Книга 1. Ученик некроманта. Игры Проклятых

Автор благодарит Диану Удовиченко за

неоценимую помощь и дружескую поддержку.

Александр Гуров

"УЧЕНИК НЕКРОМАНТА. ИГРЫ ПРОКЛЯТЫХ"

Не хочешь чувствовать боли — умри.

Хочешь вечной боли — стань бессмертным.

Прорицание первое

В храмовом саду резвилась ребятня. Кто играл в прятки, кто в лова. И лишь двое сорванцов, нарушая обычаи культа Симионы, играли с вытесанными из ясеня мечами. За ними неотрывно наблюдала Третья матушка. Суровая и бескомпромиссная, она заслужила среди адептов славу "злой ведьмы". Но сейчас в ее глазах не читалось ни гнева, ни недовольства, лишь радость и умиление.

— Умелые ребятишки, — прошептала прорицательница Вёльва. Она подошла бесшумно, словно паря над землей. — Но судьба не наградит их ни победами, ни воинской славой. Им суждено вырасти храмовниками, верными последователями Симионы-созидательницы.

— Из всех подкидышей, сирот и оборванцев получатся хорошие сановники, — натягивая казенную хладнокровность, выговорила Ливия, но голос дрогнул. Она всегда неловко чувствовала себя в обществе прорицательницы. Быть может, потому что Вёльва читала людей, как открытую книгу, а Ливии было что скрывать от Храма.

— Назарин и Аарон, — тихо, словно боясь этих имен, прошептала Вёльва. — Они не останутся при Храме, им уготовлены пути паломника и просветителя.

Ливия полным отчаяния взглядом посмотрела на мальчишек, двух подкидышей, сирот с еще живыми родителями. Она не хотела расставаться с ними: они стали смыслом ее жизни, единственными дорогими в мире людьми. Все их считали родными братьями, но одной Ливии было известно, что это не так... не совсем так. Один из них был ее сыном...

Десять лет назад, когда Ливия разъезжала по городам и странам в компании бродячих артистов, она забеременела от хозяина труппы. Им был статный и красивый Визимир, не по возрасту умелый фехтовальщик и на редкость образованный муж. Вокруг него всегда толпились девушки, желающие ощутить его ласки. Среди них была и Ливия. По глупой молодости она посчитала, что своей красотой затмит всех остальных и станет для него той единственной, с которой он пройдет через всю жизнь. Она ошиблась. Следующим же вечером он был уже с другой. А спустя девять месяцев Ливия родила мальчика. Через несколько дней разрешилась и ее подруга Лэйла. Как и многие в труппе, она тоже была одной из пассий Визимира.

Узнав о рождении детей, Визимир не церемонился. Поставил двух матерей перед выбором: либо он и труппа, либо дети и изгнание, а как следствие — голод, холод и дорога в никуда. Позже Ливия корила себя за совершенный выбор, но тогда он казался единственно верным: она бросила ребенка.

Спустя два года одумалась. Сбежала из труппы и вернулась в Храм, в который когда-то подкинула двух малышей. Мечтая только о том, чтобы больше никогда не расставаться с сыном, она прошла посвящение в жрицы. Но Назарин и Аарон были настолько похожи на отца, что сама Ливия не смогла распознать, кто из них ее сын. Она осталась при Храме и с одинаковым материнским теплом любила обоих.

— Какая судьба их ждет? — с замиранием сердца спросила Третья матушка.

— Ливия, моя дорогая Ливия, я всегда восхищалась твоим мужеством. Ты не спрашиваешь, можно ли пойти с ними, не спрашиваешь, кто из них твой сын... — Вёльва жестом остановила вопрос Ливии и продолжила: — Да, я знаю твой секрет. Такое трудно скрыть от Видящей. Я могу разрешить тайну, которая гложет тебя уже много лет, и сказать, кто из них твой сын.

По телу Ливии пробежал холодок. Один вопрос — и она узнает, кто ее плоть и кровь. Она сможет убежать с сыном из Храма и поселиться там, где их не настигнет ни одна опасность...

— У меня двое сыновей, — взяв себя в руки, уверенно ответила Ливия.

— Я знала, что ты ответишь именно так, — улыбнулась Вёльва на мгновение, но тут же приняла привычно серьезный вид: — Они не узнают, кто их отец, не узнают, кто их мать, — они родились и умрут сиротами.

Ливия тяжело вздохнула. Она думала, что уже смирилась с этой мыслью, но слова Вёльвы пронзили материнское сердце, словно острие клинка. Для Назарина и Аарона она всегда останется матушкой, но не матерью.

— Лишь бы у них все было хорошо...

— Боюсь, хорошего мало, — покачала головой Вёльва. — Мне было видение. Они умрут от руки колдуна, не достигнув возраста в двадцать весен.

"Им осталось жить десять лет", — содрогнулась Ливия и в то же мгновение почувствовала слабость — голова закружилась, а ноги подкосились. Светлейшая прорицательница за всю свою долгую жизнь не ошиблась ни разу: ее видения сбывались с безупречной точностью. Если... если она сама не вмешивалась в судьбу и не помогала ее изменить. Но такое случалось всего дважды...

— Чтобы спасти жизни твоим... сыновьям, я возьму их в ученики и обучу всему, что знаю сама. Надеюсь, эти знания помогут им выжить.

Полуобморочное состояние жрицы вмиг улетучилось, она упала на колени и принялась целовать прорицательнице ноги.

— Прекрати! Прекрати, Ливия. Нас могут увидеть, — встревожилась Видящая, но Ливия, пропуская ее слова мимо ушей, твердила свое:

— Спасибо, Вёльва, я этого никогда не забуду.

— Ты этого никогда не вспомнишь, — ответила Видящая, опускаясь на колени рядом с Ливией и целуя ее в лоб. — Ты должна забыть этот разговор. И о Назарине и Аароне тоже. Теперь они не твои сыновья, а мои ученики.

— О лучшей участи для них... я не могла и помыслить, — сквозь всхлипы и слезы говорила мать, однажды уже отдавшая сына в чужие руки и вновь совершающая ту же ошибку. Но она еще не догадывалась, что повторно раскается в своем деянии...

* * *

— Читаешь? — она ласково провела рукой по волосам сына и улыбнулась. На лице проступили тонкие морщины, вызванные никак не возрастом. Мальчик оторвался от книги и посмотрел на мать. От ее доброй улыбки всегда становилось тепло на душе. — Читай, милый. — Она поцеловала его в макушку и, незаметно смахнув с лица покатившуюся слезинку, прошла на кухню: сын не должен видеть ее слез.

Сандро вернулся к чтению. Мать научила его читать и писать, но в их доме была всего одна книга, написанная самой матерью. Сказки. Сандро любил эти сказки и не обращал внимания на то, что знал, чем закончится каждая из них. Он не в первый раз вчитывался в знакомые строки, которые уже знал наизусть, но продолжал прилежно листать страницы изо дня в день. Это было его любимым вечерним занятием. Но... если бы Сандро знал, что сегодня видит мать в последний раз, то провел бы этот вечер иначе.

* * *

В комнате царил полумрак. В тусклом свете единственной свечи тонкая пелена пыли, осевшая на книжных стеллажах и картинах, казалась серебром... или плесенью. С книгой в руках в центре комнаты застыл некромант, укутанный в темно-красный плащ. Он опустился на колени и уверенным движением начертал на полу круг, затем вписал в него гептаду, корявым почерком добавил к ней несколько символов и замер.

В полной тишине комнаты послышались тихие приглушенные нашептывания. Огонек свечи часто замигал и застыл, словно неведомая сила остановила ток времени. Из магического круга повеяло мертвым холодом, и от центра гептады к ее краям поползла тонкая корка льда. Вскоре она достигла границы круга, но, не останавливаясь, устремилась дальше.

Чернокнижник отложил том заклинаний и потянулся к висящему на шее ламену. Он взял его костяной рукой и, направив на круг, что-то тихо прошептал. Изморозь остановилась, выйдя за грани круга лишь на миллиметр. В тот же миг послышался женский плач, мольбы о помощи и проклятья. Вскоре утихли и они, оставив от себя лишь приглушенное эхо, еще бродившее от стены к стене.

— Слушаю тебя, повелитель... — окатил комнату низкий утробный голос.

— Видящая, — указал некромант рукой на забившуюся в углу женщину в разорванном, измазанном кровью платье, — мечтает рассказать о прорицании, но послушники Храма отрезали ей язык и сломали пальцы, чтобы она не могла передать знания. Ты станешь ее языком.

Невидимый дух, не задумываясь, выполнил приказ. Скользнул к женщине, оставляя за собой тонкий путь изморози, проник в ее тело, захватывая сознание. Пленница застонала от резкой боли и холода, заскрежетала переломленными пальцами о каменный пол и, не выдержав пытки, упала в обморок. Ее глаза закатились, а спина изогнулась дугой, и в следующий миг она заговорила языком духа:

— Когда воскреснет живой и оживет дважды мертвый, когда рабыня станет королевой, а бессмертный король добровольно оставит свой трон... Тогда и только тогда власть над самим собой станет для раба властью над миром.

Видящая замолчала. Некромант на мгновение задумался. Поняв, что с такими условиями ему не видать власти, рванулся вперед и, на ходу обнажив сталь клинка, вонзил его в горло Видящей.

— Я исполню пророчество, сколь бы сумашедше оно ни звучало... — прошипел он сквозь сомкнутые зубы и вынул клинок из горла жертвы. — Или найду другую Видящую — выдавлю из нее другое прорицание...

Глава 1

Полумертвый

Кто пришел сюда, в страну коней...

Рыба плывущая...

Птица поющая...

Он погиб коварной смертью.

Эггьюмская надпись

Серпантином вилась неторная тропа, скрытая от людских глаз холмами и предгорьями. С обеих сторон ее обступили кустарники с красными, словно кровь, шипами. Жалящий ветер играл с пылью, поднимал ее, закручивая вихрем.

Прикрывая глаза руками, безлюдной тропой брел человек. Капюшон скрыл лицо, серый плащ поглотил худощавое тело. За безликими одеяниями скрылся пятнадцатилетний мальчик, который боялся собственной внешности, как огня...

Близились сумерки. Темнело по-осеннему быстро.

Повинуясь уходящим закатным лучам, путник ускорил шаг. Время не ждало.

Вскоре за холмом показалась небольшая деревня. Из старых ветхих дымоходов неуверенно валили бледные клубы дыма. Сквозь ставни просачивался мерцающий свет, слабо освещая пустынные лабиринты улочек.

Путник вошел в деревню. Почуяв незнакомца, со всех дворов в один голос залаяли собаки, но хозяева не решались выходить из домов и успокаивать живность: все понимали, кто к ним пожаловал, и уже знали, у какого дома остановится незваный гость.

Среди ясного неба неистово громыхнуло. Облака быстрыми тенями скрыли закатное солнце, поглотили свет. Угрюмо опустили черные кудрявые брови боги грома и молний — сковали небо непроглядными тучами. Дождь роем жалящих капель низвергся с небес, и ветер, заглушив песнь дождя, взревел неистовым воем, забарабанил каплями в закрытые ставни.

Странник неуверенно прошел через поселение. Вышел к почерневшим от сажи и копоти развалинам.

Выгадав время, из ближнего дома выскочил мальчик, который до сих пор не верил маминым сказкам об оживших мертвецах. Его любопытные глазки с воодушевлением изучали серую фигуру, надеясь распознать в незнакомце повелителя мертвых. Следом за сыном, вооружившись вилами, выбежал испуганный отец. Безликим силуэтом за спиной мужа возникла женщина, за уши потащила непослушное чадо домой. А сорванец, едва заметно сопротивляясь, бросал на странника косые взгляды:

— Маловат для некроманта! — резюмировал озорной голосок.

Путник обернулся. Последние отсветы уходящего солнца бликами отразились на костяной руке, порыв колючего ветра сорвал с лица капюшон. Пришлый не был человеком. Нет, когда-то был, но сейчас лишь наполовину. Левая часть лица была людской, на правой же не было ни кожи, ни плоти — темная магия прогрызла ее до белесого черепа. Но в этом монстре еще теплилась жизнь, слабое сердце билось, разнося кровь по уцелевшим жилам.

Непослушный ребенок в одно мгновение внял родителям, тихо, словно полевая мышь, юркнул в теплый и надежный дом. С этого дня он не усомнится в правдивости родительских слов.

Взрослые задержались лишь на секунду. Обменявшись немыми взглядами, поспешили вслед за сыном. Сегодня они зададут неслуху немалую трепку: выместят на нем злобу и страх.

...Некромант перевел взор на развалины, оставшиеся от отчего дома.

Небо оплакивало прошлое мириадами мелких капель, оживляя в памяти разъяренный пожар: огонь, который окутывал спящих, дым, который стелился удушливым облаком у ног, крики отца и вопли матери, — ошибку судьбы и людскую беспомощность. В глазах отразилось пламя, но даже оно не смогло сжечь скрытые каплями дождя слезы.

— Это они виновны... — Оголенная костяшка челюсти уродски шевелилась, выталкивая сквозь безгубый рот плаксивые слова. Уцелевшие при пожаре глаза ненавидяще смотрели на пепелище, оплакивая прошлое и презирая настоящее. Он — некромант, мертвец, и ненавидит живых, а живые ненавидят его. Так заведено в этой стране, так должно быть! Но все обстояло иначе... Мальчик не был мертв, и он любил жизнь, любил живых, наплевав на правила, наплевав на людское презрение.

— Они виновны... — с ненавистью к себе подобным прошептал полуживой некромант — ошибка даже для темной магии.

Ладони против воли сжались в кулаки. Левая рука задрожала от напряжения, правая — рука скелета — противно скрипнула, словно ржавый меч, вырываемый из ножен.

— Я отомщу! — поклялся он себе. — Я найду, кому и...

Зов Хозяина. Зов сотен труб, слившийся воедино, вырвал его из плена прошлого. Жалкие угрозы умерли на устах, так и не слетев с языка.

Мальчик впился беспомощным взглядом в руины, в которых сгорели свобода и счастье. Он сопротивлялся чужой магии изо всех сил, отчаянно надеялся, что воля и разум переборют Зов! Но расслабил руки. Отвернулся от пепелища.

Зов сильнее воли...

* * *

Замок Бленхайм стоял на отшибе.

Единственная ведущая к нему дорога круто извивалась, огибая многочисленные овраги и впадины, постепенно задиралась ввысь, поднималась на предгорье, где прошибала насквозь безлюдный гарнизон — и бежала дальше, резко обрываясь у древней крепости.

Издали Бленхайм напоминал резную тиару, зубцами которой служили тонкие минареты башен. Широким ожерельем его обвили монолитные крепостные стены, скрыв от глаз основание замка. Ворота, которые никогда не закрывались, напоминали разинутый рот, подъемный мост походил на язык. И стоило монарху в тройной короне проглотить новую жертву, как она попадала в другой мир — мир смерти, мир ее царства.

Вблизи Бленхайм менялся.

Из красочной короны превращался в уродливого клеща, который намертво присосался к земле, питался ее соками, вырастая в высоту и вширь. Из крепкого тела замка повылезали шипы башен, почерневшие от времени стены обвил старательный плющ, лицевую сторону крепости усеяли ваяния гротескных демонических существ с дырами вместо глазниц.

Мальчик прошел в пасть каменного монстра, которым по праву считал крепостные фортификации Бленхайма, и ловушка захлопнулась.

Десятки демонических глаз наблюдали за вошедшим мальчиком, наседали на него каменными взглядами. Вечное безмолвие, столетие за столетием царившее в этих стенах, влилось в уши кричащим надрывом сотен умерших голосов. Тишина. Унылая, навевающая беспредельный ужас, грубая, кладбищенская. Тишина.

Мальчик поднялся по небольшой лестнице и вошел в крепость, свернул из мрачного парадного зала и прошел на ненужную в Бленхайме кухню. Остановился в дальнем углу комнаты у кухонного шкафа. Уверенным движением прокрутил ручку по часовой стрелке, потянул на себя. Дождался щелчка и повернул рычаг обратно.