До и после Победы. Книга 3. Перелом. Часть 5

Вынесено половина текста из части 4, начиная с главы 30

ГЛАВА 1.

Вторая японо-китайская война вызревала давно, поэтому для ее начала всем сторонам хватило и мелкого инцидента. Как в Китае хватало сил, желавших выгнать японцев, так и в Японии хватало групп, желавших сильнее подмять Китай, а то и захватить его полностью. Благо что групп в Японии хватало.

Издревле власть в Японии была в руках двух людей — Императора и Сегуна, хотя именно второй и был фактическим правителем, получая от императора лишь легитимность, а император был всего-лишь символом верховной власти, пусть и освященный Небом, причем, для надежности, не единожды — и японской религией синтоизм, и пришедшими буддизмом и даосизмом. Императоры появились в 6-7 веках нашей эры из самого сильного клана, но и другие кланы хотели властвовать, поэтому без помощи второго по силе клану императорский клан не мог удержаться. К 12 веку уже эти — 'вспомогательные' — кланы вышли на первые позиции — появилась система сегуната, когда войском (да и всем остальным) правит сегун — представитель самого сильного клана, а императору принадлежат представительские функции — освятить урожай, провести церемонию, одобрить сегуна (а если не одобрит — императора можно и поменять), продать должности при дворе — главном месте тусовок элиты, где они могли договариваться между собой. Императорские и сегунские кланы сменяли друг друга, но система оставалась неизменной. В 1867 году после продолжительной гражданской войны был свергнут сегунат клана Токугава и восстановлена власть Императора — Реставрация Мэйдзи. Видимо, под 'реставрацией' тут понималось восстановление власти Императора — полноценной, а не в качестве антуража, а Мэйдзи — такое имя получил император Мацухито после своей смерти, дословно 'мэйзди' означает 'просвещенное правление'.

Смещение старой верхушки позволило провести модернизацию страны. После 250 лет Япония открылась западным ветрам — теперь уже по своей воле, а не под прицелом пушек адмирала Перри. В стране стали развиваться промышленность и наука, образовались дзайбацу — финансово-промышленные группировки. Феодализм был отменен — все дайме — крупные феодалы — передали свою землю под управление императора, за что тот назначил их губернаторами своих же бывших земель — а по другому бы без большой крови и не получилсь. Был создан кабинет министров, двухпалатный парламент, крупнейшие олигархи образовали институт гэнро — неформальную организацию, к которой мало кто осмеливался не прислушиваться, включая императора, который всегда назначал премьер-министром того, кого предложили эти гэнро. К двадцатым годам из гэнро практически никого не осталось — все-таки это был не наследственный институт. В него вошли представители самураев среднего уровня — не на самом верху но и не из захудалых — именно они сыграли важную роль в восстановлении власти Императора — что, кстати, удивительно — нечасто так случается, что те, кто рисковал и помогал взойти к власти, потом тоже получили вознаграждение, а не гильотину или пулю в затылок. Зато на смену этому институту пришел другой неформальный институт — дзюсины — бывшие премьер-министры. Другие влиятельные кланы также не были отброшены на обочину. Они организовали свои конгломераты — дзайбацу — контролировавшие финансы, торговлю, производство. Все эти силы организовывали политические партии, которые участвовали в выборах в парламент, а победившая — то есть набравшая наибольшее количество мест — партия формировала кабинет министров. С учетом мнений других групп, разумеется. Если же не было явного победителя — приходилось договариваться с другими силами. Идти на компромиссы.

То есть Япония представляла собой конгломерат сравнительно самостоятельных сил, имевших свои заметные ресурсы и потому влияние. Эти силы действовали исходя из собственных интересов, не только в стране, но и за рубежом — приобретение новых рынков сбыта товаров и источников сырья было постоянной головной болью японцев. При этом эти силы активно использовали административные рычаги, для чего всеми правдами и неправдами проталкивали в бюрократический аппарат государства и его вооруженные силы своих людей — куда смогут протолкнуть — тем и пользуются.

Поэтому неудивительно, что оккупация Маньчжурии в 1931 году стала лишь очередным предприятием одной из таких групп, и Императору пришлось признать ее по факту, чтобы совсем уж не ударить в грязь лицом — типа его подданные своевольничают. То есть его поставили перед фактом 'мы тут между делом оккупировали Маньчжурию. Давай говори что это сделала Япония, чтобы не придирались'.

Впрочем, эта агрессия была лишь очередным шагом Японии — она издавна имела в Китае свои интересы по выкачиванию из него ресурсов. Хотя обе страны в середине 19го века пострадали от западных агрессоров, заставивших их заключить неравные договоры, но после Реставрации Мэйдзи Япония быстро наверстывала упущенное, тогда как Китай застыл на месте. Уже 1880-х годах Япония постепенно отжимает у Китая Корею — сначала в виде совместного протектората, а с середины 1890х годов — и в виде прямой оккупации — для этого Японии пришлось победить Китай в японо-китайской войне 1894-95 годов. До кучи по результатам этой войны Япония получила Тайвань, Ляодунский полуостров, который затем под давлением западных держав включая Россию был заменен на дополнительную денежную компенсацию, а также открытие китайских портов для торговли, право строить в Китае промышленные предприятия и ввозить промышленное оборудование.

Подавление боксерского восстания в 1899-1901 годах позволило Японии (как и другим странам) держать на территории Китая свои войска 'для охраны подданных и их имущества', ряд городских кварталов и сельских территорий также выводился из-под власти китайского правительства — в том числе и под власть японского — такие сеттльменты были во многих портовых городах всего побережья (с этого же побережья через сеттльменты мир узнал про кетчуп — рыбный соус).

По результатам русско-японской войны 1904-05 годов Япония получила в свое управление Квантунскую область — в юго-западной части Ляодунского полуострова, вместе с Порт-Артуром и Дальним. В 1914 году Япония отнимает у Германии ее китайскую колонию — Циндао, который пришлось вернуть Китаю в 1922 году по требованию других стран.

После Синьхайской революции Япония поддерживала милитаристов востока и северо-востока Китая в их борьбе с центральным правительством. Но центральное правительство постепенно их перемалывало одного за другим. Японцы активно поддерживали и чанкайшистский переворот — их канонерки осуществляли морскую и речную блокаду районов, которые не пошли за Чан Кайши — это быстро склонило, скажем, Уханьское правительство Гоминьдана вернуться к переговорам с Чан Кайши и затем признать его власть — а то торговцы несли большие потери из-за этой блокады.

Так что к тридцатым годам Китай был важным регионом для Японии. Оттуда она получала железную руду, уголь, множество другого сырья, на Китай приходилась треть экспорта Японии, много капитала было вложено в текстильную промышленность и железные дороги Китая, в одной только Маньчжурии к 1927 году было вложено 2,5 миллиарда иен (иена примерно равна рублю). Как и другие колониальные страны, Япония действовала жестко по отношению к китайским рабочим — снижала зарплату и заставляла пахать до потери сознания. Поэтому японские предприятия в Китае — прежде всего текстильные фабрики — всегда были местом возникновения стачек и забастовок, которые жестоко подавлялись, причем не только китайскими полицейскими, но и японскими войсками, расквартированными в Китае для охраны собственности японских предпринимателей — эту практику проводила не только Япония, но и другие капиталистические страны, да и СССР держал в Маньчжурии свои войска для охраны КВЖД. Особенно усилилось рабочее движение после революции, что сразу же начало сказываться на японской промышленности.

Саму Японию тоже трясло, причем и в буквально смысле — разрушительное землетрясение 1923 года потребовало много средств на восстановление и на спасение торговых домов, понесших убытки — помимо гибели 160 тысяч человек были полностью разрушены Токио и Иокогама. Правительство неоднократно выпускало кредиты и займы, которыми пыталось покрыть требования к этим торговым домам.

Но к 1927 году стало ясно, что этих средств не хватает, и оппозиционные партии использовали этот момент, чтобы заблокировать новый выпуск правительственных облигаций, цепочка неплатежей прокатилась вниз по пирамиде, вкладчики ринулись изымать средства из банков — так еще за два года до всемирного кризиса в Японии разразился свой собственный финансовый кризис.

Чтобы купировать его, правительство выпустило новый заем, самораспустилось, а новый кабинет министров послал в Китай военную экспедицию, чтобы остановить покраснение Китая — требовалось срочно восстановить позиции японского капитала, а то Банк Тайваня из-за все сокращавшегося объема операций в Китае уже был на грани банкротства. Это был первый шаг по всемирной японской экспансии. Как провозгласил премьер-министр генерал Танака в своем меморандуме — 'Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права... Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и наконец Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на азиатском континенте'. Неслабый размах у новоявленных чингисханчиков.

Итак, в начале 1928 года Япония отправила в Китай 5 тысяч солдат. Район Циндао — Цзяочжоу оказался оккупированным японской армией. В марте две роты японских войск, расположенных в Северном Китае, заняли Цзинань — город в 400 километрах к юг от Пекина. Именно они остановили продвижение Народно-Революционной Армии дальше на север и не позволили разгромить маньчжурского милитариста Чжана Цзолиня — 'старого маршала'. Вскоре в Китай была отправлена и третья дивизия — все так же в целях охраны жизни японских граждан, а пытавшийся замирить японцев Чан Кайши даже сказал — 'Для спасения одного японца можно убить хоть десять китайцев'. "Национальный лидер", чего уж там.

В ответ на все эти действия в Китае началась кампания бойкота японских товаров, что тут же ударило по японским капиталистам. Поэтому в Японии усилились настроения по захвату уже всего Китая.

Людских резервов для ведения боевых действий хватало — в 1930 году в Японии было 3 миллиона безработных, в несколько раз больше людей влачили нищее существование — зарплаты рабочим были урезаны, крестьяне не могли продать урожай, а из-за Великой Депрессии основной покупатель шелка — США — существенно снизил его импорт, при том что 40% крестьянских хозяйств выращивали коконы шелкопряда — существенная потеря для них. Кроме того, кризис уменьшил возможность крестьян подработать на стороне, вдобавок уволенные рабочие и чиновники возвращались в родные деревни — нагрузка на село еще больше возрастала.

Одновременно все эти события сужали внутренний рынок — людям тупо не на что было покупать, тем более что увеличивалась вилка между ценой на сельхозпродукцию и на промтовары. Парадоксально, но богатый урожай риса в 1930 году еще больше усугубил положение крестьянства — цены на рис упали, и нечем стало платить налоги и арендную плату — порой даже продажи всего урожая не хватало, люди голодали в урожайный год. Мировой кризис также снизил и внешний товарооборот — в 1930 году импорт и экспорт Японии упал на тридцать процентов. Капиталисты лишались огромных прибылей, и единственный выход видели не в коренной перестройке экономики за счет внутренней мобилизации и консолидации общества, а в расширении внешних рынков — капиталисты хотели сохранить систему, пусть даже ценой войны.

Но уже существующие рынки также схлопывались. Так, корейские крестьяне отдавали за аренду до 60 процентов урожая, ростовщические ссуды в 10-20 процентов в месяц также изымали у населения много денег. Покупать японские товары было практически некому — немногочисленная прослойка деревенской и городской верхушки не могла поглотить все товары, которые производили японские предприятия — ну не нужны им, скажем, по десятку лопат и сотне метров шелка. И даже владельцы земли вынуждены были ее продавать, чтобы как-то свести концы с концами — если в 1929 году в Корее было 1,2 миллиона дворов арендаторов, то в 1930 — уже 1,3 миллиона. Чтобы как-то прокормиться, крестьяне массово выжигали леса — происходил возврат к подсечно-огневому земледелию — им занималось 3,5 миллиона крестьянских хозяйств. Недостаток земли усугублялся японскими помещиками, которые массово и по льготным ценам скупали в Корее землю. Поэтому множество корейцев бежали за границу — в Маньчжурию. В приграничных областях их было уже больше половины населения — более миллиона человек.

Но и в Китае был не сахар — местные жители ощущали все большее давление 'понаехов' — тут и нехватка земли, и сбивание цен на труд, да и сами корейцы воспринимались китайцами как передовой отряд японского империализма. Поэтому между местными и корейцами все чаще стали возникать стычки. Конечно же, не преминул произойти крупный инцидент — полторы тысячи китайских крестьян разгромили ирригационную систему, построенную корейцами, а потом ворвались в корейскую деревню и устроили там пальбу. Японская пропаганда только и ждала момента — тут же пошел вал статей 'наших бьют !' — корейцы ведь считались чуть ли не подданными японцев. В Корее тоже поднялась волна, было убито несколько сотен проживавших там китайцев. Обстановка накалялась.

Маньчжурия, как и Корея, также была важным регионом для японской экономики. В 1930 году туда отправлялось 8 процентов всего японского экспорта — сахар, ткани, а по машинам и оборудованию — так и все 37 процентов. Импорт также был немалым — целых 11 процентов. Причем по бобовым — 76 процентов, по бобовому жмыху — 86 процентов, по углю — 64 процента (на копях, принадлежащих японцам в Маньчжурии, добывалось 30 тысяч тонн угля в день), чугуну — 46 процентов. Много японских капиталов было вложено в транспорт Маньчжурии, а также горную и лесную промышленность, в переработку сельхозсырья, тяжелую промышленность. Из-за сырья и дешевых трудовых ресурсов Маньчжурия понемногу становилась житницей и кузницей Японии.

Но и для Китая регион был важен — на долю Северо-Восточного Китая приходилось 93 % добычи нефти, 79% выплавки железа, 55% добычи золота, 41% железнодорожных линий, 37% запасов железной руды, 23% выработки электроэнергии Китая. А также 45% всего добываемого в Китае каменного угля, 100% меди, 76% свинца и цинка, 100% алюминия, 100% магния, и так далее — регион был богат как на полезные ископаемые, так и на инфраструктуру по их добыче. Запасы железной руды оценивались в 5 миллиардов тонн, угля — 20-30 миллиардов, древесины — 100 миллиардов кубометров, нефтяных сланцев — свыше 7 миллиардов тонн, имелись значительные запасы руд цветных металлов, а сельское хозяйство позволяло собирать ежегодный урожай зерновых порядка 18-20 миллионов тонн.