Гессенская волчица-2

Кроме ужесточения наказаний изменился и порядок рассле­дования и рассмотрения дел о государствен­ных преступлениях. Дознание по таким дела прово­дилось исключительно офицерами жандармских управле­ний.

Отныне суды присяжных остались в прошлом. Все дела о госу­дарственных преступлениях рассматри­вали ис­ключительно воен­ные суды, а приговор всту­пал в силу после утвер­жде­ния его командую­щим вой­сками воен­ного округа. Обжаловать приго­вор стало невозмо­жно. Пригово­рённые к смертной казни попадали на виселицу в тече­ние 24 ча­сов после конфирмации приго­вора.

С 1-го сентября 1895 года Особое совещание при Министер­стве внутренних дел полу­чило новые внесу­дебные полномо­чия. Если ранее согласно статье 34-й "Положения о мерах к охране­нию го­сударствен­ного порядка и общест­венного спокойствия" от 14-го августа 1881 года Особое совещание могло приговари­вать к ссылке "в отдалён­ные места Империи" на срок до пяти лет, то теперь по ряду государствен­ных престу­плений Осо­бое совеща­ние могло пригова­ривать к тюрем­ному заключе­нию на срок до пяти лет, а высылать неблаго­на­дёжных бес­срочно.

Основание, чтобы дело было рассмотрено не судом, а Осо­бым со­-вещанием — это явность преступного деяния. Потому именно Особое сове­щание стало рассматри­вать дела в отно­ше­ние лиц, которые при­нимали участие в недозволенных антипра­вительст­венных митин­гах и демонст­рациях, или у которых была изъята нелегаль­ная литература. Разумеется, что при рассмотре­нии дела Особым совещанием никаких адвокатов не допускали, а постановле­ние, определявшее меру наказа—

ния, можно было обжаловать только на Высочайшее имя.

После всех этих нововведений европейские газеты отмечали, что всего за пять месяцев правления молодой "гессенской вол­чицы" Рос­сия превратилась из цивилизован­ной европейской страны в азиатскую тиранию вре­мён Ивана Грозного, которой не хватает разве опрични­ков.

Глава 16

Сентябрь и октябрь пролетели в будничных заботах. Жан­дар­мерия и охранное отделение брали на за­метку всё больше тех, кто допустил легкомысленные высказывания в адрес прави­тель­ства. Полиция неус­танно выискивала ещё оставшихся в сто­лице евреев и выкрестов с це­лью их выселения.

В Петербурге поя­вилось большое число закрытых мастер­ских, ап­тек, магази­нов, разного рода заведений. Их прежние хо­зяева-евреи срочно выехали за черту оседлости, и лишь неболь­шому кругу счаст­ливцев удалось выгодно продать своё дело. В основном же большая часть мастерских, магазинов и аптек либо было про­дано за бес­ценок, либо же было секвестировано, а за­тем конфи­сковано в доход казны.

К моменту принятия "Александринских законов" по данным канце­лярии столичного градоначальника пе­тербургские евреи владели 35 % белошвейных и бо­лее чем 20 % чулочно-вязаль­ных мастерских сто­лицы. Евреями были каждый шестой из вла­дельцев скор­няжных заве­дений, каждый пятый из владельцев типогра­фий, литографий и слово­литен, каждый пятый вла­делец фотоателье, почти каждый пятый вла­делец механи­ческо-слесар­ного производства.

Но особенно за­метно было преобладание ев­реев в часовом произ­водстве и торговле. Почти половина вла­дельцев часовых магазинов и более 40% владельцев ча­совых мастерских в Пе­тербурге были ев­реями.

Характерной фигурой для россий­ской столицы стал еврей-аптекарь. Более од­ной чет­верти аптек в столице принадлежало евреям, а ещё больше их было среди про­визоров, учеников ап­текаря. Доля евреев среди врачей в городе превы­шала 10%, но среди зубных врачей она достигала од­ной трети.

Теперь же всё это закончилось, и русские купцы, русские мастеро­—

вые, русские врачи буквально ликовали, избавившись от еврейских кон­курентов. А граф Игнатьев провёл хитроумную комбинацию с ев­рейским иму­ществом, поступившим в казну. Конфискованные в казну мастер­ские, аптеки, лавки и неболь­шие магазины по Высочайшему указу были переданы в безвозмезд­ное пользование русским, а в гу­бернских городах Цар­ства Польского — и полякам. Хотя министр фи­нансов Пле­ске настаи­вал на том, чтобы всё конфискованное имуще­ство распро­дать с торгов, чтобы пополнить казну, канцлер счёл более рациональ­ным ча­стью недви­жимости пожертвовать, чтобы за­ручиться поддерж­кой подданных и внести раздор между ев­реями и ос­таль­ным на­селе­нием.

Наступивший ноябрь 1895 года был серым и мрачным, угне­тал пе­тербуржцев пакостной погодой, сильным ветром и мок­рым снегом.

Императорский двор, как и весь Петербург, жил напряжён­ным ожи­данием, что Александра Фёдоровна вот-вот разрешится от бре­мени. Рождение ребёнка должно было определить судьбу огромной Россий­ской Империи на многие годы вперёд, ибо рож­дение сына ос­тавляло Императрицу до его совершеннолетия в прежнем статусе ре­гента, а рождение дочери автома­тически превращало её в полновласт­ного са­модержавного мо­нарха.

Первые схватки начались у Аликс 3-го ноября в час ночи. Роды были затяжными и сложными. Сильные боли мучили Им­пе­ратрицу почти во­семнадцать часов, и всё это время у её кро­вати неотступно находились Мария Фёдоровна, Сергей Алек­сандро­вич и Элла. Срочно вызванный в Зимний дворец профес­сор Дмитрий Оскарович Отт, который за месяц до того тща­тельно обследовал Александру Фёдо­ровну, знал, что с юноше­ского воз­раста она страдала крестцово-пояс­ничными болями, и был готов к тяжёлым родам. Вдвоём с акушеркой Евгенией Кон­радов­ной Гюнст он хлопотал возле роженицы, пытаясь хоть как то облег­чить её му­чения. К ве­черу профессор принял решение наложить щипцы, и ровно в 9 часов пополудни гостиную огла­сил дет­ский писк. На­ступило всеобщее облегчение, и уже даже Императрице Марии Фёдоровне, ко­торая не на­ходила себе места, не важно было, какого пола

ребё­нок...

Ещё при жизни Императора Николая Александровича было решено, что если родится мальчик, то назовут его Павлом, если девочка — Оль­гой, что было одобрено Марией Фёдоровной. По­тому, когда доктор Отт со­общил, что Александра Фёдоровна благополучно разрешилась де­вочкой, которая весит девять фун­тов, но­воиспечённая бабушка, бук­вально светясь от счастья, не­сколько раз повторила слово "Ольга".

Получив сообщение из Зимнего дворца о рождении Великой Княжны Ольги Николаевны, артиллеристы кронштадтских фор­тов и Петропав­ловской крепости заняли свои места возле ору­дий. В десять часов ве­чера загрохотали крепостные орудия, и орудийные залпы из­вестили Петербург о рождении царского ре­бёнка. Жители столицы с любопыт­ством подсчитывали коли­че­ство залпов. Триста залпов должны были означать появление наследника престола — мальчика, сто один залп — девочки. Про­звучало девяносто девять залпов... сто... сто один... Но сто вто­рого залпа так и не последовало.

С рождением царевны Ольги закончился период династиче­ской не­определённости. Отныне Аликс ста­новилась самодер­жавной Импе­ратрицей Александрой Первой, о чём было объяв­лено в Высочайшем мани­фесте от 4-го ноября.

"Объявляем всем верным НАШИМ подданным. Господу Богу угодно было в неисповедимых путях Своих поразить Россию ро­ковым ударом и внезапно отозвать к Себе ея благодетеля Госу­даря Императора Ни­колая Александровича. Он пал от свято­татственной руки убийц, посягнувших на Его драгоценную жизнь, потому что в ней видели оп­лот и залог величия России и благоденствия Русскаго народа. Сми­ряясь пред таинственными велениями Божественнаго Промысла и вознося ко Всевышнему мольбы об упокоении чис­той души усопшаго Мужа Нашего, Мы вступаем по Его Священной Воле на Прародитель­ский Наш Пре­стол Российской Империи и на нераздельных с нею Цар­ства Польскаго и Великаго Княжества Финлянд­скаго".

* * *

Великий Князь Сергей вместе с Эллой пришёл навестить Им­перат­рицу. Хотя великокняжеская чета жила в Зимнем дворце, Великий Князь после рождения царевны Ольги полностью от­дался государст­венным забо­там. Обязанности генерал-губерна­тора и Главнокоман­дующего, да ещё почти ежедневные вечер­ние бдения у канцлера, всё это забирало время Великого Князя, привыкшего служить добросове­стно и без ман­кирова­ния. Елиза­вета Фёдоровна же целыми днями про­водила у по­стели сестры.

Вопреки устоявшимся тради­циям Аликс сама начала че­рез два дня после родов кормить дочь, хотя ещё и не вставала с по­стели. Доктор Отт возражал, уговаривая Императрицу озаботиться своим здоровьем, но она была непреклонна, сама кормила и мыла дочь, баюкая, пела ей колыбельные песни. Пока царевна спала, мать, сидя у колыбели, вязала одну за другой кофточки, чепчики и носочки.

Кроватка новорождённой стояла рядом с постелью матери, прелест­ный младенец с золотисто-каштано­выми волосёнками и красивыми голубыми глазами крепко спал, и потому разговор вёлся в полголоса. Об­суж­дали предстоящее крещение царевны Ольги. Крестины были наме­чены на 14-е ноября — день рожде­ния Им­ператрицы Марии Фёдо­ровны и в пер­вую годовщину брако­сочетания Аликс и Николая.

Голос Императрицы звучал слабо и измученно. Усталое лицо, тём­ные круги под глазами, всё это выдавало её усталость, нако­пив­шуюся за про­шедшую неделю.

— Мария Фёдоровна желает, чтобы восприемником вместе с ней был дядя Алексей, но я хочу, чтобы вос­приемниками были вы, ты, дядя Серж, и Элла.

— Аликс, насколько я знаю, каноны православной церкви не позво­ляют мужу и жене быть вместе крёст­ными ребёнка, — отве­тил Сергей. — У меня есть своё мнение по этому поводу. Разуме­ется, что Минни, как ба­бушка, имеет все права и основания быть восприемником. А вот вме­сто брата Алексея было бы правиль­ным пригласить Ве­ликого Князя Михаила Николаевича. Дядя Миша — патриарх Императорской семьи, его чтят все наши род­ствен­ники, и никто никогда не подвергает сомнению его автори­тет.

— Хорошо, дядя Серж, пусть будет дядя Миша. Но вы с Эллой тоже ведь можете быть восприемниками?

— Твоё стремление, чтобы Элла была восприем­ником, по­нятно, и я не вижу препятствий к этому. Восприемников может быть не­сколько... Но, Аликс... Ты отныне не просто жена рус­ского царя, ты теперь Александра Первая. Ты самодержавный монарх, но лю­бая Богом дан­ная власть всегда держится на любви поддан­ных, и прежде всего, на любви армии. Уже сто лет женщины не пра­вили в России, после Екате­рины Великой. Тебе, как никому, нужна любовь армии, не только офи­цер­ства, но и простого се­рого солдата. И поэтому лучшим проявле­нием един­ства армии и царицы будет, ежели воспри­емником на кре­стинах Ольги станет простой русский солдат.

— Но разве это возможно, — слабо запротестовала Аликс. — Про­стой солдат? Как это будет понято в Европе? Как будет по­нято при дворе? Ты же знаешь, что злые языки не устают рас­сказывать всякие небы­лицы про меня, а тут ещё солдат...

— Да, Аликс, именно простой солдат... Мой покойный брат любил го­варивать, что у России есть только два союзника — её армия и флот. Поверь мне, что все, кому это нужно, абсолютно правильно воспримут твой та­кой шаг. Если ты хочешь быть на­стоящей повелительницей Рос­сии, то ты должна будешь опи­раться на лю­бовь подданных, а армия — это лучшие твои под­данные.

В разговор вмешалась Елизавета Фёдоровна:

— Аликс права, милый мой Серж. Сможет ли обычный солдат пра­вильно вести себя среди особ Импера­торской Фамилии? А ведь там будут европейские послы... Да куча монархов и прин­цев приедет... Вдруг, он что-то скажет не то, может быть большой скандал.

— Элла, запомни, что для русского солдата нет ничего невоз­мож­ного! Я буквально вчера смотрел Егер­ский полк, и познако­мился с фельдфе­белем роты Его Величества Титом Гостиловым. Здоровенный такой малый, и за словом в карман не полезет. Русский солдат, как будто с лубочной картинки! Ну и чем не крёстный отец для Ольги?

В конце концов, Великий Князь убедил Аликс и Эллу, что присутствие солдата на крестинах Великой Княжны будет сим­волом величия Рос­сии. Александра Фёдоровна написала записку министру двора Рихтеру, в которой приказала внести изменения в церемониал крещения.

* * *

Крещение новорождённой Великой Княжны Ольги Никола­евны было обставлено необычайно торжест­венно. Петербург, казалось, ус­тал от годичного траура. Ведь даже крестины дочери Великого Князя Алексан­дра Михайловича прошли в июле в Петергофе очень скромно и непритя­зательно. И вот теперь вся столица радовалась тому, что по­сле мрачных похорон двух мо­нархов, последовавших одни за другими с пятимесяч­ным пере­рывом, нынешние торжества связаны с радостным событием.

С утра 14-го ноября самый разномастный народ стал зани­мать под­ступы к Зимнему дворцу, сдерживае­мый только кордо­нами солдат и городовых. Сразу же после рождения Великой Княжны Ольги по при­казу Сергея Александровича войска Петер­бург­ского гарни­зона были приве­дены в боевую готов­ность, и дополни­тельные караулы и патрули контроли­ровали всю округу.

Люди разных чинов и сословий шли к дворцу, чтобы выра­зить свою радость по поводу рождения царевны. Было заметно, что большей ча­стью шли чиновники и ремесленники, торговцы и извозчики, фабрич­ные рабочие и приезжие крестьяне. Лишь изредка промелькнёт в толпе студенческая фуражка или же цилиндр на голове интеллигент­ного субъекта в золотом пенсне.

Особенной колонной пришли поздравить Императрицу новые вла­дельцы мастер­ских, аптек, лавок и магазинов, конфискован­ных у ев­реев. С иконами и хоругвями, царскими портретами и флагами, пред­водительствуемые священниками в парадном об­лачении, эти люди пришли поблагодарить молодую царицу за избавление от еврейского засилья и дарованную возможность жить работать и жить в достатке. Расчёт графа Игнатьева ока­зался верным. Люди, получившие имуще­ство из рук Императ­рицы, стали надёжной опорой самодержавия.

Светлый день, не по-ноябрьски праздничный, в соче­тании с на­ряд­ными толпами петербуржцев созда­вали атмосферу всеоб­щего ликова­ния.