Ещё одна сказка

— И дверь открывалась легко?

— Да.

— Странно. Печать призраков на месте, — медленно проговорил Тамаш.

— И что это значит? — спросила я, будто машинально, и добавила, пережив спазм горла и припустив в голос интонаций любопытства: — Это какая-то примета? Или они нас специально не пускают?

— Всё возможно, — согласился он и встал.

Мы молчали, глядя на него. Андрей, правда, снова шагнул к двери и на этот раз всё-таки подёргал ручку, словно не веря, что путь нам закрыт. Катя громко вздохнула, перекладывая ручку корзины со щенком на другую руку. Я нехотя, ещё и сердито сказала:

— Ладно, завтра попробуем ещё раз.

Поверил?

Внезапно Тамаш коротко склонил голову передо мной.

— Простите.

Жёстко развернулся и быстро ушёл во тьму. Застыв от неожиданности, мы слушали, как затихают его шаги, как клацнула калитка, закрывшись. Ещё минуты тишины. В той же темноте Андрей негромко сказал:

— Он понял.

Прикусив губу от обиды, я выждала, пока не прошёл новый спазм всхлипа.

— Это его всё равно не извиняет.

— Что делаем, мам? — прошептала Катя.

Ответил Андрей, за что я была ему благодарна:

— Возвращаемся. Ставим свечи, как будто не спим. А сами уходим по подземному ходу в старый дом. Как и хотели сначала.

Уже в коридоре я сказала:

— Если оставим свечи, я буду беспокоиться, что их может опрокинуть или ещё что. Может, потушим?

— Нет, я поставлю свечи на время, — нетерпеливо вмешалась Катя, напомнив о своей побочной специализации стихийника огня. — Твоя, на втором этаже, погаснет первой, как будто ты первой легла спать. А потом погаснут наши. У себя мы зажжём две.

Дети проверили на коридорных окнах занавески, которые заранее, ещё до первого выхода, задёрнули, чтобы никто не видел наших перемещений. Затем они пошли впереди меня, спустились в подвал и первыми же вошли в тайный ход для посвящённых.

Когда открылась дверца в стене, Андрей вдруг сказал:

— Мам, не переживай так, ладно? Он на нас не злится. Ему сейчас очень стыдно.

— Что? — поразилась я.

— Андрюшка в прошлом году однажды тоже подслушал кое-что в школе, — со вздохом объяснила Катя. — И полез помогать, хотя его не просили. Дурак. Говорила ему — не ходи, нет — полез! Потом насмерть разругался с девчонками, хотя он им реально помог. Но они обвинили его, что он всегда подслушивает в раздевалке физры, хотя это получилось только однажды и совсем уж нечаянно.

Сын поморщился и отвернулся. Кажется, даже воспоминания ему были неприятны.

Я промолчала. К Тамашу это не относится. Он отнюдь не нечаянно, а целенаправленно считал с меня то, что не предназначалось для него. Это... Это как предательство. Я ему доверяла настолько, что взахлёб рассказывала о своей жизни в чужом мире, почти исповедовалась. А ему было наплевать... Он во время моей истории подглядывал... шарил, как последний вор, в той стороне моей жизни, куда я ещё не решалась кого-то пускать.

Минут через десять мы оставили щенка на первом этаже старого дома, на всякий случай привязав его к корзине, чтобы не заблудился в доме, проснувшись, и поднялись в детскую. Впрочем, в последнее — в то, что Факс проснётся среди ночи, я не верила. Перед путешествием накормили его так, что щенок теперь будет спать до упора. Поднимаясь по лестнице к детской, заглушила вздох: что-то теперь будет завтра? Рем-то обязательно прибежит. Ребёнок не виноват в том, что его отец поступил гадко. А вот что делать, как вести себя завтра с Тамашем — большой вопрос... Я вспомнила его всегда усталые тёмно-карие глаза и упрямо склонила голову. Не прощу.

Когда оказались в комнате, Андрей повернулся ко мне и напомнил:

— Мама, ты не настраивайся, что прямо сегодня найдём деда. Мало ли что... Просто думай, что это первая разведка, а уж дальше...

— Ты меня утешаешь? — удивилась я. — Заранее?

— Конечно, — усмехнулся сын и вдруг вздрогнул, повёл плечами. — Мам, сейчас твои родители... здесь?

— Да, они провожают нас, — вздохнула я, вспомнив, что он тоже владеет слабеньким, но всё же даром эктоманта, и глядя через его плечо на две смутные фигуры.

— Свечи я вынула, — доложила Катя, украдкой оглядываясь. Она немного побаивалась призраков — особенно, как ни странно, боялась увидеть их. — Возьмите сразу по одной. Как войдём в ход — я зажгу вам их. И не забудьте надеть перчатки.

Первыми в потайной дедов ход опять-таки шагнули дети.

Перед тем как выйти, я обернулась к тёмной комнате, с едва уловимыми очертаниями мебели, и тихо пообещала смутным фигурам:

— Я найду деда.

Ступила на первую ступеньку застеночного хода и плотно закрыла за собой дверь. Впереди тут же вспыхнул первый огонёк, за ним второй. Я поспешила ко второму, и Катя зажгла мне мою свечу.

Спускаться приходилось боком — настолько узок был этот ход. Но я не удивлялась, сообразив, что, встроенный в стены дома, ход просто обязан быть узким, чтобы его при внимательном осмотре сразу не обнаружили из-за несоответствия в толщине стен. Так что, осторожно передвигая ноги: шаг правой на нижнюю ступеньку, затем к ней левую, потом новый шаг правой, — я старалась не торопиться. Свалиться здесь не свалишься, но мало ли... Тем более и ступени здесь довольно высокие и узкие — я то и дело задевала коленями стену. Спасибо Кате, что придумала взять перчатки, — иначе бы я давно все ладони исцарапала на шершавой поверхности стены, лицом к которой спускалась.

Потушив свечи, мы вышагнули в сад, но у забора рядом с речкой. Переглянулись. Странно. Я помню, как вчера выходила перед закатом солнца и слышала доносившиеся от этой речки голоса птиц, которые тут гнездились. Почему же я не помню соловьиных трелей, которые сейчас звучали так, словно я стояла перед самим гнездом маленького певчего? И сколько их здесь!..

— Мам, — неуверенно сказал Андрей, — может, ты вспомнила хоть что-то? Куда дедушка тебя повёл, когда вывел из дома?

— Андрей, не забывай, что мне шёл всего шестой год, — со вздохом отозвалась я. — Разве что-то я могла запомнить тогда, да ещё испуганная?

— Давай рассуждать логически, — предложила брату Катя. — Смотри, здесь забор впритык к подземному ходу... Впритык... — заворожённо повторила она, оглядываясь. — Андрюшка, а ведь мы не в саду!

— Как ты... — начал Андрей и осёкся, глядя за спину сестры. — Вот это да...

И мы, все трое, уставились не на постройку, из которой только что вышли, а на огромную трубу, которая невесть как оказалась за нашими собственными спинами! Несмотря на ночь, она просматривалась далеко, и виднелись за неё не только ветви деревьев, которые пока ещё были покрыты не слишком густой листвой, но сквозь дырявые стены просвечивало и небо со звёздами — очень знакомыми! Вот почему на речке звенят соловьи! Речка не садовая — лесная!.. Пройди здесь обычный человек, он прошагает эту трубу и снова окажется в лесу. А для ходоков это порог подземного хода в наш старый дом... Значит, дедушка построил дом в расчёте на мгновенный выход в другой мир?

Но в таком случае, где мы?

— Дети, а потом мы этот ход найдём? — со страхом спросила я.

— Мама, не бойся, — решительно сказал Андрей. — Если я вышел из одного хода, я всегда буду знать, где он находится.

— Все эти ходы нас будто зовут к себе, — тут же объяснила Катя.

— Но как же вы тогда не нашли подземный ход из садового домика в старый дом?

— Ну, так мы же его и не проходили, — невозмутимо ответила Катя. — А один раз прошли, так нас теперь постоянно тянет туда заглянуть. Не знаю, на сколько километров хватает этого зова. Мы однажды в соседнем городе выступали на соревнованиях, так я оттуда зов нашего личного хода слышала.

— Для нас этот зов в одном тоне, — добавил Андрей. — Этот вот звучит тоном ниже, чем наш. А вот тот подземный ход, из садового домика в старый дом, звучит средним между ними.

— Вы этот зов слышите и сейчас? — не поверила я.

— Слышим.

— А по такому зову сумеете узнать, где ещё могут быть ходы в другой наш мир?

— Нам говорили, что после нескольких зовов мы будем слышать и другие, на которые можно настроиться. Но пока мы слишком мало набрали путешествий, чтобы слышать те, по которым мы не ходили, — сказала Катя. — Мам, давай о подробностях потом, ладно? Надо посмотреть, что это за забор, и подумать, куда идти дальше.

— Мама, мы будем спрашивать село Михайлово? — задался вопросом Андрей.

Про себя я хмыкнула: у кого спрашивать?

Мы вышли из того мира на несколько часов раньше, чем в этом. Ночь вокруг, глубокая и непроглядная. Вряд ли кого встретим. Если только на дорогу не попадём. Там-то ещё, наверное, можно будет остановить какую-нибудь машину и спросить водителя, где то село, куда я пришла маленькой с дедушкой.

— Возможно, и будем, — пробормотала я, вглядываясь во тьму. — Что-то мне кажется, впереди дом стоит. И забор этот вокруг него. Может, это дом лесничего?

Мы обошли забор. Он кое-где полёг от старости, и приходилось перелезать через упавшие секции трухлявых досок... Дом стоял пустой. Совсем. Открытая входная дверь поскрипывала от сквозняков в лучших традициях ужастиков про страшные дома. Окна с разбитыми стёклами напрочь отбивали желание даже заглянуть в помещения дома. Про себя я предполагала, что здесь, возможно, была пасека: углядела сбоку сарай со странными, на первый взгляд, домиками-ящиками.

Мы постояли немного в пустынном дворе дома, ощущая гнетущее впечатление, несмотря на густой птичий пересвист в воздухе, а потом снова огляделись в растерянности. И куда теперь держать путь?

Левая рука будто попала в холодный пар, и я резко дёрнулась.

— Мам, что? — испугалась Катя.

Но говорить я не могла. Одно дело — ожидаемо видеть призраков, например, в старом доме. Другое — страшновато, когда неизвестный призрак встаёт рядом, будто давно ждал кого-то, чтобы вместе с живыми посмотреть на опустевший дом. Мало того — неизвестный, так ещё и формы неопределённой: так — вытянутое вертикально облачко, едва уловимое глазом.

— Андрей, артефакты у тебя? — прошептала я.

Сын помешкал, кажется не понимая, зачем мне артефакты с силой, а потом он кивнул и быстро протянул мне браслет. Довольно тяжёлый, он и сам по себе придавал уверенности, а уж когда я надела его на кисть... Кряжистый широкоплечий старик, в старой фуфайке, в мятых штанах и стоптанных кирзовых сапогах, стоял передо мной, испытующе глядя в глаза.

— Здравствуйте, — робко сказала я. — Меня зовут Александрой. Это мои дети — Андрей и Катя.

Глаза под широченными и косматыми бровями моргнули. Открылся рот.

Ответа я не услышала, а... восприняла. Как будто собственную мысль.

"Здравствуй, дочка, коли не шутишь. Дядь Ваней зови меня. Видишь, стал быть, меня-то?" — чуть слышно и сипло отозвалось в голове.

— Вижу, дядь Вань.

Андрей вдруг прищурился и сам надел браслет на руку. Но по прищуренным глазам сына и его напряжённому лицу я сообразила, что призрака он так отчётливо, как я, не может разглядеть.

— Мы ищем село Михайлово, дядя Ваня. Не подскажете, в какой стороне искать?

"Да я и проводить могу, коли исполнишь просьбу мою..."

— Какую? — насторожилась я.

Но призрак выглядел спокойным и не страшным.

"Дочка, сделай милость: отнеси вещичку, какую покажу, в село, в третий двор от леса, да там и оставь".

С небольшой опаской я последовала за призрачным стариком, покачав головой на движение детей пойти за нами.

— Подождите немного здесь.

Дядя Ваня привёл меня к углу дома и призрачным пальцем (мы оказались в свете луны — кажется, её свет повлиял на его прозрачность) ткнул под последнее бревно. Постояв в сомнениях и, чего уж греха таить, в небольшом страхе, я всё-таки присела на корточки и пошарила рукой в перчатке по земле. Она здесь уходила под сруб, возможно размытая весенними водами. Пришлось потянуться далеко под венец, прежде чем пальцы наткнулись на что-то твёрдое. Ещё немного помешкав — и определившись с очертаниями этой вещи, я ухватила его, наконец, за нечто удобное и вытащила. Тащить пришлось основательно: предмет обросла трава, так что я вырвала небольшой топор вместе с облепившей его травой.

— Дядя Ваня, ты хочешь, чтобы я оставила этот топор в том дворе? — с недоумением спросила я.

"Хочу, дочка, хочу..."

— Но это топор, — неуверенно сказала я. — Вдруг он навредит тем, кому его положу?

"Да что ж ты, дочка, такие слова говоришь? — укоризненно сказал старик. — Топор этот я возвращаю, ясно? Он не мой, а нам чужого не надо. Сосед мой сюда как-то заезжал, оставил по недосмотру, а потом вот отдать всё никак было-то... Так стыдоба же. А ты вот и отдашь. И мне спокойней будет".

Речь, отдававшаяся в голове, заставила вспомнить поверья, что призраки уйти не могут, если их держит на Земле какое-то незаконченное дело. Я поднялась с корточек и стряхнула и сдёрнула с топора траву.

— Хорошо. Третий двор. Веди.

Вместе с находкой я вернулась к детям и объяснила происходящее. Андрей взял у меня топор и, придирчиво осмотрев его, пучком вырванной травы вытер его ещё раз и сунул в небольшой рюкзак за плечом.

По невысокой траве я определила, что мы идём по старой тропке, тем более, когда вышли за пределы двора, обнаружились ещё и две колеи. Старик плыл рядом, рука об руку со мной, и я не сдержала любопытства.

— Дядя Ваня, вы первый призрак, который со мной говорит. До сих пор я встречала только молчащих. Не знаете, почему другие молчат?

"Ой, не скажу... — покачал головой старик. — Разве что... помер-то я своей смертью, а вот встречался с одним — убили его по пьяни, вот так с ним и я говорить не мог".

Некоторое время я шла, горестно размышляя: если родителей убили, то поэтому они и молчат, не разговаривают со мной... Додумать не успела. Дядя Ваня при жизни, видать, был человеком общительным. А может, устал от невольного молчания, а теперь обрадовался мне, видящей и слышащей его.

"А на что вам в Михайлово?"

— Дед мой там когда-то жил, а потом пропал из виду.

"А звать-то его как? Мож, знакомец будет, я и обскажу, где да откуда".

Глупо, что я сразу об этом не подумала. Пасека-то недалеко от села.

Дети за мной шли (я изредка оглядывалась), поблёскивая глазами от любопытства. Ещё бы. И для них впервые такое, что призрак — говорит! Пусть они его и понимают только после моих вопросов и ответов.

— Моего дедушку звали необычно — Конрад. А жили мы в пятом доме от околицы, со стороны шоссейки.

"О как! — удивился дядя Ваня. — Конрад? А не Кондратий? Вы ведь, городские горазды имена коротить по-всякому. Вот того Кондратия я точно знавал! Он всё в городе работу искал, здесь-то часто жил, да всё временно. А потом и вправду говорили, что он с внучкой, что ли, объявился, да потом внучка куда-то пропала. Кондратий же избу продал да в соседнее село подался. Но и там долго не жил — с работой плохо у нас на селе, разве что на постой за подмогу податься. А это ведь хорошо только на летние работы, особенно у кого скотина есть. А он свободу любил, так ко мне, на пасеку, перебрался. Помогал, да не за деньги, а за жильё. Иной раз уходил куда-то ненадолго, но возвращался, да опять без денег. Разве что вещи носил по мелочи, которые продать можно..."