Волчица и пряность. Том 21

ИСУНА ХАСЕКУРА

ВОЛЧИЦА И ПРЯНОСТЬ

Том 21

(Хроника купальни 4)

Перевод с японского на английский Жасмин Бернардт

Иллюстратор Дзю Аякура

Перевод с английского: Гугл, О.М.Г.

ВОЛЧИЦА И ТО, ЧТО СКРЫТО ЗА ПАРОМ

Моё пробуждение было резким, как удар топора. Лёжа под одеялом, я чувствовала, как колотится в груди сердце, мне точно приснился кошмар. И так продолжается уже несколько дней.

Я постаралась дышать медленно и ровно, устремив взгляд в точку на потолке, потом закрыла глаза. Здесь тебе не о чем беспокоиться, уговаривала я себе. Здесь, в комнате под настоящей крышей, в уютной кровати с надлежащим постельным бельём, в котором не водилось насекомых, под этими мягкими и тёплыми одеялами. От постели исходил слабый сладкий запах, вероятно, какого-то ароматического масла. Поистине благословенная обстановка, немыслимая во время моего долгого странствия.

По странному стечению обстоятельств я оказалась здесь, в деревне горячих источников Ньоххира, преодолев длинный путь, начавшийся далеко на юге. То, что меня взяли на работу в одну из самых престижных купален, в "Волчицу и пряность", было не просто удачей, а, скорее, маленьким чудом.

Может, потому, когда я лишь начала здесь работать, мне снились сплошные кошмары. Например, в одном из них я залезла в чей-то сарай в деревне, встреченной по пути, надеясь там прикорнуть, и вдруг оказалась среди бушующего со всех сторон пламени.

Среди своих страхов я всё не могла поверить в такую удачу, всегда была настороже, опасаясь рано или поздно лишиться подарка моей судьбы. Мне стало легче, когда долгая в этих северных землях зима Ньоххиры, наконец, сменилась временем зелёного возрождения окружавшего мира.

Если меня спросить, тяжела ли моя работа, я бы точно не назвала её лёгкой, но и особо страшного тоже не бы в ней не нашла. В прошлом я бралась за работу в торговых домах крупных городов, на деревенских фермах и загородных домах знати. Работа в купальне была чем-то вроде сочетания всех трёх этих разновидностей.

Сюда приходило много людей, а сделки велись порой на очень большие суммы, как это было в торговых домах. Здесь закупали, обрабатывали и хранили мясо, рыбу и овощи, а также сами занимались содержанием своих построек, чаще всего в свободные от гостей периоды, как раз готовясь к их приезду, что напоминало деревенские фермы. А сходство с усадьбой аристократа определялось необходимостью соблюдения определённого этикета, необходимого для надлежащего приёма гостей. Работники должны были делать бессчётное, как песчинки в пустыне, количество разных дел.

И за всё время меня никто ни разу не ударил, не кричал, что мне следует больше работать, мне не бросали с пренебрежением корку заплесневелого хлеба за целый день изнурительного труда. И даже если я ошибалась в чём-то, мой добросердечный хозяин не злился, а старался выяснить причину ошибки, а выяснив, помогал мне их не допускать.

Я перевернулась на бок и, когда мой взгляд скользнул по столу рядом с кроватью, мне на глаза попалось ещё одно доказательство ума и доброты своего хозяина. Лунный свет, проникший в щель между ставен окна, поблёскивал в круглых полированных стекляшках аккуратной формы. Они были скреплены вместе, образуя устройство, называемое очками, которые, если их надеть, позволяли ясно видеть даже самые мелкие надписи.

Я даже подумать не могла, что моё зрение настолько уступало другим, если смотреть на что-то рядом. Я всегда думала, что наталкиваюсь на предметы из-за своей неловкости, а вещи путаю и неправильно пишу по глупости. Когда хозяин купальни Лоуренс в первый раз дал мне очки, я была так счастлива и взволнована, что всю ночь читала при свете луны. В эту самую ночь мне впервые захотелось работать в этой купальне вечно. В тот момент, когда я смотрела сквозь стёкла на буквы в золотом свете луны.

Но...

Я закрыла глаза и вздохнула. В последнее время я ощущала какую-то подавленость. И мои сны снова стали ужасными испытаниями. Снова меня будили кошмары — хотя уже не те, что прежде.

— Фух...

Мне надоела собственная слабость. Уверена, что, если бы старший брат увидел меня в таком состоянии, он, несомненно, отругал бы меня. Но...

Я чувствовала себя виноватой и, уткнувшись лицом в подушку, крепко сжала её руками, пытаясь раздавить моё чувство. Конечно, это не помогло.

Я пыталась изо всех сил успокоить своё беспокойное сердце и посреди этой борьбы с собой услышала через окно шаги и плеск ведра, брошенного в колодец. Похоже, поднялась повелительница кухни Ханна, первая изо всех в доме. Всего лишь приготовить завтрак и подготовить всё для стола на весь день — это было уже достаточно нелёгким делом. Я должна была помочь ей. Перед тем как встать я в последний раз уткнулась в подушку и выдохнула в неё. После этого подняла голову и покорилась судьбе.

Настал ещё один день.

Поутру следовало принести воды, убраться, разжечь плиту и очаг, а ещё испечь хлеб — хлеб выпекался ежедневно, когда в купальню приезжали гости, или раз в четыре дня, когда гостей не было.

Я замесила теста, дала ему подняться и с восходом солнца отправилась к общественной хлебной печи деревни испечь хлеб. Любой, кто здесь пёк хлеб, приносил с собой дрова, но тот, кто начинал первым, когда печь ещё была холодной, должен был расходовать больше дров, чем остальные. И потому жители деревни тянули соломинки, определяя порядок. Конечно, мой хозяин Лоуренс никогда не будет сердиться, если мне достанется короткая соломинка. Мне незачем было стремиться быть первой, но у печи собиралась толпа деревенских женщин, весьма любопытных и к тому же любительниц посплетничать. Я, появившаяся ниоткуда под конец зимы, не могла не привлечь их внимание. Меж тем купальня "Волчица и пряность" и без того была для них неисчерпаемым источником тем для пересудов. Потому-то я и старалась быть среди первых. Вытянутая соломинка позволила мне печь четвёртой — достаточно неплохая позиция, — но всё ж я успела собрать немало стрел, пущенных языками сплетниц, пока выпекался хлеб. И на кухню я возвратилась в разгар утра, уже просто изнемогая от всей их болтовни.

— Я вернулась.

И положила корзину со свежим хлебом на кухонную полку. Ханна, дородная женщина, помешивая ковшом содержимое горшка, взглянула на меня.

— А, привет, — сказала она, отложила ковш и, приподняв ткань, прикрывавшую хлеб, удовлетворённо кивнула. — Совсем неплохо.

Я облегчённо выдохнула, на этот раз хлеб испечён безупречно. Мой нос лучше, чем у обычного человека, я могла следить за происходящим в духовке, не полагаясь на глаза. Но мне ещё не хватало умения, и, замешкавшись, я могла передержать в печи хлеб.

— Ты всегда меня поражаешь, госпожа волчица. Достаточно пропечено, но корочка не слишком потемнела. Ты могла бы вполне работать и пекарем в пекарне.

— Я лишь могу определять, когда пора вынимать хлеб из печи. Возможно, я смогла бы проследить за выпечкой по запаху, но у меня не хватит сил замешивать столько теста, — сказала я, улыбаясь от смущения — глупая, наверное, улыбка вышла.

Но Ханна улыбнулась в ответ. На вид я, может, и не отличалась от любой другой молодой женщины в деревне, но так казалось лишь людям, не Ханне. Моя истинная форма — белая волчица, обитатель леса, и я проживу дольше любого человека.

— Верно. Тебе нужно набрать немного веса, Селим. Твой завтрак там.

Моя рука в обхвате не потянет и на половину её руки. А в купальне полно ручной работы, мне бы хотелось по возможности стать выносливей в том, что составляет мои обязанности. Но меня как-то никогда не тянуло поесть, может, привычка от долгого путешествия со скудным пропитанием, может, просто я сама по себе такая — не знаю даже. А по утрам совсем не хотелось есть. Однако на кухонном столе меня ждали пшенично-ржаной хлеб, овощной суп и солёное мясо. Я взяла стоявший у стены стул и взяла ложку — ведь, в конце концов, Ханна приготовила еду для меня, а правильно поесть — это тоже можно считать частью моих обязанностей, однако потом я остановилась. Я убеждала себя поесть поскорей и заняться работой, а её хватит на весь день, и в этот момент сзади меня коснулась рука.

— Я смешала кипячёное козье молоко с вином, добавила немного мёда и измельчённых сухариков. Тебе бы этого хотелось, верно?

Я обернулась и встретилась с улыбкой Ханны.

— С-спасибо...

Такой напиток часто давали больным детям, но он, несомненно, придавал сил, и его сладкий запах сможет успокоить напряжённое горло.

— Ты уже давно сама не своя, — сказала Ханна, её улыбка стала чуть болезненной, когда она смотрела, как я потягивала сладкое козье молоко.

Мои плечи невольно напряглись, и она тут же довольно рассмеяться.

— Я тебя не ругаю. Ты очень усердна, Селим. Ты иногда слишком много думаешь, — устало вздохнула она, уперев руки в бока.

Уже не первый день Ханна беспокоилась за меня.

— Но... — заговорила я, однако в этот момент на кухню зашло двое мужчин.

Один был высоким, худым юношей, другой — невысоким и толстым мужчиной средних лет. Первый содержал решето с горными овощами, а второй — корзину с бобами.

— Госпожа Ханна, мы закончили с переноской овощей и лущением бобов... О, доброе утро, госпожа Селим.

-Д-доброе утро... — сжавшись, пролепетала я и направилась в угол кухни с деревянной чашкой козьего молока в руке.

— Ух ты, хлеб пахнет великолепно, — заметил низкий мужчина, а высокий быстро убрал принесённое сито и корзину. — Госпожа Ханна, чем нам сейчас заняться? Мы уже перевернули сыры и отчистили их сверху солёной водой. Сидр остыл за ночь, может, нам стоит ненадолго оставить его у камина.

— Спасибо вам обоим. Может, я поручу вам заняться вяленым мясом для хозяев, — великодушно ответила Ханна и взяла с полки большой нож.

Я с беспокойством посмотрела на неё.

— Вы же не собираетесь расплакаться и убежать? — решительно добавила Ханна, её вызывающая улыбка прекрасно подходила такой могучей женщине.

Мужчины переглянулись и ухмыльнулись.

— Нет, госпожа, конечно, нет. Хотя определённо было время, когда мне это было внове.

— Ха-ха-ха, у тебя это звучит, будто весь мир тебя закалял.

— Что ты пытаешься этим сказать, хм?

Подшучивая друг над другом, мужчины взяли свёрток оленины и большой нож, затем вышли через задний выход из кухни. Проводив их, Ханна повернулась ко мне.

— Вот правильное отношение, если ты спросишь меня. Я почти уверена, что с ними не будет ненужных забот.

Меня поразили её слова, я в ошеломлении посмотрела на Ханну, но потом снова опустила взгляд на чашу в руке.

Эти двое мужчин словно явились ко мне из прошлого, вместе с остальными они стали одной из причин моей подавленности в последнее время. Не потому что они мне сделали что-то плохое. Я просто никак не могла взять в толк, как мне с ними держаться. Я воплощение волчицы, а эти двое, к примеру, — кролик и баран.

— Я, может, и птица, которой в еду годны лишь орехи да фрукты, — заявила Ханна, — но не уступлю хозяйке ни в чём по части еды.

Гордая Ханна тоже не была человеком, как и Хоро, жена хозяина Лоуренса. Хоро была волчицей, схожей по сути со мной, но её когда-то называли мудрой волчицей, и она была поистине легендарным существом, могучим, огромных размеров и полным достоинства. Я ей многим обязана и, так как Хоро и её муж ничего не требовали взамен, чувствовала, что работала бы на них, пока моё тело не стало бы прахом, даже если бы Хоро была мышью.

Но это по-особенному приятно — то, что мы обе волчицы.

А потом пришло ещё восьмеро. Пришли поначалу как гости, но по одной причине остались здесь на некоторое время и стали помогать. Все они были лошадьми, кроликами, баранами и птицами, весь этот народ, в отличие от нас, питался зеленью, орехами и ягодами. А ведь я не только была волчицей, было и иное, затруднявшее отношения с ними. Мало того, что они не ели мяса, но я, хозяйка Хоро и хозяин Лоуренс ели мясо — мясо их родичей.

Я знала, что все они много странствовали и стали частью мира людей. Они не будут потрясены или обижены, когда кто-то ест родственных им животных. Иначе они бы никогда не пришли в купальню, где жила, как они слышали, мудрая волчица Хоро. И потому, в общем, поручить им заняться вялением мяса и дать им нож, как это сделала Ханна, ничем не отличалось от поручения вялить рыбу.

Я бы не сказала, что не желаю с ними работать. Летом купальни обычно заняты, приходило умопомрачительно много гостей. Наступавшая зима приведёт их в Ньоххиру ещё больше. Как бы там ни было, я благодарна за помощь дополнительных рук. Но в ответ на гордое высказывание Ханны я пожала плечами.

— Ладно, я думаю, ты не слишком похожа на того, кто умеет распоряжаться, — криво усмехнулась Ханна.

Я вздохнула. То же, что преследовало меня в снах. В моих руках ещё была чашка, но я почти забыла о её содержимом.

— О чём думают госпожа Хоро и господин Лоуренс? — вырвалось у меня против воли, к счастью, негромко.

Я в самом деле полюбила своих хозяев. Они спасли меня, когда я уткнулась лбом в беспросветность, встретившую нас после долгого пути на север за светом слабой надежды. Да даже если бы они не смогли помочь, полюбила бы их за то, какими они были сами по себе. Но, возможно, свою роль сыграло и то, что их жизнь была настоящей сказкой — торговец-человек и мудрая волчица отправились в великое путешествие, взявшись за руки, и, в конце концов, пришли в северные земли, чтобы открыть здесь купальню. В них было что-то невообразимое, и вот они однажды объявили что-то настолько немыслимое, насколько и неожиданное.

— Как они могли оставить меня ответственной за купальню?.. Что с нами будет через месяц, не говоря уже о шести?..

Вот отчего я почти не ела, видела по ночам кошмары и постоянно вздыхала. Это случилось однажды утром, когда я проснулась, готовая усердно работать, чтобы служить своим хозяевам. Хоро сообщила о предстоящих переменах:

"Слушай, мы отправимся в путешествие до весны или лета следующего года. Ты не возьмёшь управление купальни на себя, пока нас не будет? Не волнуйся, у тебя будет восемь новых пар рук!"

Именно Хоро и Лоуренс спасли меня с моими родичами, когда мы пришли сюда на север. Я не могла отказать ни одной их просьбе.

— Что ж, полагаю, любой опешит, когда ему вдруг скажут, что он отвечает за купальню. В конце концов, эти двое живут в своей собственной сказке, — от слов Ханны становилось чуть легче, так проявлялось её внимание. — Тем не менее, они тебя оставляют ответственным, потому что с их точки зрения проблем нет. Хозяин Лоуренс — торговец, избороздивший пути мира людей, а госпожа Хоро, ясное дело, — мудрая волчица. Конечно, она ведёт себя мило перед хозяином Лоуренсом, но... она сильная. Они не из тех, кто просит о чём-то без оснований.

Умом я понимала слова Ханны. Вероятно, она была права. Но было кое-что, что я не могла принять.

— Я... я просто не могу избавиться от чувства, что они ошиблись... переоценили меня...

— В самом деле? Думаю, то, что ты начала здесь работать, считать чем-то меньшим, чем удача для нас, нельзя.