От мыслей его отвлекла новая перестановка сил. Один из убийц явно был ранен — правая рука его повисла безжизненной плетью, а кинжал теперь он держал в левой руке. Но и у Риула, стоящего возле кровати Айвена спиною к нему, дела шли не лучше — левое бедро его было залито кровью, а в боку торчал метательный нож.
Окончательное решение помог юноше принять взгляд, брошенный им на плащеносцев. Глаза! В узких щелях шлемов вместо глаз горело темно-красное пламя!
"Дарки! Тысяча кабрровых каббров, мрель вам всем в глотку, это же дарки, воины Тьмы!" — подумал он, хватая стоящий неподалеку стул и со всей силы обрушивая его на голову ни о чем не подозревающего Риула.
Тот рухнул, как подкошенный. Один из темных воинов одобрительно кивнул:
— Надо же, какой умный юноша. Умный — и живой. И будет жить еще долго, если и впредь будет таким же сообразительным. Осмотри Риуллана, а я побеседую с этим мальчиком, — приказал он своему напарнику. Тот послушно начал срывать одежду с бесчувственного путешественника и тщательно осматривать его тело, заглянув даже в рот.
— Ну, а мы с тобой побеседуем, — судя по всему, говоривший был главным. Он присел на койку рядом с Айвеном. — Ты ведь не откажешься ответить на пару вопросов, я прав?
— Д-да. Конечно отвечу.
— Вот и славно. Я вижу, ты знаешь, кто я, — дождавшись утвердительного кивка, воин Тьмы вытянул вперед руку. На его раскрытой ладони сидел огромный, в пол пальца, комар, выточенный из хрусталя. — Тогда, быть может, ты знаешь и что это такое?
— Нет, — голос юноши сильно дрожал, и было похоже, что он вот-вот сорвется на визг.
— Он поможет понять, говоришь ли ты правду. Если солжешь, то жало вонзится в твое сердце. Наверное, это будет очень больно, — с этими словами дарк молниеносным движением рванул на Айвене рубаху и прилепил хрустальную фигурку ему на грудь, прямо напротив сердца. Юноша сглотнул внезапно подступивший к горлу ком.
— Итак, вопрос первый: как давно ты знаешь нашего друга Риуллана?
— Меня вчера вечером подсадили к нему. Тогда и познакомились.
— О чем вы беседовали?
— Э-э-э, — Айвен покосился на хрустального комара, готового вонзить жало ему в сердце. — Ну, я ему сказал: "Привет, меня зовут Айвен". А он такой говорит: "Привет. Ты что, жрец что ли?". Ну а я ему отвечаю...
— Хватит! Избавь меня от лишних подробностей! — воин Тьмы повысил голос, но говорил по прежнему совершенно бесстрастно, — Отвечай на вопрос: что тебе рассказал Риуаллан тор'Дин?
— Сказал, что он путешественник. Изучает древние развалины и легенды. И что сюда его упекли за драку с применением магии, на девять месяцев. Больше ничего, а потом объявили отбой и мы легли спать. А утром сразу вы пришли нас зачем-то будить...
— Второй вопрос. Он тебе передавал что-нибудь? Предмет, записку или на словах?
— Нет. Ничего такого. Да и стража отбирает все перед тем, как пленника в яму бросить...
— В какую еще яму?
— Это следующий вопрос, да? Так мы зовем камеры, где нет окон и решеток. На воровском жаргоне, между своими.
— Ты видел, как он что-нибудь прятал здесь?
— Нет. Ничего такого я не заметил. Хотя, признаться честно, поначалу и не особо-то смотрел за ним. Ну а потом уже и свет притушили.
— И последний вопрос: есть что-нибудь такое, что мне нужно бы знать, но ты это от меня скрываешь?
— Э-э-э... Ну...
— Не забывай про наш с тобой маленький хрустальный секрет, — напомнил ему дарк.
— Я стащил один из ваших ножей! — отчаянно выкрикнул юноша, разжимая кулак. Небольшой метательный нож выпал из ладони и с тихим звоном ударился о каменный пол.
— Ты что, никогда не слышал про селерит? Ты же мог умереть в жутких муках, едва лишь порезавшись! — удивился плащеносец.
— Конечно, я слышал про этот удивительный металл. Потому нож и стащил — он, наверное, больших денег стоит, — уже не сдерживая слез, пролепетал вор. — Я это... Я осторожно очень его держал. Вы меня теперь убьете?
— Сегодня нет, — успокоил его дарк. — Эй, Гесс, что там у тебя? — повернулся он к своему напарнику.
— Он чист. Печати нет.
— Проверь его вещи, а я осмотрю этого щенка. Раздевайся, — снова уставившись на Айвена, скомандовал воин Тьмы.
— Но, но вы же обещали!
— Будешь выполнять приказы — останешься жить.
С трудом сдерживая рвущиеся из груди всхлипы, юноша начал раздеваться. Мельком взглянул он на второго дарка — тот уже закончил осматривать вещи Риула и теперь скрупулезно изучал стены и пол, пытаясь отыскать тайник. Особенно осторожно Айвен снимал робу, стараясь не потревожить присосавшегося к груди хрустального комара. Дарк брал у него одежду, и тщательно ее осматривал.
— Повернись кругом. Встань боком. Подними руки. Правую ногу согни в колене, подними. Теперь подними левую, — командовал воин Тьмы.
— Я так упаду. Можно мне сначала правую ногу опустить? — дословно выполнявший приказы юноша теперь стоял в позе "атакующего спьяну и совсем не боевого журавля".
— Идиот. Опусти, конечно. Все, можешь одеваться. Гесс, ты закончил?
— Совсем все? — недоверчиво переспросил вор, который уже основательно закоченел.
— Да. И еще — вздумаешь кому-нибудь сболтнуть лишнего, мы тебя где угодно достанем. Понял?
— П-понял, как не понять, — с трудом ответил юноша, у которого зуб на зуб перестал попадать, — Я вас не видел, вы меня не видели. Если спросят про мальчика, то не было никакого мальчика.
— Молодец. Сиди, отдыхай, — одобрил его рвение дарк и кликнул своего приятеля, — Все. Здесь делать больше нечего. Бери нашего друга и уходим. Побеседуем с ним в более удобной обстановке.
Гесс молча кивнул и совершенно без усилий взвалил на плечо бесчувственного Риула. Айвен робко потянул командира дарков за рукав:
— Господин, господин!
— Ты еще что-то вспомнил?
— Нет, это вы забыли. Ваше украшение, — кивнул воришка на комара, все еще сидящего у него на груди.
— Ах, это. Могу оставить тебе на память, если хочешь.
— П-пожалуй не нужно. Я вас и так теперь не забуду.
— Ну, как знаешь, — воин Тьмы щелкнул пальцами, и прозрачная фигурка насекомого вдруг рассыпалась серебристой пылью, которая быстро растаяла, даже не успев опуститься на пол. Дарк развернулся и вышел из камеры.
— Надеюсь, вы отыщите, что вам нужно, господин! — успел крикнуть в закрывающуюся дверь юноша.
Какое-то время он сидел неподвижно, прислушиваясь к затихающим вдали шагам. Наконец, когда даже эхо стихло, Айвен с удовольствием потянулся, разминая суставы:
— Даже выспаться не дали, уроды кабрровы, — ругнулся он, — Разденься, повернись, почеши мне ушко... Ишь ты, раскомандовался! Командовать в своем Даркилоне будешь, чудовище. А вот путешественника жалко. Хороший, должно быть, парень был, раз самим хозяевам Даркилона дорогу перешел. Надо же, даже в Боргард своих псов прислать не побоялись, отродья Тьмы. Ну-ка, что там у нас...
С этими словами юноша встал и рывком сдернул с кровати тонкое одеяло, на котором только что сидел. Под ним, прямо на дырявом матрасе, лежал еще один метательный нож из странного металла темно-серого цвета.
— А вообще, спасибо, что зашли, — подытожил Айвен и, спрятав нож под матрас, улегся в койку — досматривать сон. Тщательно укутавшись в одеяло, он снова широко зевнул и вскоре заснул сном младенца. Между прочим, очень полезное для человека его профессии умение — быстро засыпать и просыпаться в любой ситуации.
Обхватив подушку руками, он и не заметил, как на его запястье сверкнул сложный рисунок нежного розового цвета, словно вытатуированный искусным мастером. А когда юноша спросонья вытащил руку из-под подушки, то никакой татуировки там уже не было.
Глава 5. Язык до свободы доведет.
"Слово — это главное оружие в борьбе с любой системой!
Герим Охолост по прозвищу Вьюн, взломщик-заклинатель
Проснулся Айвен ближе к обеду. Спал бы и дольше, да вот только лишившийся и завтрака и ужина живот протестующе бурчал, наполняя мерным рокотом камеру. Зевнув, юноша резко принял сидячее положение и сразу же соскочил с кровати, чтобы не дать своей лени ни единого шанса. Иначе сомнет, скрутит и заставит ничего не делать до самого вечера.
Быстро соорудив из второго одеяла некое подобие плаща и укутавшись в него — находясь в Боргарде нужно использовать любые доступные способы сохранить тепло — он осмотрелся. Вчера ему не удалось оценить размеров своего временного обиталища. Камера оказалась невелика, но в ней вполне хватило места для двух раздельных коек, почему-то всего одного трехногого табурета и опять же одной тумбы, которая и вовсе выглядела насмешкой, потому что никакого имущества заключенным иметь не полагалось. Впрочем, судя по многочисленным царапинам и пятнам, тумбу давно и успешно использовали в качестве обеденного стола. Табурет же, судя по его виду, чаще использовался в качестве метательного снаряда и дубинки, чем по назначению. Впрочем, его эффективность при таком применении пару часов назад оценил и сам Айвен.
Одежду Риула, а точнее то, что от нее осталось, дарки забрали с собой. Зато они оставили подушку и одеяло, которые юноша тут же переложил на свою кровать: пригодятся. Осматривать тумбу не было смысла, поэтому Айвен сперва решил изучить койку, а потом заняться поиском тайников.
Одеяло, подушка, матрас. Сначала осмотр внешний, тщательный, со всех сторон — в тени и на свету, ловя взглядом малейший отблеск, подозрительную выпуклость или уплотнение в материале. Ничего...
Оставались тайники. Простучав стены и осторожно заглянув под ковер тускло светящегося мха, густо покрывавший потолок, юноша лишь развел руками: пусто, если не считать заточенной ложки, куска сухаря и мотка бечевки. Вспомнив, что он не ужинал, да и с завтраком как-то не сложилось, он безуспешно попытался погрызть окаменевший сухарь. Отшвырнув его в сторону, отщипнул немного серебристых нитей мха, которые служили единственным источником освещения камеры. С любопытством положил их в рот и пожевал. Тьфу! Горький... Хотя, если совсем уж прижмет, то есть можно.
Старый приятель Айвена, взломщик по прозвищу Вьюн, как-то хвастался, что целую неделю продержался в Боргарде без еды, на одном только этом мхе и паре крыс. Глядя на упитанного Вьюна, верилось в это с трудом — такое брюхо на горькой травке и пары дней не выдержит. Собственно, для человека постороннего тот и на вора-домушника ничуть не был не похож — неповоротливый, тяжелый и постоянно страдающий одышкой взломщик попался бы на первой же вылазке. И то, если бы сразу не застрял в окне или дымоходе. Такому ни от собак не уйти, ни с ловушками не разобраться. Но те, кто видели его в деле, только посмеивались — Вьюн был чародеем. Он лучше всего управлялся с растениями, за что и получил свое прозвище. Такому лианы сами просятся под руку, шипы роз осыпаются от одного прикосновения, а горький мох, наверняка, становится сладким, словно восточная халва, и питательным, как хорошо прожаренная отбивная.
Усилием воли, Айвен отогнал от себя мысли о восточных сладостях, которые очень уж любил. Еще раз осмотрел места, в которых обычно устраивались тайники, и снова безуспешно. Ощутив некое смутное беспокойство, юноша быстро привел все в порядок и успел как раз вовремя. Едва он уселся на своей кровати, как окошко в двери у самого пола открылось. На краткий миг свет заслонила чья-то рука и поставила на пол поднос с едой. Окошко снова закрылось, но ни звука из-за двери так и не донеслось, словно это был призрак. Еду в Боргарде приносили всегда в разное время — были просто утренний прием пищи, дневной и вечерний. Охранная магия на время кормежки глушила все звуки, поэтому ни по каким признакам нельзя было точно предугадать, когда именно откроется окошко и появится еда.
— Ну-ка, посмотрим, чем на четвертом уровне преступников морят, — хмыкнул юноша, забирая поднос.
На нем стояла глубокая миска с ячменной похлебкой, тарелка с неравномерно размазанной по ней тонким слоем ячменной каши, небольшой кусок ячменного хлеба и глиняная чашка с водой.
— Хвала Мристому Иггру, что не с ячменным компотом! А то я уж было подумал... — настроение у вора резко упало, — С одной стороны, выбор блюд конечно больше, чем на нижних уровнях. А с другой стороны, выбора тут совсем нет — один ячмень. Надеюсь, что сегодня какой-нибудь специальный ячменный день, а это — не обычное меню.
Вздохнув, юноша взял деревянную ложку. Осмотрел поднос в поисках ножа, но ничего похожего на него не обнаружил. Впрочем, оно и не удивительно — в тюрьме ни вилок ни ножей заключенным не давали, во избежание всякого... Хмыкнув, Айвен сунул руку под матрас и вытащил украденный метательный нож. Хотел было проверить остроту кромки, но вовремя опомнился — малейшая царапина привела бы к мучительной смерти! Да что там царапина, лизать его тоже было бы несколько... опрометчиво. Все оружие воинов Тьмы, дарков, было изготовлено из селерита — сероватого и прочного как сталь металла, который помимо того, что прекрасно поглощал магию, был еще и сам по себе смертельно ядовит. Да уж, нарезать хлебушек таким вот ножичком — мысль глупее ему в голову придти не могла!
Кривясь и морщась, Айвен быстро проглотил уже остывшую еду, так и не почувствовав вкуса. Он уже и позабыл, как кормят в тюрьмах, и обновлять свои воспоминания очень уж не хотелось. Вся надежа была на Хорта и нанятого им языкаря. Поскорей бы уже, а не то через полгода на такой диете он действительно на мох перейдет...
Вскоре после того, как юноша расправился со своим обедом, за дверью послышались шаги. Судя по звуку, в сторону камеры шло не меньше трех человек. "Проклятье! Только бы не кабрровы дарки!" — молнией мелькнула мысль у него в голове юноши, — "Ножичек было бы неплохо припрятать..."
Недолго думая, он просто швырнул его под койку Риула, в самый темный угол: мол, во время драки обронили, а потом никто и не заметил. Шаги стихли возле двери его камеры, и кто-то завозился с замком. Зазвенели ключи, упав на пол, и Айвен вздрогнул.
— Эй, в четыреста одиннадцатой, к тебе гости! — заорал вдруг за дверью стражник.
Дверь с уже привычным скрежетом открылась, и в камеру не вошел, а словно просочился щуплый низенький человечек с огромным носом и бегающими крысиными глазками. Следом вошел один из стражников, и еще по меньшей мере один остался караулить за дверью.
— Тебя Хорт прислал? — спросил Айвен не дожидаясь, пока крысолицый заговорит.
— Меня зовут Питер Поцук, и я буду защищать ваши интересы на протестном заседании, — голос этого странного человечка оказался на удивление сочным и приятным, и скорее подошел бы артисту певчего театра. Он, казалось, проникал в любую щель и обволакивал каждый предмет, наполняя все свободное пространство.
— Ты знаешь, за что меня упекли в холодную?
— Разумеется! Перво-наперво я со всем тщанием и дотошностью изучил ваше дело и показания свидетелей.
— И что скажешь?
— Завтра вечером, крайний срок послезавтра, вы будете уже на воле, наслаждаться э-э-э, — Поцук бросил взгляд на тарелки, — домашней ячменной кашей.