— Да. Здесь лечение расписано по минутам, и свободное время у отдыхающих только после ужина. — Я неторопливо шагаю, выбираю те дорожки, по которым еще не ходила. Капитан идет рядом, касаясь своим плечом моего — дорожки тут больше похожи на тропинки, узкие и извилистые.

— Боюсь, что такие интенсивные нагрузки только у вас, Клара, — хмыкает он. — Я, допустим, с обеда свободен как птица!

— Надо же, — подивилась я. С языка готов был сорваться вопрос, какого ж лешего он сюда вообще приехал, но я благоразумно промолчала. — Тогда вам тут будет скучно, капитан, — сочувствую я ему.

— Вы так думаете?

— Думаю, — киваю я и останавливаюсь под каким-то развесистым деревом. — Здесь мало развлечений. Девок непотребных нет, ресторанов и казино тоже нет. Каналы исключительно местные, выход в сеть ограничен, кинотеатр работает через день.

— Непотребные девки, как вы выразились, интересуют меня в последнюю очередь, — так же обстоятельно отвечает капитан. Рестораны надоели, к азартным играм я равнодушен. На средства массовой информации у меня аллергия, а фильмы я люблю специфические.

— Ну, я не знаю, что вам даже сказать, — развожу я руками.

— Скажите, что вы хоть немного рады меня видеть, — просит капитан серьезно. Я слегка смущаюсь, но говорю:

— Я рада видеть вас, капитан. Оказывается, я за четыре дня по вас соскучилась.

Он целует меня так напористо, что я теряюсь, и от неожиданности цепляюсь пальцами за его плечи. Капитан расценивает это как добрый знак и обнимает меня так, что хрустят позвонки. Отпихивать его теперь поздно, да и не хочется, откровенно говоря. Большая ладонь гладит мой затылок, вторая крепко лежит на талии. Он открывает глаза неожиданно, и соответственно, мы встречаемся взглядами. Не знаю, чего он в моем взгляде усмотрел, а я в его глазах прочитала только сильное напряжение.

— Простите, я не смог удержаться, — покаянно говорит он, но раскаяния в голосе — ни на грош. Я хмыкаю и дергаю плечом, потому что решительно не представляю, что делать дальше, и чего ему говорить. — Вы замерзли, Клара. Идемте к жилью. — Он непринужденно берет мою руку, переплетает пальцы с моими и идет вперед.

— Капитан, если вы думаете, что идете к нашему корпусу, то заблуждаетесь, — сварливо говорю я через десяток метров.

— Это окружной путь, — самоуверенно заявляет капитан, а я недоверчиво хмыкаю. — И зря вы мне не верите, Клара!

— Капитан, — начинаю я, но он перебивает меня:

— Клара, я вас умоляю, называйте меня по имени!

— Я его уже забыла, — ворчу я. Вру, естественно, время тяну.

— Меня зовут Янмаар, — ничуть не обидевшись, освежает капитан мою девичью память.

— Очень приятно, капитан.

— Клара!

— Простите, это привычка, — покаянно говорю я, но теперь в моем голосе никакого раскаяния. — Я постараюсь, но не обещаю, хорошо?

— Куда деваться, — вздыхает он и отводит от моего лица какую-то ветку. А я обнаруживаю, что мы и правда вышли к нашему корпусу, правда, с задней части здания.

— Ну надо же, — удивляюсь я вполне искренне.

— Я тут каждый закоулок знаю, — улыбается капитан и открывает передо мной дверь. Мы усаживаемся в холле, возле открытого настежь окна. На окне москитная сетка, так что кровопийц можно не опасаться.

— И откуда же вы тут знаете каждый закоулок? — спрашиваю я. Мне и правда интересно это знать. Капитан накидывает мне на плечи плед, пододвигает пепельницу и лишь потом отвечает:

— Так я сюда седьмой год езжу, Клара.

— Вот как, — я удивлена. — А почему именно сюда?

— Здесь работает Элсмар. Он лучший из специалистов по мануальной терапии.

— Тогда почему здесь так мало народу?

— Потому что про Элсмара знает мало людей, — улыбается капитан. — В частности, три клана из наших, и посторонних человек сто, может быть.

— Чудеса, — недоверчиво говорю я.

— Это долго объяснять, Клара. Но у него ограниченные возможности, и принять всех желающих он не сможет физически. Поэтому и провернули такой номер. Кому надо — знают. Самые безнадежные, так сказать.

— Это вы-то безнадежны? — поражаюсь я, и лицо капитана немного темнеет.

— Уже нет, — он снова безмятежно улыбается. — Элсмар поставил меня на ноги.

— В вас трудно заподозрить больного человека, Янмаар, — с запинкой говорю я, все-таки, его имя здорово режет мне слух и язык, зато капитан расплывается в улыбке.

— Так я и не больной, — все с той же улыбкой отвечает он и пожимает плечами. Вдаваться в подробности он явно не собирается, а я не собираюсь настаивать. Я невзначай смотрю на время и спохватываюсь:

— Уже поздно, капитан. Пожалуй, я пойду к себе, — начинаю выпутываться из пледа, капитан мне не очень охотно помогает. Видимо, он бы еще сидел и сидел. Но я так думаю, хорошего понемножку.

— Спокойной ночи, Клара, — мягко говорит он, а я откликаюсь, эхом.

— Спокойной ночи.

Заррраза белобрысая!

* * *

Третий день капитан с энтузиазмом, достойным лучшего применения, показывает мне местный парк, сад, живописные уголки и прочие укромные места. Целовать больше не пытается, хотя я к этому морально готова, и теперь слегка досадую — у меня наготове пяток острот, после которых у капитана надолго отпадет желание меня целовать. Но нет. Капитан держит себя в руках, и вообще, кажется, успокоился. Ну, и я успокоилась. А зря. Оказывается, эта белобрысая пакость просто-напросто усыпляла мою бдительность. Ага.

Догуляв в очередной раз до полуночи, мы разбредаемся по номерам. Я лениво готовлюсь ко сну — умываюсь, принимаю душ. Когда начинаю расстилать постель — раздается стук в дверь. Метнув на себя взгляд в зеркало, решаю, что халат хоть и не ханжеский, но достаточно приличный, иду открывать дверь — наверняка, капитан. И точно. Стоит на пороге, мнется, в руках — горшок с кактусом, который не далее, как утром, стоял на подоконнике в холле. Я смотрю на эти два недоразумения — белобрысого и колючего, и с недоумением спрашиваю:

— И как это понимать, Янмаар?

— Видите ли, Клара.... Я потерял ключ от своего номера, — виновато сообщает он. Я хмыкаю, складываю руки на груди и жду продолжения рассказа. — У нас с вами номера одинаковые, и я подумал — может быть, и ключи с замками тоже одинаковые? — а смотрит с надеждой и затаенными чертенятами на дне серых глаз.

— А кактус вы зачем с подоконника сперли? — жутко интересно мне, если честно.

— Ну, как, — смущается он по-настоящему, — неудобно же, ночью, к даме, и без цветов!...

Меня сгибает от смеха, да так, что до слез. Капитан смотрит немного обижено, но тоже начинает смеяться. В итоге, хохочем мы, уперевшись лбами друг в друга, отплевываясь от пуха и колючек, которые в изобилии покрывают кактус.

— О боже, капитан, — я, наконец, смогла отдышаться. — Ну вы даете.... Пойдемте, проверим мой ключ. — Я всовываю ноги в тапки, капитан идет впереди. В просторном холле делает зигзаг в сторону — возвращает кактус домой. Я снова начинаю смеяться, а капитан начинает меня целовать. И как-то все заготовленные остроты вылетают у меня из головы, потому что Янмаар держит меня так крепко, что получается только цепляться за его плечи, плавясь от сокрушительной нежности его поцелуя. Я переступаю ногами, чтобы оказаться еще ближе — поцелуй увлекает меня сильнее, чем я могла ожидать, и дело вовсе не в том, что он какой-то необыкновенно-умелый. Безусловно, он приятен, но дело все в том, как подрагивают его горячие ладони на моей спине, как сильно бьется венка на его виске, как гулко шумит кровь у меня в ушах, и как он изо всех сил сдерживается на грани приличия — видимо, боится, что я сбегу. Правильно делает, кстати....

Смерив капитана слегка расфокусировавшимся взглядом, я придерживаю стену, которая куда-то едет.

— Капитан, после такого я просто боюсь идти с вами в номер, — неожиданно хриплым голосом говорю я — в голове такой кавардак, что мне лишь бы хоть что-то сказать!

— Я тоже боюсь, Клара, — отвечает он таким севшим голосом, что у меня моментально сердце ухает куда-то вниз, а потом так же резко вверх. Янмаар поворачивается ко мне полу боком, упирается лбом в стенку.

— Вы в порядке? — интересуюсь я, поправляя на себе халат. Распахнулся, понимаешь ли....

— Так намного лучше, спасибо, — с благодарностью говорит капитан и снова поворачивается ко мне лицом.

— Ключ, — напоминаю я нам.

— Ключ, — соглашается капитан. Мы снова идем по коридору.

Парадоксально, но ключ и вправду, подходит. Минутная неловкость — приглашение на чай, отказ от чая, пожелание спокойной ночи.... Больше всего это похоже на бегство. Отбрыкавшись от того, чтобы он провожал меня обратно, смываюсь к себе.

Взгляд случайно падает на зеркало, и я останавливаюсь на середине движения — и это я?! Щеки раскраснелись, глаза блестят, губы красные и припухшие, а вся морда — довольная до неприличия! Кашлянув и машинально пригладив волосы, я иду на балкон — курить и думать. А что еще остается делать?!

Итак, я непозволительно расслабилась и увлеклась. Что из этого следует? А ничего! В конце-то концов, может себе женщина раз в десять лет отпустить вожжи и закрутить роман с мужчиной, который ей нравится больше, чем кто бы то ни было?! Безусловно, может. Надо полагать, капитан далеко не дурак и понимает, что будет, если я отвечу ему взаимностью. Интересно, а я понимаю? Раньше казалось, что понимаю, теперь уже все видится не так уж и отчетливо.... Зато радужно!

Я смеюсь сама над собой, потому что каждый раз мне кажется, что я-то, я-то! Старая мудрая обезьяна, стреляный воробей, прожженная ворона! Наверное, все так думают....

* * *

— Как вы себя чувствуете, Клара? — заботливо спрашивает капитан каждый вечер. Сегодняшний — не исключение.

— Как молодая стрекоза, — хмыкаю я обычно. Далее мы под ручку бродим по аллейкам и тропинкам, лениво болтая о всякой всячине. И сегодняшний вечер тоже не исключение. Все как всегда. Единственное — у меня внутри что-то подрагивает, то, что я перестала сдерживать волей и холодом рассудка. Кажется, это называется сердце.

Но капитан о моих внутренних перипетиях ничего не знает, а потому и ведет себя как обычно. Собственно, через час я начинаю веселиться сама над собой, мысленно подкалывая себя за широко распахнутую навстречу прекрасному душу.

Прекрасное же пока усиленно подзывает белочку, уговаривая попробовать 'вкуснющие орехи, сам бы съел, да тебе принес, иди сюда, скотина пушистая!'. Светлые пряди выпали из косы, придав своему хозяину вид одновременно неряшливый и довольно забавный. Не в силах больше сдерживаться, легонько дергаю капитана за косу. Наградой мне стало такое недоуменное лицо, что я сначала просто фыркаю, а потом и просто открыто смеюсь. Капитан встает с корточек и воздвигается надо мной, сурово сдвинув брови.

— Извините, Янмаар, это как-то нечаянно вышло, — с мнимым раскаянием говорю я. Капитан качает головой с такой же напускной укоризной:

— Вот от кого-кого, а от вас — не ожидал, Клара!

— Я такая, неожиданная, — соглашаюсь я и сажусь на скамейку в беседке. — Капитан, ваша коса — просто коса, или это знак?

— Какой знак? — теряется капитан.

— Ну, не знаю, — я пожимаю плечами и набиваю трубку. — Я о вашей планете мало знаю. Ну, вдруг, там, знак — мол, старший в роду, к труду и размножению готов!

— Я, конечно, готов и к труду, и к размножению, но моя коса тут совершенно не при чем! — с достоинством отвечает капитан, но щеки предательски розовеют.

— Значит, это просто коса, — киваю я, вполне удовлетворенная ответом. Капитан фыркает и усаживается рядом. Минуту сидит спокойно, потом передвигает меня так, что я спиной упираюсь ему в грудь. Удобно, тепло.

— Значит, вам моя коса покоя не дает? — не вижу его лица, но по голосу слышу, что улыбается.

— Не то чтобы не дает, но будоражит, — хмыкаю я, а капитан неожиданно сознается:

— Просто с короткой стрижкой я похож на умственно отсталого, — жалуется он. Я фыркаю:

— Я вас огорчу, Янмаар, но вам и распущенные волосы ужасно не идут!

— Я знаю! Погодите, а где вы видели меня с распущенными волосами?!

— Да когда я вас искала, в каюту зашла, а вы весь такой из душа, поразили мое воображение, — хмыкнув, напоминаю я ему. Грудь подо мной начинает мелко трястись — смеется.

— Так-таки и поразил?

— Впечатлил! Сразил наповал! — начинаю я валять дурака. Меня уже трясет, как при землетрясении, и я пытаюсь отодвинуться, без особого успеха, впрочем. Твердые пальцы придерживаю мои локти, и я опускаюсь обратно.

— Вот уж не думал, что вас так легко поразить, Клара, — теплое дыхание шевелит тонкие волосы на затылке, а губы почти касаются моего уха. Я непроизвольно ежусь от удовольствия и машинально отвечаю:

— Это и вправду, почти невозможно, Янмаар, но вам удалось!

— Я горд и польщен, — фыркает он мне в ухо, а по голосу слышно — правда горд и правда польщен. Поцеловать его самой, что ли? Изворачиваюсь, целую. Секундное замешательство — от изумления, видимо, а потом радостный отклик, полный энтузиазма.

— Капитан, вам не кажется, что мы с вами староваты для поцелуев на лавочке? — немного отдышавшись, спрашиваю я. Янмаар глубоко и часто дышит, на щеках какой-то кирпичный румянец.

— Я боюсь, что мое предложение сменить обстановку на более подходящую, покажется вам нескромным. И вы снова дадите мне от ворот поворот, — с обезоруживающей честностью отвечает он и снова тянется к моим губам. — Хотя и поцелуи на лавочке меня весьма радуют....

И совершенно не хочется уходить с этой самой беседки, потому что нам настолько хорошо, что страшно спугнуть это зыбкое ощущение близости, тепла и какой-то нежной доброты. Поэтому мы сидим, почти не разговаривая — Янмаар водит пальцем по моей раскрытой ладони, а я лениво перебираю в пальцах прядь его волос, тонкую и легкую.

— Клара? — неожиданно говорит он. Я лениво откликаюсь:

— М?

— Я хочу, чтобы вы отнеслись ко мне серьезно. — Твердо говорит он. Я слегка отодвигаюсь, чтобы лучше видеть его лицо. — И к моим намерениям тоже.

— Я отношусь к вам серьезно, Янмаар, — спокойно отвечаю я.

— Вы меня не поняли, Клара. Я знаю, что вы относитесь ко мне как к бестолковому мальчишке, доброжелательно, немного опекаете меня, я знаю, что из всего экипажа я решительно могу положиться только на вас....

— Разве этого мало? — осторожно спрашиваю я.

— Этого не мало. Просто, мне хочется, чтобы вы видели во мне и...

— Мужчину? — разговор становится путаным, но интересным.

— Наверное, — с заминкой отвечает капитан. Я устраиваюсь удобнее и начинаю вправлять ему мозги:

— Янмаар, поверьте, если бы я относилась к вам исключительно так, как вы сказали, вы бы получили сокрушительный хук еще три дня назад. — Совершенно серьезно говорю я. — Это во-первых. Во-вторых, вы относитесь ко мне как к женщине, соответственно я априори отношусь к вам, как к мужчине. Это логично, правда?

— Логично, — соглашается капитан. Кажется, он уже не рад, что затеял этот разговор.