Ещё одна сказка

Ссылка на обновление

Первая глава

После работы я зашла в продуктовый магазин и взяла кое-что из привычных продуктов, которых хватит и на сегодняшний ужин, и на завтрашние готовки. Сумка получилось нетяжёлая: знала, что дети, семнадцатилетние двойняшки Андрей и Катя, после школы по дороге тоже наверняка забежали в магазин и заранее купили самое тяжёлое из того списка, что всегда висит на дверце холодильника.

Завернув за угол дома, я ещё издалека увидела, что скамейка возле подъезда тесно занята, услышала голоса и улыбнулась: мои тоже там. Небось, после тренировок в секции возвращались и присели поболтать с друзьями. Майский вечер хоть и темноват к девяти часам из-за нависших над городом туч, но для детей времени свободного достаточно.

— О, мам! Тебе помочь? — вскочила со скамейки Катя. Так, опять "без головы", пусть вечер и безветренный. И волосы не распустила — теплей было бы: опять строгая коса, скрученная и жёстко фиксированная на затылке шпильками. В чём-то мои дети всегда немного старомодны.

— Нет, спасибо. Добрый вечер всем, — приветливо улыбнулась я ребятам. "Мои с плохишами не водятся!" — в который раз с гордостью порадовалась я в душе, узнав троих из сидящих — все одноклассники моих и все учатся неплохо.

Ребята вразнобой ответили мне тем же приветствием.

— Тогда мы ещё минут десять посидим, — сказал со скамейки Андрей, покачивая на коленях две спортивные сумки — свою и сестрину.

— Конечно, сидите, — кивнула я и вошла в открытую Катей дверь подъезда.

Дом у нас из стареньких, "хрущовка", поэтому пришлось обойтись без лифта. Ничего страшного — четвёртый этаж. Между первым и вторым я поставила сумку на подоконник и попыталась без ключа вытащить из почтового ящика рекламную газетку. Получилось. Правда, повозиться пришлось: вытаскивала сверху, из прорези, чуть пальцы не ободрала. Ещё усмехнулась. Вот вам и десять минут. Да мои вскоре за мной придут! И снова принялась подниматься к себе.

В подъезде тихо и светло. Думая о завтрашней работе (после сокращения пришлось устроиться в частной швейной мастерской), я спокойно, ни о чём не подозревая, шагала по ступеням... Повернула на своей лестничной площадке к квартирной двери — и оторопела.

Из задумчивости вышла мгновенно: между дверью и косяком — небольшой, всего в несколько сантиметров, зазор. Тёмный. Дверь отошла чуть-чуть, но ведь... Дома-то никого. Ещё минута — и мурашки жуткой волной прошлись по спине, а руки ослабели так, что чуть не выронила сумку. Нас ограбили?!

Пиликнул внизу домофон. Подъездная дверь не стукнула — она закрывается медленно и тихо. Я услышала лишь быстрые шаги, которые постепенно становились громче — и, слава Богу, неразборчивые пока, но узнаваемые голоса моих детей. Побежала вниз, им навстречу. Встретились перед третьим этажом.

— Мам, ты не зашла? — удивился Андрей.

— С тёть Машей, небось, встретилась, заболталась! — засмеялась Катя.

В полутьме лестницы моего испуганного лица они не разглядели.

— Дети, у нас дверь... Дверь! — вполголоса и бессвязно от страха заговорила я.

Мои двойняшки мгновенно преобразились. Улыбки слетели — и я даже не узнала своих детей в этих неожиданно взрослых молодых людях. Высокие и сильные, они обошли меня, совсем маленькую рядом с ними, и, бросив: "Жди нас здесь!", быстро побежали наверх. Я — за ними: "Ишь, чего захотели — ещё буду беспрекословно подчиняться их приказам! Дети же! А вдруг с ними..." Правда, понимала, но прятала от себя, что просто-напросто боялась остаться одна в неожиданно враждебном подъезде.

Успела увидеть, как они бросили спортивные сумки на пол, перед соседней дверью, — освободить руки, и немедленно вошли в квартиру, резко распахнув дверь. Ещё удивилась: и не побоялись? И тут же испугалась за них самих. Бросилась к двери, открыла рот окликнуть их и тут же захлопнула. Да ещё ладони прижала ко рту. Они уже внутри! А вдруг там преступники? А я им буквально отдам детей своим окликом?! Пока же там темно — и грабители не узнают, вошёл ли кто... Отступив подальше от двери, подняв сумки детей, я стояла, выжидая и чувствуя болезненно сильное биение своего сердца.

Зазор посветлел — включили лампу в прихожей, я увидела краешек плаща на вешалке, а потом дверь распахнулась, и на пороге появился Андрей. Очень серьёзный. Он вздохнул и сказал:

— Мам, заходи. Только не переживай, ладно?

Он забрал у меня сумки и посторонился, пропуская мимо себя. После чего выглянул в подъезд, даже шагнул за порог — свеситься через перила, чтобы проверить нижние лестницы, после чего зашёл домой и плотно, чтобы щёлкнул замок, закрыл дверь. И повернул защёлку ещё два раза.

Уже в прихожей, одним взглядом окинув всё, что было доступно глазам, я схватилась за щёки. Такого погрома в жизни не видела! Почти все вещи сброшены с вешалки! Такое впечатление, что по ним прошлись ногами, и не только прошлись. С яростью попинали!.. Полка для обуви сломана, а ботинки и туфли валяются повсюду. Остро воняет разлитыми и смешанными жидкостями из разбитых флаконов духов и парфюма. Слава Богу, зеркало трельяжа не тронули!.. Осторожно ступая между вещами, я хотела было поднять плащи и шапки с платками, но Андрей неожиданно резко и тоже ногой отодвинул от меня вещи в сторону.

— Мам, иди в комнату.

Мне стало не по себе от его жеста — вещи-то все наши, но на этот раз я послушалась его и вошла в комнату.

Квартира у нас однокомнатная.

Когда мой муж попал в производственный пожар по собственной глупости или из пофигизма (привычно напился, благо технический спирт всегда под рукой), мы жили в двухкомнатной. Я ухаживала за ним почти полгода. Ни врачи, ни я сама ничего сделать не могли. И привезли его из больницы в ту квартиру умирать. Врач ещё давал какие-то гарантии — медбрат выразился точно и... жестоко. Муж умер. А потом явился его младший брат, прописанный здесь же, в старой квартире — она досталась им от родителей ещё, и потребовал свою часть жилплощади или деньги. Я была слишком угнетена сначала долгим и мучительным уходом за мужем, одновременно продолжая работать; затем его смертью. Когда он умер, я... будто опустела. Мир вокруг меня опустел. Слишком резко стало не за кем ухаживать. Слишком резко оставалось много ненужного времени. Даже забота о детях не восполняла эту пустоту. Попросту — я впала в ступор, который, как потом окажется, будет многолетним... Сил у меня не оставалось, чтобы выяснять, имеет ли его брат право на что-то при моём положении, и я согласилась на всё, что угодно, лишь бы не приставали, лишь бы оставили в покое. Так, разменявшись, мы с детьми очутились в однушке.

Двойняшкам тогда было по десять лет — и новую квартиру, да ещё с балконом (наша бывшая двушка была на первом этаже) они восприняли с восторгом. Нам повезло в главном: дом был "хрущовкой", а в таких люди все очень добродушные и друг друга издавна знают, а ещё здесь издавна обжитый двор и очень много детей, с которыми легко познакомиться. Соседи из нашего подъезда быстро приняли нас: тут, в этой квартирке, раньше жил пьяница, и они радовались, что теперь будет небольшая семья. Пока я целыми днями была на работе, та же болтушка тётя Маша, пенсионерка лет под семьдесят, живущая в квартире напротив, часто и добровольно, а главное — бесплатно (денег-то на няню нет) сидела с моими детьми, пока им не исполнилось по четырнадцать. Я всегда могла рассчитывать, что мои дети, придя из школы, будут накормлены и обихожены, а со всех скамеек всех восьми подъездов за ними проследят зоркие пенсионерские глаза. А уж лет с тринадцати дети и сами взялись за ум. А я... Мне было довольно привычного набора для счастья: дети сыты, обуты-одеты. Если простудились-заболели, я всегда рядом. Что ещё нужно для нормальной жизни среднестатистической семьи, которая живёт от зарплаты до зарплаты?..

Итак, неловко, боясь споткнуться и постоянно вздрагивая от желания поднять какую-нибудь из вещей с пола, я прошла в комнату.

Дочери сначала не увидела. Глаза застыли на новом погроме. Первое впечатление — я смотрю детектив, где показывают со всех точек произведённый в квартире обыск. Или обыск, проделанный бандитами, которые не поленились не только сбросить вещи в безалаберную кучу, но даже разбить всё, что только попало под руку. Честно говоря, я онемела. Я даже сглотнуть не могла от ужаса — так закаменело напряжённое горло. Хотелось понять, что именно сломано или даже разрезано, но мозг отказывался воспринять этот ужас. И я видела лишь мешанину, мусорную свалку, не различая отдельных предметов.

А потом Катя выскочила из кухни. Её действия меня слегка привели в сознание. Моя дочь деловито носилась по комнате, быстро собирая какие-то вещи и набивая ими два рюкзака и две большие и мягкие сумки, которых я раньше не видела: они больше походили на дорогие саквояжи — кожаный и замшевый. Пока я, растерянная, стояла, Андрей огляделся и быстро принялся помогать сестре.

— Дети, что происходит? — наконец жалко сумела я выдавить из себя, не в состоянии справиться с дрожащими пальцами.

— Мам, мы тебе потом расскажем, ладно? А пока нам надо... — Катя замолчала, но не испуганно, а скептически — кажется, подбирая слова, чтобы не испугать меня.

— Надо уйти из квартиры. Здесь опасно, — закончил Андрей.

Ухватившись за их слова и за их уверенность, я сразу спросила:

— Вы что-то об этом знаете?

Мои дети выпрямились от сумок и переглянулись.

— Знаем, — наконец сказал Андрей. — Когда выйдем и окажемся в безопасном месте, мы всё... — Он споткнулся на слове и улыбнулся сестре. — Или почти всё расскажем, ага?

Мои дети всегда были слишком взрослые. Может, оттого что им пришлось жить рядом с умирающим от ожогов отцом, который сутками, пока оставались силы, мычал от боли, стонал, охал и ругался матом. Может, оттого что слишком рано остались сиротами. Они всегда были мне опорой. Никогда не просили лишнего, как-то умудрялись жить, не закатывая истерик, если им чего-то не хватало. Повзрослели слишком быстро. Как по четырнадцать исполнилось, я видела в них уже не детей, а именно что взрослых. Несмотря на частую нехватку денег, они всегда были спокойны и чаще успокаивали меня, чем я их. Дома у нас всегда были определённые продукты — не слишком экзотичные, но с голоду не умирали, а порой я думала: "Как хорошо, что мои дети так неприхотливы!"

И вдруг выясняется, что я чего-то о них не знаю!

А сейчас до меня дошло ещё кое-что, и теперь я испугалась до ужаса: так этот разгром квартиры — из-за них? Связан с ними? Во что вляпались мои всегда послушные и примерные дети?! С какими бандитами связались?!

Но они выглядели такими спокойными... Так что я послушно собралась: документы, косметичка с самым необходимым, вторая косметичка с лекарствами, деньги — небольшие, потому что неделя до получки. А потом только хотела спросить, куда мы идём и что надо ещё взять с собой, как обмерла, услышав обыденное Катино замечание:

— Мамину швейную машинку несёшь ты. Она к ней привыкла.

Господи, куда они меня собираются отправлять?! "Несёшь машинку?.. Привыкла?" Куда мы с ними отправляемся?!

Андрей, уже приспособивший за спину один из рюкзаков, легко взвалил на плечо один из саквояжей и, склонившись на секунду, легко поднял за ручку деревянный футляр со старенькой швейной машинкой, доставшейся мне в наследство от свекрови.

— Вы спускайтесь вниз, — снова скомандовала Катя, — а я закрою квартиру и передам тёте Маше деньги на квартплату. Мама, за вещи не беспокойся. Потом и их заберём.

Так мы надолго? Впрочем, если с машинкой... Но... Куда?.. И откуда у Кати такие деньги, чтобы она могла их оставить тёте Маше? Да ещё за квартиру?! Ничего не понимающая, но твёрдо знающая лишь одно: мои дети плохого не сделают и они-то понимают, что произошло! — я подчинялась всем их приказам, правда, высказанным заботливо и тоном просьбы. И, лишь когда вышли из подъезда — я между ними, словно между телохранителями! — всё же удалось робко спросить:

— А мы надолго?

— Пока всё не уляжется, — твёрдо пообещал Андрей и слегка дёрнул плечом, вернув на место ремень съезжающего саквояжа. Руками-то он не мог действовать. Уже прихватил и второй из саквояжей. Спортивную сумку взяла Катя — тоже с рюкзаком за плечами. Мне вручили сумку со съестным — на первое время, пообещали дети. От моей помощи с большим грузом отказались.

Спросить, куда же мы сейчас, я уже не пыталась.

Человек абсолютно домашний, я только раз в жизни, один-единственный год, сумела быть волевой — когда пришлось ухаживать за обгоревшим мужем. Больницы отказались держать его в стационаре, врачи предполагали, что он должен умереть вот-вот... Участковый детский врач, заходивший к нам, пользуя моих детей, только обидно для меня удивлялся, видя, что муж ещё жив.

Но после его смерти я... опустила руки. Нет, мне ещё пришлось побегать, выискивая квартиру, когда продали двухкомнатную из-за мужниного брата. Побегать, заново устраивая детей в школу, ближайшую к новому дому. Побегать, когда оформляла пенсию по потере кормильца. Побегать, когда сама устраивалась на работу — не по профессии, потому что завод, на котором работала, объявил о банкротстве. А потом... Я как оцепенела. Выполняла лишь то, что требовалось от меня. Жила по инерции. И, если кто-то брал на себя какие-то мои обязанности, нисколько не возражала. Иной раз я понимала, что превратилась в затюканную женщину средних лет, которая боится любого шага в сторону от привычного до автоматизма быта и которая страшно боится знакомиться с новыми людьми, даже если это женщины. С последним меня, кстати, спасала тётя Маша, которая всегда рассказывала мне, кто в какой квартире нашего дома съехал, а кто вселился взамен. Если встречались с нею на улице, могла меня и представить новым соседям: "Сашенька, подойди-ка, с кем я тебя познакомлю! Вот! У нас новые соседи появились!"

Сама бы я ни за что не заговорила с незнакомцами, если бы даже по десять раз на дню видела их на улице, возле нашего дома.

Может, ещё и поэтому мои дети быстро повзрослели. Они сами бегали в школу, сами говорили, что им нужно из вещей, причём старались покупать подешевле. Сами пошли в секцию самбо, о чём я узнала только тогда, когда они начали ездить на соревнования. От учителей я узнавала, что мои детки оказались весьма жадными к знаниям: мало того, что выбились в отличники, так ещё и записались на несколько факультативов. Только по полкам самодельного стеллажа — Андрей своими руками сделал! — я узнавала, что дети покупают литературу не только художественную и научно-популярную, но и техническую. Иногда я всё-таки пробуждалась от своего долгого ступора, чтобы спросить:

— Откуда у вас деньги на книги?

— Места надо знать, где книжки покупать! — смеялась моя дочь.

Андрей же обстоятельно рассказывал о городских книжных точках и развалах, на которых книги можно с рук купить за копейки. И предлагал мне прогуляться с ними, чтобы поискать и себе книжечки для чтения в свободное время.

Очнувшись от воспоминаний, в которых плыла тоже по инерции, я вдруг вспомнила, что во вторую сумку мой сын запихал исключительно книги! А потом тёмный прохладный вечер заставил взбодриться и задаться главным вопросом. Пока про себя.