| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'А у нас уже все готово' — сказали военные и под Тебриз пошла команда 'взлетайте'.
Первый десяток Пе-8 взял курс не куда-нибудь, а прямиком на Лхасу. А это более четырех тысяч километров. Ну да, более тысячи наших бойцов могли поставить на уши и подмять под себя весь Тибет. На мой вопрос 'А чего не над территорией СССР ?' мне сказали, что сейчас вся дальнобойная транспортная авиация все-равно нацелена на южное направление — там и развернута его инфраструктура — обслуживание, ремонт, погрузочно-разгрузочная техника, воздушное прикрытие, и разворачивать все это обратно под Смоленск (а ближе все будет уязвимо для немецкой авиации) — это терять время. 'А железные дороги — это долго' — добавили военные. Я понял, что от меня тут и требовалось-то лишь дать отмашку на начало операции, а дальше у военных все было расписано. То есть мне предполагалась роль стороннего наблюдателя. Что-то мне это не понравилось, но и возражать пока не было причин — самому было интересно, как будут действовать люди, если меня не станет.
Впрочем, свои ржавые пять копеек я все-таки вставил. Военные планировали следующее — создаем промежуточную базу на Тибете — при дальности рейсов в 4,5 тысячи километров мы сможем делать туда по одному рейсу в сутки — десять самолетов будут везти бойцов и грузы, еще пять — топливо для обратных рейсов. Затем, создав там базу и накопив пять батальонов, забрасываем их в Корею — от Тибета до Кореи — 3 тысячи километров — это уже полтора рейса. В Корее не просто садимся, а сначала выбрасываем парашютный десант, он зачищает местность, готовит площадку, и только потом идут следующие транспортники, которые разгружаются уже посадочным способом. То есть в Корее мы будем максимум через четыре дня, край — через неделю, если в Тибете не удастся договориться с местными властями о предоставлении мест для ВПП и потребуется зачистить площадь в радиусе десяти километров — дальнобойных пушек там не было, так что этого бы хватило.
Ну что ж, план был толковый, вот только с запредельным уровнем риска. Новые самолеты были еще недостаточно обкатанными, чтобы делать на них главную ставку. Там ведь потребуется перемахивать через горы высотой до восьми километров, садиться черт-те знает куда ... 'Надо разработать план Б' — сказал я и стал его рассказывать. У нас есть база в восточном Иране. Следующую делаем в Ваханском коридоре — в свое время Российская и Британская Империи прирезали Афганистану тонкую и длинную кишку, чтобы создать буфер между русскими и английскими землями в Азии. Коридор длиной почти триста и шириной от пятнадцати до пятидесяти километров был прикрыт с севера и юга длинными высокими хребтами, и, вытянувшись с запада на восток, был одним из проходов из Китая, точнее — Синьцзяна — в Афганистан и далее на юг Азии — это была южная ветка Шелкового пути. Соответственно, мы закупориваем его входы и выходы и спокойно обустраиваем там базу — никто больше не сможет перебросить туда достаточно сил, поэтому долину мы удержим, а через хребты много войск не проведешь — будут опасны только диверсанты, но с ними справимся — мы и сами те еще диверсы. Более того — рядом к северу — территории СССР, где мы сможем в случае чего получить помощь и топливо. Не бросят ведь своих если их совсем уж припечет. Потом, может, и будут проблемы, но от непосредственной опасности укроют. И вместе с тем в долине мы находимся вне юрисдикции властей СССР, так что не потребуются лишние согласования. Местным тоже не помешают дополнительная оплата да и защита. Далее — делаем промежуточную базу на востоке Тибета. Потом — Лхаса. Затем — еще одну промежуточную базу в Особом районе Китая — китайские коммунисты не откажут в помощи. Ну а там — уже Корея. И тогда получается следующее: Тебриз-восточный Иран — 1000 километров, далее до Ваханского коридора — 800, до восточного Тибета — 700, до Лхасы — 1200, до Особого района — 1400 и до Кореи — 1700. То есть каждый отрезок может быть покрыт нашими менее 'дальнобойными' самолетами, которых у нас мало того что гораздо больше, так еще они и отработаннее, то есть маршрут получается более надежным. Причем это не отменяет и дальних перелетов, когда один или два промежуточных узла могут быть пропущены, но зато так мы получим их дублирование, да и увеличение пропускной способности всего воздушного моста будет нелишним — так мы сможем задействовать под сотню самолетов разной грузоподъемности. Кроме того, так мы сможем перебросить штурмовую и истребительную авиацию — прикрытие с воздуха и поддержка наземных отрядов явно будут нелишними, хотя особых боев не ожидается — ну нет там сил, достаточных чтобы нас как следует обеспокоить. Да, придется оборудовать больше баз, то есть часть этой увеличенной пропускной способности будет съедена на оборудование инфраструктуры, но зато потом ...
Следующие пять часов мы потратили больше на конкретное планирование этой новой схемы, чем на ее принципиальное обсуждение — схема понравилась всем. Даже были улучшены ее характеристики по топливу — для восточноиранской базы топливо можно было подкупать у местных — договоренности уже были, для ваханской — получать через границу — из Советского Союза, для восточнотибетской — из Синьцзяна — по двум последним мы почти сразу получили добро из Москвы плюс контакты в Синьцзяне — от нас требовалось только золото на оплату самого топлива и транспорта — то есть многочисленных мулов, верблюдов и погонщиков. Ну да ладно — золота и серебра у нас было более чем достаточно — мы взяли несколько походных касс турецких и иранских дивизий, в турецких и иранских банках также было захвачено немало ценностей, а чтобы не было проблем с населением, мы пока зафиксировали его вклады в пересчете на золото на дату 'мобилизации вкладов', как мы назвали это деяние, а как будем потом разруливать — потом и подумаем, нам главное на данный момент снять хоть часть напряженности в новых землях. Ну а уж награбленные турецкими вояками ценности шли нам вообще безо всяких вопросов. Так что деньги были. В Китае тоже нашлось топливо — и в виде бензина, и в виде спирта. Впрочем, топливо было и в Лхасе — из Индии его и раньше привозили, а тут вдруг совершенно неожиданным образом обнаружились немалые запасы — минимум на несколько десятков рейсов.
Еще когда мы только начали обсуждать измененный план, наши самолеты уже подлетали к Лхасе, а через час пошли сообщения 'Ведем бои с немцами'. Оказалось, что немцы также посматривали на Тибет как промежуточную базу для прокидывания моста к своим союзникам в Японии и Китае — с японцами было понятно, но и в Китае многие еще помнили, как немцы обучали армии губернаторов еще Цинской династии, да и потом — в двадцатых, тридцатых — контакты не прерывались. Вот немцы и решили устроить воздушный мост из западной Индии в восточный Китай. И в качестве промежуточной базы выбрали также столицу Тибета — Лхасу. Там были и ровные площадки для ВПП, и достаточно населения в качестве трудовой силы, и близость властей позволила бы быстро решать возникающие вопросы, ну и немецкие экспедиции тридцатых там помнили. А тут — мы ... Судя по допросам пленных, немцы приняли наши самолеты за свои, поэтому первые два самолета сели успешно, и лишь разбегающиеся в разные стороны группы десантников наперевес с русским матом и автоматом дали понять, что вышла ошибка. Но было поздно. Немцы еще успели повредить малокалиберными зенитками первый севший самолет, но затем наши десантные отряды добрались до зенитчиков и последующие машины садились уже лишь под редкими попаданиями винтовочных пуль и автоматных очередей. В последовавшем двухчасовом бою наши десантники отогнали немцев от их же аэродрома, отжали к горам, зачистили город — и аэродром был готов принимать новые самолеты. Севшие первыми машины заправили захваченным у немцев бензином, загрузили туда раненных и убитых, несколько пленных из высших чинов, и отправили обратно. А делегация от наших десантников уже вежливо но настойчиво 'записалась' и тут же прошла на аудиенцию к далай-ламе, чтобы утрясти некоторые моменты по взаимодействию. Так начиналось новое государство — Советская Социалистическая Теократическая Республика Тибет.
На момент нашего там появления Тибет был теократическим государством, формально — зависимым от Китая, точнее — он был зависим от династии Цин, но так как она отказалась от власти в Китае, то Тибет юридически кому и должен был бы подчиняться, так это Маньчжоу-Го, точнее — ее императору Пу И — последнему представителю маньчжурской династии, хотя китайцы считали иначе, да и в мире не было единства по этому поводу. Всем там заправляло духовенство, а главным правителем Тибета был самый главный лама — Далай-лама. После смерти очередного Далай-ламы монахи начинали поиски очередной его реинкарнации, для чего по всей стране рассылались монахи, которые искали новорожденных, отвечающих определенным требованиям и на которых указывали знаки. А руководит всей этой операцией Панчен-лама — второй лама в иерархии тибетских лам. И наоборот — после смерти Панчен-ламы именно Далай-лама руководит поисками реинкарнации Панчен-ламы. То есть власть в Тибете ненаследственная, но ее передача следующему лицу — момент невнятный, темный, подверженный махинациям, как и смерть — так, в 17м веке премьер-министру удавалось скрывать смерть Далай-ламы целых пятнадцать лет и все это время править от его имени. Более того — хотя Далай-лама считается старшим, оба ламы обладают властью, землями и средствами, поэтому между ними, точнее — их кланами, возможны конфликты, а так как ламы, а соответственно и кланы, могут сменяться, а старые при этом сохраняют какие-то ресурсы, и все это длится много веков, то наслоений интересов и источников силы на Тибете хватало. Так, конфликт начала двадцатого века закончился лишь в тридцатых годах со смертью обоих лам, и конфликт был нешуточным — вплоть до того, что панчен-лама отбыл в Китай под крыло Гоминьдана, то есть к недругам Тибета. И сейчас — на осень 1943 года — существовало два Панчен-ламы — конкурирующие кланы тибетской элиты уже который год все никак не могли прийти к согласию, кто же из двух кандидатов является реинкарнацией Панчен-ламы, которым обоим было по пять лет. То есть раскол уже существовал даже по этой линии, и оба лагеря наверное не откажутся от помощи в обмен на услуги — у них есть земли, люди, ресурсы чтобы и предоставить их нам в пользование, и наладить взаимовыгодный обмен ресурсами и услугами.
Непосредственным управлением страной занимались министры центрального правительства, которых пожизненно назначал Далай-лама — снова нешуточные страсти и причины для раздоров между группировками — кого продвинуть сначала в качестве кандидатов, а затем — кого из кандидатов назначат на посты. Для монахов и мирян существовали свои нормы права. Высшая власть была у Далай-ламы. Теократия проявлялась и в том, что администрация почти всех уровней включала представителей духовенства, но так как тут было несколько школ буддизма (и гелуг считалась государственной, то есть основной) и между ними порой вспыхивали конфликты, то даже по этой линии была возможность маневра. Более того, хотя власть Далай-ламы — не только духовная, но и светская — была абсолютной, он не мог ею пользоваться как ему заблагорассудится — приходилось согласовывать интересы с высшими слоями общества, к которым принадлежали аристократы и их потомки, большие чиновники, высшее духовенство (среднее сословие составляли купцы, монахи, низшие чиновники, а низшее — крестьяне, а также те, кто был так или иначе связан с убийством: мясники, кожевники и те, кто работал по металлу — то есть рабочий класс). Кроме того, на время малолетства Далай-ламы высшую власть осуществлял регент, которого назначала Национальная ассамблея — и вокруг этого назначения также постоянно кипели нешуточные страсти соперничавших группировок — несмотря на все эти реинкарнации, буддисты хотели жить здесь и сейчас.
В правительстве было два первых министра — мирянин и монах. Гражданское управление осуществлял Совет министров, в который входили три чиновника-мирянина и один монах. Ниже Совета находился орган управления, состоявший из департаментов: политического, военного, экономического, юридического, иностранных дел, финансов и образования. Совет из четырех монахов и дворецкий управляли религиозными делами, дворецкий также был хранителем личных сокровищ Далай-ламы и возглавлял лесной департамент. А ниже были чиновники провинций, но власть на местах осуществляли аристократы и монастыри — те, кто владели землей — как таковой полиции в Тибете не было.
Высшие государственные должности обычно занимали родственники Далай-лам и представители древних родов, особенно возводившие свою родословную к прежним далай-ламам и их министрам. Таких семейств было всего 197, из них 25 пользовались наибольшим влиянием — вот еще одна линия раскола — и внутри групп, и между группами. Аристократы имели преимущества на должности, привилегии, почести. Потомственная аристократия была служилой аристократией, из каждой семьи лишь один сын замещал одну должность из тех, что были зарезервированы для чиновников-мирян. Остальному населению Тибета также могло повезти, но только по религиозной стезе — гражданские заслуги ничего не давали. Самый быстрый путь — родить в своей семье ребенка, в которого реинкарнируется Далай-лама или кто-то из других высших лам. Либо кто-то из семьи шел в монахи и добивался повышений именно по этой линии. Ну либо пойти в солдаты и за свои заслуги в военном деле получить наследственный титул и землю. Все — других путей воздействовать на политику государства у народа не было — еще одна линия раскола.
Вся земля в Тибете формально принадлежала Далай-ламе, а остальные ею только пользовались — правительство, феодалы, церковь, чиновники, крестьяне — ну то есть как у нас, только у нас землей владело государство. Сходным с нами был и режим труда — в страду — по 18-20 часов, зато зимой было много свободного времени. Земли, принадлежащие правительству, обрабатывали также крестьяне — таких крестьян была половина населения и землю они получали по наследству — государство не было заинтересовано в текучке кадров. Впрочем, на остальных землях была такая же система. Причем крестьяне были вольны заниматься и не земледелием, в перейти в торговлю, ремесленничество — лишь выплати оплату земли либо найди, кто будет обрабатывать ее вместо тебя — порой не такая уж и простая задачка. Ну либо убежать — если три года отсутствовал и тебя не поймали и не вернули владельцу -все, считаешься свободным человеком. Крестьянские семьи объединялись в общины, которые выбирали старост — последние следили за уплатой налогов и отбыванием повинностей, а также за судопроизводством по мелким вопросам — то есть старосты по сути становились чиновниками от государства и владельцев земли, а не представляли народ. Хотя — общинные вопросы решались на собраниях — то есть какие-то зачатки демократии там были, останется развить их до уровня Советов.
Так что все было очень неоднозначно. Как я писал ранее, в десятых-двадцатых годах даже Далай-лама, несмотря на всю абсолютность своей власти, не смог провести все реформы, что задумал, и был вынужден их сворачивать под давлением части духовенства и аристократических кланов. А после его смерти и победы реакционных сил в 1934 году много реформаторов было сослано в отдаленные районы либо вообще бежало в Индию или Китай. Так, в 1931 году монах, который был главой ведомства электрических машин (в Лхасе была своя электростанция), сформировал полк из среднего слоя горожан, то есть не из крепостных и не из аристократов, но вскоре он попытался устроить мятеж против лам (монах — и против лам !), мятеж был подавлен, полк разогнан, монах ослеплен. Восстание в Каме также было подавлено, и восставшие с семьями перебрались в Китай под защиту ханьцев. В том же 1934 году Национальная ассамблея выбрала регентом нового далай-ламы и первым министром людей молодых и неопытных, но набравшихся западных веяний. Они тут же попытались преобразовать систему управления, чтобы главы провинций не назначались далай-ламой пожизненно, а выбирались тем же Национальным собранием на четыре года и отчитывались перед премьер-министром, а не далай-ламой. Вскоре регент и премьер были арестованы за попытку государственного переворота. Ну то есть люди, находившиеся в Национальной ассамблее, запустили на минное поле тибетской политики молодых да ранних из тех, кого не жалко — из захудалых кланов, чтобы посмотреть, что с ними сделают другие силы — иначе таких бы просто не выбрали — видно же было, что они из себя представляют, значит, запрос на реформы в тибетском обществе был довольно широкий, и, хотя и не обладавший еще достаточной силой, но вместе с тем поддерживавшийся и частью элиты — в Национальном собрании посторонних людей нет. Когда мы рассматривали варианты действий, то по одному из них можно было бы найти эти силы и опираться на них, а можно было бы и просто завалиться и отжать пару долин под свои нужды, но последний вариант был менее приемлемым, так как означал постоянное состояние войны с окружающим населением, хотя при нашем вооружении и технологиях это не составляло бы проблем — уж если сами местные начиная с пятидесятых годов моей истории тридцать лет вели партизанскую войну против китайцев, то с нашими знаниями и навыками там можно было бы сидеть вечно. Правда, поведение китайских коммунистов в тибетских землях во время их Великого Похода несколько подмочило и нашу репутацию — тогда Мао сотоварищи не только устанавливали советскую власть в восточных регионах Тибета — в провинции Сиккам — но и разрушали монастыри, грабили местных жителей. Да и в Монголии коммунистическая власть разрушала монастыри, что тоже не вело к взаимопониманию с коммунистами.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
