|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пролог. Приказ, который невозможно нарушить
Тонкая женская рука с острыми костяшками поднялась вновь постучать в дверь, но послышались шаги, и выглянула прелестная девушка: латунный оттенок волос красиво сочетался с болотно-зелёным цветом меланхоличных глаз, а мягкий овал лица, расслабленный рот с влажными губами, округлый подбородок создавали впечатление беззащитности, как и простое светло-зелёное домашнее платье с неглубоким декольте.
Всё выгодно отличало её от хмурой, угловатой Виктории в длинной чёрной юбке и стянутой корсетом белой блузке, — обычной одежде учительниц, — и она едва заметно нахмурилась, маленький ненакрашенный рот неприязненно дёрнулся — неизжитая ещё женственность отозвалась лёгким раздражением, зазвеневшим в голосе:
— Вы мисс Кэрри Боу?
— Да, — Кэрри теребила дверную ручку, поглядывая на огромный смолянисто-чёрный, блестящий пучок волос незваной гостьи. — Что вам угодно?
— Я Виктория Шварц. Меня прислал Каннингэм. Можно войти?
Коротко кивнув, Кэрри отступила, нервно заправляя за ухо выбившуюся прядь. Виктория оглядела бордовую гостиную: возле софы с шёлковой обивкой стоял отряд разноцветных чашек и кипа альбионских газет (первая полоса верхней Альбион Ньюс вопрошала: "Гражданская война — миф или реальность?"), камин, шкаф, пятнадцать полок, все три стула, углы комнаты были завалены потрёпанными книгами, и тонкие брови Виктории скользнули вверх: это были любовные романы.
— Любите читать? — насмешливо спросила она.
— Присаживайтесь, — закрыла дверь Кэрри. — Я вас слушаю.
— Каннингэм приказал вернуться в Альбион.
— Но почему? Что случилось?
От волнения глаза Кэрри казались больше и зеленее, Виктория отвела взгляд:
— Объяснят на месте. Самолёт через два часа.
— Нет. Нет. И ещё раз нет! Взрывы, охота на ведьм, охота на инквизиторов, взбесившиеся оборотни. Я читала, что у вас творится, — Кэрри махнула рукой на газеты. — Нет, я туда не хочу.
— Прочтите это.
Щёлкнул замок кейса, Виктория неохотно достала письмо с крупным чёрным изображением герба ордена Феба — солнце с девизом "Felix, qui quod amat, defendere fortiter audet*" по опутавшей ростовый щит ленте — на титульной части и маленьком оттиском в сургуче с обратной стороны.
— Нет, — поспешно сложив руки на груди, Кэрри отступила. — Не хочу возвращаться: ещё инквизиторы в чём-нибудь заподозрят, на заметку поставят. Нет.
— Ваш кузен послал официальный запрос...
— Виктор хочет моего возвращения? — щёки Кэрри зарумянились, глаза заблестели.
— Каннингэм попросил Вайса вас вызвать.
Искорка надежды в глазах Кэрри угасла, губы презрительно дрогнули:
— И инквизиторы согласились?
— Вайс из древнего рода, рыцарь, — Виктория возвела очи горе, — приняв во внимание состояние его здоровья, комитет счёл допустимым, чтобы его единственная родственница женского пола вернулась в Альбион вести хозяйство. Ваше право на жительство в Лондиниуме восстановлено.
— О, — горько усмехнулась Кэрри. — Как мило. Но я не вернусь. Не буду ходить с биркой на шее, как домашнее животное. Никогда больше, — она указала на дверь. — Уходите.
Опустив взгляд тёмно-синих, холодных глаз, Виктория снова протянула конверт:
— После того, как прочтёте.
— Обещаете?
Виктория кивнула. Выхватив конверт, Кэрри взломала сургучную печать, раскрыла сложенное втрое письмо. Посередине была красиво выведенная надпись:
"Возвращайся".
Чёрный оттиск герба на секунду засветился голубым неоновым светом, зрачки Кэрри расширились, лицо утратило осмысленное выражение.
Через пятнадцать минут она шла к такси с небольшим саквояжем в руках.
______
* Счастлив, кто смело берет под свою защиту то, что любит (лат.)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Горный остров, белая страна
Глава 1. Дом, "милый" дом
Смерть снова была рядом... Огонь. Осколки. Брызги расплавленного металла...
Кап!
Я вздрогнула, моргнула. Где я? Полумрак. Кухня. Тёмное дерево мебели. Чёрно-белая мозаика пола. Холод мурашками пополз по спине от осознания: я снова в этом проклятом доме. Клялась, ноги моей здесь не будет, но...
Кап! — из большого латунного крана медленно вытекала вода.
Каннингэм! Что-то случилось... В голове путалось, руки дрожали, накатывала тошнота... Каннингэм... Виктор... взрыв... Я сдавила виски: "Боже, не много ли взрывов я повидала здесь для своих девятнадцати?! Почему снова здесь? Что?.."
Кап! — я вздрогнула. Вспомнила: мисс Шварц передала письмо Каннингэма, и я, естественно, сразу поехала. Пропускные документы, билеты в третий класс — всё готово, на таможне удивительно быстро пропускают, и мы выходим в стеклянно-стальной, ярко освещённый зал, в толпу встречающихся, обнимающихся людей. Уютно пахнет кофе. И мне одиноко, холодно от того, что Виктора нет.
В зале для вылетавших инквизитор — странно, что именно здесь — говорит толпе журналистов, невыразительное лицо смотрит со всех видео-панелей тускло-серыми глазами, динамики несут по аэропорту воодушевлённый голос:
— ...только открытость и взаимное сотрудничество остановит надвигающиеся тёмные времена. Все мы видим, как изменился мир: жестокость рвётся в наши дома, разрушает жизни, крадёт сердца детей. Даже в Лондиниуме — столице! — осталось не так много мест, где можно чувствовать себя в безопасности...
Стараюсь не слушать, только он со всех сторон.
— И дальше будет хуже! Но у нас есть выход, есть способ решения этой проблемы, — инквизитор поднимает руки, словно хочет обнять толпу. — Объединение! Только вместе мы изменим мир к лучшему, лишь совместными усилиями — каждого в отдельности и всех вместе — избежим самоуничтожения. Для инквизиции настало время действовать иначе, стать более открытой. Мы должны сблизиться с народом, быть понятнее, гуманнее. Люди должны чувствовать: мы существуем для их защиты. И да поможет нам Бог...
БАХ!
Меня передёрнуло: этот ужасный звук, и взрывная волна из тысяч осколков, шрапнели, штукатурки, перегородок, крови. Я схватилась за голову: воспоминания разрывали душу. Темнота... Стоны... Голубые вспышки электричества на оборванных проводах, удушающий запах гари и штукатурки.
Ад.
Я сажусь — в пыли и грязи, хрустит стекло, но я — на мне только мелкие царапины. Дышать невозможно — пыль, эта едкая пыль. Где-то рядом кричит ребёнок. Виктория приподнимается: серая от штукатурки, испуганная, невредимая, и поблекшие, точно седые волосы окутывают плечи, стелятся по полу, пока она снова и снова пытается встать.
А я смотрю и не могу пошевелиться. Обломок стальной балки разрывает рукав посеревшей блузки, Виктория хватается за него, поднимается:
— Надо уходить. Немедленно, — читаю я по губам.
Меня трясёт. Хрустит стекло, и ребёнок страшно молчит. В сумраке мелькает рыжее пламя — вход в преисподнюю? Рука обрубком лежит рядом. Виктория пытается меня поднять, а я не могу — хочу, но не могу.
Кап!
Завал громко раздвигается жгучей благословенной магией, инквизиторы и полисрыцари шагают в этот ад. Грозные, как демоны, в руках — определители ведьм: бледно жёлтые стеклянные прямоугольники в серебряных рамах, по углам — пурпурные кабошоны фонтисов* под крестами. Виктория ещё тянет меня за собой, судорожно, упорно, а я в ужасе смотрю на надвигающегося инквизитора в фильтр-маске, под грубыми башмаками которого трещат и крошатся ошмётки.
Едва сканеры навели, стекло стало алым, раздаётся ненавистный визг.
— Ведьмы. Обе, — звучит приговором.
Нас с Викторией впечатывает в грязный колючий пол, вдохнув пыли, я кашляю до хрипа.
На запястьях смыкаются обжигающие церковным волшебством наручники. Тьма накрывает голову чёрным мешком, и меня больно подхватывают, несут, швыряют в колючий ад капкана благословенной магии. Ничего не понимаю, кроме того, что мы едем, кусаю губу, борясь с накатывавшей тошнотой в бесконечности пути. Долго-долго-долго. Из машины меня волокут, я стукаюсь коленом, задыхаюсь, я молюсь о пощаде, и мешок срывают — свет.
Бесцеремонно меня сажают на стул в маленькой серой комнате, в круге из барьерных фонтисов, под лампочкой без плафона. Двое полисрыцарей уходят, страшно лязгает дверь, оставляя меня один на один с инквизитором. Он по другую сторону прямоугольного стола на тонких ножках — непроницаемое узкое лицо с припухшими веками. Над дверью за ним — благословенный крест; меня убивает его охранительный жар.
Бесконечно, до одурения — одни и те же вопросы. Снова и снова. Инквизиция не верит в случайности. Инквизиция не верит ведьмам. Во взгляде инквизитора ни капли эмоций, он как машина, он может спрашивать бесконечно долго.
Кап!
Повезло — всего несколько часов, и ко мне является ангел — адвокат Ордена Феба: русоволосая женщина в тёмно-сером деловом платье. Маленькая и строгая, очки в роговой оправе, чёрный кейс. На шее — миниатюрный тусклый фонтис. Волшебница. Мы идём по коридорам; полисрыцари, инквизиторы — все работают, нормальные вроде бы люди, пока не попадаешь им в лапы.
Вслед за мной она садится на заднее сидение неприметного автомобиля с тёмными окнами.
— Каннингэм просил сопроводить вас до дома. Он будет позже, — она вздыхает. — Из-за теракта у Ордена много проблем, думаю, вы понимаете. Начались репрессии, Каннингэм делает всё возможное, чтобы защитить наших.
Кап!
Едем долго. Меня знобит. Передвинув очки на макушку, адвокат изучает бумаги. В мыслях пусто. Она помогает выйти из машины. Ведёт сюда, на эту кухню, магией избавляет от грязи на одежде, — платье снова красивого зелёного цвета, — коже, волосах, и мне от этого легче дышать. Сажает... Даёт выпить воды.
— Ждите Каннингэма.
И... Не замечаю, как и когда она уходит.
Кап!
Нет. Я сжала виски. Не хочу это помнить. Буду думать о другом — как советовал доктор. О другом! "Дышать медленно, сосчитать до десяти, наложить успокаивающее заклинание и думать о другом". Я коснулась ладонями лба, и магия потекла, стирая страх. Так лучше. Легче. Теперь — думать о другом.
Кап!
Заражённая ненавистью страна, проклятое жилище, пропитанное гордыней его прежней хозяйки. Ненавижу её, ненавижу! Время тянется невыносимо медленно, почти останавливая стрелки напольных часов. Ненавижу эти часы, их тёмное дерево, рельефные фигурки гарпий в переплетениях зарослей — безвкусная мерзость. Ненавижу ту, что поставила их сюда, воспоминания о ней. Но помню её лицо. Помню странно неприятный, мелодичный голос, его интонации в гневе — у меня всегда пробегали по спине мурашки.
Кап!
Ненавижу проклятый латунный кран!
— Хватит! — в два шага преодолев расстояние до раковины, я с трудом затянула вентиль.
Замерла.
Все те люди в аэропорту... кровь. Как они кричали... рука...
От скрутившего живот ужаса накатила тошнота, и в глазах потемнело: разорванные люди, люди!..
— Нет! — треснула кулаком о раковину. — Не буду вспоминать!
Руку ломило до слёз. В мысли рвались крики, крики, кровь... Пошатываясь, я вернулась, рухнула на стул. Пальцы ощутимо, видимо дрожали, и тиканье часов, скрежет маятника казались омерзительно громкими. Я задыхалась здесь, я... Сзади скрипнула лестница.
______
* Выдаваемые церковью приспособления для волшебства. Представляют собой разноцветные камни с серебряными или золотыми крестами. Необходимы для осуществления волшебства всем волшебникам, но не колдунам и ведьмам. Чем насыщеннее цвет фонтиса, тем волшебник сильнее.
Глава 2. Ожившая сказка
— ...вы прекрасно поладите, — мягкий, но настойчивый голос Каннингэма.
— Издеваетесь? — холодный, с хрипотцой голос — надеялась никогда больше не услышать его: голос человека, виновного в смерти моих друзей.
— Верю в лучшее, — дверь отворилась, курчавый и дерзко рыжий в свои семьдесят Каннингэм улыбнулся. — А вот и Кэрри.
Он не изменился с нашей последней встречи, кажется, на нём такой же тёмно-зелёный редингот и галстук с золотыми солнцами. Щёлкнул выключатель, и кухню залил яркий электрический свет, но уюта это не добавило.
Прихрамывая, с довольно кислым выражением лица зашёл Хэлиш: средних лет, но волосы до широких плеч седые, правый глаз тёмно-зелёный, левый — без радужки, желтоватый, с маленькой точкой зрачка. Одежда — привычный со школы при Академии тёмно-серый матовый костюм: безупречно сидевший однобортный сюртук с острыми лацканами, жилетка, зауженные брюки. На пышно задрапированном шёлковом галстуке, охватившем воротник "бабочку" белоснежной рубашки, щегольски поблёскивал тусклый серый фонтис в броши-булавке.
Меня передёрнуло от ненависти. Я поднялась навстречу круглолицему Каннингэму.
— Кэрри, дорогая, безумно рад видеть тебя целой и невредимой, — он приветственно сжал кончики моих пальцев мозолистой от тренировок с мечом рукой. — Как ты?
— Спасибо, более или менее.
— Добрый день, — сдержанно кивнул Хэлиш.
Я нахмурилась — и не удержалась:
— Какой же он добрый, если встречаешь тебя?
А Хэлиш, как обычно, будто не заметил грубости:
— Давайте закончим поскорее, — косясь на часы, прошелестел он.
— Ох уж эта торопливая молодость, — Каннингэм покачал головой. — А как же порадоваться встрече, традиционно обменяться любезностями, обсудить погоду?
Мы на него недоуменно посмотрели. Каннингэм развёл руками, всем видом демонстрируя, что сделал всё возможное для поддержания беседы, и приказал:
— Кэрри, примени к Алоису магию.
— Желательно молнию, — Хэлиш не сводил взгляда с запылившихся часов.
Шарахнуть чем-нибудь этого высокомерного урода хотелось давно, но дурное предчувствие останавливало: с чего вдруг такая радость?
— Зачем? — на всякий случай отступила я.
Но под взглядом светло-карих, почти жёлтых глаз Каннингэма сомнения таяли, как лёд под горячими лучами солнца.
— Так надо, — изрёк глава рыцарей Феба. — Кэрри, это моя личная просьба.
Жёлтые, тёплые глаза.
Да, так надо.
Руки поднялись на уровень груди, между сложенными в треугольник пальцами собирался искристый разряд, и прошлые обиды оживали в памяти.
Ослепительно вспыхнув, молния скакнула к Хэлишу — и так и застыла искрящим зарядом тока между нашими левыми руками: Хэлиш держал её кончиками пальцев — меня скрутило от боли в костях. Я захлебнулась воздухом, будто водой, и упала на колени. Молния ослепительно сверкала, трещала.
— Спокойно, Кэрри, всё в порядке, — Каннингэм стискивал спинку стула.
Боль медленно отпускала, с трудом я выдохнула вопрос:
— Что... это?
— Полагаю, вы должны догадываться, — Хэлиш шевельнул пальцами, молния исчезла, оставив лёгкое покалывание в ладони, гудение в голове, ужас и запах озона. — Я поймал вашу магию.
Что-то такое рассказывала бабушка... или прабабушка?
— Повелитель ведьм?.. Это же сказка, страшилка для непослушных ведьмочек, — выдохнула я, но других предположений не было. Разве только, происходящее — кошмар. Хэлиш очень походил на ночной кошмар.
— Да, — кивнул он. — Я повелитель ведьм.
Отпустив стул, Каннингэм с любопытством меня разглядывал.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
