Сломанные сказки

У каждого сезона был кто-то: у волшебницы — хотевший власти юноша, у принцессы — наследные первенцы, у разбойницы — старший сын, лишившийся глаза. Только у вечно одинокой Снежной королевы не было никого. Никого, кроме безумного старца, утаившего в своём сердце единственную на свете зеркальную льдинку, способную сотворить зиму.

Он сумел убежать, пока был молод, пока ещё мог сохранить величие и мощь. Он не вернулся обратно в поисках ледяного господского поцелуя. Он был слишком неподходящим ребёнком. Самым худшим вариантом — ведь его выбирало троллье зеркало.

И когда бы избранник зимы — или зеркала, с какой стороны посмотреть — испустил бы дух, королева бы вынула из остывшего сердца средоточие ледяной злости. И смогла бы начать новые поиски достойной зимы.

Да только вышло всё вовсе не так.

Зима

Снежный король бушевал.

Он развеял над южными пастбищами новый сорт метели с такими крупными снежинками, что они походили на штурвалы кораблей. Он выстрогал на мысе, доступном всем ветрам, целый лес ледяных игл, украсив его скульптурами местных жителей — тех, что не успели спрятаться. Он подарил несушествующейГерде замороженную кровь последнего единорога, которого выследил в золотых королевских лесах. Он вернул в своё королевство снежное покрывало зимы — и считал себя истинным героем.

Без зимы не бывает всех остальных. Нет отдыха земле, что три сезона растила плоды, нет тихих вечеров молчания, нет застывшей красоты, которой все привыкли любоваться самыми длинными ночами года. Нет самого года — он становится увечным, как стул без ножки.

И неважно, что Герда порою пропадает — её не может найти даже всемогущее воплощение зимы. В конце концов, каждому нужно время для себя.

И неважно, что одиночество, которое раньше успокаивало, теперь кажется тяжеленным якорем, который не пускает рвущийся в путь корабль.

И неважно, что при виде сваленных в кучу прозрачных гробов сердце пытается вытолкнуть из себя осколок, словно гость ядовитое вино.

Всё это неважно, пока душа не умираетот оставленной в прошлой жизни вины.

Весна

Мост был тем же самым — чуть покосившийся, кое-где поросший мхом, с подгнившими досками, но ничуть не утративший своего символизма. Мост, выкрашенный в яркие цвета жизни, и ждущая смельчаков лодка-лебедь самого романтичного в мире оттенка.

Бен Бенну Фэнхуан перегнулся через перила и покосился на голову лебедя. Казалось, что розовая птица смотрит в ответ. Да ещё и с немым укором.

"Какого рожна, недобитый птенчик? Очень умно — бросить друзей, которые в самом деле могли бы помочь, и героически прыгнуть за Дверь, прекрасно зная, что никто не сможет за тобой последовать." Отмычки Прекрасного Принца предательски звенели в кармане, задевая выключенный переговорник. Бену не нужен информатор — он слишком хорошо помнит весь маршрут. От корки до корки, как Шехеразада свои тысячи тысяч сказок.

Отражение в реке смазывалось быстрым течением и превращало Фэня в перекрестье рыжих, белых и синих полос. Истинное лицо, если хорошенько подумать. Какая-то дурацкая смесь ощущений и чувств, в которых даже их обладатель не может разобраться до конца. Вина, переплетающаяся с гневом, страх и решимость, старые воспоминания... и новые, покрывающие оставленные прошлым шрамы. "Обычный человек", — сказала бы Иван. Ничего уже не осталось от бессмертного внука Ди-цзюня. Разве что, безграничная глупость.

Парень даже не успел сориентироваться — перила под его весом жалобно скрипнули и обвалились, принеся Фэнхуана в дар реке. Голова его показалась над волнами — судорожно хватающая воздух — и руки сами нащупали лебединый клюв, изогнутый в усмешке. Лодчонка начала свой путь, огибая камыши, отдаляясь от берегов и прибавляя ход — и соломенные сандалии Бена плыли вслед за нею.

Со дна лодки Бен видел только чистое голубое небо — такое далёкое, что, казалось, ни за что не достанешь. Даже если у тебя есть крылья. Они — красно-синие с рыжевато-жёлтыми разводами -распахнулись рефлекторно и теперь мокрыми полотнами лежали на розовых досках, прогреваемые солнцем. Тёплые крылья, огненные перья, а от какой-то речной воды просто так избавиться не могут. Вот вам и Фэнхуан, вестник доброго времени. Доброго...

Бен закрыл глаза — сквозь веки окружающий мир представал в исключительно красном свете. Как и тогда, когда ничем не сдерживаемое пламя доедало императорский дворец.

Чего ты боишься, Фэнхуан, дитя одного из десяти Солнц? Потерять контроль над собственным огнём? Обрести над ним былую власть? Подвести своих друзей? Понять себя? Или боишься того, что кто-то молодой и наивный повторит твои собственные "подвиги"? Да только ты — Фэнхуан, ты привык привыкать, у тебя есть силы, даже когда ты думаешь, что совсем их лишился. У остальных же нет законов твоей особенной сказки...

Лебединый нос лодки уткнулся в берег — Бен распахнул глаза и увидел прямо над собой изъеденное древоточцами лицо игрушечного солдатика. Охранники у ворот весеннего цветника.

В прошлый раз Бенну пытались оставить здесь на веки вечные — и не кем-нибудь, а маленьким жасминовым деревцем. Забавный малый этот цветочный колдун.

Тапочки, к счастью, почти не отстали от лодки, и Бен не лишился обуви. Конечно, сейчас, в царстве весны, это не причинило бы достаточных неудобств, но потом могло превратиться в катастрофу. В конце концов, сказочные законы всё ещё стойко держали оборону, не давали и шагу лишнего ступить — что же будет, если Бенну вдруг решит облететь полмира в поисках своего ключника? Вряд ли всё обойдётся парочкой свихнувшихся голосов.

Сад изменился до неузнаваемости: прежде ухоженные клумбы были засыпаны сором, деревья сохли, покрытые паутиной, частоколом выстроилась сорная трава. Увитый пожелтевшим плющом дом встречал гостей чёрными прогалами окон и отголосками чьей-то песни.

Бенну приблизился к калитке — и тогда смог разобрать слова.

— Ах, мой миленький Реджин,ах, Реджин, ах Реджин!*

Певший то едва шептал, то орал во всю глотку, чем изрядно удивлял местных пташек, которые не могли спокойно усидеть на облетевшем кусте боярышника.

Колдун прятался в ворохе лепестков, собранных, наверное, с сотни розовых кустарников — поля его соломенной шляпы выглядывали из-под пёстрой кучи, розовато-белые остатки цветов песенным дыханием отправлялись в полёт. Бен наклонился, осторожно протянул руку...

— Живым не дамся! — взвизгнул цветочный волшебник на середине припева, вскочил с места и выставил перед собой потускневший от времени гребень. Тот самый золотой гребень, туманящий разум, излюбленное оружие воплощённой весны.

Фэнь поднял руки — почти инстинктивно, тут же стараясь успокоить агрессивно настроенного хозяина цветника. Судя по расширившимся глазам последнего, успокоения ему не требовалось.

— Ты! — рука с зажатым в ней колдовством мелко затряслась. — Я всё вспомнил... Вспомнил, на что смотрел... А так старался всё забыть!..

Колдун схватился за голову, совершенно забыв, что размахивает довольно острой штукой. Не выколол глаз он лишь по счастливой случайности.

— Потише, парень... Может, отдашь эту штуку мне? Чтобы не поранился... — Бен мягко протянул ладонь, но волшебник прижал золотой гребень к выцветшему халату и затряс давно немытой головой.

— Нет-нет-нет... — зачастил он, рассыпая из бутонов на шляпе остатки волшебного порошка. — Уйди... уйди! Тебе не место в моём цветнике! Скоро расцветут тюльпаны, а они не любят жару. И птиц... да-да, и птиц! Особенно птиц! Ах, Реджин!.. и птиц!

— Подожди, я... — Бен не ожидал подобного отпора. Он вообще не ожидал, что сезоны склонны к сумасшествию в самом человеческом смысле этого процесса. Похоже, преемник Весны намеренно стирал себе память при помощи волшебного гребня. Что же такого он хотел забыть? Неужели последний визит Бена действительно принёс столько беспокойства? И что такого не мог вспомнить?

— Я... — "хочу помочь" потонуло в безумном крике парня, который сорвал с себя шляпу и кинулся бежать, топча ни в чём не повинные умирающие ромашки.

Оставалось признать, что Весна окончательно и бесповоротно сошёл с ума. Добровольно.

Бен Бенну на всякий случай заглянул в дом — толстый слой пыли давал понять, что колдун уже давным-давно туда не заходил. Покинутой выглядела даже беседка. Деревянные солдаты у ворот выглядели и вовсе преданными.

Ворота жалобно скрипнули, когда Бенну прикрывал за собою створку. Прощай, юдоль скорби... Бесцветная весна. Может быть, ещё возможно всё исправить.

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда меж ржавеющих прутьев просунулась рука весеннего колдуна.

— Возьми цветочки на память. — просипел голос, так похожий на старческий.

Бенну принял помятые ветви Драконьего пламени, маленьких красных цветочков, волшебник отпрянул от решёток, словно они были чумные, и снова затянул свою нехитрую песенку.

Лето

Как и в прошлый раз, бело-зелёные башни выступили из тумана только тогда, когда Бен отошёл от цветника Весны на достаточное расстояние. Над крышами дворца, как и прежде, кружили сотни ворон — будто над его обитателями висело проклятие. Или они вдруг разом все погибли от страшной болезни, а вороньё слетелось поживиться.

Замок встретил путница отсутствием стражи, незапертыми дверьми и запахом запустения. Как и домик Весны, дворец Лета выглядел совсем необитаемым.

Вот что оставляли после себя сотрудники Сторожевой Башни — пустоту. Неужели за каждой Дверью происходит нечто подобное? Неужели именно поэтому Иван запретил кому бы то ни было выходить за Двери? Что рассказал Сезаму Баюн, если даже мирно настроенные голоса внутри Кая вдруг сделали его своей целью? Как же это мерзко звучит — "внутри Кая". Словно голоса — паразиты, сродни трупным личинкам, которые только и ждут, чтобы... А, может, всё так и случилось. Может, голоса действительно были слишком опасными, а Бен, да и Вера потом, самонадеянно посчитал их незначительной угрозой. Что заставило Кая вернуться за Дверь, что подняло ледяные щиты — неужели одни только голоса? Ведь было что-то ещё... Задумчивые взгляды, тихие вечера... Вспомнить бы ещё точнее — вот же, чуть-чуть. Кай вроде бы хотел о чём-то поговорить, а Бен свернул разговор, потому что вдруг подумал, что его захотят спросить о пожаре в императорском дворце. А что, если Кай хотел предупредить? Что, если ему была нужна помощь?

— Надо же, а я думала, что больше никогда Вас не увижу, — тёмный насыщенный голос прозвучал совсем рядом — Фэнь обернулся и увидел принцессу Лета. Он помнил её маленькой пухлой девочкой, с тоской косившейся на странника — и теперь было крайне сложно привыкнуть к тому, что она смотрела на Бена сверху вниз. Её рельефные ключицы были на уровне его глаз.

Длинное чёрное платье, уже без красных вставок, крошечная золотая корона в каштановых волосах, горделивая осанка... И пара тёмных топорщащихся крыльев — смятых, порванных и кое-где наспех перебинтованных. Вот так сюрприз.

— Ну хоть бы поздоровались ради приличия, а то ворона в рот залетит.

Словно в подтверждение её слов, откуда-то сверху, из темноты балок, вынырнул ворон. Он описал над головой Бена пару кругов и присел на протянутую руку принцессы

— Невер-мооорррр... — прокаркала птица и тут же хрипло захихикала. — Видел бы ты выражение своей морды, человечек.

— Дариус, в самом деле, никаких манер... — девушка покачала головой и пересадила разговорчивого ворона на плечо. — Простите моего брата, он не со зла.

— Просто я всё ещё помню, как ко мне в кровать запёрся какой-то шизанутый извращенец, которому вдруг вздумала потакать моя дорогая сестрица.

— О, ты не говорил бы так, если бы видел его сны...

— Сомнительное удовольствие... — ворон чуть приподнял крылья — видимо, так он пожимал плечами.

— Я, конечно, прошу прощения, что прерываю ваш разговор...

— Да-да... как там надо-то? Еда, сон в королевской кровати и карета? С мешком золота в придачу? Ничего не упустил?

Принцесса укоризненно покосилась на брата. Крылья её шевельнулись, будто протестуя.

— Для начала я бы хотел узнать, что с вами произошло, Белла и... кажется, Биль?

Даже принц-ворон разинул от удивления клюв. Эффект от простого сочувствия был просто ошеломляющим.

— Повтори? — наконец, прокаркала чёрная птица, перелетев на стоящий неподалёку подсвечник. — Ты, кажется... да меня целую вечность так не называли!

— Мы приняли новые имена по завету рода, — принцесса повернулась к одному из ростовых портретов, украшавших стены дворца. На картине был изображён бородатый мужчина, которого обхватывали чёрные крылья большой вороны. Если не приглядываться — и не заметишь. — Дариана и Дариус.

— Дары воронью, проще говоря. — Бен впервые слышал, чтобы вороны фыркали. — Мне повезло меньше, сестра всё ещё должна следить за снами. Впрочем... она устаёт.

Девушка сложила крылья, обернув ими плечи на манер плаща. Удивительная гибкость для птичьих костей.

— Брату тоже тяжело... Он следит за очередью. В последнее время совсем туго было... — принцесса вздохнула. — Пойдёмте в спальню, там, кажется, осталось немного еды. Сон, я так понимаю, всё ещё является частью программы.

Лестница показалась Фэню целой вечностью. Вечность... Выложенная из льдинок, она мелькала перед глазами, сменяясь пустым взглядом Кая и чёрным зубцами короны. Он ждёт там, в конце пути, вместе с ловушкой и тем, кто устроил весь этот цирк. Что за цель преследовали голоса — если это действительно они? Похоже, руководствоваться логикой они не привыкли, предпочитая творить всё, что заблагорассудится. Но почему бы, в таком случае, не попытаться добраться до Сезама? Зачем уходить за родную Дверь, что искать в снежном мире вечной зимы?

Пролёты, повороты и метры немых каменных стен. Ни одного источника света, кроме свечей в руках выросшей принцессы. Кружится голова. Ещё чуть-чуть — и начнёт заканчиваться воздух... Да где же эта чёртова спальня?

Крыло ворона мазнуло по правой щеке, и Бен моментально выпрямился, прогоняя внезапно накатившую панику. Принц подозрительно — насколько это позволяла птичья мимика — посмотрел на гостя, но ничего не сказал.

— Мы на месте, — сообщила Белла-Дариана через пару минут, открывая плечом тяжёлую дубовую дверь.

— Спасибо, что не в мою, — прокаркал принц, устраиваясь на каретке широкой кровати. На тумбочке, прямо за дверью, действительно лежало блюдо с кусочком мяса, и стоял бокал с тёмной жидкостью. Вполне возможно, что это было вино.

— Пожалуйста, — вряд ли девушка не научилась за столько лет различать сарказм брата — наверное, просто пыталась его таким образом приструнить. Как там? "Не вижу зла, не слышу сарказма"?

Бен узнал от брата и сестры многое. Даже, пожалуй, слишком многое — от некоторых подробностей, вроде процесса превращения в ворону, он бы отказался.

Когда разбушевавшаяся зима покинула их края, сезоны созвали совет — ведь совсем без холодов обойтись было нельзя. В общем, роль зимы мог исполнить любой носитель необходимого потенциала — потому совет единогласно избрал атаманшу. У неё всё равно подрастала достойная замена — пусть и лишившаяся по глупости левого глаза.