Сломанные сказки

Иван повернулся к двери подвального помещения, в котором они оставили Кая. Он сидел на самом краешке стула и отрешённо смотрел то ли в пол, то ли на свои руки. Кожа его была бледнее, чем обычно.

Сказки про фэнхуанов не могли оказаться неправдой. Только не после того, что услышал Иван от дрожащего как осиновый лист ключника.

— Вообще, чего спорить? Нам нужны эксперты. Нам нужна очень даже определённая Дверь.

— За Двери нельзя, — Сатоен скрипнул зубами и скрестил руки на груди. — Если пойти — мы можем испортить всё ещё больше.

— Так вот в чём дело! — Ягвида подпрыгнула на месте. — А я-то думала, у кого-то кончились деньги! Может, объясните старушке Яге чуть поподробнее, почему вдруг Башня прекратила работу?

— Если вкратце — ваш Ванечка сломал сказки, разозлил законы и постоянно тревожит другие миры своими благотворительными походами, — Баюн зажмурился и поводил усами.

На целую минуту воцарилась тишина. Сезамов уже хотел было что-то сказать, но Яга вдруг отмерла и перебила его:

— Тревожит, говоришь? Тогда нужно просто с умом собрать нужный народ. Хоть кого-нибудь из Жёлтого коридора для дополнительного баланса — и нырнуть в Поднебесную ненадолго.

Плед, который Иван всё ещё таскал на своих плечах и который удивительно гармонировал с его деловым костюмом, угрожающе сполз на пол.

— Я сказала, за Двери больше никто не пойдёт. Никогда!

Ягвида прикусила язык — замолчал и мурчащий Баюн. Сезамов вовсе не шутил — ни один человек не шутит, когда в глазах столько боли и решительности.

— Мы это... того... — кот, не спрашивая разрешений, прыгнул в руки информаторши и хвостом махнул в сторону ведущего к Архиву коридора. Ягвида послушно затопала в указанном направлении и через пару метров разжала руки. Баюн с отчаянным мявом приземлился на лапы.

— С дубу рухнула, женщина?

— Это ты у нас кот учёный!

— Не смей сравнивать этого...

Голоса Берёзовых беженцев вскоре затихли — и Иван снова заставил себя посмотреть в покрытое изморозью окошко, за которым сидел Кай.

Если бы давным-давно кто-то сказал, что есть возможность — пусть даже самая крохотная — вернуть Али, он бы сделал всё, что от него требовалось, и даже больше. Но джины не умеют воскрешать мёртвых, а родина Шехеразады славится только ими, да волшебным порошком, да грудами совершенно бесполезного золота... Иван хмыкнул. Тогда золото было самым важным в жизни делом — легендарная пещера разбойников до сих пор была источником, который питал жизнь в Сторожевой Башне. Сезамов сам не заметил, как превратился в дракона, спящего на горе монет, драгоценной посуды и украшений — дракона, который чах над златом, забывал о друзьях, о врагах и о цели. Отрезвить его смогла только чужая смерть.

Птица феникс, да? Изломанный и отчаявшийся, он пришёл в Башню, позволил себя запереть — и никто не знал, как долго грызла его совесть, и как он смог её перебороть. Но фэнхуан вышел из тюрьмы, которую сам себе выстроил — с поднятой головой, с улыбкой и готовый принять новое имя. Сезамов помнил собственную растерянность: божественный огонь в глазах беженца пугал его, тысячелетия, разделяющие миг их рождения, отдавались звоном в ушах, и это чудо просило мальчишку подарить ему новое имя.

Старого он так и не назвал. Фэнхуан — принадлежность к роду, пусть даже род ограничивается всего одним существом. Быть единственным и последним — само по себе непереносимая ноша. Бен Бенну — имя как из странных заморских фильмах — справлялся и с нею, и с ответственностью, и с чувством вины.

Теперь вина лежала на Кае — её тяжесть была видна невооружённым глазом. Плечи опущены, глаза прикрыты, зубы, судя по линии подбородка, в отчаянии стиснуты.

Сможешь ли ты, Иван Сатоен де Сезам, по паспорту Ванька Сезамов, по идее — благородный спаситель множества миров, по сути — жадный, запутавшийся в неведении мальчишка, отобрать у своего ключника надежду? После того, как использовал его, пытаясь найти виноватых, когда был виноват сам?

Хотелось курить. Нестерпимо, как в тот день, когда Али забрал все свои вещи — кои поместились в один маленький рюкзак — и ушёл, хлопнув дверью. Днём Сезамов уже ехал на опознание.

Скрипнули петли — неужели в Башне они все поют? — и Кай поднял на Сатоена взгляд. Если бы у Ивана была лампа, он бы тут же пожелал навсегда этот взгляд забыть. Глава Сторожевой Башни знал это чувство — когда ради тебя приносят невосполнимые жертвы. Это слишком сложно принять.

— Кай, мне нужно тебя кое с кем познакомить. Только зайдём в мой кабинет.

Юноша кивнул, поднялся с места и тенью проскользнул в коридор.

Когда некому мстить — всегда превращаешься в собственную тень.

Старец Элинсэ обитал там, где жили разрушенные Двери. Были и такие — не всем повезло избежать участи быть разбитыми, размозжёнными топорами или рассыпавшимися пылью. Место, в котором Иван нашёл Двери, было похоже на свалку — потому неудивительно, что некоторые вещи деформировались, раскололись или помялись. Сказки за этими Дверьми уже никогда не сломаются.

Появления Элинсэ не заметила даже Шехеразада. Пока библиотекарша Клавдия не заметила согбенного старичка с длинными усами, читавшего книгу на эвенкийском, о беженце не подозревал никто.

Он был первым и единственным пришельцем из Жёлтого коридора — Фэнхуан пришёл много позже, когда Элинсэ уже окопался внизу, в последнем пристанище остатков Дверей, и почти не выходил из своего нового дома.

Старик был странным. Сложно не быть странным, когда ты живёшь в Сторожевой Башне, но Элинсэ, называвший себя хозяином леса, бил все рекорды. Он собирал Дверные ручки, чистил их и складывал в плетёную корзинку, он собирал разорванные створки, как паззлы, сгребал в кучу осколки, а иногда наоборот, разбрасывал щепки вокруг дома или закапывал их в земляной пол. Он был словно обезумевший садовник, у которого не было сада.

И он был единственным, кто, возможно, хоть что-то знал о фэнхуанах.

На уровни ниже Хранилища вела лестница — узкая, с деревянными перилами и потемневшими ступенями. Иван чертыхался, спотыкаясь — кое-где освещения было совсем никудышным. Похоже, пора было задуматься о хоть какой-то реставрации. Сатоен то и дело оглядывался наКая — но тот шёл молча и почти бесшумно, прижимая к груди горностаевую шубу.

Иван готов был поклясться, что раньше помещения под Хранилищем не были такими необъятными. Потолок терялся из виду — равно и стены, которых, казалось, вовсе не было. Зато появились какие-то коряги, корни, норовившие сделать подножку, и клочки тумана. Элинсэ, видимо, и вправду хозяином леса, раз даже глубоко под кирпичной пятиэтажкой деревья не покинули его.

Старец возник из темноты, словно его вдруг подсветили — Сатоен чуть не рухнул на землю, засмотревшись на согбенную спину беженца, помахивающего метёлкой. Проклятые корни.

Элинсэ обернулся — улыбка с тёмными прогалами отсутствующих зубов, глаза, тонущие в складках кожи, широки приплюснутый нос, посадки грибов на плечах... В седых волосах копошились черви — хотя, если приглядеться, черви эти были какими-то странными и отчего-то зелёного цвета. Одет старец был в простой двухслойный кафтан с шёлковыми белыми вставками, а на голове его чернела квадратная шапочка.

— Зимний мастер! — прошамкал Элинсэ и, полностью проигнорировав протягивающего руку Ивана, подошёл к Каю. Росточком старик едва доставал ему до пояса — пень пнём. — А я всё думал, совсем забыли про Элинсэ...

— Ты его знаешь? — Сатоен сунул руки в карман брюк — воздух тут был совершенно неуютным. Как на кладбище.

Бывший Снежный король покачал головой. Он всё ещё смотрел в землю и никак не реагировал на приветствие старичка — словно не замечал его.

— Славно, что и птенчика принесли... Пусть порадуется, у нас тут как в Нефритовых садах, я старался... — Элинсэ приставил метлу к выплывшему из темноты валуну и вдруг потянул шубу на себя.

Сезамов дёрнулся, но было слишком поздно: из открывшегося свёртка на земляной пол посыпался пепел, и в нём медленно закружились обрывки одежды.

Кай зарычал — упал на колени, расправил шубу, принялся горстями ссыпать пепел обратно... А потом застыл, в очередной раз погрузив пальцы в золу.

Пряди его белых волос закрывали лицо и пачкались серым пеплом — и Иван в очередной раз эгоистично порадовался, что не видит сейчас его лица.

Кай медленно поднимал дрожащие руки — с тонких пальцев сыпалась искрящаяся смерть.

Господи.

Элинсэ опустился рядом и принялся сосредоточенно, очень аккуратно собирать пепел сам. Комья земли смешивались с остатками фэнхуана, но хозяин леса не остановился, пока вся зола не перекочевала обратно на тёплый голубой отрез меха. Элинсэ взял Снежного короля за руки и поднёс их к шубе, счистив с них всю блестящую пыль.

— Простите старика, мастер, я час перепутал. Совсем забыл, совсем старый стал. С птенчиком беда приключилась... Злое зеркало, острые края. Птица не твоего полёта, этот фэнхуан. Слишком гордый, слишком идиот.

Хозяин леса вперевалочку потопал куда-то за валун. Грибы на его плечах покачивались в такт ходьбе.

— Не стынем, идём за Элинсэ. И Ваня пусть идёт.

Старик подвёл их к собранной по кусочкам Двери, на которой были вырезаны сотни жёлтых лошадей. На месте нестыковок бежали корни деревьев — они то ли разграничивали, то ли смыкали створки, сразу не разберёшь. Кая пришлось поднимать и вести — он был неощутимым, как холодный воздух, и Иван мысленно себя ударил. Шуба с пеплом оказалась на удивление тяжёлой.

— Оп! — Элинсэ вынул из широкого белого рукава половинку ключа. Ту, на которой были зазубринки для замка.

Замочной скважины на пророщенной Двери не было. Впрочем, ничего удивительного, на кладбище Дверей не было ни одной действующей. Элинсэ просто провожал их в последний путь по собственному выбору.

Хозяин леса ловко выдернул из рук Ивана свёрток, отдал его Каю и ему же протянул осколок ключа.

— Будьте уж там поаккуратней, уважьте семью!

Скважины не было, но ключ идеально вошёл в одну из трещинок на корне.

Щёлк.

Иван очнулся, когда Кая уже не было, а Элинсэ преспокойно мёл появившуюся из ниоткуда каменную дорожку.

— Оставьте их в покое, Ваня, Вы и так уже многое сделали. Думаю,пора бы подумать о Законах и запретах.

— Откуда?.. — вопрос пропал, так и не родившись. Спрашивать у смотрителя кладбища Дверей, откуда он что-либо знает? Нельзя было забывать об этом месте. Но почему-то он действительно не помнил о нём. Не помнил, пока не припёрло к стенке.

— Всё будет в порядке?

— С птенчиками всегда всё очень сложно, Ваня.

Иван улыбнулся, поблагодарил Элинсэ за отличную работу и направился к выходу. Он точно знал, куда идти — так же точно, как и то, что уже через пару часов ни за что не сможет отыскать узкую лестницу и вспомнить об Элинсэ, хозяине леса. Элинсэ-гробовщике.

* * *

— Где Кай? — Вера даже не постучалась, раскрыла дверь кабинета настежь — так, что она ударилась о спрятанный за ней портрет.

— Вера, дорогая, что за спешка?

Девушка застыла на пороге, нервно улыбаясь и оглядывая сидящих на стульях сотрудников. Шехеразада, Самуэль с крысой на плече, суровая светловолосая женщина с селёдкой в волосах, Гусеница с никотиновым пластырем на носу, сгусток чёрной ночи, расползшийся на стуле и ещё те, кого Алька видела впервые в жизни. А вот слышала она о них многое.

Самые-самые, что только есть в Башне. Лучшие из лучших. Первые из первых. Те, кого в коридорах встретить было почти невозможно.

Отлично, Шапочкова, капитан Песочного отряда, которая когда-то ещё надеялась на повышение, только что прервала важное совещание. Какая красота.

— Я... Мне... — девушка замялась, но потом вспомнила, зачем прибежала, и голос её стал твёрже. — Мне нужно поговорить с моим ключником.

— Я отправил его за Дверь.

— Мне правда очень... Что? — Вера осеклась. Отправил за Дверь? Когда сам запретил пользоваться ключами?

— Он вернётся. Может быть, даже скоро. Закрой, пожалуйста, за собой дверь.

Вера попятилась к выходу. Многие из собравшихся смотрели на Ивана со злостью — похоже, не все знали о том, что какого-то ключника заслали... В общем-то туда, куда остальным дорога была закрыта.

Створки скрипнули, закрываясь. Вера прижалась к ним спиной и перевела дух.

Кая отправили за Дверь, и он вернётся. Это хорошо. Но...

Видения приходили к Вере нечасто. И, в большинстве своём, они не были очень полезными. Однажды она увидела, что ест на завтрак овсянку. Это мог быть любой день, ничего интересного. Конечно, в истории с жёлтым кирпичом её дар оказался полезен. Но почему Мироздание ничего не сообщило ей, когда Ягвида устраивала ей отпуск? Почему не дало увидеть, какой Грей замечательный? Почему не предупредило, что Кая заберут Голоса? Почему не помогло предотвратить трагедию?

Наверное, её дар копил силы, чтобы выдать очередное краткое видение, которое изменило бы многое. И Кай должен был об этом узнать. Обязан был. Но она опоздала. И теперь им остаётся только ждать.

— Ты хочешь сказать, что сам заварил эту кашу? И что все мы так или иначе причастны? — Маргарита сжала правую руку в кулак и встряхнула рыжими волосами. — Ты поэтому свернул все миссии?

— Отрицать не буду, — ответил Сатоен, и тут же все собравшиеся в его кабинете зашумели. — Но...

Кот Баюн прыгнул на стол — так его могли видеть все — и оглушительно мяукнул.

— Те, кто не хочет услышать это ещё разок, молчат и слушают. Радостно сообщаю, что в это самой комнате присутствуют ваши пресловутые Голоса — или Законы, или Течения, называйте, как хотите — и я их представитель. Я их слушаю, я с ними соглашаюсь, я ими пользуюсь, они пользуются мной. Какими-то неисповедимыми путями наш Герой, — рыжая бестия выразительно посмотрела на Сезамова, сидящего за столом. — решил, что если не вмешиваться, но всё наладится само собой. Он был забавен и не прав. Да, Законы были бы не прочь вывернуть его наизнанку. Да, они каждый раз перестраиваются, стоит только кому-то пересечь порог. Но они делают это и без "туристов".

— И, так как Кот Баюн — мелкая рыжая шестёрка, которая не смогла объяснить всю ситуацию сразу, это сделаю я. Один из сотрудников подвергся влиянию Закона, который пытался диктовать сказкам свою волю, а не представлять волю их. Законы больше не пытаются всё исправить — они лишь разрушают. Распадаются, объединяются, меняются...

— В их защиту, хочу сказать, что не все Законы настолько...

— Баюн! — Иван рявнул на Кота, и тот юркнул под стол.

— Простите! — сухонький престарелый мужчина с тростью, на которой были выбиты странные руны, поднял руку. — А что же с тем сотрудником произошло?

— Он в порядке благодаря героическим действиям моих людей.

— О.

— Так вот... Нам нужно решить, как поступать дальше. Что делать, мы и так знаем — то же, чем Башня занималась всегда. Когда нам стали известны масштабы и сила того, с чем мы боремся, я хочу знать, останетесь ли вы все со мной. Время у вас есть — это пока единственное, чем мы обладаем. Те, кто захочет остаться, пусть через час соберутся в Архиве — там мы будем решать, как мы будем работать дальше.