| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Так что прикрытие в прессе было нормальным — общественное мнение поддерживало эти государственные закупки, и Генри Уоллес, ставший президентом после смерти Рузвельта (АИ), всегда мог опереться на это мнение, когда его начинали критиковать за разбазаривание народных олигархических средств. Но не только общественное мнение работало на нас. Наши люди в военных ведомствах, а то и просто желавшие урвать немного от этого денежного потока — многие ответственные за закупки работали на эти сделки. Тем более что мы не вываливали все эти тысячи тонн на пирсы — типа налетай кто может ! Нет, небольшие — по несколько десятков тонн — партии расходились по разным адресатам, проходили по разным ведомостям, а значит и общей цифры долго нигде не было. Это после войны наши противники в США смогли свести концы с концами, да и то не полностью, и когда вывели цифры в несколько миллиардов — поднялся скандал, доведший до Сенатских слушаний по этому делу. Но и эти слушания привели лишь к тому, что было принято решение о продаже излишков, скопившихся на складах — а это более миллиона тонн каучука к 1947 году. Причем из-за финансового кризиса, устроенного не без нашей помощи, излишки продавались по бросовым ценам, и только тем фирмам, которые не были замешаны в продаже каучука военному ведомству по завышенным ценам. Хитрость была в том, что и эти фирмы были нашими. Ведь источников натурального и при этом качественного каучука тогда в заметных количествах практически не было, и взяться ему помимо как от нас было неоткуда. Но вот 'находились' 'честные и принципиальные' бизнесмены, которые 'выискивали возможности' не набить свой карман, а приблизить победу над японским и немецким фашизмом и тоталитаризмом. Ну, это со слов наших же газет и журналов, хотя и не контролируемые нами не смогли найти какого-то компромата — каучук действительно этими фирмами поставлялся и поставлялся действительно по ценам даже ниже довоенных. И пусть это было всего пять процентов от общих поставок — факт был налицо — честные люди среди бизнесменов нашлись. Нашлись они и среди закупщиков, причем это были не все наши люди — часть 'справедливых' сделок мы действительно проводили через неподконтрольных нам чиновников — чтобы запрятать среди них и наших людей.
Деньги выводились так же — не загружались на наши корабли вагонами, а в крайнем случае мелкими партиями, для поддержания наших валют в том регионе. В основном же они оставались в США. Так, много средств мы потратили на скупку акций химического концерна Дюпон и других концернов, освоивших производство синтетического каучука. Причем мы вытащили на поверхность их шашни с нацистской Германией — это надо додуматься ?!? — продавать каучук стране, с которой воюют США !!! (РИ) Гнев американской общественности был страшен, мы лишь чуть посильнее его разожгли — публикациями в сотнях газет и газетенок, что мы контролировали к весне 1945 года, а также многочисленными демонстрациями — к контролировавшимся нами профсоюзам с удовольствием подключались те, кто нами не контролировался а то и был враждебен — главное развести по разные стороны красные и звездно-полосатые полотнища и лозунги — а выглядит как будто все силы заодно — наши фотокорреспонденты и операторы специально подбирали такие ракурсы. И уж властные лица в различных ведомствах — 'совсем наши', 'под нашим влиянием' или 'совсем не наши', но сыгранные втемную на их собственных интересах — уже они довершали дело. Скандал усугубился тем, что полсотни заводов синтетического каучука были построены правительством США, то есть на деньги налогоплательщиков (ну, в нашей интерпретации) и переданы промышленникам в эксплуатацию — то есть получалось, что простые американцы обеспечивали каучуком врага (а вывернуть так в статьях можно легко).
Так что лишь после первого кризиса на бирже мы стали владельцами трети акций химических компаний Америки. Это миллиарды, доставшиеся нам за сотни миллионов. А если считать доставшиеся нам патенты — скупкой, влезанием в сейфы за счет контрольного пакета или просто за счет своего человека, так это и еще миллионы сэкономленных долларов и несколько лет исследований. Второй и третий кризисы мы организовывали уже сами, биржевыми качелями, когда за массовой скупкой следовала резкая продажа и последующая скупка 'на дне'. Химические концерны — точнее, государство — избавились от своих производств синтетического каучука еще после первого кризиса — понятное дело, не без помощи нужных людей заводы по цене металлолома достались нам — мы вывозили их в Юго-Восточную Азию и в Советский Союз весь сорок шестой и сорок седьмой года. Тогда же начали вывоз и оборудования некоторых шинных заводов — ввиду ликвидации производства синтетического каучука цены на натуральный каучук были под нашим контролем и то резко взлетали, то падали, так что магнаты не смогли конкурировать с нашими шинными производствами. Так соцстраны Индо-Китая получили собственное производство важной продукции и за счет него — средства на строительство инфраструктуры и других производств. Понятное дело, что без нас не обошлось, более того — именно Банк Реконструкции и Развития (да, с названиями у меня напряженка — никакой фантазии), находившийся под нашим фактическим управлением, и стал владельцем всех этих производств. Но нашей целью не было максимальное выкачивание прибылей, местное население республик получало немалую долю от этих производств, пусть в основном и в виде инфраструктуры — дорог, школ, больниц, заводов — поэтому малейшие крики о необходимости национализации этих производств (ну то есть их передачи во власть самих кричащих) тут же объявлялись контрреволюционным заговором с соответствующими последствиями.
ГЛАВА 24.
Для развития этих республик, помимо обычного банка, мы также создавали сырьевые и продовольственные банки. Впрочем, 'создавали' — это громко сказано. Мы просто подобрали и восстановили те структуры, которые создали колонизаторы — сбор, учет, хранение и переправку сырья. Да, что-то оказалось разрушено, где-то люди разбежались, но в основном все оставались на местах либо были поблизости — куда им идти-то ? Так что нам оставалось лишь заново все собрать и начать приводить к общему знаменателю, так как бизнес-процессы у разных компаний были все-таки свои — в общем схожи, но хватало и деталей. Вот на утрясание этих структур у нас и ушло два года.
Конечно, мы не просто их восстановили, мы наполнили их новым смыслом. Если раньше смысл был — собрать сырье и обобрать крестьян и батраков, то теперь смысл был в учебе — все — начиная от, например, сборщика латекса и заканчивая кладовщиком на приемном пункте — все 'учились настоящим образом' своему делу. И собирали сведения. И обменивались ими. И анализировали и выдавали рекомендации. И проверяли. И снова изменяли. Например — продуктивность гевеи и состав сока зависят от конкретного дерева. Что же влияет на него ? И шел сбор информации — крестьянин фиксировал продуктивность каждого дерева по часам сбора и датам, химики брали анализы почвы, биологи изучали строение клеток, метеорологи давали сводку погоды — и все эти данные собирались в лабораториях для анализа. ЭВМ мы, правда, пока не применяли, но данные уже накапливали и даже переводили их в цифровую форму — пока на перфокартах, благо что аппаратуры IBM здесь хватало. И затем, исходя из анализа данных, начинали подбирать посадки под конкретную местность — какие образцы саженцев будут лучше расти конкретно на этой почве, с ее уникальным биохимическим и структурным составом, с дождями и температурным режимом именно данной местности. До ГМО-гевей мы еще, конечно, не дошли и дойдем, думаю, не скоро, хотя наши ученые уже 'открыли' ДНК (и пусть только попробуют не дать нам нобелевку) и три команды начали прорабатывать способы их секвенирования — по пять-шесть ученых и десять-пятнадцать компьютерщиков — про CRISPR я им рассказал все что запомнил из пары-тройки прочитанных по диагонали статей, а дальше пусть сами разбираются — перспективы повышения урожайности и излечения болезней я им описал, так что люди были заряжены по полной, постепенно зарядим и ресурсами. Но и без ЭВМ данные шли потоком — первые год-два — больше 'вверх', с полей, но потом переработанная информация пошла и вниз, и вскоре появилась отдача — в виде увеличивающихся урожаев, хотя для меня пока важнее был если и не отлаженный, то хотя бы запущенный процесс широких научных исследований — это ведь не только сами по себе данные и знания, это еще и большой политический момент — люди видят перспективы и развитие.
Среди сырьевых самым важным стал Каучуковый банк, так как каучук был очень важной статьей доходов региона, точнее — тех, кто владел каучуковыми плантациями и каналами сбыта. До войны это были английские, голландские и — в меньшем количестве — французские компании и банки. Причем решающую роль играли именно англичане. До войны они с помощью британского правительства заключили ряд картельных соглашений с другими странами, согласно которым ограничивались добыча и производство ряда сырья и материалов и за счет этого цены на рынке росли, что увеличивало прибыли компаний при одновременной экономии на затратах (то есть снова увеличивало прибыли) — добывать и производить теперь надо меньше, а значит и затраты меньше. Так, по каучуку была достигнута договоренность ограничить производство в 60% от объемов 1921 года.
По олову было то же самое — английские тресты держали в своих руках 70% мировой добычи олова, поэтому могли надавить на другие страны и создать картель, который контролировал уже 90% добычи — в картель помимо Британии входили Британская Малайя, Индонезия, Боливия, Нигерия, позднее в него вошли Бельгийское Конго, Индо-Китай, Португалия. Только за 1931-35 года добыча была урезана на 40%, и чистая прибыль оловянных компаний повысилась в 7,5 раза. Неплохой приварок, и плевать на производителей и потребителей — 'невидимая рука рынка' все расставила по местам. С начала войны американцы пытались сломать эту руку и заменить ее на свою. И, так как Юго-Восточная Азия была потеряна, американцам это удалось — в 1942 году был создан Объединенный комитет по сырью, который занимался распределением сырья по странам — олова, каучука, меди и других товаров. Естественно, американцы продолжали подгребать под себя все что только можно. Так, в том же году они построили оловоплавильный завод — до войны 70% олова производилось в Англии, в основном из привозимого концентрата, и было невыгодно строить новые заводы где-либо еще. А тут представилась возможность и американцы этим воспользовались. Правда, сейчас руда к ним поступала только из Боливии, так как африканские страны — прежде всего Конго — были отрезаны беспорядками и партизанскими отрядами пронемецкой или просто антиколониальной направленности (АИ), поэтому сырья для этого комбината и не хватало — комбинат простаивал.
Так что наше олово пришлось как нельзя кстати. Правда, получить его оказалось не так уж и просто, поэтому поначалу мы везли в США только концентрат, который начали вырабатывать на вновь запущенных предприятиях в Юго-Восточной Азии. Причем почти сразу мы стали завозить, а потом и производить на месте обогатительное оборудование, чтобы заменить ручное обогащение, при котором руду дробят молотками (если коренная) или просто просеивают (тут хватало богатых россыпей, поэтому с коренными породами мы в первое время не заморачивались), затем промывают в лотках, удаляют магнитные примеси постоянными магнитами — десятки и сотни раз водят магнитом в деревянном тазике и постоянно ссыпают на землю то что налипло. И вот таким ручным способом первоначальную руду с содержанием 1-3% олова доводили до концентрата с содержанием олова 40-70%. Представляете насколько мало получали рабочие, если при таком непродуктивном способе обогащения западные компании имели колоссальные прибыли ?!?
И так как у нас уже были разработаны обогатительные агрегаты под разные методы обогащения (зачастую — просто воспроизведены советские образцы), то мы и стали их использовать в ЮВА, благо что у нас объемы добычи были небольшие, а потому и агрегаты в разобранном виде помещались в два-три самолета. Но и такие сравнительно небольшие агрегаты повышали производительность в сотни раз. Конечно, люди при этом не теряли работу — мы установили рабочий день всего в два часа, остальные десять часов (да, мы — эксплуататоры !) они сидели за партами, проходили военную подготовку, работали на строительстве и хозработах — деньги мы все-равно получали те же и даже больше, и, раз люди стали тратить на это меньше времени — эту экономию можно потратить на обучение рабочих (а не уволить их, как сделали бы капиталисты). И, хотя оплату мы оставили прежней — то есть нищенской — зато дополнили ее кормежкой, в том числе и семьи работника, благо что люди семьями и работали, включая детей, да и оплата росла по мере овладевания навыками. И при всем этом условия, скажем честно, были просто райскими — за них местные жители готовы были порвать кого угодно. Более того — сарафанное радио вскоре привлекло на наши заводы и фабрики десятки тысяч людей, так что недостатка в кадрах у нас не было. И, хотя их знания зачастую были близки к нулю, но желание осваивать новые специальности (и заодно накормить семью) просто зашкаливало, так что малую производительность наших агрегатов и недостаток в квалификации мы компенсировали количеством рабочих. Впрочем, вскоре у нас набралось достаточно и грамотных людей — все-таки среди местных были как совершенно неграмотные, так и закончившие ВУЗы, ВТУЗы и ПТУ Франции, Англии, Германии, США, да и на местах люди понемногу учились без отрыва от производства. Так что вскоре прослойка с высшим образованием была занята только выискиванием техпроцессов в книгах, 'середняки' занимались ликбезом своих неграмотных соотечественников и ими же и руководили, осваивая техпроцессы на лету, по составленным для них инструкциям. Ну и все — учили русский. А заодно и французский с английским, так как вскоре 'выяснилось', что подавляющее количество технических книг, что мы тут нашли — они на этих языках да на немецком (хотя хватило и первых двух, благо что много народа их и так знало, требовалось только подтянуть 'технический' язык). Так что первые два года местные типографии и фабрики по производству бумаги на девяносто процентов работали только на учебный процесс (и на 10% — на агитацию и пропаганду). Да и в дальнейшем этот процент снижался только благодаря строительству новых фабрик.
Потом чем дальше тем все больше мы начали переходить непосредственно на производство олова. Сначала освоили очистку концентратов от примесей — обжигом и выщелачиванием. Затем — восстановительную плавку, в результате которой из концентрата оксида получалось так называемое черное — грязное — олово. Ну и затем освоили и рафинирование. И в США мы последовательно везли продукт все более высокой степени переработки. Американцы, понятное дело, были недовольны, но и не взять не могли — олово и так-то было дефицитом, а тут еще были опасения, что если не возьмут они — возьмут другие (опасались прежде всего насчет Советского Союза, так как с Англией транспортной связи не было). И если эти продукты возьмут другие, то Америка потеряет возможность распределять металл, а эта возможность была для американцев очень важной — свободная рука рынка хороша только тогда, когда она своя. Так что ворчали, все время пытались сбить цену из-за якобы несоответствия их техническим условиям (иногда приходилось и снижать), но брали — даже если часть собственных мощностей у них будет простаивать, то хотя бы какие-то агрегаты все-равно будут загружены работой.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
