Сломанные сказки

— Ты... ты уже что-нибудь скажешь? — голос у неё звучал немного надтреснуто, и она перешла на "ты", словно была потрясена... Боги, да она была потрясена!

— Мне нравятся твои глаза.

Кончики ушей у хозяйки замка дёрнулись.

— Это всё?

— Ещё у меня парочка вопросов. Может, присядем?

* * *

Заколдованная принцесса. Классика жанра. И ни одного принца на горизонте — только кучка горожан, которые до дрожи в коленях боялись подойти к замку ближе, чем на несколько миль. Грей даже почти понял, что пошло не так. Филипп. Тот самый герой. Парень рвался на подвиги — и, очевидно, был создан для них, но вмешалось... что-то.

Лепренс объяснила, что в детстве прогневала добрую фею. Дело было в понедельник — а у фей по понедельникам настрой всегда какой-то не такой. Волшебница посчитала девушку слишком никчёмной для принцессы и быстренько запечатала её в замок, а заодно и превратила в чудовище. А вот выплату дани установила уже не она. Принцесса Лепренс словно притягивала неудачи: в её владениях появился колдун, который был так себялюбив, что постоянно таскал с собой огромное зеркало — на случай, если ему вдруг захочется рассмотреть себя с ног до головы. Лепренс-чудовище так испугала постучавшего в двери мага, что он разбил своё зеркало. Составленное из тысячи осколков, оно теперь стояло в саду — и было частью проклятия Лепренс. Гордый колдун сообщил, что только тот, кому суждено снять проклятие, увидит в зеркале её настоящую.

Беда была в том, что в единственном городе на сотни миль вокруг люди разозлили волшебника ещё сильнее. Девушка не знала, в чём там было дело: в том, что все местные парни были куда красивее самого колдуна, или в том, что маг неудачно подкатил в какой-то девушке, или — может быть и такое — его чуть не сожгли случайно за колдовство. Как бы то ни было, проклятие постигло и городок: каждый год жители должны были посылать лучшего из молодых в замок чудовища, и если "дань" не могла разбить заклятие, колдовское зеркало съедало её.

Мортимер Тэттер всё испортил со своим карточным проигрышем.

— Мне кажется, я смогу тебе помочь, — объявил Грей, допивая чай. Лепренс отвела его в столовую: там их ждали горячий чайник и горка мармелада.

— Правда?

— В городе абсолютно точно есть тот, кто тебе поможет. Я это нюхом чувствую.

Девушка просияла — даже несмотря на клыки, улыбка у неё была чудесной. А потом её улыбка мгновенно померкла.

— В чём дело?

— Но ты не сможешь выйти из замка. И я не смогу, хоть последнее и бессмысленно. Пока здесь есть хоть кто-то кроме меня, зеркало не выпустит никого.

Проблема... Или было бы проблемой, если бы не стая волков под боком? Стоит им только навыть про Филиппа...

— И никого не впустит. Прости, Грей, но ты теперь пленник.

Лепренс смяла подол платья — и в нескольких местах продырявила его. Волк опустил взгляд на таявший на тарелке мармелад. Сейчас он бы всё отдал за оперативную группу Башни, вламывающуюся в двери. Даже если в её составе будет Фэнь.

Ну или хотя за переговорник.

* * *

Ещё никогда Лепренс не извинялась перед теми, кто посещал её замок. Основной причиной, конечно, было то, что молодые люди пытались убежать — а колдовское зеркало в можжевеловых кустах этого не любило.

И теперь... теперь у неё, пожалуй, появилась надежда. Только в сердце у этой надежды, похоже, не было для неё места. Его занимал кто-то другой.

Первые несколько дней Грея почти не было видно: девушка подумала бы, что он смог убежать, смог обмануть проклятие, но зеркало показывало ей обратное. Он действительно пытался сбежать. Перелезал через ограду — но решётки прижимали его к земле. А однажды обернулся огромным серым волком. Лепренс не испугалась: после своего собственного вида её трудно было испугать. Она слышала об оборотнях от своей старой фрейлины, которая должна была быть здесь, среди невидимок-слуг в белых перчатках. Де Вульф сказал, что ему нравятся её глаза: что ж, его жёлтые горящие глазницы тоже были по-своему прекрасны. В них не было страха. Умел ли Грей бояться? Умеют ли Волки в принципе бояться?

Потом Грей... смирился. Наверное, это именно смирение потушило огонь в его глазах. А что разожгло новый?

Лепренс продолжала надеяться.

Он подстригал ей шерсть — пару раз чуть не задел нежные чешуйки и тут же был поцарапан.

Она читала ему книги — своим ломающимся голосом, стараясь не переходить на бас. Однажды он уснул прямо на её хвосте, пока она читала шестой алитейв "Нибелунгов".

Он учил её быть храброй — не сгибать спину, не прижимать уши к голове, не прятаться в тени. Говорил, что однажды приведёт её на городскую площадь — и она появится там с высоко поднятой головой.

Она подшивала его плащ. Он до безумия дорожил это красной тряпкой, это было видно — а в тот день, когда без спросу взяла его подлатать, не сказал ни слова упрёка. Только улыбнулся — так, как умел он один, уголком рта. Словно принял.

Он редко сердился. В такие моменты его зелёные глаза сверкали золотом, а зрачки превращались в тонкую чёрную линию. Грей был Волком из стаи ведьмы — и это кое-что да значило.

Она, бывало, тоже сердилась. Топорщила шерсть, скалила зубы и демонстративно щёлкала де Вульфа хвостом по рукам. Просто чтобы он чаще думал.

И, когда дни стали прекраснее, а ноги светлее, де Вульф спросил:

— Когда ты приведёшь меня к зеркалу?

Они сидели на большом подоконнике в старых покоях королевской четы — накидали подушек, принесли чай и рассказывали друг дружке обо всём на свете. Лепренс чуть не выронила бокал. Она и думать забыла о своём проклятии.

— Никогда, — хозяйка замка нахмурилась, и поднялась с атласной подушки, на которой сидела. Её красное платье зашуршало — хвост двигался в такт движениям её ног.

— Я не боюсь...

— А я боюсь! — она обвила себя лапами. Зачем, зачем он вспомнил про это треклятое зеркало?

-...и ты не бойся! Посмотри на меня.

Он подошёл ближе и взял её ладони в свои. По сравнению с её когтистыми лапами, его руки были совсем маленькими.

— Всё будет хорошо. Ты же мне веришь?

Лепренс подняла взгляд. Как не верить, глядя в эти честные глаза? Глаза, в которых снова горит огонь?

Солнце клонилось к закату — в небе повисли оранжевые и алые перья облаков, горизонт окрасился в сиреневый и персиковый. В тучах сегодня была куча прорех — фигурных, словно кто-то старательно вырезал.

В лабиринте было темно. Можжевеловые стены ловили лучи света и прятали их в своих дебрях — на чёрный день. Когти Лепренс стучали по камням дорожки, и звучали, как музыка. То ли барабаны, ведущие на эшафот, то ли звон колоколов.

Зеркало было намного больше, чем представлял себе де Вульф: невероятное количество блестящих осколков в прямоугольной мраморной раме. Трещина, похожая на молнию, пересекала колдовское зеркало из левого верхнего угла почти до правого нижнего — удивительно, как в него вообще можно было смотреть без опаски. Суеверным людям.

— Подожди, — Лепренс закрыла глаза и сжала пальцы Грея — всю дорогу она тащила его за руку. — Я всё ещё боюсь.

— Не открывай глаза... — де Вульф взял принцессу за руки и подвёл её к зеркалу. — Как на площадь, с высоко поднятой головой.

— Грей? — она всё ещё чувствовал его ладони в своих, что было довольно обнадёживающе. А потом он их отпустил.

— Грей! — Лепренс вытянула руки, боясь распахнуть глаза и увидеть рядом с тобой пустоту. — Грей, не...

Есть в арсенале сказочных путешественников одно оружие — сильнее всего, что смог придумать Техно-отдел, сильнее любого слова и любого дела в мирах за Дверьми — говорят, даже сильнее тех, кто ломает Сказки. Каждый в Башне знает о нём, но не каждый может им воспользоваться. Иногда это случайность — так звёзды сошлись, так сплелись судьбы, стоило попробовать и посмотреть, что получится. Иногда это твёрдая уверенность — которая тоже может рассыпаться в прах, ибо даже вера не может тягаться с этой силой. Иногда это надежда — и, как показывает опыт, именно в таких случаях это оружие срабатывает чаще всего.

— Серый?

— Да?

— Ты меня поцеловал?

— Ага.

— Я ведь не Лепренс?

— Нет.

— Увидел меня в зеркале?

— Узнал намного раньше.

Вера с трудом оторвала свой взгляд от зелёных глаз де Вульфа и брякнулась на каменные ступени.

— Дела...

— Вер, я...

— Цыц! — девушка подняла руку и зашикала на разведчика. — Дай собраться с мыслями.

Повисло молчание. Волк мог поклясться, что слышит, как ползут мысли командира Песочного отряда.

— Кстати, переговорник за зеркалом, — как бы между делом бросила Шапочкова, подтягивая колени к подбородку. — И не смей меня больше так пугать, идиот...

* * *

Вне сказки

— Ты!!! — Вера ворвалась в кабинет Костяной Ноги подобно шторму — ни один Гамаюн бы не потягался с ней в скорости.

Ягвида чуть не выплеснула на себя содержимое кружки с надписью "Лучший работник месяца".

— Ты чего эт, припадошная?

-Ты!!! — Вера ткнула в информаторшу пальцем. — Ты!!!

— Уяснила, что я это я... Поняла!

— ТЫ!!! — у Альки, похоже, закончился воздух, потому что она рухнула на кресло рядом с Ягвидой и принялась обмахивать себя первыми попавшимися бумажками.

Информаторша подцепила со шкафа свой потрёпанный шлем, схватила какие-то отчёты и тоже начала махать в сторону Веры.

— Наливай своей заманухи! — выдохнула Шапочкова, бросая бумаги на стол. — Говорить будем.

_______________________________________________________________________________________

*Кай со своей удивительной способностью не в счёт. Хотя шастал он по уже пройденным Дверкам без разрешения.

Сказка тринадцатая. Крысолов из Хамельна.

— Раз, два...

Маленькие коготочки по полу. Шуршит ткань, ползут тараканы, но крыс слышней всех остальных. Наверное, они не хотят прятаться. Наверное, им это не нужно.

— Раз, два...

Мелькают хвосты меж камнями, блестят длинные усы и глазки-пуговки. Смешно шевелятся носы. Крысы собирают совет — великий совет, один на века, властный над всеми городскими сущностями, до которых дотянется моровое поветрие.

Наверное, они просто не умеют прятаться.

— Раз, два...

Отчётливее шум крысиной толпы, яростнее их визг — громче становится человеческий голос, что отсчитывает одно ему известное будущее.

Наверное, музыка слышится в этом голосе — а иначе, как объяснить разлившуюся реку, которая выпустила из себя до неузнаваемости изменившийся крысиный народ?

Никто не смеет обманывать Крысолова.

* * *

Сторожевая Башня

— Фэнь, да проснись же ты, наконец!

Вода, заливавшая глаза и уши вовсе не была огненным дождём — Бен резко вынырнул из сновидения, подавляя желание хватать ртом воздух. Он думал, что кошмары отступили: слишком много проблем, слишком много волнений, некогда думать о пламени собственной души. Когда Двери мелькают перед взором подобно калейдоскопу — одна за другой, с перерывом лишь на сон без картинок и еду, если повезёт — нет времени на свои беды. Шехеразада висит над душой Дамокловым мечом, приходится присматривать за Каем — у этого мистическая сила попадать в неприятности, когда упускаешь его из виду. Стало легче разве что с Верой: раньше она смотрела так тревожно и жадно, что хотелось просочиться сквозь стену в какое-нибудь необитаемое хранилище, а теперь взгляд её смягчился и словно бы посветлел. Она даже стирала одежду своих подчинённых уже несколько недель подряд без соблюдения очереди. Раньше Шапочкова никогда бы не позволила им такой роскоши. Неужели действительно понимает, какое у них нелёгкое положение?

Противопожарная установка всё ещё работала как часы. Фэнь бросил взгляд на простыни и прикрыл глаза. Ткань была обугленной, с коричневыми разводами и пеплом. Вот чёрт.

— Ты как, в порядке?

Странно, Кай всё ещё спал при полном параде — в свитере и своих невозможных серых штанах. И голубые тапочки со снежинками носил. Пряди белых волос выбивались из косы смешными завитушками. Как он вообще их по утрам расчёсывает?

И что ему отвечать, когда дрожишь, пытаешься успокоить дыхание и прячешь глаза, сейчас наверняка посветлевшие до цвета утреннего солнца?

Бен кивнул, отбрасывая одеяло и опуская ноги на холодный пол.

— Может, воды?

Парень усмехнулся: с потолка льёт как из заправского душа, а он предлагает воды. Бенну покачал головой и приложил уже холодную ладонь ко лбу. Лучше всего было бы, если б Снежный король сейчас тактично закрыл дверь с другой стороны.

— Ох, точно, — Кай исчез в коридоре, чтобы через две минуты вернуться с бутылкой из тёмно-зелёного стекла. Пожарная сигнализация к тому времени отключилась. Фэню показалось, что он слышал голос Веры, но в комнату она не вошла.

Замануха Ягвиды приятно холодила не только горло, но и голову. Не зря почти в каждом отряде хранилась пара бутылочек её волшебного напитка — просто на всякий случай.

Жидкость ударила в голову и немного запутала мысли: когда Бен опустошил половину бутылки, он обнаружил, что испорченные простыни Кай успел куда-то утащить. Фэня немного вело, как после пары пинт хорошего алкоголя. Пламенные сны, полные смертей, пьянили получше заманухи рыжей информаторши — а вкупе с напитком давали поразительный эффект. Бенну никогда в жизни не был в бане — но если бы был, понял, как его нынешнее состояние похоже на горячий берёзовый угар.

Тишина окутала парня словно кокон. Фэнхуан помнил руки — прохладные и бережные — которые вели его по коридору, и сухую постель, в которую его уложили. Нянчатся с ним, как с ребёнком... А он почти бог. Так могли бы дети ухаживать за престарелым отцом. Чувство от этого появлялось какое-то непонятное: с одной стороны, страдала гордость, с другой — грела забота.

— Что было в бутылке? — язык заплёл слова в какой-то непонятный набор звуков. Но он же не мертвецки пьян.

— Тише, — это определённо была Вера. Вера, которая не орала за залитые помещения и промокшие постели — то есть, что-то совершенно невероятное. — Тише, Бен... Спи.

И Бенну решил послушаться — и уснул, едва коснувшись головой подушки.

— Спасибо, — Кай отматывал косу от руки — пришлось убирать волосы, чтобы дотащить Бена без приключений. Грей благородно предложил свою комнату — помещения его отряда размещались чуть дальше по коридору от обиталища Песочного отряда, а Волк мог поспать и в своей звериной форме.

Алька только рукой махнула — как будто она могла поступить иначе.

— Ловко ты с Ягвидиным эликсиром придумал... — Вера присела на краешек табуретки и потянулась к вазе с фруктами. Белые полотенца, которыми высушились Ключник и командир, мягкой горкой лежали на диване. Вера достала с балкона раскладушку — Каю достался диван.

— Ему нужно отдохнуть. После леди Шехеразады хочется забиться под лавочку и никуда не выходить, а нас зовут дальше. И мы идём, — Кай поправил воротник свитера, и Алька заметила тёмную отметину на шее, словно мальчишку пытались удушить. — Я-то привык, мне легче. А он вообще не обязан, но следит за мной.