Ее темные рыцари

Внимание! Здесь только 11 глав из 20!

Приношу свои извинения, главы, убранные с самиздата, не высылаются.

Ее темные рыцари

Глава 1.

Я очнулась в ванне, полной холодной крови.

Нет, так мне показалось со страху — вода тревожно розовела в электрическом свете, и кровь в ней присутствовала однозначно, но в ничтожном количестве. Ароматическая пенка прибилась к бортикам унылыми хлопьями. В затылке отдавало тупой болью, ныла левая нога выше колена. Приподнявшись, разглядела глубокую рану, словно кто-то не просто сделал надрез, а еще и поковырялся в нем. Кровь, странное дело, не шла, будто рваное отверстие уже начало подживать, и водой его всего лишь размягчило.

Откуда это? Что с ногой? Что со мной? Что? Не помню...

Не помню... и, кажется, не хочу вспоминать. В голове звон колокола пустоты. Ни одной связной мысли, лишь что-то неуловимо-хаотичное и сейчас ненужное.

Пошатываясь, выступила на коврик. Кожа на ладонях и ступнях сморщилась от долго лежанья в воде, все тело чесалось от хлорки. Не вытираясь, накинула халат и полотенцем перетянула ногу — это сейчас кровотечения нет, а если подвигаюсь, вдруг хлынет?

Машинально спустила кровавую купель. Воронка, быстро закручиваясь, втягивала в канализацию воду, мыльную пену и мою кровь. Ого! Всем сюрпризам сюрприз!

На дне ванны лежал нож. Судя по костяной ручке и изогнутому лезвию, он не подходил для кухонных экспериментов.

Находка подстегнула мыслительную деятельность, разгоняя туман апатии. Похоже, рану нанес не кто-то, а я сама себе. Неужели резала вены? Хм, на ноге? И сводить счеты с жизнью я собиралась оригинально — охотничьим ножом? И перерезала не артерию, а тупо ковырялась в "мясе"? Что-то искала? Жуть...

Не знаю почему, но мне захотелось поскорей смыть все следы неудавшегося "самоубийства". Ледяной водой ополоснула ванну и нож. После чего засунула оружие в нишу под умывальником.

И тут я увидела ее.

На полу лежала конусообразная штука серебристого цвета. Если верить фильмам-боевикам, то это пуля. Если верить здравому смыслу, который твердит, что скромный библиотекарь и пуля — понятия из разных несоприкасающихся реальностей, то это неопознанная деталь от чего-то странного. Ладно, разберусь потом, а пока пусть полежит на полочке с банными принадлежностями.

Если память совсем не ушла в загул, то аптечку храню на кухне, на полке с чаем и специями. Так и есть. Вата, перекись, бинты — все, что мне нужно.

Кровь не сочилась, запекшись, да и рана не такая большая и глубокая, как мне поначалу казалось. Правильно говорил дед, у страха глаза велики. И все же я обработала ее, притом почти не морщась. В кино такие повреждения доводят героев до глубоких обмороков. Адских мук не испытала, перевязала быстро. Как бы узнать, нужно ли такие ранения зашивать? Или само зарастет? Я ненавидела ходить в больницу — в очередях с бабулями можно заработать ипохондрию — столько разных болячек обсуждают, настоящих и выдуманных, что самой плохо становится.

За окном глубокая ночь. Задергивая шторы, обратила внимание, что мой кактус чуточку подрос. Вот что значит нырнуть с головой в работу — время пролетает мимо, ничего не замечаешь.

Чайник, поставленный на огонь, напомнил о себе пронзительным свистом. Заварив зеленый с жасмином, смилостивилась над своим организмом — и выпила вожделенную таблетку обезболивающего. Завтра буду расплачиваться за это россыпью красных прыщей на лице — у меня аллергия практически на любое лекарство.

Насыпая в тарелку печенье, поняла, что если не посмотрю какую-нибудь комедию, не выдержу и позвоню плакаться Тимуру о попытке суицида. И мой верный друг примчится с "лекарством от печалей" — пивом, вяленой рыбкой и солеными орешками. И тогда к прыщам добавятся мешки под глазами и ядреный перегар. Как раз именно то, в чем нуждается девушка с амнезией.

Почему я ничего не помню? Что со мной произошло? Нет, ответа нет, ничего не помню. Начинаю думать об этом — и виски словно сдавливает холодным обручем.

С чаем, тарелкой печенья в руках и бутербродом в зубах я перешла в зал. От увиденной картины бутер выпал изо рта маслом на пол, чай пролился на ковер.

На диване — на моем любимом диване! — перед беззвучно работающем телевизором, лежал труп.

Боже мой, я попала...

Первые реакции, страх и оторопь, сменило сомнение. С чего я взяла, что это труп? Может, потому что он не вскочил на ноги, когда я заорал истошным голосом? А еще он был неестественно бледный, с умиротворенным лицом. Именно так и выглядят мертвецы — я-то знаю точно, так как недавно похоронила деда, а вслед за ним и бабушку. И все же надежда, что я поспешила с выводами, оставалась.

Дрожащими руками поставила посуду на журнальный столик и склонилась над телом.

Господи, пожалуйста! Умоляю, пусть он будет жив! Пусть он спит, просто очень-очень крепко...

Ну-ну, не с моим-то счастьем. Я с силой потыкала пальцем в живот незнакомца — никакой реакции, а был бы живой, точно проснулся бы.

Стройное, худощавое тело принадлежало мужчине не старше тридцати лет. Выразительное, красивое лицо с тонкими чертами, обрамляли золотисто-пшеничные волосы, находящиеся в состоянии легкой растрепанности, несомненно, стараниями парикмахера. На незнакомце дорогая одежда: серый костюм, бледно-розовая рубашка, фиолетовый галстук в серую полоску. В нагрудном карманчике пиджака даже торчал платок, кажется, шелковый. Мертвец посмел лежать на моем диване редкого кофейного цвета, не сняв обувь.

К ужасу примешалось раздражение: ненавижу, когда по моему дому ходят обутыми. И мне плевать, что его кожаные туфли наверняка стоят дороже моей мебели, плевать, что он мертв! Я хотела поскорее сбросить наглеца с раритетной вещи, доставшейся мне от родителей. За такую наглость можно и убить!

Стоп! А не я ли его убила? Морозом сыпануло по коже, кажется, все волоски на спине и руках встали дыбом. Память, гадина, молчала, предательница-совесть затаилась, не подавая ни звука.

Первый вопрос: кто этот гражданин, и как он здесь оказался? Второй вопрос: как и кто его убил? И третий, самый важный для меня: что делать с трупом?! Наверное, я прирожденная преступница — в голове уже крутились картинки, как я вызваниваю друга, и, закатав покойника в ковер, мы вывозим его в багажнике автомобиля Тимура в ближайшую посадку. Или лучше вообще за город? Ой, а если друг в командировке? Что тогда делать с трупом?

Мамочки, о чем я только думаю?! Сейчас чуть успокоюсь и пойду звонить туда, куда полагается.

Нагрудный карман оттопыривался больше положенного. Возможно, там, под щегольским платком, есть какие-нибудь документы? Недолго думая, я сбросила шлепанцы и подлезла к телу. Нечаянно коснулась руки — еще не закоченевшая. Ага, водительские права на имя Болконского Андрея Николаевича. Ого, как у моего любимого героя Толстого! Жаль, что он умер, в смысле этот Болконский, возле которого сижу, а не писатель... Впрочем, автора "Войны и мира" тоже жалко. А жальче всех, конечно, себя.

Слезы хлынули сплошным, неудержимым потоком. Обхватив голову руками, я уселась рядом с бездыханным незнакомцем. Что за жизнь? Из памяти вырван кусок воспоминаний... мертвец на любимом диване... Как же я попала!

— Герда, что случилось? Почему ты плачешь?

Я заорала, когда прохладные пальцы коснулись моих ладоней.

— А-а-а! — взвизгнув, отскочила назад — и грохнулась на пол.

— Герда! Что с тобой, маленькая?!

Испуг в голосе "трупа", а главное, то, что он назвал меня маленькой, немного привело в чувство. И когда он попытался помочь мне подняться, резво отскочила за кресло.

— Герда, что случилось?

Мужчина медленно спрятал руки себе за спину, словно показывая, что не собирается больше ко мне прикасаться.

— Ты жив? — неуверенно спросила у неизвестного.

Раз он мне "тыкал" и называл по имени, фамильярничать позволено и мне.

— Разумеется, — кивнул мужчина, удивленно наблюдая за каждым моим движением. — Что со мной ста нется?

— А почему тогда не реагировал, когда я тебя пыталась растолкать?

— Думал, это новая игра такая — спящий красавец и девушка в коротком халатике, под которым нет нижнего белья...

Проследив за его заинтересованным взглядом, покраснела и туже затянула пояс. Незнакомец — хоть убей, но не поворачивался у меня язык называть его Андреем Болконским! — с деланным разочарованием вздохнул.

Чтобы вернуть ситуацию в нужное русло, я перешла в наступление:

— Что ты здесь делаешь? Кто ты такой? И почему лежишь на моем диване в обуви?

Серые глаза блондина прищурились.

— Герда, мы продолжаем играть?

— Нет. Что происходит?

— Маленькая, ты головой ударилась? — хмыкнул он весело.

А я возьми и признайся:

— Угу. Затылком. Наверное, когда принимала ванну. И теперь не все помню. Тебя так точно.

Блондин выругался. Нет, я не поняла, что конкретно он произнес, если не ошибаюсь, на французском. Но повышенный тон и эмоции в голосе указывали, что он не восхвалял сегодняшнюю прекрасную ночь.

— Затылком? Разрешишь посмотреть?

И он осторожно, как к пугливому животном, двинулся в мою сторону. Признаюсь, сравнение, подкинутое воображением, показалось унизительным. И я безбоязненно развернулась к Болконскому спиной, перекинув влажные волосы через плечо. В защиту взыгравшей смелости скажу, что, желай он мне зла, давно бы свернул шею, ведь в квартире мы одни.

Длинные пальцы аккуратно дотронулись до моей головы. Легкие, нежные касания оказались приятными и нестрашными.

— Ничего нет, ни ссадины, ни гематомы, — сообщил он, продолжая массировать уже шею и плечи. — Ты уверена, что ударилась, Герда?

Мое дурацкое, ненавистное с детства имя, из его уст прозвучало мягко, словно оно ему нравилось.

— Лазарус! Тварь! — рыкнули позади. — Убери от нее свои грабли!

Чуть не померев от разрыва сердца, прижалась к груди гостя, который тотчас охотно обнял в ответ.

— Не ори, Руслан, имей совесть, — хладнокровно отозвался блондин.

— Кто из нас ее еще имеет! Пока я объезжаю супермаркеты в поисках шоколадного торта с клубникой, ты лапаешь мою Герду!

Его?! Удивленно хлопнув ресницами, обернулась посмотреть на объявившегося собственника.

На пороге комнаты застыл высокий шатен с очень злыми зелеными глазами. Темно-синие джинсы с кожаным ремнем и черная футболка с географическим принтом не скрывали атлетического телосложения, подчеркивая рельефную мускулатуру. Ого, какой крупногабаритный парень... Жаль, что симпатичную внешность сейчас портило выражение ярости. Ух, теперь я представляю, каков убийственный взгляд!

— Лазарус, оглох? Прочь руки от Герды! Или они прилипли? Так я могу помочь их отодрать!

По тону его голоса стало понятно, что отдерет он их насовсем, сделав светловолосого инвалидом. Придется вмешаться — или трупы в моем доме все-таки появятся.

Я открыла рот, собираясь потребовать, чтобы они сбавили обороты, как Болконский — или Лазарус? — меня опередил, сдержанно попросив:

— Руслан, успокойся, ты пугаешь Герду. Пока тебя не было, кое-что произошло, ты должен знать...

— Что? Ты... ты посмел прикоснуться к ней, гад?!

Я не поняла, о чем вообще шла речь, но шатен вдруг оказался рядом с нами. И неуловимым движением отшвырнул от меня блондина. Врезавшись в стену и отскочив от нее резиновым мячом, Болконский налетел на Руслана.

Сцепившись, мужчины смерчем завертелись по залу. Сначала я, зажав рот обеими ладонями, забилась в уголок из опасений попасть под раздачу. Но слыша, как трещит мебель, и разбиваются вазы из коллекции бабушки, не выдержала.

И завопила:

— Прекратите! Да кто вы вообще такие? И что делаете в моей квартире?!

Парень, называемый Русланом, удивленно обернулся, нарываясь на удар по почкам. Даже не скривившись от боли, он встревожено воскликнул:

— Герда, ты не помнишь, кто мы?

— Нет! Не помню! — хотелось добавить "придурки", но в последний момент чудом сдержала рвущееся слово.

Драка мгновенно закончилась. Мужчины обеспокоенно переглянулись и уставились на меня.

Тот, кого второй парень называл Лазарусом, несмотря на совершенно иное имя в водительских правах, вздохнув, принялся рассказывать:

— Увидев меня, Герда испугалась, не узнав. Думаю, это частичная амнезия. Возможно, она ударилась, поскользнувшись в ванной. Или повлияло то, как мы втроем провели вечер.

Втроем провели вечер?! Мама дорогая, от пронесшихся в голове страшных и пошлых, а точнее страшно пошлых, предположений мне стало дурно.

— Ребят, в конце-то концов! Ответьте, кто вы такие?!

— Я — твой парень, — прозвучал одновременный ответ от двоих.

Я доверяю своему чутью — оно всегда подсказывает, когда мне лгут. И сейчас оно молчало, не возражая.

Не сдержав смущенный смешок, чувствуя себя в глупейшей дикой ситуации, полюбопытствовала:

— Что? Оба сразу?

Незнакомцы синхронно кивнули.

Я встречаюсь с двумя сексуальными мужчинами одновременно? Нет. Не может быть. Я еще раз взглянула на их серьезные лица. Нет. Да ну нафиг!

Мое впечатлительное сознание посчитало также — комната поплыла перед глазами, и я позорно грохнулась в обморок.

* * *

Далекий разговор вторгся в сознание, пробуждая его от вынужденной спячки. Я лежала на моем любимом диване. Одна. А сквозь неплотно прикрытую дверь долетал спор, разгоравшийся на кухне.

— Это наш шанс начать все с начала, — произнес, если не ошибаюсь, блондин.

— Наш? Лазарус, иди в пень, мерзавец, это мой шанс! — Руслан послал оппонента совсем иным маршрутом, но не стану же я повторять вслед за ним? Я, внучка филолога, собиравшего современный фольклор, банальные ругательства произносить стыжусь. — Вспомни, ты от нее отказался. Как ты там сказал? Не люблю рыжих, кажется?

Рыжих, значит, не любим? Ну-ну... минус одно очко Болконскому. А вообще я не рыжая, я золотисто-русая... точнее очень золотистая... ладно, рыжая я. Гадская совесть не даст соврать даже самой себе. Вот что за жизнь, а? Даже мысленно лгать не могу, патологическая честность не позволяет!

— Рыжих, да, не люблю, но ведь Герда золотисто-русая, — нашелся Лазарус, и я, расплывшись в улыбке, вернула снятый балл, накинув еще один сверху.

— Прекращай паясничать, давай решать, что будем делать.

— Ничего. Меня устраивает, что из ее памяти исчезли два месяца. Нам дана вторая попытка, и я ее не упущу.

Два месяца?! Шокированная, я с трудом сдержала порыв заорать вопрос вслух. Как два месяца?! Не может быть!

— Хочешь переиграть наше знакомство с Гердой, сделав его идеальным? А что будет, когда она все вспомнит? — Голос Руслана источал яд. — Еще вчера она нас едва терпела, полагаешь, такие эмоции стираются вместе с воспоминаниями?

— Я убежден в этом. — Мой первый знакомец подкрепил свою уверенность аргументом: — Ах, как трепетно она ко мне прижималась в испуге, когда ты, вернувшись, начал кричать... М-м-м...

Я покраснела. Голоса на кухне смолкли, сменившись непонятной возней. Кажется, там... нет, судя по треску ломаемых стульев, там точно дрались. Неугомонные! Разнесут мне квартиру!