Мяу, или Береги хвост смолоду! (общий файл)

— Ты только представь, — вкрадчиво ворковала я, — скоро похолодает, задуют суровые северные ветра, они принесут с собой снег и стужу, все живое замерзнет и забьется поглубже в норы... Но тебе мороз и холод будут не страшны! Ведь рядом с тобой всегда будет большая, теплая, мягкая кошка! Со мной тебе всегда будет тепло и уютно! Я всегда смогу согреть тебя и укрыть от ветра! А еще я мурлыкать умею... Хочешь послушать?

— Не надо! — торопливо отказался Най. — Верю на слово! Но сама подумай: на кой мне в дороге кошка? Пусть даже большая и мягкая! Я куплю себе теплый плащ — и дело с концом! Его, по крайней мере, кормить не надо! И он не схватит меня за ноги посреди ночи!

Дались ему эти ноги! Ну царапнула разочек... Так нечего было разуваться!

— Ну На-а-ай! — уже безо всякого стеснения и саморекламы заканючила я. — Ну возьми меня с собой! Пожа-а-алуйста-а-а!!!

Вы, конечно, можете сказать, что кошки — существа гордые и независимые и ни за что не унизятся до такого неподобающего нытья. И будете тысячу раз правы. Все это так. Но что мне оставалось делать? Этот рыжий пройдоха был моим единственным шансом. Шансом выжить, если хотите.

Представьте себе на минутку, что вы несколько месяцев (мучительно долгих месяцев!) провели в кошачьем обличье (прошу заметить — не по своей воле!), и единственная ваша компания — вы сами, и больше никто, ни одна живая душа на свете не может вас понять, перемолвиться с вами хоть словечком. И вдруг в один прекрасный день появляется человек, который вас слышит, понимает, отвечает вам! Только представьте это — и вы без труда поймете, что я чувствовала.

Изумление, граничащее с недоверием. Отчаянная надежда. Поначалу робкая радость, переходящая в сокрушительную эйфорию. И сковывающий сознание страх — страх потери. Я знала: если он уйдет, я останусь в одиночестве уже до конца.

И вот этот удивительный человек, посланный мне самой Двуликой, будто разгадав мои глубоко запрятанные от самой себя страхи, взял и собрался куда-то уйти! Один! Без меня! Да я готова была сапоги ему вылизывать, лишь бы он позволил пойти по его следам!

— Пойми, детка, — продолжал меж тем Най. — Единственное животное, которое я готов взять с собой, — это лошадь. От нее хоть какая-то польза. Кошка мне не подходит ни в коем разе...

Лошадь, говоришь? Хм...

— Ладно, — вздохнула я так тяжко, как только могла. — Я, конечно, не так быстра и вынослива. Но, думаю, если у тебя будет мало вещей... и ты не будешь много есть... то, так и быть, я смогу тебя нести.

Найлир с минуту разглядывал меня с ошарашенным выражением лица. Я в это время мысленно примеряла на себя седло и уздечку. По всему выходило, что выглядеть это будет неважно.

Наконец рыжий встряхнул головой, будто сбрасывая оцепенение, и расхохотался.

— Я ездил на лошадях и ослах, на мулах и верблюдах, даже на горных козлах... Но чтобы на кошке?! Да ты в своем уме, красавица?!

— Не возьмешь, значит?! — сдалась наконец я. На миг мне показалось, будто где-то внутри обрывается, жалобно тенькнув, туго натянутая струна. Где-то... Наверное, в душе.

— И не проси! — заявил рыжий, стоя уже на лестнице.

Ну ладно же, мысленно пообещала я Найлиру с внезапной злостью, благоразумно отводя взгляд и стараясь думать как можно тише. Я тебе покажу, как упрямы могут быть кошки! Мы всегда добиваемся своего, и тебе от меня так легко не отделаться, так и знай!

Глава 2

Назвав рыжего Хорьком в первые минуты знакомства, я была права сотню — нет, тысячу раз! И дело тут было вовсе не во внешности. Понаблюдав немного за Найлиром после того, как он покинул мой подвал, я пришла к выводу, что мозгов у рыжего менестреля (или кто он там?) не больше, чем у упомянутого мелкого хищника. А то и меньше.

Ну как, скажите, можно было отказаться взять в спутницы ловкую, проворную кошку, которая знает каждый камень в округе, и отправиться "прогуливаться" у городской стены в гордом одиночестве, на свой страх и риск?!

Вот уже два часа кряду я наблюдала за Найлиром, не уставая удивляться человеческой глупости. При этом я злорадствовала как никогда. "Что, теперь-то понял свою ошибку?!" — хотелось торжествующе возопить мне. Но я помалкивала и старалась даже шепотом не думать лишний раз.

В полной мере насладиться чувством превосходства кошачьего разума над человеческим мне мешала необходимость постоянно быть начеку. Выходить на открытое пространство средь бела дня я не осмеливалась — пришлось продираться сквозь кусты, благословляя городские власти (страшно подумать, каково бы мне пришлось, если бы они удосужились придать улицам ухоженный вид, как грозились, и извести под корень всю кустистую растительность) и проклиная людей вообще и некоего рыжего представителя их племени в частности (и что ему стоило отправиться в путь хотя бы в сумерках?!).

С появлением на улице днем риск быть обнаруженной возрастал даже не в десятки — в сотни раз. Но и упустить Найлира я не могла себе позволить. В моем положении это было бы величайшей, прямо-таки преступной глупостью.

Най же шагал и шагал себе с независимым видом, сунув руки в карманы и насвистывая под нос популярный мотивчик, вдоль городской стены — ни дать ни взять праздный прохожий, только что корзинкой не помахивал, да и то, подозреваю, лишь за неимением оной.

Он задержался только один раз — у портрета царя на площади, где несколько горожан били земные поклоны, благодаря государя за счастливую жизнь. Най разглядывал монарший портрет со странным выражением лица, и я всерьез забеспокоилась, как бы он не привлек к себе ненужного внимания.

"Нашел время проявлять верноподданнические чувства!" — чуть не зашипела я с досады — и едва не упустила момент, когда рыжий отправился дальше. Впрочем, на мое счастье, испаряться быстро Найлир не стал: неподалеку располагалась будка городской стражи, и он не рискнул лишний раз навлекать на себя подозрения.

Возле караулки, греясь на солнышке, на складном стульчике восседал страж порядка. Он с увлечением лузгал семечки и с ленцой просматривал кипу разновеликих бумаг, громоздящуюся на его коленях.

Бумаги были истрепаны по краям, измяты, местами — заляпаны грязью и более всего напоминали ворох объявлений, сорванных стражем с городских заборов по пути на службу. Впрочем, возможно, так оно и было.

Флегматичный страж проводил рыжего задумчивым взглядом и вновь уткнулся в свои бумаги.

— А ну стой! — окрик настиг Хорька, когда он уже заворачивал за угол. Рыжий, если и понял, что обращаются к нему, предпочел не подавать вида.

— Стой, кому говорят! — вновь гаркнул страж. Краем глаза я заметила, что из его рта во все стороны брызнула шелуха. — Держи его!

Но горожане, понятно, не спешили выполнять указание. Напротив, они расступились, открывая рыжему замечательнейший путь к бегству.

Изображать непонимание и дальше было небезопасно, и Найлир, не мешкая более, пустился наутек. Страж кинулся вдогонку, сыпля отборнейшей бранью. Он продолжал сжимать в руках одну из своих бумаг, и до меня наконец дошло, что это было. Портреты! Портреты преступников!

"Ого! — подумала я, уважительно глядя на мелькающую впереди спину рыжего. — А ты, брат, не так прост, как кажешься!"

Ориентировки с портретами криминальных элементов рассылали по городам в двух случаях: если счет тяжких злодеяний означенного преступника перевалил за полтора десятка или если он имел неосторожность насолить сильным мира сего. В остальных ситуациях власти ограничивались словесным описанием бандита — надо заметить, не всегда способствующим успешному розыску.

Меня разобрало любопытство: что же он натворил, этот огненноволосый Хорек? Лишил жизни прорву невинного народа? Или стащил кошелек у любимой тещи младшего помощника министра финансов?

Страж очень старался — но куда там! У заплывшего жирком, обремененного пивным животом мужа в годах не было никаких шансов против молодого, легкого и шустрого Найлира.

Я изо всех сил припустила следом, мысленно проклиная колючую растительность — и кто только позволяет ей расти в черте города?! За десять минут бега я умудрилась собрать на боках все репьи, какие росли в округе, но меня это уже мало заботило. Главное — не упустить из виду рыжего!

Впрочем, были для меня в этой погоне и плюсы: горожане провожали заинтересованными взглядами беглеца и сочувственными — пыхтящего следом стража (не пытаясь, впрочем, помочь последнему), но совершенно не замечали меня, сосредоточенно продирающуюся следом сквозь придорожные кусты. Мало ли чего там в кустах шебуршит...

Этим я и пользовалась, самым нахальным образом перебегая на открытых пространствах, низко пригибаясь к земле, — можно сказать, под носом у стража порядка! Но если кто-то меня и заметил, он так и остался неуслышанным.

Найлир петлял по городу, как спятивший заяц, то и дело срезая углы и без видимых усилий перепархивая через встречающиеся на пути преграды, как то: клумбу, заросшую бурьяном, брошенный прямо посреди дороги колченогий табурет, опрокинутую скамью и тележку зеленщика (владелец коей за ней же и спрятался). Страж свои возможности оценивал реально, а потому вышеозначенные препятствия огибал, теряя время и увеличивая и без того немалое расстояние между ним и беглецом.

Забег Найлира на длинную дистанцию продолжался минут двадцать и завершился безоговорочной капитуляцией стража порядка. Бессильно махнув рукой и зло сплюнув себе под ноги, он поплелся обратно, тяжело дыша и держась за бок. Вид у него был такой разнесчастный, что я ему даже посочувствовала. Ну, в самом деле: он ведь работал, старался, служебный долг выполнял — и потерпел такую неудачу...

Впрочем, долго предаваться меланхолии я не могла: рыжий тоже не стоял на месте, я и поспешила за ним.

Еще через полчаса Найлир наконец нашел то, что искал. Место было идеальным: у этой части городской стены не околачивались ни стража, ни горожане, вокруг пышно рос бурьян чуть не в человеческий рост, и можно было не опасаться случайно забредших зевак. И то сказать: кому могло прийти в голову притащиться на прогулку в такую глухомань? Только рыжему менестрелю, имеющему серьезные проблемы с законом...

Оставшись в одиночестве (не считая, разумеется, меня), Хорек воровато огляделся и выудил из кармана некую маленькую круглую штучку, более всего похожую на медальон. Загадочный предмет тотчас засветился красным и завибрировал. Так-так, а вот это уже интересно... Амулет-распознаватель, улавливающий защитную магию? Похоже на то...

Я знала о существовании таких магических игрушек — теоретически. Реагирующие на различные проявления магии амулеты стоили баснословных денег и создавались исключительно по индивидуальным проектам, с учетом пожеланий заказчика. Видеть что-либо подобное вблизи (а тем более — в действии) мне еще не доводилось.

"Э, — подумалось мне, — да ты, дружок, одного поля ягодка с бывшим хозяином моего дома!"

Это что же получается: этот рыжик, у которого всего имущества — куртка и тощая сума (что-то мне подсказывало, что ее содержимое, чем бы оно ни было, стоило не дороже давешнего кольца колбасы), на самом деле — богатей, к тому же имеющий связи в магических кругах? Да еще и преступник при этом, не сумевший откупиться от закона своим состоянием? Да кто он такой, пес его побери?!

А впрочем, кем бы он ни был... На что ты надеешься, Найлир-менестрель? Стены нашего города крепки и защищены славными магами, и эту защиту... Что-о-о-о?!

Я едва не мяукнула от изумления, когда амулет в руках рыжего поменял свечение на зеленоватое и перестал вибрировать. Да что же это делается, люди добрые?! Брешь в магической защите?! Немыслимо!

Най же, казалось, ничуть не удивился. Он преспокойно убрал свой амулет обратно в карман, легко подпрыгнул, уцепился за одному ему заметный выступ в стене и полез наверх — легко и быстро, точно кошка на дерево. На минутку я даже залюбовалась его уверенными движениями. Он будто всю жизнь по стенам лазал. Хотя... Может быть, ему частенько приходилось проникать в спальни знатных красавиц, открыто встречаться с которыми не позволяли приличия? В таком случае подобные навыки неудивительны...

Дождавшись, когда Найлир перемахнул через неприступную (то есть считавшуюся таковой) каменную защиту города, я тяжко вздохнула, помянула всех демонов разом вместе с рыжим за компанию, воззвала к Двуликой и потрусила к стене, вздрагивая от шороха опавшей листвы под лапами и непрестанно оглядываясь. На душе у меня было паршиво, я до умопомрачения боялась быть обнаруженной — но не возвращаться же теперь обратно, в подвал...

Не буду вас утомлять пересказом того, как я карабкалась по каменной стене, чуть не срывая когти, поминутно рискуя если не попасться на глаза случайным прохожим, то уж сверзиться и вывихнуть что-нибудь жизненно важное — точно. Скажу лишь, что это было ужаснейшее предприятие в моей жизни... Ну ладно — одно из ужаснейших. Но, к счастью, продолжались мои мучения недолго. Когда я, всклокоченная и злая, как сто тысяч демонов, спрыгнула на траву по ту сторону городской стены, спина Найлира, целеустремленно шагающего на запад, к темной полоске леса, была еще видна.

"Отлично, я даже успею его нагнать..." — подумала я и припустила за ним со всех лап.

Ближе к ночи меня все сильнее начали одолевать сомнения. Так ли уж я была права, отправившись следом за рыжим? По силам ли мне будет этот путь? Я успела устать, проголодаться (утренняя колбаса оставила лишь грустные воспоминания о себе, а отвлечься на охоту я не могла) и совершенно пасть духом, а Найлир все шагал вперед, размеренно, как механическая кукла. Полно, да живой ли он человек?!

Он не бежал, нет — так он рисковал быстрее выбиться из сил. Он просто шел и шел, переставляя ноги с упорством неодушевленной машины. И я начинала подозревать, что он способен прошагать так всю ночь и продолжить путь наутро, не замечая усталости. Я едва не взвыла от подобной перспективы. Я, кошка, сильный и выносливый зверь, едва переставляю лапы — а человек, существо по определению слабое и изнеженное, идет себе, как ни в чем не бывало, будто отправился прогуляться на сон грядущий! Как тут поверить в справедливость мироустройства?..

Найлир рухнул внезапно. Только что шел, как час и два назад, и вдруг упал, как подкошенный, прямо посреди леса, под раскидистым дубом.

Присмотревшись к рыжему повнимательнее, я поняла, чего ему на самом деле стоил этот переход. Луна ярко светила с небес, пробиваясь сквозь ветви, и даже причудливо пляшущие тени не могли скрыть залегшие под глазами рыжего глубокие тени, капельки пота, блестевшие на лице и шее, и пересохшие губы, сквозь которые вырывалось хриплое дыхание.

"Бедняга, — против воли подумалось мне. — Видно, он и впрямь серьезно влип, раз так надрывается..."

Удостоверившись, что рыжий никуда не уйдет и можно на время оставить его без присмотра, я смогла наконец позаботиться о себе, любимой — вернее, о своем желудке.

Охота была стремительной и беспощадной. Я так проголодалась, что бедная лесная мышь, оказавшаяся не в то время не в том месте, наверняка даже не успела понять, что происходит. Она была хорошей, вкусной мышью, да будет ее посмертное существование счастливым...