Мяу, или Береги хвост смолоду! (общий файл)

Возможно, если бы наши дела были не столь плачевны, мы обошли бы Триозерск стороной — при одном взгляде на него становилось понятно, что ловить здесь особенно нечего, а вот потерять можно многое. Но в нашем положении выбирать не приходилось.

"Ниспошли нам удачу, Двуликая", — смиренно думала я, семеня следом за рыжим. Ходить на поводке оказалось пренеприятно: Найлир, забывшись, то и дело резко дергал рукой, отчего у меня перехватывало дыхание и темнело в глазах, веревка немилосердно натирала шею, и вообще чувствовала я себя паршиво. Примириться с судьбой мне помогала лишь мысль, что в конце пути, после всех злоключений, меня ждет вкусная горячая еда. Может быть, даже мясо. Или рыба. Или — чем боги не шутят? — вкусное густое молоко... Я представляла перед собой миску с молоком и шла за ней, как осел за морковкой. Как ни странно, столь нелестное сравнение, придя на ум, вернуло мне прежнюю бодрость духа, и к городу я подошла с почти безоблачным настроением.

Признаться, я опасалась, что у нас могут возникнуть трудности на входе. Хулиганистого вида парень с громадной кошкой на веревочном поводке — довольно странная парочка для этих мест. А если еще и портрет Найлира уже здесь...

Словом, если бы стража у городских ворот скучала, нами бы неизбежно заинтересовались. Но везение оставалось с нами: в городские ворота полноводной пестрой рекой втекал народ, и стража едва успевала собирать плату за въезд, не особенно обращая внимание на внешность плательщиков.

— Интересно, по какому случаю такое столпотворение? — задумчиво обронил рыжий, пристроившись в хвост длиннющей очереди.

Впереди громыхали телеги, лаяли собаки, мычали коровы, истошно орали петухи, визжали дети и голосили, пытаясь перекричать невообразимый гвалт, взрослые.

"Беженцы, что ли? — думала я, растерянно обозревая бесчисленные тюки и домашний скот. — Так вроде не было войны в последнее время ни у нас, ни у соседей... Или я что-то пропустила?"

— Дык ярмарка же! — просветил рыжего стоящий перед ним бородач. Он, видно, решил, что вопрос адресован ему. На груди бородатого на манер бус висели связки расписных деревянных ложек. — В Триозерске в начале осени завсегда ярмарки проходят, со всей округи народ едет!

Сказать, что стража нами совсем не заинтересовалась, было бы все-таки преувеличением. Блюстители порядка обратили на меня внимание — но исключительно с целью выяснить плату, которую полагалось внести за мой вход в город. За кошку требовалось заплатить один медяк, за крупную собаку — два, а вот живность чуть покрупнее, вроде коз и овец, оценивалась в три монеты. Стража, понятно, напирала на третий вариант.

— Гляди, какая здоровенная, — один из стражей ткнул в бок напарника. — Да на ней поклажу возить можно! Вьючное животное, точно тебе говорю!

"Скажи ему, что я — ездовая", — хмуро предложила я рыжему. Стражники мне не нравились.

— Небось мяса жрет — будь здоров, — сочувственно предположил второй служитель закона, разглядывая меня с безопасного расстояния.

— А то! — не без злорадства отозвался Найлир. — Думаешь, отчего я так поизносился? Гляди, как исхудал! Сам недоедаю, а ее, окаянную, кормить приходится, а не то боюсь, как бы она меня самого однажды ночью не сожрала! Продать пробовал — не берут, прогонял — обратно возвращается, чтоб ей пусто было!

— Ну а если ее... того... — стражник выразительно чиркнул ладонью по горлу.

— Да жалко ее, — великодушно махнул рукой Найлир. — Живая все ж таки тварь, хоть и безмозглая...

Это я-то безмозглая? Кто бы говорил!

— Добрый ты малый, — во взгляде стража сквозило сочувствие, с каким обычно смотрят на умственно отсталых. Я почувствовала себя в некоторой степени отмщенной.

В конце концов Найлиру путем долгих убеждений и жарких уговоров удалось заплатить за меня как за собаку. Оставшиеся пять монет рыжий отдал за то, чтобы войти в город самому.

Триозерская ярмарка была в самом разгаре. Оно и понятно: на дворе стоял полдень, а в ярмарочные дни торговля открывается едва ли не с рассветом.

Главная площадь оглушала громкими зазывными выкриками торговцев, пестротой разложенных повсюду товаров, шумом и суетой, свойственными всякой ярмарке, от захудалой деревенской, до всеархельдской [1], на которую съезжались купцы и покупатели со всей страны.

Я не любила шумные места с большим скоплением народа и, оценив обстановку на площади, инстинктивно прижалась к ноге Найлира. Не дай Двуликая потеряться в этой толчее, потом вовек не сыщешь...

Рыжик успокаивающе похлопал меня по холке. "Все в порядке, я рядом, я с тобой", — говорил его жест. Я ответила рыжему благодарным взглядом.

И тут же забеспокоилась. Ярмарка — это, наверное, прекрасно, вон как ей люди радуются, но мы так до сих пор и не придумали, как раздобыть еду. Голод давал о себе знать все настойчивее, и от назойливо лезущих в глаза яств, разложенных на прилавках, и восхитительных ароматов кружилась голова.

В нашем положении был лишь один плюс: нам не приходилось заботиться о сохранности своего имущества. Воришкам, буде таковые посягнут на карманы Найлира, нечем поживиться. Разве что сумку утянут — но кому она нужна, такая старая и потрепанная? Ее, поди, и перепродать не получится...

Как раз в тот момент, когда я предавалась нерадостным размышлениям, а Найлир с интересом крутил головой, глазея по сторонам, мимо нас к центру площади целеустремленно протопал мужик с медведем на цепи.

В памяти немедленно всплыла сцена из прежней, еще человеческой жизни.

...Ярмарка. Такая же шумная, пестрая толпа, кричащая на нескольких языках сразу, мамина рука, крепко держащая мою ладошку. И прямо перед восхищенными детскими глазами — дрессированный медведь. Он умеет стоять на задних лапах, кружиться вокруг своей оси — да всего и не упомнишь! Неискушенным деревенским детям это казалось почти колдовством. Помню, соседские дочки, семи и девяти лет, потом шептались, что дрессировщик на самом деле — чернокнижник, знает язык животных, вот и выходит у него такого зверя своей воле подчинять...

Одновременно с этим воспоминанием мне в голову пришла совершенно сумасшедшая мысль, которую я поторопилась отогнать от греха подальше — еще накликаю.

Но... Поздно. Найлира, видно, посетило то же соображение.

— Послушай, Бьяла, — начал он. Голос у него был медовый-медовый, и мне это не понравилось. — А что ты скажешь о ярмарочных представлениях? Ну там животные всякие дрессированные...

— И не проси, — отрезала я. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, куда клонил рыжий.

— Но это наш единственный шанс заработать! — возмутился Хорек.

— Я, если припечет, и мышкой здесь могу поживиться. В городе с этим проще, — с достоинством заявила я.

— А молочка ты хочешь? — вкрадчиво поинтересовался рыжий. — Теплого, парного, вкусного...

Молочка хотелось. Очень. Желанная миска вновь замаячила перед мысленным взором. Но согласиться на то, что предлагал мне демон-искуситель в рыжеволосом обличье... О Двуликая, какой бес надоумил меня отправиться с рыжим?!

После получасового блуждания по площади мы нашли подходящее место: в меру людное, в меру спокойное (во всяком случае, без конкурентов), и самое главное — рядом стоял паренек-флейтист, наигрывающий незатейливую веселую мелодию.

Плана выступления у нас не было. Все, что произошло дальше, было чистой воды импровизацией.

Прежде я и не подозревала в себе столь развитых актерских способностей. Найлир, кажется, тоже был приятно удивлен. Но больше всех веселились зрители. Еще бы им не веселиться! Огромная кошка, которая неумело пытается танцевать под звуки флейты (в том числе на задних лапах), — где еще такую потеху увидишь?!

Вот когда я оценила наше с Найлиром нечеловеческое везение (которое, честно говоря, уже начинало настораживать)! Не будь в городе ярмарки, не было бы у нас такой широкой аудитории, охочей до зрелищ. Публика, мгновенно собравшаяся вокруг, была пестрой, как и бывает в ярмарочные дни: краем глаза я успела заметить в толпе и стариков, и детей, и мастеровой люд, и крестьян, приехавших из окрестных деревень, и богатых важных купцов, и даже одного монаха — ряса ничуть не мешала ему во все горло хохотать над моими ужимками и громко хлопать в ладоши. Иные взрослые так похожи на детей...

Честно говоря, танец у меня получался не ахти. Будь я все еще человеком — сгорела бы со стыда. Но я быстро смекнула, что чем более неуклюжими и неловкими выходят мои движения, тем радостнее хлопают в ладоши зрители, тем громче звон монет, сыплющихся в Найлирову сумку, с которой он время от времени обходил зевак. К слову, из рыжего Хорька вышел отличный зазывала. И пусть его выкрики не отличались особой новизной и оригинальностью, но вопил он так, что потенциальные зрители слышали, наверное, еще у городских ворот.

Флейтист, рядом с которым мы обосновались, поначалу косился на нас волком, но вскоре заметил, что с нашим появлением у него прибавилось слушателей, а в его шапке веселее зазвенели монеты, и стал глядеть дружелюбнее. Зрители, похоже, решили, что мы работаем втроем, поэтому, посмеявшись над нелепыми кошачьими пируэтами, щедро одаривали и музыканта. Не знаю, как Найлиру, а мне было ничуть не жаль: мы пришли заработать хотя бы на ужин и завтрак, а получили много больше. И во многом — именно благодаря флейтисту с его популярным веселым мотивчиком.

Когда на город опустились сумерки и торговый люд начал сворачивать палатки, освобождая место для ночных гуляний, мы прощались с флейтистом, будто старые знакомые. Точнее, прощался Най, а я, чтобы выразить признательность, мурлыкнув, потерлась о руку музыканта.

— Хорошая у тебя кошка, — уходя, заметил парень. — С такой не пропадешь!

Я выразительно покосилась на рыжего. Да-да, музыкант прав! А ведь кто-то, помнится, не хотел брать меня в дорогу...

Хорек предпочел сделать вид, что не понял моего намека.

— Ну что, пойдем искать ночлег? — весело подмигнул он, когда мы остались одни.

— Ты обещал мне молока, — напомнила я.

— И не только молока! Сегодня мы с тобой гуляем! Заслужили!

И мы, предвкушая честно заработанный отдых, мягкие перины (не смотрите, что я кошка, спать на мягком я люблю не меньше, чем люди!) и вкусные блюда, отправились искать постоялый двор.

Но наши мечты грубо прервали. Стоило нам углубиться во дворы, как кто-то похлопал Найлира по плечу, и рыжий обернулся. Повернулась и я.

Перед нами стояли четыре хари откровенно бандитской наружности. Назвать их людьми не поворачивался язык.

Все четверо как на подбор: рослые, плечистые, с заросшими хмурыми рожами, обильно расцвеченными синяками, и кривыми ухмылками, в которых недоставало зубов.

Помятые лица незваных собеседников красноречиво свидетельствовали о тяжком многодневном похмелье, жестоко мучившем их обладателей.

— Слышь, братка, — просипел один, почти вплотную придвинувшись к Найлиру. Отвратительный запах перегара чуть не сшиб меня с ног. Каково же пришлось Хорьку? — Ты, кажись, не местный? — дождавшись утвердительного ответа, образина закончил: — Так городок-то наш. Мы тебе милостиво позволили заработать на нашей земле. Стал быть, тебе теперь с нами делиться надыть.

"Ой, влипли..." — обреченно подумала я. Делиться?! Да эти бесстыжие рожи заберут у нас все, включая Найлирову сумку, и хорошо еще, если рыжего живым отпустят, а меня не утащат на веревочке...

Пользуясь тем, что на меня никто не обращал внимания, я огляделась, отмечая возможные пути отступления. Напрасно. Бежать было некуда. Вокруг высились глухие каменные стены, кричи — не докричишься. Мы сами себя загнали в ловушку.

[1] Всеархельдская — от Архельд (название государства).

Глава 4

— Ты драться-то хоть умеешь? — без особой надежды поинтересовалась я. В том, что мордобоя не избежать, сомневаться не приходилось, и теперь я пыталась выяснить, кто кого будет бить — мы их или они нас.

Вместо ответа Хорек подбоченился и окинул гордым взором окрестности — ну чисто горный орел! "Гляди, какой я молодец, да я этих типчиков одной левой сделаю!" — явственно читалось в его взгляде. Ой, что-то мне подсказывает, не стоит ему быть столь самоуверенным...

— А почему это я должен делиться своими деньгами? — резонно вопросил Най у бандитов, не меняя горделивой позы. Наконец-то он вспомнил о предмете разговора!

Это был неправильный вопрос. По всем неписаным законам уличной жизни он вообще не должен был задавать вопросов. Сейчас ему полагалось принести свои глубочайшие извинения местным авторитетам и с нижайшим поклоном отдать им кровно заработанное. Половину. А лучше — две трети. Тогда мы могли бы уйти с миром — еще оставалась крохотная надежда на такой исход. Если бы только Най умел держать язык за зубами и не перечить кому не надо...

Зато бандиты отлично знали, как следует вести себя в подобных ситуациях.

Один из них, по виду — главный, резко, не замахиваясь, ударил рыжего под дых. Най согнулся пополам, но почти сразу выпрямился, гневно сверкая похолодевшими серыми глазами. Удар был, так сказать, профилактический — чтоб вправить рыжему мозги и заставить его подчиниться. Увы, он достиг прямо противоположной цели. Найлир сердито засопел, сжал кулаки и едва не кинулся в драку. Сдержался он в последний момент — каким-то чудом, не иначе добрые боги остановили.

— Ну что, — почти миролюбиво поинтересовался бандит. — Подсчитал, скока нам отдашь, али тебе еще разок счеты поправить?

Шутка была не ахти какая, но помятые пособники вымогателя довольно заржали.

— И не мечтай, — отрезал, как плюнул, Най.

— Ах ты ...!

Бандит грязно выругался и замахнулся для второго удара — куда более чувствительного. Но на сей раз рыжий успел отреагировать. Он молниеносно присел, и здоровенный кулак противника угодил в пустоту. От неожиданности бандит едва не потерял равновесие, но, к моему разочарованию, устоял на ногах — всего лишь покачнулся. И, окончательно рассвирепев, попер в атаку.

Вот теперь мне представилась возможность в полной мере оценить ловкость и проворность моего рыжего спутника. Он с прямо-таки нечеловеческой быстротой уворачивался от ударов противников, с легкостью перетекая из одного положения в другое. Как ртуть. Казалось, он угадывал намерения противников раньше их самих. При этом движения Ная были не лишены изящества, и в какой-то момент я поймала себя на мысли, что откровенно залюбовалась его пируэтами. "Хорек, точно Хорек, — постановила я минуте на третьей поединка. — Человек не может так двигаться!"

Увы, рассчитывать на то, что противники рыжика тоже не лишены чувства прекрасного и отступят из одного лишь уважения к его способностям, не приходилось.

Бандиты сосредоточенно, не торопясь, загоняли Хорька в угол, помахивая пудовыми кулачищами. Най по-прежнему уворачивался от них, пару раз даже умудрившись при этом заехать кому-то в глаз локтем (правда, скорее нечаянно, чем преднамеренно), но даже мне стало ясно, что долго это не продлится. На его стороне были молодость и ловкость (пусть даже фантастическая), на стороне его противников — сила и опыт, а они значат гораздо больше. Кроме того, их было четверо, а рыжик — один. Исход потасовки был очевиден. Против них у Ная не оставалось никаких шансов.