Мартин Скотт. Фракс и ледяной дракон (Перевод)

Лисутарида качает головой.

— Фракс, я могу понять, что временами тебе нужно впадать в полнейшее свинство, но ты не мог подождать? Пропустить поединок Макри — никуда не годилось. Она разгневана до невозможности. Как и я. Ты забыл, что тебе надо было помочь мне отражать враждебные чары?

— Были враждебные чары?

— Я так не думаю. Ничего не заметила. Хотя Макри пришлось трудно, бой выдался тяжелый. Парасас нанес ей несколько болезненных ударов, прежде чем она победила его.

— Я с ней помирюсь.

— Я бы на это не поставила. И говоря о ставках, мне пришлось сделать ставку у Большого Биксо. Да, Фракс, благодаря тебе я перенесла неимоверное унижение, зайдя в лавку букмекера и сделав ставку — то, чего глава Гильдии волшебников прежде никогда не совершал, даже Джулия Скверная, а она много чего наворотила. Более того, слух об этом распространился по всему Элату, все более губя мою репутацию. Нынче я чародейка, которая пристрастилась к азартным играм и наняла в советники самого беспробудного пьяницу Турая.

— Меня действительно арестовали?

— Да. Но в тюрьму не упекли, потому что ты был с бароном. Вас лишь бросили в караулке и направили ко мне гонца, чтобы я тебя забрала.

Уверен, Лисутарида все преувеличивает.

— Раз я и впрямь был так пьян, как ты заявляешь, почему же я чувствую себя таким здоровым?

— Потому что я применила к тебе Сонное и Восстанавливающее заклинание. Отчасти потому, что беспокоилась, что ты умрешь от отравления кли, а еще, чтобы прекратить распевание тобой неприличных застольных песен.

Лисутарида роется в своем волшебном кошеле и, наконец, достает мой защитный ошейник.

— Держи. Я сняла его, прежде чем наводить чары, — Лисутарида вновь копается в кошеле, а я застегиваю амулет на шее.

— Так что же случилось, когда ты пошла делать ставку? — спрашиваю я.

Лисутарида содрогается при воспоминании.

— Всякие противные замечания. Не прямо в лицо, конечно же, но краем уха слышала, как люди перешептывались. Когда я достигла начала очереди, то даже не была уверена, как правильно делать ставки. Как же это было неловко.

— Какие ставки ты сделала?

Лисутарида рассказывает мне, что шансы обоих бойцов оценивали, как пять к шести.

— Это разумно? Или же Биксо меня провел?

— Нормально, этого следовало ожидать.

— Хорошо. Я поставила 5000. Могла бы и больше, но Биксо сказал, что это самое большее, что он возьмет. Это честно?

Я киваю.

— Таковы букмекеры. Когда начинаешь побеждать, они вдруг не горят желанием принимать твои ставки. Ставят ограничения.

Ставка Лисутариды в 5000 гуранов принесла нам 4167, составляя в итоге 9167. С отложенными 2875 у нас теперь 12042 гуранов.

— Никогда раньше я так не преуспевала в игре, — говорит Лисутарида.

— Хотя бы что-то идет хорошо. Итак, Макри в полуфинале. Когда он?

— Сегодня в полдень, — говорит мне Лисутарида. — И он будет сложным.

— Ясное дело. Любой, кто зашел так далеко, будет трудным соперником.

— Я не только об этом. Меня смущало, почему Ласат не колдовал против Макри. Я надавила на одного юного волшебника, и он поведал, что Ласат держался в стороне, надеясь, что Макри проиграет в честном бою. Но она не проиграла, так что теперь он собирается убедиться, что она не пройдет полуфинала. Можно ожидать полномасштабное нападение, пока турнирный волшебник будет считать ворон. Тебе следует быть готовым отражать насылаемые чары.

— А нет ли другого способа разобраться с этим? — говорю я. — Король бы не обрадовался, узнав, что соревнование сорвано колдовством. Оно должно проводиться честно.

— Не вижу, что можно с этим поделать. Не могу же я пойти рассказывать небылицы королю. Будет выглядеть, словно я испугалась Ласата.

Мы выходим из кухни. Макри ожидает в коридоре, стоя перед мраморным бюстом святого Кватиния. Трудно сказать, кто выглядит более сердитым.

— Макри, мне жаль, я...

— Лисутарида, через несколько минут нам надо идти на поединок. Генерал Хемистос встречает нас у букмекера. Он сделает для нас ставки и выведет меня на арену. Если случайно увидишь этого жирного, пьяного болвана Фракса и он окажется достаточно трезв для разговора — что маловероятно, — скажи ему, чтобы не утруждался появлением там. Не хочу очернить свое имя.

Макри отбывает. Лисутарида глядит на меня.

— Макри зла, как мающийся зубной болью тролль. Ты бы сделал что-то.

— Не думаешь, что это слегка выходит за рамки — обвинять меня в очернении ее имени? У оркских гладиаторов нет имени, чтобы его очернять.

— Этого я не знаю, — говорит Лисутарида. — Макри обзавелась немалым числом поклонников. Она хорошо сражается. Прилично себя ведет в окружении баронов из уважения ко мне. Она не вторгается в Королевскую баню, ревя оскорбления в адрес самсаринской армии.

— Никогда не умели сражаться. Не беспокойся о Макри, мне ведомы ее слабости. Я с ней помирюсь.

Позднее, по пути к баронессе Демельзе, прохожу мимо 'Развеселого Бандита'. Я б не отказался от пива, чтобы настроиться на рабочий лад, но решаю, что лучше не рисковать. Неизвестно, что может произойти. В особняке баронессы мне приходится ждать, пока меня не отводят в приемную. Баронесса приветствует меня прохладно.

— Я полагала, ты навестишь меня вчера. Я прождала несколько часов.

— Помешали другие обстоятельства, — объясняю я. — Новые и важные подвижки в расследовании.

— Правда? Я думала, тут иная причина — пьянка с бароном Гиримосом на целый день.

— Ты слышала об этом?

— Все об этом слышали, — говорит баронесса, — Мой приказчик был в Королевской бане, когда ты, спотыкаясь, ввалился туда, размахивая палкой. Его доклад был крайне живописен.

— Ну, на самом деле это барон Гиримос, в основном...

— А моя кухарка натолкнулась на тебя возле 'Развеселого Бандита'. Это ты или барон предложил ей пятьдесят гуранов за ночные утехи?

— Это однозначно барон. У меня таких денег не было.

— А вот моя кондитерша видела тебя...

— Есть ли кто-то из твоей челяди, кто не тратил весь день, следя за мной? Им заняться больше нечем?

Баронесса Демельза неожиданно и от всего сердца смеется.

— Я надеялась, что ты не потерял сноровку, Фракс. В старые времена ты постоянно развлекался. — Баронесса наливает вино из серебряного графина в бокал и протягивает мне. Сажусь за стол напротив нее. Она спрашивает, не продвинулся ли я в ее деле.

— Немного. Можешь рассказать побольше о вашей состоятельности?

— Что ты имеешь в виду?

— Я слышал, дела у вас идут не очень.

Баронесса хмурится.

— Это не совсем вежливо. И не по существу, насколько я могу судить.

— Я проверил все варианты по существу. Они ни к чему не привели. Я расширяю границы расследования.

Демельза поджимает губы.

— Это правда, кое-что отбросило нас назад. Мой супруг действительно потерял деньги на провальных судовых перевозках. Некоторые — по невезению. Другие — из-за неважного ведения дел. Это тебя устраивает?

— Ты знала, что у барона Возаноса тоже трудности?

— Мне трудно в это поверить. Возанос — один из самых богатых людей Самсарина.

— Более не является. Он должен выплатить королю налоги. Он старается держать это в секрете, но это правда.

— Интересно, — говорит баронесса. — Но ты сказал, что у него тоже трудности. Это неточно. Может, моя семья и потеряла деньги, но трудностей у нас нет. Финансовые неудачи моего мужа не повлияли на копи камней королевы. Они все еще обеспечивают хороший доход. Вот почему мы выделили одну из них Оргодасу на его свадьбу.

— Что ты имеешь в виду?

— Наш сын получает эту копь в качестве свадебного подарка от нас. Возанос выделит дочери что-то равноценное. Или, возможно, и нет, если то, о чем ты говоришь, правда, — баронесса отпивает вино, изящно, как Лисутарида. — И что в этом такого важного?

— Не знаю.

— Ничего из этого не касается моей дочери.

— Она против свадебного подарка?

— Нет, конечно. Мой муж владеет всем нашим имуществом, согласно закону. Он может передавать наши рудники, кому сочтет нужным. В конце концов, Оргодас все равно унаследует все.

— Тебя не смущает, что ты внесла все деньги в семью, и теперь ими распоряжается твой супруг?

— Таковы законы Самсарина, — говорит баронесса.

— Я знаю. Но тебя это устраивает?

— Я бы не хотела об этом говорить, — отвечает баронесса.

— А Мерлиону устраивает, что Оргодас все унаследует?

— Она будет обеспеченной. Как раз нашу дочь мы не бросим. Не вижу, чтобы она выступала против наследования Огродасом. Обычное дело. Мне не доставляет удовольствия отвечать на эти вопросы.

— Большинство моих клиентов испытывают то же самое.

— Тебе известно, что несколько баронов пожаловалось моему мужу на расспросы тобой их слуг?

— Бароны могут жаловаться сколько угодно. Ты наняла меня помочь Мерлионе. Именно этим я и занимаюсь.

— Мой супруг настаивает, чтобы ты прекратил расследование.

— И?

— Я же настаиваю, чтобы ты не прекращал.

Отпиваю вина. Мне нравится Демельза. Я бы хотел, чтобы у меня возникли идеи, способные ей помочь.

— Как собираешься мириться с Макри? — неожиданно спрашивает она.

— Что?

— Я так понимаю, она оскорблена тем, что ты не пришел и не вывел ее на арену.

Я с удивлением таращусь на Демельзу.

— Как ты об этом узнала?

— Моя кухарка гуляет с конюхом генерала Хемистоса. Домой она возвращается со множеством сплетен.

Мне не стоило так удивляться. Обычно слуги все знают.

— Я подумывал купить ей цветы.

— Цветы? — Брови Демельзы слегка приподнимаются. — Этого недостаточно, скорее всего.

— Макри весьма неравнодушна к цветочкам. Она выросла в загоне для рабов-гладиаторов и никогда не получала подарков. Охапка цветов способна произвести мощнейший эффект.

Баронесса кивает.

— Это понятно. Полагаю, ты и прежде так поступал?

— Несколько раз.

— На этот раз тебе понадобится что-то получше. Вот... — баронесса берет маленький предмет с комода и двигает его по столу. Записная книжка, полагаю, хотя называть ее так на самом деле несправедливо. Страницы сделаны из пергамента высшего сорта, а сама она в переплете из черной кожи с небольшим украшением из камней королевы по центру, и с серебряной пряжкой, скрепляющей его. Сомневаюсь, что даже у Лисутариды есть для записей что-либо настолько изящное.

— Ты говорил, она любит учиться. Есть ли у нее что-нибудь красивое для ведения заметок?

— Ни у кого нет ничего столь же красивого для записей.

— Отдай ей это, — говорит баронесса. — Она простит тебе оскорбительное поведение.

Я подозрительно на нее гляжу.

— А каков твой интерес в этом деле?

— Жаль видеть, что ты не в ладах со своей молодой подругой.

— Макри — не моя молодая подруга.

Баронесса смеется.

— Да? Тогда зачем бы тебе покупать ей цветы?

— Прискорбные обстоятельства, которые сложно описать.

— И скольким женщинам ты уже купил цветы?

— Ни одной. Но у тебя сложилось совершенно ошибочное представление.

Баронесса выглядит довольной. Это раздражает. Я благодарю ее за книжку и сообщаю, что перед уходом хотел бы поговорить с Мерлионой.

— Она должна быть в своих комнатах. Я пошлю слугу проводить тебя. Лучше всего, если бы ты поторопился. Мой муж, наверное, скоро будет дома. Я должна тебе еще денег? Гонорар покрыл лишь несколько дней.

— Не имеет значения. Ты одолжила мне достаточно денег на игру.

— Как она продвигается?

— Хорошо.

Я следую за слугой Демельзы мимо длинных, выкрашенных в белый цвет стен ее летнего особняка, размышляя, что же со мной такое, раз я отказываюсь от денег клиента. Бросаю взгляд на книжку, что несу. Вероятно, Макри попытается швырнуть ее мне в голову.

Здесь, в своих комнатах, в безопасности от случайных стрел и смертельных угроз, Мерлиона вновь та уверенная в себе молодая женщина, которую я встретил в первый раз. В ее глазах нет ни тени беспокойства, когда она приветствует меня. Нахожу это раздражающим. Все терпят лишения, почему для нее должно быть иначе?

— Что ты не договариваешь? — спрашиваю я ее.

— Извини?

— Ты что-то не договариваешь об этом деле. Я желаю знать, что именно.

— C чего бы мне что-то утаивать?

— Не знаю. Почему бы тебе не рассказать?

— Звучит так, словно ты считаешь, будто я обманываю, — говорит Мерлиона.

— Можешь так думать, если хочешь. Итак, в чем ты меня обманываешь?

Темные глаза Мерлионы гневно сверкают.

— Возмутительно, — говорит она. — Какой из тебя сыщик? Ведь это именно мне угрожают.

— По-моему, ты в курсе, почему.

— Нет, не в курсе.

— Я рассмотрел все обычные варианты, Мерлиона. Любовники, соперники, деньги, семейные распри, шантаж. Ни один ничего не дал. Людей не убивают без повода. Ну, во всяком случае, не баронских дочек. У кого-то есть причина тебя убить, и начинаю подозревать, ты знаешь, какая.

— Не знаю.

— Ты лжешь.

Щеки Мерлионы краснеют от гнева. По крайней мере, я лишил ее покоя.

— Возможно, ты просто никудышный сыщик.

— Я первая спица в колеснице в расследовании. Все это говорят. Расскажи, что тебе известно.

— Я ничего не знаю.

— Тебя не волнует, что твой брат наследует все, а тебе ничего не достанется?

Мерлиона удивленно глядит на меня.

— Что? С чего бы это?

— А почему бы и нет? Именно шахты камней королевы твоей матери держат семью на плаву. Теперь она отдает одну Оргодасу на свадьбу. А когда твой отец умрет, Оргодас унаследует остальное. Тебя это не злит?

— Что, если так? — голос Мерлионы крепнет. Она порядком разозлилась, хотя в основном на меня. — Какое это имеет отношение к делу?

— Не знаю. Может, это ключ к разгадке. Ответь мне.

— Похоже, отец был прав на твой счет, — говорит Мерлиона, восстанавливая душевное равновесие. — Ты ни на что не годен. Уходи.

Я долго разглядываю ее, затем поворачиваюсь и выхожу из приемной. На стене снаружи весит портрет ее отца в полном воинском облачении. Нарисовано неважно. Самсаринцы никогда не были хороши в искусстве. Начинаю не любить их так же сильно, как и симнийцев.

Глава 26

Вернувшись в дом Арикдамиса, ощущаю присутствие волшебства. Возможно, Лисутарида оттачивает мастерство. Если она вообще когда-нибудь этим занимается, в чем я не уверен. Может, все само легко получается, и ей не нужна практика. В коридоре появляется Арикдамис, уныло плетясь к входной двери. Много воды утекло с тех пор, как я видел престарелого математика счастливым. Видимо, прием гостей плохо на нем сказывается.

— Колдуны, — ворчит он, проходя мимо. — Постоянно спорят.

— Кто спорит?

— Лисутарида и Ласат. И Чарий. Никто из них мне не по душе.

— А Макри здесь?

— Она тоже спорит, — математик устало обращается ко мне. — Нашел чертежи самострела?

— Нет.

— Это катастрофа, — стонет он.

— Я бы не выражался так сильно. Ты можешь начертить другие.

— Сложные математические вычисления делают это непосильной задачей, — говорит он. — И во имя чего? Я все равно попаду в опалу, когда прознают, что их украли из моего дома.