Гессенская волчица-2

Победоносцев говорил глухим голосом. Сквозь стёкла очков устало и безразлично глядели умные глаза.

— И этих враждебно настроенных людей так много, Констан­тин Петрович? — поинтересовалась Императрица.

— Ваше Величество, к сожалению, их слишком много... И если пра­вительство в ближайшее время не примет самых реши­тельных мер, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение, боюсь, что нас ждёт катастрофа... Пятнадцать лет на­зад, после злодейского убийства Государя Александра Второго, была попытка привлечения общества к борьбе с крамолой. То­гда "Священная дружина" объединила в своих рядах верных престолу лиц, которые своими силами вели борьбу с революци­онной заразой.

Канцлер довольно хмыкнул, в его глазах мелькнула искорка. Николай Павлович вальяжно промолвил:

— Вы абсолютно правы, Константин Петрович! Именно "Свя­щенная дружина", только в новом облике, может стать прегра­дой для распро­странения в обществе революционной заразы. Се­годня по моему пред­ставлению Государыня утвердила устав "Священной дружины". Я же сегодня утвердил Положение о Добровольной охране. Надеюсь, что ряды "Священной дру­жины" объединят не только представителей ари­стократии, но и лучших представителей иных сословий.

— Граф Игнатьев по моему повелению назначен Верховным началь­ником Добровольной охраны, — сообщила Александра Фёдоровна. — Я уверена, что мои подданные выкажут истинную преданность престолу, помогая "Священной дружине" как фи­нансово, так и личным уча­стием.

Довольный произведённым эффектом, канцлер выждал не­боль-шую паузу и перешёл к изложению представленного им проекта реорганизации полиции...

* * *

Высочайшее повеление о реорганизации российской полиции было опубликовано на второй день, вызвав самые живые пере­суды в обще­стве. Одни одобрительно говорили, что русская по­лиция станет по­хожа на английскую или германскую. Другие же сокрушались, под­считывая, сколько денег будет потрачено.

Единый до того Департамент полиции подлежал разделению на два отдельных департамента, государственной полиции и ис­полнительной полиции.

Департамент государственной полиции, директором которого ос­тался Плеве, осуществлял контроль над деятельностью поли­тической полиции, сыскной полиции и жандармско-полицей­ских управлений железных дорог.

Департамент исполнительной полиции должен был ведать делами общей полиции, а также руководить вновь создаваемой полицейской стражей. Директором департамента был назначен генерал Баранов, прославившийся в 1877 году, командуя паро­ходом "Веста", который выдержал неравный бой с турец­ким броненосцем "Фехти-Булен".

Управление полицией становилось централизованным, всё более уходя из-под контроля местных властей. В каждой губер­нии и области создавалось соответствующее полицейское управление, начальник ко­торого назначался Высочайшим ука­зом по представлению министра внутренних дел и фактически не был подчинён губернатору. И хотя губернаторы по-прежнему руко­водили охраной порядка на вверенной им территории, от­ныне все назначения и увольнения в полиции должны были про­изво­диться исключительно полицейским начальст­вом.

В губернских городах полицейские управления возглавлялись по­лицмейстерами или обер-полицмейстерами. Во главе уездной полиции стоял исправник.

При всех губернских и городских управлениях создавались сыск­ные отделения, а при уездных исправниках — сыскные части.

Общая численность полиции должна была увеличиться прак­тически втрое — до 150 тысяч человек. Ряды жандармерии уве­личивались до 25 тысяч человек. Для России это было невидан­ное увеличение поли­цейских сил, которые долгое время пребы­вали в загоне.

В крупных городах создавалась конно-полицейская стража, а в сельской местности — полицейская стража, которая комплек­товалась по призыву.

Значительно увеличивался размер жалования полицейским чинам, а за безупречную службу вышедшим в отставку полага­лась пенсия. Это вселяло надежду, что мздоимство полиции, давно уже ставшее притчей во языцех, хоть немного, но сокра­тится. Ведь до графа Игнатьева размер полицейского жалова­ния не пересматривался более тридцати лет, и многие чины по­лиции влачили жалкое полунищенское сущест­вование, получая меньше, чем заводской рабочий. Ну как же в такой

ситуации не брать взятки и оставаться честным служакой?

Создавались новые полицейские школы с годичным сроком обуче­ния, с отде­лениями для офицеров и урядников. Курсы при штабе От­дельного корпуса жандармов превратились в Пригото­вительную школу жандармерии. Всё это позволяло в скором бу­дущем иметь в ря­дах полиции настоящих специалистов сво­его дела, а не вчерашних унтер-офицеров, многие из которых вы­шли из забитого села и были малогра­мотны.

Для действующих полицейских чинов вводились еженедель­ные занятия, на которых не только изучались новые инструкции, но и проводилась стрелковая и гимнастическая подготовка. Тех, кто не способен к обучению — гнать в три шеи...

Улучшалось вооружение полиции. Как это ни смешно, но до иг­натьевской реформы большая часть русской полиции не имела огне­стрельного оружия. В 1895 году только третья часть городо­вых имела револьверы, а остальные были вооружены лишь абсолютно бесполез­ными в городских усло­виях дра­гун­скими шашками, прозванными в народе "селёдками". Хорошо, если городовой раньше служил в кава­лерии и умел пользоваться шашкой, а если он служил в пехоте?

После реформы каждый полицейский чин вооружался на­деж­ным револьвером Смит-Вессона, который заменялся в армии новыми "наганами", а полицейская стража получила новые трёхлиней­ные вин­товки.

Пешие городовые в дополнение к ре­вольверам получили длинные деревянные дубинки-палицы, по образцу тех, которые граф Игнатьев предлагал ввести ещё в 1881 году, а в полицей­ских околотках созда­вался запас старых "бер­данок" и патронов к ним на случай подавления вооружённых выступле­ний.

Даже внешний вид полиции, и тот изменился после игнатьев­ской реформы. Вместо мешко­ватых долгополых кафтанов на крючках и широких шаровар, которые делали городовых и при­ставов похожими на сельских старост, были введены элегант­ные чёрные однобортные мун­диры с оранжевыми выпушками и гер­бовыми пуговицами. Кон­ная по­лиция получила щегольские двубортные мундиры, чёр­ные ка­вале­рийские шинели и мерлуш­ковые драгунские шапки с султанами из

конского волоса.

Глава 13

Масштабные преобразования, затронувшие полицию, сов­пали с ря­дом иных нововведений, которые должны были спо­собствовать эф­фективной борьбе с революционерами.

Ещё в 1881 году граф Игнатьев писал, что "паспортная система, в её настоящем виде, от­нюдь не способна задерживать или обнаружи­вать крамольников; потому следовало бы при­нять не­которые меры..."

Особое совещание под председательством Вячеслава Кон­стантино­вича Плеве выработало новое "Положение о паспорт­ной системе", которое учло все пожелания канцлера. Сам Плеве был твёрдо убеж­дён, что если ввести в России жёсткую пас­портную сис­тему, то это значительно облегчит борьбу с тер­рори­стами.

Существовавшее "Поло­жение о видах на жительство" от 3-го июня 1894 года было очень либе­раль­ным. Хотя покойного Алек­сандра Третьего разномастные либералы обвиняли в консерва­тизме, именно этим положе­нием отменя­лась уго­ловная от­ветст­венность за наруше­ние пас­порт­ного ре­жима. По этому же поло­жению особый крас­ный знак в паспортах лиц, находящихся под надзором полиции, больше не про­ставлялся. "Волчьи паспорта", как ок­рестил их народ, заме­нялись по­сле окончания над­зора на новые, но уже без отметки о судимости. Всё это, несомненно, помогало неблагона­дёжным элементам ускользать от полиции.

Новое "Положение о паспортной системе" было введено в действие с 15-го июля 1895 года.

В Российской Империи вводилось два вида паспортов — бес­сроч­ный пас­порт (с синей об­ложкой) для лиц, которые были ос­вобождены от уплаты налогов, и пас­портная книжка (с серой об­ложкой) на пять лет для лиц, кото­рые были обязаны платить на­логи.

При этом в паспортах ранее судимых лиц должен был ста­виться специальный красный знак. Дру­гой знак, зелёный, дол­жен был ставиться в паспортах лиц, кото­рые были внесены в списки неблагона-­

дёж­ных.

Все паспорта отныне были с фотографиями их владельцев. При этом фотогра­фическая карточка, снимае­мая при полиции, обязательно сохранялась в паспортном столе. Паспорт обяза­тельно подписывался его владельцем, а прописка паспорта про­изводилась исключительно после личной явки, опроса и сверки почерка.

Относительно лиц, представляющихся подоз­рительными, полиция получила право требовать от них све­дений и доказа­тельств о месте пребывания их в тече­ние послед­них трёх лет. Сведения о место­пребы­вании должны быть за­свидетельст­вованы пятью благонадёж­ными людьми. Такая мера позволила кон­тролировать перемещение подозрительных лиц, возможно свя­занных с революционерами.

По примеру Англии стало возможным сво­бодное обращение карто­чек из­вестных разы­скиваемых преступников, как обще­уго­ловных, так и политических, с указанием предлагаемого пра­ви­тельст­вом вознагра­ждения за ука­зание их местопребыва­ния.

Паспорта не были предусмотрены лишь для туземного насе­ления Туркестанского края и Сибири, но вы­ехать за пределы своей об­ласти или губернии без пас­порта они не могли. Киргиз, который желал вы­ехать из Акмолинской области в Нижний Новгород на ярмарку, обя­зан был выправить пас­порт.

Специальные бессрочные паспорта с жёлтой обложкой вво­дились для иудеев и вы­крестов. В этих паспортах кроме сведе­ний о личности владельцев, делались отметки об уплате специ­альных налогов и сбо­ров, установленных для евреев.

За нарушение паспортного режима вводилась уголовная от­ветст­венность. В первый раз наказание было мягким, всего шесть ме­сяцев ареста, а вот за повторное нарушение грозило тюремное заключение сроком на два года.

Одновременно, с 15-го июля 1895 года, был изменён и поря­док вы­—

езда за ру­бежи Российской Империи. Для вы­езда за гра­ницу был уста­нов­лен специальный паспорт с зелёной обложкой. Срок дейст­вия та­кого пас­порта — до пяти лет, но за каждые пол­года владелец должен был внести плату в размере 300 рублей. При каждом выезде за пре­делы России необходимо было полу­чить согласие на то жандармского управ­ле­ния. Без разреши­тель­ного удостоверения жандармерии — через русскую границу не про­ехать.

Введение довольно высокой оплаты за заграничные паспорта вы­звало сильное недовольство. Канцлер подвергался многочис­ленным атакам со всех сторон. Дворяне и купцы, студенты и пи­сатели, финан­совые аферисты и карточные шулера, все были возмущены тем, что пошлина выросла ровно в двадцать раз. За какие-то полгода пребыва­ния за границей — отдай в казну целых триста руб­лей! Это при том, что хорошую корову можно было купить за пятнадцать-двадцать рублей. Ну, разве это не нату­ральный грабёж?

Николай Павлович Игнатьев был непреклонен. Он не уста­вал пояс­нять, что увеличение пошлин на заграничные паспорта не только по­полнит казну, но и уменьшит вывоз капитала из Рос­сии. Все эти ставшие традиционными модные поездки "на воды" при­водили к тому, что великосветские повесы и их дамы тратили огромные деньги в Баден-Бадене и Ницце, тем самым обогащая Европу и её производи­телей. Сплош­ным по­током за границу шёл русский хлеб, рус­ское масло, рус­ский са­хар, а вырученные деньги легкомысленно прогулива­лись на за­граничных курортах. А в это время много­страдальный рус­ский крестьянин вёл полуголодный образ жизни и пахал дере­вянной сохой.

В одной из частных бесед канцлер абсолютно справедливо заметил, что подданные русской Государыни должны отдыхать в Гур­зуфе, Алупке и Пятигорске. А если кому-то не жалко вы­ло­жить ше­стьсот рублей, то пусть едет на целый год на Лазур­ный берег. А на его кровные денежки русское правительство будет строить новые за­воды и фабрики...

В то же время был издан секретный циркуляр министра внут­ренних дел относи­тельно эмиг­рации. Всем должностным лицам было предпи­сано оказывать всяческое содействие иудеям и вы­кре­стам, же­лающим эмиг­рировать за пределы Российской Им­перии. При этом эмигри­ро­вавшие евреи должны были вно­ситься в особые списки, после чего они уже не имели права ни­когда воз­вратиться в Россию.

Этим же циркуляром было категорически запрещено выда­вать разрешения на выезд за границу лицам, которые числились в списках неблагонадёжных. Узнав об этом, Императ­рица спро­сила графа Во­ронцова-Дашкова, с какой целью введён этот за­прет, ведь будет го­раздо лучше, если Россию покинет как можно больше лиц, враждеб­ных престолу и правительству. Министр отве­тил просто:

— Ваше Императорское Величе­ство! Если бы эти рево­люцио­неры

ехали из России, чтобы кутить в па­рижских рестора­нах, я был бы только "за". Но они ведь едут за границу, чтобы там, бу­дучи недося­гаемыми для на­шего правосу­дия, заниматься революцией. По­этому лучше пусть эти субчики сидят в России, чем потом Рач­ковский будет их отлавли­вать по всей Европе.

* * *

Не были забыты правительством и многочисленные ссыль­ные. Об­щее число ссыльных в Сибири и на Сахалине достигло почти 300 ты­сяч человек, из которых добрая половина была со­слана в администра­тивном порядке. Вместе с политически не­благонадёжными контингент административно-ссыльных в ос­новном составляли люди, извергнутые крестьянскими и мещан­скими обществами из своей среды. Ссылка обеспечивала охрану сельских обществ от преступлений наиболее не­терпимых в крестьянской среде — конокрадства, поджогов, грабежа.

Но, освобождая общество от неблагонадёжных и порочных лиц, правительство тем самым создавало немалые проблемы для развития Сибири. Сибирские губернаторы в своих докладах ука­зывали, что от­крытие Сибирской железной дороги разрушило "географическую изо­ляцию" ссыльных, что среди них распро­странено бродяжничество, а власти не имеют возможности ор­ганизовать реальный "правительст­венный надзор". Значитель­ный процент побегов ссыльных ясно указы­вал, что необходимо изменить систему.