется, что русские корабли направлялись во французский порт Джибути на бе­регу Красного моря, где их уже ждали наня­тые эфио­пами верб­люды...

Глава 15

Граф Николай Павлович Игнатьев не переставал удивлять ок­ру­жающих своей работоспособностью. В свои шестьдесят три года канц­лер работал по 12-15 часов в сутки, заставляя работать в таком же ре­жиме и своё окружение. Такие нагрузки были ему не в тягость, а лишь делали канцлера моложе, ибо после длитель­ного перерыва он вновь был нужен России.

Рабочий стол канцлера был завален книгами самой различной тема­тики. Выращивание хлопчатника и добыча нефти, торговля льном и начальные школы, железные дороги и строительство крепостей — всё это волновало графа Игнатьева, который больше всего боялся теперь, что не успеет реализовать все свои планы преобразова­ний, которые по масштабности можно сравнить разве что с преобразо­ваниями Великого Петра.

Получив в свои руки полномочия, сопоставимые разве что с вла­стью "диктатора сердца" графа Лорис-Меликова, канцлер прекрасно осозна­вал, что число недругов и завистников момен­тально увеличи­лось в разы, и что прочность положения во мно­гом зависит от того, сумеет ли он найти себе союзников.

Общий язык с Великим Князем Сергеем Александровичем уда­лось найти сразу же. Великий Князь, чело­век прямой и чест­ный, про­быв на посту московского генерал-губернатора четыре года, зная про­блемы, кото­рые давно уже созрели и требовали сиюминутного реше­ния, всё-таки искренне верил в то, что путь государ­ственного развития, предна­чертанный покойным Алек­сандром Третьим, является единст­венно правиль­ным, и что стоит за­менить десяток-другой нерадивых чиновников, как всё изме­нится само собой. Канцлер же, обладав­ший гораздо боль­шим государственным и жизненным опытом, был убеж­дён, что одной лишь сменой декора­ций нельзя добиться желаемого ре­зультата.

Во главу угла канцлер ставил реорганизацию Комитета мини­стров и министерств, превращение фактиче­ски бесправного Ко­митета в полно­правное правительство, разделение компетенции Государственного Со­вета, Комитета министров и Сената.

Затем граф Игнатьев считал необ­ходимым реорганизовать местное управления, привести все местности Империи к едино­образному управлению. Мыслимо ли, чтобы в пределах государ­ства одновре­менно существовало несколько совершенно раз­личных систем органи­зации местной власти. В 34 губерниях Ев­ро­пейской России уже суще­ствовали земские учреждения. В ка­зачьих областях власть принадле­жала войсковым атаманам, ко­торые одновременно являлись военными губернаторами или на­чальниками области, а весь Туркестан фактиче­ски управлялся военным ведомством. В ряде областей Кавказа и в За­каспии су­ществовало "военно-народное управление", при котором тузем­ное население управляется не по законам Империи, а по "народ­ным обычаям и особым постановлениям", а суд над туземцами осуще­ствляется по адату и по шариату. А ещё есть Финляндия с её клятой автономией...

Но не только это волновало канцлера. Одновременно необхо­димо навести порядок в судах, в образовании, в налоговой сис­теме. Рефор­мировать чиновничество, которое, увы, перестала "ловить мышей". Видел граф Игнатьев и две гигантские за­дачи, страте­гические, которые должны были определить пути развития Рос­сии на много лет вперёд, это решение крестьян­ского вопроса и развитие промышленности.

За два столетия, прошедших с начала петровских реформ, россий­ская бюрократия многократно увеличи­лась, но чёткого разделения функ­ций и полномочий установлено не было. Прави­тельствующий Се­нат, учре­ждённый Петром Великим в 1711 году как высший орган госу­дарст­венной власти, с 1864 года превратился в высшую кассаци­онную ин­станцию, т.е. в судеб­ный орган. Но, при этом, в его составе кроме двух кассацион­ных департаментов (по гражданским и по уго­ловным делам), сохра­нялся Первый департамент, ведающий всеми ад­минист­ратив­ными делами, которые могут быть приведены к оконча­нию не иначе, как через Сенат и не принадлежат по закону к предме­там ведом­ства других департаментов, Второй департамент, ведаю­щий кре­стьянс­кими адми­нистративными делами, и Департамент герольдии, ведаю­щий делами о сопричтении к дворянству и по­чётному граждан­ству, о княжеском, граф­ском и баронском титу­лах, перемене фамилий, со­став­ление гер­бовни­ков.

Ежели во времена Петра Великого сенаторами были наиболее влия­тельные вельможи, пользовавшиеся полным доверием мо­нарха, то те­перь сенаторов Император назначал из особ первых трёх классов, при­чём сенаторы, не лишаясь своего звания, могут занимать и иные долж­ности. Должность возглавляющего Сенат генерал-прокурора была со­единена с должностью министра юс­тиции, который также пользо­вался правом надзора за деятельно­стью должностных лиц всего судеб­ного ведомства.

Государственный Совет, который возглавлял Великий Князь Ми­хаил Николаевич, был высшим законосо­вещательным орга­ном. Все дела поступали через Государственную канцелярию, на имя Государ­ствен­ного секретаря, который распределял каждое дело в соответст­вующее отделение канцелярии, которое гото­вило его к слушанию в соответст­вующем департаменте.

Департамент законов рассматривал законопроекты в области адми­нистративно-территориального устрой­ства, судопроизвод­ства, налого­обложения, реформ государственного аппарата, про­екты по­ло­жений и штатов отдельных государственных учрежде­ний, промыш­ленных, фи­нансовых и торговых об­ществ, общест­венных организаций.

Департамент гражданских и духовных дел рассматривал юридиче­ские вопросы и дела духовного управле­ния: формы и поря­док судопро­изводства; толкование и применение в судебной практике отдельных статей гражданского и уголовного законо­дательства; возведение в дво­рянство и лишение такового, дела о присвое­нии титулов; дела о на­следственных, земельных и про­чих имущественных спорах; об отчуж­дении недвижи­мого иму­щества на государственные нужды или его пе­редаче из государ­ст­венной собственности в частные руки; об учрежде­нии новых епархий и приходов православных и иных веро­исповеда­ний.