Шпилька

— Это расчеты. — Пробормотала я, с головой уходя в цифры. Периодически я вскакивала и бежала замерять ту или иную комнату. Потом сбегала посмотреть на пустырь. Пустырь был большой. Я жевала старый мундштук и думала.

— Тока не говори мне, что ты еще и куришь, — возмутился дед, вставая рядом со мной во дворе.

— Нет, не курю, — я продолжила жевать. — Бросила года три назад.

— Спайра!

— Дед, честно, бросила, — встрепенулась я. Дед сердито на меня смотрел. — Просто, когда грызу мундштук — лучше думается. Дед, поехали к шерифу, а?

— На кой ляд тебе этот прохиндей? — прищурился дед.

— Джозеф его так же называет, — улыбнулась я.

— Не переводи стрелки, — сердито велел дед. — Так, зачем тебе шериф?

— Пустырь будем покупать.

— Так он ничей, кому он нужен?

— Это он сейчас не нужен. А как только там встанет подстанция и все остальное — сразу всем понадобится,— хмыкнула я. Дед усмехнулся и кивнул.

— Только с шерифом я буду разговаривать,— дед потер руки в предвкушении. Я тоже потерла — мысленно.

Поездка много времени не заняла, и через час мы уже вернулись домой. Дед довольно посмеивался:

— Этот дуралей решил, что я совсем тронулся.

— У вас талант валять дурака. — Хмыкнула я. — И у Джозефа тоже.

— Так мы родственники же, — фыркнул дед.

— Это видно, — я тоже фыркала и перебирала кое-какие амулеты.

— Колдовать будешь? — шепотом спросил дед, с любопытством заглядывая в коробку.

— Буду, — согласилась я.

— Я тут, в уголочке. Посижу. — Тем же шепотом сказал дед и сел на табуретку. Я улыбалась и потихоньку плела заклинание, с трудом вспоминая формулы. Эх, надо снова учиться....

* * *

Стройка века начнется завтра. По маг-почте приняли заказ, уточнили мое местоположение и сообщили, что заказ прибудет завтра. Дед уже лег, я же сидела у себя в спальне, перед зеркалом и предвкушала. Предвкушала я, что сейчас сниму личину и высплюсь в своем естественном виде, так сказать. Дед ко мне в жизни не поднимется, а если и поднимется, я услышу.

Я по одной вынимала шпильки, складывая их в высокий стакан. Потерла затылок. Последнюю шпильку я сломала и стала жадно всматриваться в зеркало. Там, в прозрачном стекле меркло, мутнело мое лицо, расплывались четкие черты. Зрелище это всегда меня завораживало. Глаза подернулись дымкой, сменили цвет на бледно-желтый. Форма глаз чуть изменилась, становясь более вытянутой к вискам. Нос удлинился. Скулы выступили резче. Подбородок заострился. Волосы таяли, оставляя короткий ежик песочного цвета. Ногти на руках удлинились. Плечи как будто сузились, почти равняясь с бедрами. Ступни стали более широкими, приплюснутыми.

Я сладко потянулась, облизнула губы черным языком. Не раздвоенный, и на том спасибо. Улыбнулась своему отражению, скинула покрывало с кровати, нырнула в ворох перин, подушек и одеял. Свернулась уютным клубком, блаженно закрыла глаза. Тело сладко ныло, радуясь отдыху.

Я не знаю, кто мой отец. Дядя знал, но ни разу не обмолвился об этом. Сколько я себя помню — мы всегда жили на отшибе, подальше от людей. Лет с пяти меня научили носить личину, скрывать свой истинный вид от людей. За все годы я ни разу не встретила существо, хотя бы отдаленно похожее на меня. Законники не очень охотно сообщили, что подобные мне существа обитают далеко от наших земель, за океаном. Тащиться за океан, чтобы разыскать дальнюю родню, мне как-то было лень. Мне и тут хорошо. А родня иногда бывает не очень-то приятной. И вряд ли они обрадуются полукровке — так я себе думала. А потому, жила спокойно, иногда лишь тяготясь тем, что не могу ходить по улицам в своем натуральном виде. Дядя постарался внушить мне, что это стыдно и вообще, неприлично — как будто, голой.

Интересно, как бы отреагировал Джозеф, если бы увидел меня... такой?

* * *

Он тащился домой, слушая, как в ботинке хлюпает. Хлюпала не то кровь, не то какая-то жижа, в которую они вляпались уже возле третьего края Сковородки. Клиенту повезло больше — Джозеф успел его оттолкнуть.

По-хорошему, не стоило впотьмах тащиться, можно было переночевать на краю Сковородки, но.... Хотелось домой. Стащить сапоги, помыться. Посидеть с дедом. Выспаться на нормальной кровати. Увидеть Спайру.

Мысли о ней он старательно отгонял. В жизни никому не навязывался, и теперь не станет. Друзья, так друзья. Если ей так хочется, пусть. Он переживет.

От усталости он еле тащился, полагаясь на силу привычки — дорогу домой он мог бы найти и в умат пьяный, и с завязанными глазами. Однако, поди же ты, теперь заблудился. Вроде бы шел домой, а пришел... непонятно куда. На первом этаже незнакомого дома горел свет. Электрический. Из каких-то труб шел дым. В темноте этот дом напоминал замок сумасшедшего фермера — козырьки, балкончики, какие-то странно изогнутые трубы.

Хлопнула дверь, из дома вышла высокая женщина, следом за ней — старик с костылем. Джозеф помотал головой. Женщина замерла, потом бегом кинулась к нему.

— Дед, не стой столбом, помогай, — весело крикнула она, отлепляя Джозефа от калитки. Он поднял глаза и уставился Спайре в лицо.

— Привет, — попытался улыбнуться он.

— Привет, — весело отозвалась она. Дед подпер его с другой стороны, что-то ворча под нос.

Джозеф поднял голову, оглядел более осмысленным взглядом Спайру, деда, дом. Спайра лучилась какой-то теплой радостью. Дед как будто помолодел. Дом был совершенно неузнаваемый.

— Милая, ты что с домом сделала? — слабым голосом спросил он, пытаясь встать ровно и выглядеть более менее грозно. Дед со Спайрой хором сказали:

— Привнесли прогресс!

Он смог только сдавленно промычать и уронить голову на грудь. Усталость навалилась многотонной каменной глыбой, придавила все эмоции — и радость, и раздражение, все. Хотелось только одного — спать. Поэтому, когда его стали тормошить, он недовольно заворчал и открыл один глаз. Второй глаз тут же распахнулся сам. Он лежал на широкой деревянной лавке в какой-то совершенно незнакомой комнате. Рядом суетился дед, что-то смешивая в стакане. Спайра расшнуровывала сапоги на нем, Джозефе. Он слабо дернул ногой, пытаясь вытащить, но не преуспел.

— Ты что делаешь?

— Ничего, — пропыхтела она. — Просто я так думаю, что купаться в одежде тебе будет неудобно.

— Пей, — дед сунул под нос стакан, и продолжал держать, пока Джозеф все не выпил. После чего дед сообщил:

— Я ушел. Если что — зовите.

— Не волнуйся дед, дальше я сама, — откликнулась Спайра. — Давай тебя разденем, а?

— Давай, — согласился он. В голове как будто прояснялось. — А зачем?

— Купаться будем, — терпеливо повторила Спайра, помогая ему сесть. Прическа ее рассыпалась, позволяя тонким прядкам свеситься вокруг ее лица. Он смотрел на нее, улыбаясь, как дурак. — Руку. Теперь голову, осторожно. — Таким вот образом она освободила его от рубашки, куртки и шляпы. Амулеты, обереги и просто всякая всячина звонко брякнули об лавку. Дальше она взялась за ремень на брюках и он встрепенулся.

— Дай, я сам, — он отвел ее пальцы от стратегического места и стал возиться с пряжкой. Спайра пожала плечами и села на корточки, рассматривая его ногу.

— Какая прелесть, — хмыкнула она. — Не дергайся сейчас, хорошо?

— Что там?

— Отцеплю — покажу. Главное, зубы мне пяткой не выбей, — попросила она и взяла какую-то коробку. Он вытягивал шею, силясь рассмотреть, что ж там такое, на его ноге.

— Тебе это зачем? — с нарастающей паникой спросил Джозеф, завидев длинную острую железку с крючком на конце.

— За надо, — ответила она любимой присказкой деда. Джозеф зажмурился. Потом поморщился — было больно. Потом стало очень больно, и он зашипел. Потом боль стала невыносимой, и он заткнулся. — Все. Любуйся. — Он встала и поднесла к его лицу стеклянную баночку. В баночке извивалась какая-то дрянь.

— Что это, — его отчетливо передернуло от отвращения. Спайра легкомысленно пожала плечами, закрыла банку плотной крышкой. Потом неуловимым жестом прижала какую-то тряпочку к ноге. Ногу тут же охватило жидким огнем, и он зашипел сквозь зубы.

— Что-то вроде пиявки, если не ошибаюсь, — она ловко расстегнула ремень и стала стягивать с него брюки. Он тут же вцепился в них, натягивая обратно.

— Спайра, я сам справлюсь со своими штанами, — сердито заявил он. Она глянула на него с недоумением, потом изогнула бровь и насмешливо спросила:

— Ты что, стесняешься меня?

— Я не хочу смущать тебя, — с достоинством ответил он, свешивая ноги с лавки. Она сложила руки на груди, одарила его выразительным взглядом и отвернулась:

— Теперь снимай уже? — попросила она, отодвигая ширму. Там исходила паром вода в большой ванне. Он бочком протиснулся мимо Спайры и максимально быстро опустился в воду. Зашипел — все ссадины тут же напомнили о себе.

— Ты так и будешь тут стоять? — поинтересовался он.

— Так и буду, — охотно ответила она, насыпая в воду каких-то травок. Запахло сразу хорошо, а в голове прояснилось окончательно.

— А что мне дед дал выпить?

— Эликсир бодрости, — Спайра села на край ванны, потрогала воду и на что-то нажала. Вода стала прохладнее. — Его надолго не хватит, так что ты сейчас быстро моешься, потом ешь, а потом спишь. Хорошо?

Это 'хорошо' заставило его закрыть рот. Открывал он его затем, чтобы заявить о том, что он достаточно взрослый, чтобы им не командовали. Поэтому он только вздохнул.

— Тебе помочь?

— Нет, — отказался он и схватил мочалку. Спайра вышла за дверь, и только потом фыркнула.

* * *

Когда я зашла в спальню, Джозеф спал. Поесть он так и не успел — вырубился по дороге. Зато на кровать сам лег, и то хорошо. Я кое-как перекатила тяжелое тело и накрыла его одеялом.

Дед сидел на кухне — смаковал кофе.

— Спит?

— Спит, — согласилась я и подвинула к себе кофейник. — Дед, я изолирую от тебя кофе, если ты будешь глушить его литрами!

— Нос не дорос мной командовать, — ухмыльнулся дед, но кофейник отбирать не стал. Допил свою кружку, покосился на кофейник с сожалением. — Как мы вровень-то поспели, а?

— Мы молодцы, — с удовольствием согласилась я. Все работы были закончены два дня назад — мы сами с дедом еще не успели привыкнуть к новобретенному комфорту. — Но Джозеф теперь будет ворчать.

— Пусть ворчит, — хмыкнул дед. — Что ему еще остается?

Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по комнатам. Я тащила в лабораторию ту самую пиявку, которую приволок на себе Джозеф, предвкушая, как я ее сейчас буду препарировать — пиявки в пустынях вообще не водятся, значит, эта — какая-то особенная.

Настроение у меня было приподнятым — в новенькой лаборатории работать было одно удовольствие, да и вообще, радостно было как-то на душе. Наверное, оттого, что беспокойство, грызшее меня два месяца, наконец ушло.

Пиявка оправдала мои ожидания, поэтому полночи я просидела над ней, то и дело занося в журнал записи. Журнал был тоже новенький, с хрустящими страницами, которые еще пахли фабрикой. Когда перед глазами стали танцевать черные мушки, я законсервировала пиявку, убрала в камеру и вышла из лаборатории. Потом тщательно заперла двери — во двор, на этаж, в спальню. И только потом сняла личину.

* * *

Он проснулся, когда только начинало светать. Недовольно поморщился — сырое полотенце сбилось в ком и давило где-то в области поясницы. Выпутавшись из одеяла, он сел и стал оглядываться. Комната как-то изменилась, но не до неузнаваемости. С потолка свисал красивый абажур, возле входа виднелся какой-то раструб, прикрытый крышкой. Вот ванная комната претерпела существенные изменения. Раньше там был узкий топчанчик и большая бадья, теперь же посередине комнаты гордо стояла большая ванна, в нее свешивалась труба. На трубе были какие-то рычаги, клавиши и черт знает что еще. Вместо топчана была широкая лавка — на ней он вчера и валялся. На полках были какие-то флаконы, бутыли и свертки. При ближайшем рассмотрении свертки оказались кусками мыла. Флаконы он раскупоривать не стал. На окне висела новая занавеска, на подоконнике виднелось какое-то растение в кадке. Желая рассмотреть его поближе, он отдернул штору, бросил мельком взгляд во двор, и остолбенел. Задний двор тоже изменился, до неузнаваемости, но внимание приковало не это. Там, на широких светлых плитах (которых, к слову сказать, раньше не было и в помине), стояло... стоял... Существо. Золотисто-бронзовое, гибкое, изящное, как статуэтка из золота. Оно стояло, подняв руки к небу, как будто, купаясь в первых солнечных лучах, нетерпеливо пританцовывая. До его слуха донесся приглушенный хриплый смех, от которого у него мурашки пробежали по всей спине.

— Что за... — пробормотал Джозеф, дергая задвижку окна. Существо быстро обернулось, их взгляды на какую-то долю секунды встретились, от чего он резко подался назад — нечеловеческие желтые глаза как будто заглянули в душу. Воздуха стало резко не хватать, а существо тем временем быстро прыгнуло на лестницу ко второму этажу.

— Спайра, — охнул он. Там, наверху, скорее всего, Спайра спит, а это создание божье, прости господи, как раз туда и направилось!

Путаясь на ходу в штанинах, он выскочил за дверь и пулей взлетел по лестнице. Дверь открылась со второго пинка, он ввалился в темный коридор и заполошно огляделся.

— Спайра! — рявкнул он на весь дом. Потом распахнул первую дверь — это оказалась спальня. На кровати сделалось какое-то шевеление, и он резким движением сдернул одеяло.

— С ума сошел? — недовольно спросила Спайра, тараща ото сна глаза. Дотянулась, отобрала у него конец одеяла и снова накрылась. — Ты чего? — она широко зевнула, закрыв лицо руками.

— Ничего, — выдохнул он и плюхнулся на кровать. Сердце колотилось, как бешеное. — Ты ничего не слышала?

— Слышала, как ты орешь, — охотно сообщила Спайра. — Кстати, чего ты орал?

— У нас во дворе кто-то был. — Мрачно сообщил он. Спайра потерла лоб и уточнила:

— Кто?

— Откуда я знаю, кто, — раздраженно ответил он. — Какое-то существо!

— Какое... существо? — лицо ее серело на глазах.

— Я в окно в ванной выглянул, а там стоял... или стояло.... Короче, там кто-то было, потом увидел меня и сиганул по лестнице сюда.

— У меня всегда закрыта дверь во двор, — быстро сказала Спайра. — Может, по крыше ушел?

— Может быть, — согласился Джозеф. Поднялся, вышел из спальни, прошел по коридору, заглядывая во все двери. Дверь вниз, во двор, и правда оказалась заперта на засов.

— Джозеф? — она неслышно подошла и теперь тревожно оглядывалась. — Мне как-то не по себе.

Он вздохнул и взъерошил бороду. Посмотрел на Спайру. Та куталась в какой-то длинный халат и ежилась.

— Не бойся. Я с тобой. — Он взял ее за руку и повел за собой вниз.

* * *

Это же надо быть такой идиоткой! Я сидела за столом и мрачно созерцала военный совет — Джозеф излагал деду утренние события. Дед задумчиво прихлебывал кофе и поглаживал костыль.

Нет, ну как можно было забыть, что Джозеф вернулся! И единственное окно с первого этажа, которое выходит во двор — это окно из его ванны. Ужас, последние мозги отшибло!