Сердце повелителя ведьм

— Ты ведь не предашь, — шептал мой нежный голос, рука змейкой скользнула по кубикам пресса вниз.

Хэлиш, к счастью, не спешил отвечать на домогательства, снова перехватил за запястье, Доминатрикс пыталась высвободиться, и слишком чувствительные соски тёрлись о широкую грудь Хэлиша, возбуждая ещё больше.

— Я хочу тебя, — страстно прошептали мои губы ему на ухо, а потом язык начал вытворять такое...

Стараясь отвлечься от тошнотворных, но почему-то так изумительно возбуждающих, действий соседки по телу, я подумала о целомудренном средневековье, в котором выросла Доминатрикс, и усомнилась в его целомудренности: в развратный век кино и интернета я таких штук отмачивать не собиралась... да и не умела.

"Учись, — Доминатрикс лизнула его ключицу, прикусила основание шеи. — С повелителями ведьм это в сто раз лучше, чем с обычным мужчиной. Впрочем, тебе всё равно сравнить не с чем".

"Прекрати, мне противно", — я так хотела убежать.

"Хочешь старой девой помереть?" — Доминатрикс снова повела бёдрами, крепче прижимаясь к пугавшей меня размером выпуклости.

"Лучше старой девой, чем с ним!"

"Замолчи, а то услышит... — она таки сунула руку ему в штаны, внутри себя я взвизгнула от ужаса. — Нет, ну честно, у меня тысячу лет никого не было, а тут такая возможность — не мешай, а запоминай, что и как я делаю, потом пригодится".

И она делала, но запоминать ощущение этой... обхваченной ладонью шёлковистой кожи я не хотела. Вздохнув, Хэлиш в мгновение ока содрал меня с себя и, подхватив на руки, помчался наверх. Ах, если бы это был Виктор, я была бы счастлива, но...

"Неужели никто его не остановит? Виктор!!!" Засмеявшись, Доминатрикс обняла Хэлиша за шею, прошептала в ключицу:

— Ты такой сильный.

"Не хочу! Пусть уберёт от меня руки! Люди, кто-нибудь, помогите!" Без толку: голос не слушался, язык шевелиться, но совсем не так, как я хотела. Звуки его тихих шагов таяли в пустых тёмных коридорах. Во рту пересохло: "Сколько можно это чудище облизывать?! Виктор!!! Каннингэм! Кто-нибудь... Но что они, увидев нас, подумают? Что мы хотим... Не хочу! Ненавижу! Не хочу с этим уродом, хочу с Виктором. Помогите!"

"Замолчи".

О, он может услышать! Пусть слышит: "Гад! Ублюдок, сволочь, скотина!" Близость с ним была мне отвратительна... Но как же — телу! — хотелось снова обхватить его ногами и прижаться к паху. Разум судорожно цеплялся за остатки здравого смысла, сопротивления, и вдруг — кровать: мы были в моей комнате, в шаге от постели, и это значит... значит...

"Наконец-то", — Доминатрикс тяжело дышала ему в шею:

— Я безумно тебя хочу.

Отпустив мои ноги, Хэлиш откину одеяло, вновь подхватил и положил меня на постель. Белёсые волосы ласково касались пылавшего лица, Хэлиш зажмурился, переводя дыхание. Я по-прежнему не могла пошевелиться, не могла закрыть глаза, чтобы хотя бы представлять себе Виктора.

Хэлиш распахнул чёрные-чёрные глаза. По воле Доминатрикс палец лёг на мои влажные от поцелуев губы, она начала его посасывать. С кем меня оставил Каннингэм?! Хэлиш — это же мерзкий, беспринципный извращенец! Как только верну себе контроль над телом — убью! Обоих убью!

Я задыхалась от ярости... и страсти. Что же это за магия такая, а?! Стискивая простыню по сторонам моих плеч, Хэлиш внимательно на нас смотрел. Доминатрикс заскользила кончиками пальцев по его груди, ниже, ниже. Я чувствовала, что улыбаюсь — улыбаюсь непривычно развратно.

"Спасите!!!"

Прищурившись, коротко вздохнув, Хэлиш нас укутал. Её изумление вспышкой прокатилось в сознании, Доминатрикс приподнялась, но по телу пробежало лёгкое покалывание, и, повалившись на постель, мы обе застыли. А внутри ещё полыхал огонь желания. Выдохнув, Хэлиш отступил из поля зрения:

— Паралич пройдёт часа через два, — тяжело, глухо предупредил он. — Лучше спи, так быстрее восстановишь силы.

Дверь закрылась с тихим стуком. Я не могла повернуть голову в ту сторону. Оставалось созерцать балдахин и слушать лившиеся в распахнутое окно звуки ночного города.

"Ну что, довольна?" — взметнулась во мне ярость Доминатрикс.

"Да, — внизу живота было непривычно горячо, до ломоты. — Зачем ты убила моих друзей?"

"Ничего такого за собой не помню".

"Врёшь!"

Она молчала, но её недовольство эхом бродило по телу вместе с отголосками неудовлетворённой страсти. Не буду с ней больше разговаривать: бесполезно говорить с чудовищами.

А Хэлиш удивил. Только причина его стойкости, скорее всего, крылась не в благородстве: после многолетнего хамства с моей стороны этот сноб вряд ли мог счесть меня хоть сколько-нибудь привлекательной, но я была ему благодарна — за пощаду в этот раз...

Глава 15. Его высокопреосвященство

Злобное гавканье проснуться не помогало. Продрав глаза, я об этом пожалела: склонившийся надо мной Хэлиш — кошмарное начало дня, особенно после столь впечатляющей ночи. Меня всю обдало жаром, я смотрела в его спокойное лицо и чувствовала, как от воспоминаний сжимаются соски. Судорожно натянув одеяло, я не понимала, чего хочу больше: надавать Хэлишу за то, что он меня испугал, или сказать спасибо за то, что ничего не сделал? Или выгнать, да — так лучше всего. И запах его туалетной воды — в нём что-то животно-чувственное, пробуждавшее в крови совсем не нравившееся мне тепло. Сглотнув, я нарочито грубо спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— "Здесь" понятие растяжимое, — Хэлиш выпрямился, будто не замечая рычания. — Что конкретно вы подразумеваете под "здесь"?

Падавший в окно луч золотил его серебристые волосы, они резко выделялись на обтянутых элегантным сюртуком широких плечах. Тёмный, почти чёрный синий ему очень шёл. Виктор рычал.

— Зачем глупые вопросы? — я выше задрала одеяло. — Или ума не хватает додуматься?

— Чтобы избежать недопонимания. Вдруг у вас после вчерашнего амнезия, и вы, например, не помните, что в этот дом меня поселил Каннингэм, — Хэлиш сложил руки на груди, отступил, теперь луч золотил маленький крест фонтиса.

— Вот именно — в дом, а не в мою комнату! — ничего не могла поделать с гневом, накрывшим меня горячей волной. — И ты прекрасно понял, что я спрашивала об этом!

Виктор зарычал громче.

— Бужу вас, — он оправил бриллиантовую запонку. — Гости явятся через два часа, поторопитесь.

— Вот дьявол, а раньше нельзя было разбудить?

— Подумал, вам стоит выспаться... — Хэлиш возвёл очи горе. — Виктор, прекрати рычать, Берта меня как женщина не интересует, не беспокойся.

К щекам прихлынул жар:

— Рада это слышать!

Терпеть не могла, когда называли по второму имени.

Грубо отпихнув ногой нежно-розового без шерсти Виктора, Хэлиш начисто избавил меня от зачатков благодарности и ушёл. Только тогда я заметила в кресле чёрное в белой вышивке платье, туфли и кружевную шаль. Наряжаться ради Тоусенда? Нет! Посмотрела на забравшегося на стол Виктора.

Я наряжусь.

Виктор призывно тявкнул, и я обратилась в львицу.

— Что он имел в виду под "вчерашним"? — интонации строгого мужа.

Хорошо, что животные не краснеют... Что-то внутри меня не давало паниковать, отводило любую мысль о Доминатрикс на ощущения от прикосновений к Хэлишу, и желание думать о ней резко пропадало. Я решила выкручиваться:

— Не помнишь?

— Помнил бы — не спросил бы. Что случилось? И почему я лысый?

Проще было отрезать язык, чем рассказывать о повелителях ведьм. В этом желании, а точнее — нежелании, не было высокомерия приобщённого к тайне, просто что-то внутри упорно сопротивлялось. Очередное заклятие неразглашения?

Я уныло ответила:

— Вы поспорили.

— Из-за чего?

— Ты меня приревновал, — вырвалось невольно, и я захотела провалиться сквозь землю.

Хвост Виктора дрогнул.

— А был повод?

— Да... в общем-то нет... — я устыдилась пуще прежнего. — И... Мне надо переодеться, подготовиться...

— Ты что-то скрываешь, — подался вперёд Виктор, но его глаза остекленели, и он медленно осел на столешницу.

Сердце дрогнуло от жалости, обратившись в человека, я подхватила обмякшее, лысое тельце, погладила — кожа была тёплой, нежной. Мой бедный рыцарь! Жаль, время поджимало. Сложив одеяло, я устроила на нём Виктора и оставила его под грозно скалившимся чучелом. Дверь до конца на всякий случай не закрыла и, обернувшись к платью, нахмурилась...

К моему удивлению мелкая женская суета доставила небывалое удовольствие, может потому, что результат предназначался Виктору. Как лежат волосы, как смотрится макияж, как сидит платье — мне бы эти проблемы вместо обычных...

Расправив шуршащий подол, я вышла, надеясь увидеть Виктора в сознании и восхищении, но одеяло пустовало. Ничего, ещё не вечер! Зябко поведя плечами в вечернем сумраке пугающе пустых коридоров, я прошла к центральной лестнице с громадным зеркалом на площадке, взглянула на отражение в полный рост: чёрная ткань подчёркивала миниатюрность фигуры, белые завитки растительной вышивки увеличивали грудь и сужали талию, — и не могла поверить, что эта красивая, элегантная девушка — я.

От волнения подрагивали кончики пальцев. А в довершение тот, ради кого я старалась, смотрел на меня с открытым ртом... и вывалив язык. Я обернулась. Виктор перевёл взгляд с отражения на меня и закрыл пасть. В прищуре собачьих глаз вместо восхищения появилось что-то недоброе.

— Виктор...

Он попятился, я шагнула за ним и, подвернув ногу на непривычно высоком каблуке, рухнула на пол, подол разметался вокруг меня пенной волной. Виктор не по-джентельменски сбежал. Почему? Что не так? Я обернулась: я же выгляжу так хорошо. Глаза влажно заблестели, я с трудом удержала слёзы. Настроение невыразимо ухудшилось.

Внизу царил идеальный порядок: ни пылинки, всё, что должно блестеть — блестело. С невесёлыми мыслями о встрече с кардиналом я пошла на кухню, ожидая обнаружить там готовый или почти готовый ужин — иначе Хэлиш не был бы так спокоен... наверное.

Приятные ароматы чуть не сбили с ослабших от голода ног, я оглядела всевозможные вкусности, думая, чем поживиться... Что-то звонко разбилось. На мгновение оцепенев, я, оступаясь и чуть не падая, бросилась в посудную.

Пол рябил от осколков тарелок. Малый поднебесный сервиз и столовое серебро Вайсов улетало через противоположную дверь в столовую. Я последовала за посудой: сосредоточенно-хмурый Хэлиш, до предела выжимая слабосильный фонтис, сервировал белевший скатертью стол. Когда приборы заняли места, и Хэлиш убрал с фонтиса пальцы, лицо его смягчилось. "Не надо думать о вчерашнем", — я сглотнула:

— Почему не собственными силами?

— Без постоянной практики и опустошения магии фонтис не будет подчиняться, — великодушно пояснил Хэлиш, легким взмахом руки восстановил разбитые тарелки, возвратил их в шкаф и только после этого соизволил глянуть на меня — и, как и Виктор, недобро прищурился, отвернулся.

— Что-то не так? — обмерла я, только сердце билось часто-часто.

— Много что не так, но обсуждать это с вами я не расположен.

— Аа, — я мотнула головой в сторону кухни. — Кто это приготовил?

— Не перевелись ещё в Лондиниуме рестораны с доставкой на дом.

Ну да, конечно. Боже, как глупо я себя веду. Это всё от волнения. Я сложила руки на животе и неловко качнулась на непривычных каблуках.

— Зачаруйте слугу, — кивнул в сторону посудной Хэлиш, магией расставляя по комнате белоснежные пухлые пионы в тёмных вазах под античность.

— Не умею.

Возведя очи горе и что-то пробормотав о неумехах, Хэлиш простёр в мою сторону руку, за спиной открылась дверца шкафа, откуда вышел немного запылившийся манекен-слуга.

— Надеюсь, привести его в порядок вы в состоянии.

— Да.

Едва я несколькими пассами внесла свою скромную лепту в организацию ужина, раздался звонок.

— Открывайте, — Хэлиш оправлял галстук, ярко блеснула запонка.

— Зачем ты подселил в меня Доминатрикс?

Он не взглянул на меня:

— Откройте дверь.

— Зачем?!

В ушах зазвенело от собственного крика. Вновь возведя очи горе, Хэлиш рыкнул:

— Открывайте!

Его глаза стали абсолютно чёрными, и я против воли пошла.

На пороге сиял улыбкой, кольцами, перстнями, жемчужно-голубым костюмом и пышным галстуком по последней моде голубоглазый денди с жёлтой гривой высветленных волос и жемчужной серёжкой в ухе.

Шагнув внутрь, он церемонно раскланялся:

— Эрнест Амадей Стримлет к вашим услугам, прелестница, — он трепетно приложился к руке и, блистая белоснежными зубами, с детской непосредственностью восхищённо меня оглядел. — Для вас — просто Эрни.

Такой вот жизнерадостный ручеёк*.

— Кэрри... Кэрри Берта Боу, — обнаружив, что моя рука по-прежнему лежит в его, я освободила её и передразнила: — Для вас — просто Кэрри.

— Весьма польщён. Рад наконец свести с вами личное знакомство, очаровательная кузина моего дорогого друга Виктора.

"И от этого хлыща ожидают героических подвигов? Да на его холёном лице написано, что он только по салонам красоты мастер. Надёжный рыцарь? Это самодовольное чудо? — раздражённо думала я, в то время как Эрнест... Эрни любовался своим отражением в трёх зеркалах прихожей. — И как Виктор выносит его кривляния?"

Гневные мысли прервал звонок, я, пользуясь возможностью избежать поползновений к повторному целованию руки, открыла и растерянно отступила в сторону: у явившейся девушки был вид королевы, снизошедшей посетить нищенскую лачугу.

Высокая и стройная, с белоснежной матовой кожей, перекинутым через плечо черно-бурым манто, в облегавшем точёную фигуру чёрном шёлковом платье, в ошейнике из семи ярусов крупного розового жемчуга, с высоко забранными волосами цвета вороного крыла гостья словно сошла со страниц моднейших журналов.

Одарив меня оценивавшим взглядом шоколадных глаз из-под ресниц чуть ли не до бровей, она снисходительно улыбнулась и зашла, цокая каблуками:

— Патрисия Эрроу**.

— О, это стрела, попавшая в самое сердце , — воскликнул Эрнест, едва не сбив меня на пути к новой цели. — Разрешите представиться: Эрнест Амадей Стримлет, для вас просто Эрни, к вашим услугам, я ваш поклонник, у меня есть все календари с вами.

Чуть не выпрыгивая из плотно подогнанного по спортивной фигуре костюма, он расцеловал ей руки.

— Ах, вы чудесны! Ах, в живую вы в сотню, нет, в тысячу раз прекраснее, чем на фотографиях, хотя это кажется невозможным. Ну как же, как же, презренная бумага не может передать вашего потрясающего очарования! Ах, если бы я знал, какое счастье, какая честь меня ожидает...

Ах, ах, ах — и так далее, и тому подобное. Что-то упускала в их беседе, и это немного раздражало. С крайне целомудренным видом Патрисия следила за перемещениями Эрнеста вокруг неё.

— Обезьяна и в Лондиниуме обезьяна, — тихо заметил Хэлиш.

Вздрогнув от неожиданности, я оглянулась: он хмурился, рассматривая гостью. Она же, заметив его, удивлённо вскинула брови, качнулась навстречу, но остановилась в нерешительности.

— Ах, Эрни, ну перестаньте же, — попросила Патрисия с мягкой, без малейшей надменности улыбкой. — Вы меня захвалите.