Мяу, или Береги хвост смолоду! (общий файл)

Как я уже говорила, все монахи-эфисты владеют минимальными навыками лечебной магии. Спасти тяжелораненого воина от смерти обычный монах, конечно, не может, но вот вылечить, скажем, больной зуб или прогнать головную боль — запросто. Или заживить разбитую губу и сделать бледнее роскошный фингал.

— Ну вот, теперь будешь как новенький, — одобрительно заметил монах, довольно оглядывая Найлирово лицо. Нижняя губа рыжего все еще была припухшей, да и синяк под глазом никуда не делся, лишь сменил цвет с мрачно-фиолетового на лимонно-желтый, но это все же было лучше прежнего. — Хоть сейчас на свиданку!

Рыжий криво усмехнулся. Единственная "свиданка", которая ему грозила в ближайшее время, — разве что с кандалами и решеткой. Это в лучшем случае. В худшем — с эшафотом и палачом. Наш государь не терпит конкурентов и предпочитает устранять их вместе с пособниками наверняка.

Но на этом приятные сюрпризы сегодняшнего вечера и не подумали заканчиваться.

— Ну, а теперь предлагаю подкрепиться, чтобы лечение пошло на пользу! — заявил Верд, хитро подмигнув нам с Хорьком.

И принялся доставать из очередного кармана (Двуликая, да сколько же их у него?!) небольшой, но увесистый сверток. Учуяв исходящий от него аромат, я забыла о своих недугах, о том, где нахожусь, — даже собственное имя в мгновение ока вылетело из моей головы. Пока мы спасались от рассвирепевших горожан, искали укрытие, боролись с хворями, чувство голода, терзавшее меня с утра, притупилось — не до того было. Но теперь голод вернулся и с новой силой впился в мой бедный пустой желудок. А виной всему был непередаваемо прекрасный запах, который источал монахов сверток. Запах жареного мяса.

— Поддерживаю! — торопливо сказала я, пока монах, не дай Двуликая, не передумал делиться и не съел все сам.

Найлир промолчал, но при этом смотрел на вожделенный сверток с таким видом, что слов и не требовалось.

"Благодетель ты наш!" — мысленно нахваливала я монаха, с урчанием вгрызаясь в непередаваемо вкусное, ароматное и сочное мясо. Это было достойным вознаграждением за все мучения, выпавшие на мою долю в этот бесконечно длинный златеньский день.

Спала я плохо. Усталость ли была тому причиной или не до конца очистившаяся от бандитского алкоголя кровь, а может быть, тяжелый поздний ужин, но всю ночь меня мучили кошмары.

Мне снились мои руки — человеческие руки, день за днем меняющие очертания, покрывающиеся шерстью, — мое лицо, один вид которого вызывал дрожь. И всего одно слово, преследовавшее меня долгие месяцы.

"Оборотень!" — кричали соседи, тыча в меня трясущимися от ужаса пальцами.

"Оборотень!" — читалось нескрываемое отвращение в глазах родни.

"Оборотень!" — набатом стучала кровь в висках.

Лишь позже я поняла, что люди были неправы. Мой вид пугал их и вызывал в памяти леденящие кровь истории о перевертышах, днем живущих как люди, а ночью выходящих на кровавую охоту за соседями.

На самом же деле я была не более оборотнем, чем те, кто меня боялся. Я не умела перекидываться. У меня не было второй ипостаси. И я об этом жалела. Если бы боги и в самом деле сделали меня оборотнем, я была бы стократ счастливее...

Я проснулась рано, на рассвете. Если бы не усталость от бешеной гонки накануне, а главное — не маячившая впереди перспектива целый день провести на лапах, можно было бы и вовсе не спать всю ночь. Добрала бы свое днем. Но у людей очень неудобный ритм жизни: днем, когда так приятно понежиться на солнышке, ходят, как заведенные, занимаются делами, а когда приходит ночь и Луна зовет за собой, ложатся спать. Только став кошкой, я поняла, как прекрасен и правилен ночной образ жизни. Но мои спутники — люди. Они не поймут. Хочешь не хочешь, а приходится подстраиваться под них.

Небо только-только окрасилось в серый цвет. Солнце еще не думало вставать. Утро, можно сказать, еще не началось.

Но, как бы ни было рано, монах меня опередил. Он встал еще раньше и ушел.

Я огляделась вокруг, ища взглядом следы пребывания Верда — хоть что-нибудь, по чему можно было определить, куда он делся. Тщетно. Ничего. На миг я даже заподозрила, что монах мне приснился. Если бы не явственно запомнившийся вкус жареного мяса и монахова зелья, я бы, наверное, окончательно в этом уверилась.

В мою душу закралось страшное подозрение: монах, коварно дождавшись, пока мы с Хорьком уснули (а может, и подсыпав чего в снадобья для верности), улизнул, оставив нас одних. Выдвинуть более правдоподобную версию его внезапного исчезновения я не смогла. И, не мешкая более, решила разбудить рыжего — не одной же мне расстраиваться!

О, это было непростой задачей!

Хорек спал, как убитый.

Для начала я нерешительно тронула его лапой за плечо, стараясь не выпустить когти. Потом — легонько шлепнула по бледной щеке. Най не отреагировал на мои действия ни единым движением. Даже дыхание у него не сбилось.

Я попробовала звать его мысленно — впустую. У меня сложилось впечатление, будто я бьюсь о каменную стену.

Следующие пять минут я скакала вокруг рыжего, как полоумная. Честно говоря, я даже забыла причину, по которой так старалась его разбудить. Теперь мне хотелось добиться результата из спортивного интереса. Я поддевала головой его руку (хоть бы шевельнулся, гад!), терлась щекой о щеку, пробовала чуть выпускать когти — никакого эффекта.

В конце концов я разозлилась. Я, гордая свободолюбивая кошка, недосыпаю, недоедаю, переживаю за спутников — а Хорьку, источнику моих мучений, хоть бы хны! Спит себе и в несуществующий ус не дует!

Наверное, я позволила себе разозлиться больше, чем следовало. После очередного удара лапой на руке рыжего мгновенно набухла кровавая полоса. Особого вреда такая царапина не принесет, но саднить будет долго.

Зато своего я добилась — Хорек проснулся. И как проснулся! Подлетел, как ошпаренный, вопя и бранясь на чем свет стоит!

Я немного подождала, пока поток его красноречия иссякнет, и спокойно попросила:

— Не ори. Ты сюда всех горожан соберешь.

— И в этом будешь виновата ты! — запальчиво заявил рыжий. Но тон он все-таки сбавил. — Нельзя было меня поласковей разбудить? Зачем сразу царапаться-то?

— Поласковей?! Да я уже решила, что тебя вражеская конница не разбудит! Даже если она в шаге от тебя проедет! Более крепкого сна я в жизни своей не видела!

Хорек смутился. Но признавать свою неправоту не спешил — вместо этого он сменил снова перешел в наступление:

— Зачем вообще понадобилось меня будить? Уж и выспаться после трудного дня нельзя...

Тут только я вспомнила, чем был вызван мой шаманский танец вокруг Ная. И сразу сникла.

— У нас проблема. Верд пропал.

— Как — "пропал"? — не понял Найлир. — Куда пропал?

— А я знаю? — огрызнулась я. — Пропал — и все. Я проснулась, а его уж и след простыл. Наверное, решил, что связываться с нами — себе дороже, вот и решил улизнуть, пока мы спали.

— А ты? — Хорек обвиняюще наставил на меня палец.

— Что — "я"?

— Ты ведь кошка! Ты чутко спишь! Ты должна была услышать, что Верд встал, и проснуться!

— Ну, знаешь!.. — от возмущения у меня даже слов не нашлось. — На себя бы посмотрел!

Най умолк. Но своего добился — мне и вправду стало стыдно. Почему я не услышала, как монах ушел? Ведь должна была! Просто обязана! Неужели сказались усталость и нервное напряжение прошедшего дня?

Или... Или все-таки зелья?

Пока я терзалась муками совести и грызла себя за беспечность, попутно костеря монаха за коварство, Най погрузился в невеселые раздумья. На него было жалко смотреть. Наверное, так выглядят мальчишки, которых внезапно бросают старшие братья. Держу пари, он уже решил остаток пути провести в компании нашего нового знакомого — и вдруг все планы полетели в тартарары.

Рыжий сел прямо на земляной пол, подпер голову рукой и крепко задумался, уставившись на пропыленные носки своих сапог. Я деликатно молчала, переминаясь рядом с лапы на лапу. Пусть свыкнется с этой мыслью, решила я, придет в себя...

Но время шло, драгоценные минуты утекали, как вода сквозь пальцы, а ничего не менялось. Я терпеливо ждала, Най сидел, не меняя позы и вообще не шевелясь.

Минут через пять подозрительная неподвижность Ная сменилась не менее подозрительной лихорадочной активностью. Рыжик начал поспешно собираться: кое-как привел себя в порядок (по крайней мере, постарался!), схватил свою тощую сумку, скорбно звякнувшую нашим вчерашним заработком, зачем-то заглянул в нее (можно подумать, от этого в ней появится что-то съестное!), широкими шагами прошелся по единственной комнате домика, осматриваясь, чтобы убедиться, что ничего не забыл (хотя чего ему было забывать-то, с его имуществом?) и попутно заметая следы нашего пребывания.

— Нам тоже не стоит задерживаться, — бормотал он при этом. — Пора в путь. Не дрейфь, Бьяла, справимся!

По моему скромному мнению, если кто из нас двоих и дрейфил в эту минуту, то уж точно не я. Но я промолчала из деликатности.

— Кхм... Ты не думаешь, что мы еще можем его поискать? — наконец решилась я вклиниться в его бессвязный Наев монолог.

— Если сам он не хочет с нами идти, то не стоит и пытаться. Это бесполезно, — отозвался Най, не поднимая головы, отчего его голос прозвучал глухо.

— Что бесполезно? — раздался от двери знакомый голос.

— Верд! — воскликнули мы с Наем хором.

— Ну да, — растерянно подтвердил монах. — Я. А вы ждали кого-то другого?

Най промолчал. На его лице отражалась борьба между правилами приличия и желанием спросить, где это, собственно, монах изволил шляться все утро.

Передо мной такая дилемма не стояла. Кошек не заботят какие-то там нормы приличия, придуманные людьми!

— Где ты был?! — как можно более внушительно вопросила я, пристально глядя на Верда. Если бы я умела прожигать взглядом насквозь, монах бы уже дымился.

— Ходил молиться, — невозмутимо пожал плечами Верд, похоже, нисколько не впечатлившись ни моим тоном, ни взглядом. Он кинул Наю флягу с водой, и тот машинально поймал ее. — Заодно умылся и воды набрал в колодце, пока местные не проснулись, — монах оглядел нас с рыжиком и настороженно осведомился: — А что, что-то не так? Случилось что?

— Предупреждать надо было. Мы подумали, что ты насовсем ушел, — наябедничала я. На сей раз уже Хорек попытался испепелить меня взглядом, и я не сдержалась, добавила в отместку: — Найлир очень расстроился, чуть не заплакал!

Рыжий молча показал мне кулак. Я в долгу не осталась и высунула язык (да-да, не смотрите, что я кошка, — научилась!). Наше с Хорьком настроение стремительно улучшалось.

— Если я и беспокоился, то лишь из-за того, что не успел отдать тебе долг, — выкрутился рыжий.

— Какой долг? — недоуменно нахмурил темные брови Верд. — Ты о лечении, что ли? Брось! Я — эфист, я не мог бросить тебя помирать на дороге.

— Я не об этом. Вернее, не только об этом. Ты спас мне жизнь дважды, — серьезно заметил Най. — Помог отбиться от бандитов и вылечил после драки. Теперь я твой должник и обязан отплатить тем же!

— Да ладно, чего там! — беззаботно махнул рукой монах. Видно было, что он относится к спасению Найлировой шкуры куда менее серьезно. — От чего меня спасать-то? Я и сам себя защитить сумею!

— Это долг благородного человека, — рыжий даже помотал головой, подтверждая свои слова движением. — Иначе моей душе не будет покоя ни при жизни, ни в посмертии!

Эк завернул! Нет, я всегда считала, что излишек благородства до добра не доводит. Нет чтобы поблагодарить человека как следует — он еще и в должники ему навязывается! И это — благодарность за спасение?!

Но что это? В глубине серых Найлировых глаз промелькнула хитринка. Э, парень! Да ты просто и впрямь не хочешь идти дальше без монаха! Вот и выдумываешь предлоги! Эх, люди, люди... Все-то вы себе усложняете! То ли дело мы, кошки!

— Пойдем с нами! — мурлыкнула я, доверительно потершись бочком о монаховы ноги. — Видишь, он боится, не хочет продолжать путь без тебя...

— И ничего я не боюсь! — возмутился Най.

Я бросила на него недовольный взгляд. Дурак! Иной раз лучше признаться в своих слабостях или даже выдумать их — зато добиться цели.

Монах улыбнулся. Отлично! Моя тактика приносит плоды!

— И куда же вы путь держите? — неожиданно вкрадчиво осведомился Верд.

— В Миргород! — радостно брякнула я, не подумав о подвохе.

— Оба?

— Ну да...

— К дружкам своим собираешься? — проницательно прищурился монах, глядя на Хорька. Тот молчал, опустив голову. — Значит, к ним, — понимающий вздох. — Бросил бы ты это дело, парень. Дела государевы оставь государю, главное — сам живи по совести.

Рыжий упрямо сжал губы, бросил на монаха гордый взгляд.

— Я не могу бросить свой народ!

— Зато народ вполне может бросить тебя, оставить умирать за него на плахе — и, не сомневайся, он так и сделает! Еще и в ладоши хлопать будет во время казни!

Найлир молчал. Я не рисковала вмешиваться в их разговор.

Монах задумавшись о своем, рассеянно погладил меня по голове, почесал за ушком. Я растерялась лишь в первую секунду, но уже через миг, благодарно мурлыкнув, придвинулась к монаху чуть ближе.

С тех пор как у меня появились усы, лапы и хвост, меня ни разу не гладили по голове. Били, пинали, пытались убить — это да, было дело. Но никому никогда и в голову не приходило попытаться меня приласкать. А это, оказывается, так приятно... Теперь я, пожалуй, понимаю, отчего домашние кошки променяли волю на жизнь с людьми. Не ради миски с молоком и тепла очага, о нет! Ради того, чтобы рядом был кто-то, кто может погладить, ласково позвать по имени, почесать под подбородком...

В душе шевельнулась невольная обида. Мы знакомы с этим человеком всего пару часов, а он уже так ласков со мной, а Най за несколько дней совместного пути ни разу меня даже за ушком не почесал...

А вы как думали? Кошке, даже такой, как я, тоже нужны внимание и ласка. Если кошку долго не гладить, она сначала загрустит, потом — заболеет, а после и вовсе одичает. И уж тогда гладьте ее, не гладьте...

О чем думал в эту минуту рыжий, не знаю. Я же молилась Двуликой так истово, как только могла. Я нутром чуяла: в монахе — наше спасение. Если он пойдет с нами, мы выкарабкаемся из любой передряги, доберемся до Миргорода, проскочим все ловушки, какие обычно расставляет на дорогах судьба. Не будет с нами Верда — и наши шансы уменьшатся вдесятеро.

И кроме того... Он так ласково чесал меня за ушком...

Наконец монах кашлянул, прерывая свое раздумье. Мы с Наем подобрались и впились в него взглядами. Подозреваю, что с совершенно одинаковым выражением глаз.

— Ладно. Я готов разделить с вами путь... Некоторую его часть.

Ох, не понравился мне его голос! Зуб даю, не может быть все так просто, есть здесь какой-то подвох...

Следующие слова монаха лишь подтвердили мою догадку.

— Но у меня есть условия. И хорошенько подумайте, прежде чем принять их.

Глава 6

— Погладь меня.

— Что, опять?! Только что ведь гладил! Сколько можно?! Как котенок, честное слово! А ведь взрослая уже, большая кошка. Не стыдно?