Волчица и пряность. Том 21

— До отплытия корабля у нас есть время, разве нет?

— Хмм? Да, похоже, им ещё надо немало погрузить... Они торгуют пшеницей летнего урожая с юга и северными мехами. Мм... и? Мы могли бы за день увидеть всё, чем славится город, ещё я мог бы заказать у Дивы для тебя письменные принадлежности...

Но Хоро продолжала сжимать в руке какую-то бумагу. Похоже, ленивая волчица поднялась спозаранку и ушла что-то узнавать. Лоуренс сдержал зевок и посмотрел на своего временами неистового партнёра по путешествиям.

-Так чем мы займёмся?

Хоро фыркнула, вздохнула и ткнула бумагу в лицо Лоуренса.

— Я буду работать не покладая рук!

Похоже, ты ещё не протрезвела с вечера, подумал он.

Они вышли в оживлённый город, Лоуренс зевнул, а Хоро с нетерпением посмотрела в свою бумагу, всю исписанную её обычным корявым почерком, насколько он разглядел, там были перечислены обычные работы в городах.

Хоро была гордой волчицей, но судить о её прилежании было крайне трудно на этом основании. Работа отняла бы у неё много времени, ей пришлось бы отказаться от местных достопримечательностей, от прогулок и наслаждения местной едой. Судя по её ответу на его вопрос, причина крылась в разговоре накануне.

— Я, как дитя, ныла, что хочу картину, но ты не можешь создать что-то из ничего. А твой кошель предназначен покупать мне еду и питьё в конце дня.

— Я очень рад, что ты разглядела действительность. Вот бы ты узнала об этом, когда я ещё был странствующим торговцем.

— Дурень. И я спросил о цене картины, и, ладно... я понимаю, почему ты сразу мне отказал.

В целом Хоро была проницательна и умна и понимала рыночную цену вещей куда лучше любой девушки, разгуливающей по городу.

— Но если просто воспользоваться углём и тканью, мы могли бы заказать кому-нибудь картину с нами, её нарисовали бы пером и акварелью всего за несколько дней.

Хоро посмотрела на Лоуренса.

— Почему эта маленькая дурёха Миюри получит что-то такое чудесное, а моё лицо должно быть намазано углём?

Великая мудрая волчица, живущая веками. Но Лоуренс очень хорошо знал Хоро. За её страшными волчьими клыками скрывалась девушка, в которой девичьего было куда больше, чем в её дочери Миюри.

— Верно. В привлекательности ты Миюри не уступишь, но на картине ты смотрелась бы куда ярче в ореоле своего благородства.

Он не осмелился бы и звуком упомянуть её детское поведение и потому так высказался. Конечно, в его словах не было лжи, и Хоро, чьи уши могли её уловить, была в восторге.

— Похоже, ты, в конце концов, понял.

— Да, в конце концов, — ответил он, лицедействуя, Хоро не могла удержаться и разразилась смехом, а Лоуренс к ней присоединился. — Значит, ты собираешься где-нибудь поработать? В таком оживлённый городе, я думаю, тебе будет не слишком трудно найти какую-то временную работу... Кажется, ты тут что-то отметила?

— Мм, эта работа, которая, я считаю, подойдёт мне.

Работа, подходящая для Хоро, мудрой волчицы. Лоуренс повторял это про себя, просматривая записи, которые ему показывала сияющая гордостью Хоро, и улыбался довольно сухо, не разделяя её довольства собой.

— Продавщица пекарни, разносчица в таверне, продавщица колбас и мясных изделий... Всё это связано с едой.

— Разве это не хорошо?

Он не стал спрашивать, чем это хорошо. Она, кажется, полагала, что сможет что-то жевать весь день на работе. Но вслух он сказал иное:

— Уверен, владельцы магазинов будут рады тебя нанять, чтобы привлечь покупателей к своей лавке.

— Действительно!

С её неповторимой личностью и чарующей улыбкой она могла бы встать перед лавкой в фартуке, прикрыв голову платком, и все взоры тут же устремятся к ней. Лоуренс в этом не сомневался, но он знал то, чего не знала Хоро. Что ж, учитывая их совместное прошлое торговое странствие, возможно, было бы уместнее сказать кое о чём, ею не принятом во внимание. Однако скажи он ей это, Хоро, вероятно, отказалась бы признать его правоту.

В мире много того, чему надо учиться, чтобы уметь это делать.

— Ладно, удачи, — сказал Лоуренс и вернул бумагу Хоро. — Твой пьяный, бесполезный муж сможет предаться лени в своей комнате.

Хоро блеснула великодушной улыбкой, а потом рассмеялась.

Её наняли продавщицей в пекарне. Помимо того, что в это время года сюда приезжало немало путешественников, в порт одно за другим приходили суда, и люди, которым успели приесться твёрдые сухари, толпами приходили за свежим хлебом. Хоро кратко поприветствовали и сказали сразу же встать перед входом.

Помахав Хоро, взволнованно завязывавшей фартук, Лоуренс покинул магазин. Он прошёлся по порту, изучая цены и качество товаров, приходивших в Атиф, посетил торговые дома, в которых постоянно делал заказы. Затем зашёл в несколько торговых домов, занимавшихся мукой в городе — в Ньоххире недавно были трудности с заказом пшеницы, ещё он предполагал найти там ячмень — дешевле, чем у оптовиков, у которых его всегда покупали. А деревни вечно то увеличивали площади под ячмень, то сокращали.

И вообще Лоуренс ощущал особое волнение, когда просто рассматривал лавки оживлённого города. Управлять купальней было довольно захватывающим делом, но думать, как заказать невероятное количество продуктов и где их продать по самой высокой цене — нечто совсем иное.

Он пообедал на улице у каких-то продуктовых лавок, затем, ощущая себя снова новичком, он обошёл всё вокруг, внимательно присматриваясь к торговле в Атифе. Он решил заглянуть на биржу икры сельди и там усмехнулся, увидев, что цена понемногу растёт.

Время пролетело незаметно за этими делами, к действительности его вернул громкий звон церковного колокола, ознаменовавший конец дня, а с ним конец работы большинства лавок. Хоро скоро закончит работу. Представив, что она весь день была на ногах и говорила без перерыва, Лоуренс купил, как ему сказали, яблочный сидр этого года и вернулся в компанию Дива. Служанки сообщили, что Хоро уже вернулась.

Лоуренс открыл дверь в комнату и устало улыбнулся.

— Неплохо ты поработала сегодня.

Хоро разбросала свою тёплую одежду и повалилась на кровать лицом в лёгкой повседневной одежде. Она не сдвинулась ни на дюйм, шерсть, которой она так гордилась, прилипла к хвосту. Комната была наполнена запахом свежего хлеба, и источником запаха, вероятно, была сама Хоро. Если её сейчас обнять, запах от неё, несомненно, будет невероятно хорош.

— Что бы ты хотела съесть? — спросил он, но она не шевельнулась.

Лоуренс решил, что она вряд ли спит, и поставил на стол небольшой бочонок сидра. На столе лежал мешок. Он развязал завязки, там лежало немного хлеба, принесённого ею, вероятно, в качестве подарка от владельца пекарни. Хлеб выглядел восхитительно, но, похоже, она к нему не притронулась. Ненасытная Хоро никогда бы не сочла особо похвальным дождаться своего дорогого мужа.

— Это всё только первое время пахнет замечательно, не так ли? — понимающе улыбнулся Лоуренс.

Возможно, она вообразила, как приятно пролетит время работы среди таких приятных запахов... Но бывает, что хорошего слишком много.

— Ты... знал... — донёсся с кровати голос из её пересохшего горла.

От этого голоса заболело его собственное горло.

— Конечно, но ты бы не поверила, если бы я сказал тебе.

Шерсть на её пропылившемся хвосте приподнялась и снова безжизненно поникла.

— Не помню точно, когда это было, но ты как-то продавала мясо и хлеб работникам, строившим водяную мельницу, помнишь? Не забыла, что ты лишь в самом начале ты с удовольствием ела то, что продавала?

Хоро что-то сказала в подушку, пнула ногами кровать и затем вытянула их. Это означало: заткнись и разомни мне ноги.

— Теперь ты видишь, как трудно зарабатывать деньги, — сказал он, садясь на кровать, Хоро тут же пнула его босыми ногами.

Рядом с кроватью стояла лохань с тёплой водой и тканью для мытья, это, вероятно, позаботились служанки, но Хоро настолько обессилила, что была не в состоянии побеспокоиться о себе, её хватило лишь на то, чтобы снять верхнюю одежду и повалиться на кровать лицом вниз. Поэтому он намочил ткань в воде, выжал и стал растирать её ступни. Такие маленькие и тонкие.

— Но это хорошее событие, чтобы его записать и вспоминать, не так ли? — улыбнулся Лоуренс, занимаясь её правой ногой, и тут же получил пинок в плечо левой. — Завтра пойдёшь?

Её нога дрогнула в его руке. Она подняла голову, и их глаза встретились.

— Имя мудрой волчицы будет опозорено, если я сбегу, проработав один день... — с болью в голосе проговорила она.

Лавки, как правило, не возражали против того, чтобы нанять путешественника на один день, а то и на половину дня, но у Хоро была своя гордость.

— Ладно, завтра ты сможешь, как следует, работать, а потом мы можем просто сказать, что тебя позвала на работу другая лавка.

Хоро закрыла глаза и глубоко вздохнула, затем медленно села и вцепилась в Лоуренса.

— Я так не смогу заниматься твоими ногами.

Ему предстояло растереть ещё её левую ногу, но Хоро не двигалась и не отпускала его, как маленький ребёнок. Она сама прошла полмира, но всего один день работы в пекарне довёл её до такого состояния. Лоуренс понял, что улыбается, в то же время он был счастлив, что она вот так открывает ему свои слабости.

— Тебе надо немного отдохнуть. В это время года в порту огни горят всю ночь, мы можем осмотреть здешние места, когда пойдём поесть.

Он потрепал Хоро по голове, и её острые волчьи уши пришли в движение, при этом с них, словно чешуйки с крыльев бабочки, посыпалась мука, и он смог представить, насколько утомительной была её работа.

— Ну, хорошо, я хотел немного поговорить со здешним управляющим о моей рабо...

Он попытался встать и тут же рухнул обратно на кровать, Хоро даже не оторвала головы от его груди. Она словно целый год щедро источала на посетителей пекарни своё обаяние. Теперь она была смущена тем, что ей надо было восполнить всё истраченное работой по привлечению посетителей.

На лице Лоуренса появилась добрая усталая улыбка, он тоже её обнял, и её хвост легко застучал по кровати. Кое-кому всегда было нужно его счастье торговца. Вскоре он услышал её тихое похрапывание.

В итоге Хоро из гордости проработала в пекарне три дня, заработав лишь около половины серебряка тренни. С ней расплатились мелкими монетами, что было для них кстати. Впрочем, заплатили ей больше обычного в таких случаях — то ли в награду за её усердие, то ли пекарня достаточно процветала.

Взамен Лоуренс был занят заботой о Хоро, особенно о некоторых частях тела, имевших привычку собирать пыль. Проснувшись утром, он расчёсывал ей волосы, одевал её, отрывал кусочки хлеба, чтобы накормить её, трепал по голове, когда она падала духом, нахваливал её хвост, почти желая какого-то вознаграждения за свои усилия, но не возражая проводить иногда так своё время.

Хоро, покончив с работой в пекарне, провела два дня, предаваясь лености и чревоугодию, и лишь тогда она смогла, наконец, вернуть себе бодрость.

— Если честно, что за ужас я пережила! — сказала Хоро, разрывая колбасу во время обеда в комнате, в которой они остановились.

Можно было подумать, что это Лоуренс заставил Хоро работать, но если обратить на это её внимание, её нытьё надолго найдёт в нём мишень, поэтому лучше было смолчать.

— Но я не смогла заполучить себе даже блестящего серебряка, как ужасно много времени на это нужно...

— В зарабатывании денег нет места спешке, есть только много работы.

Хоро услышала в городе и записала на бумаге те виды работ, которыми могли заниматься путешественники, ожидавшие благоприятного ветра для своего судна или попутной повозки, или внезапно оставшиеся без достаточных денег. Обычными из этих видов были: работа грузчиком в порту, или погонщиком свиней или овец, привезённых в порт или отправляемых куда-то. Ещё требовались те, кто мог производить уборку на судах или чинить паруса — обычные работы для портового города. Конечно, нужны были продавщицы, а те, кто умел читать и писать, несомненно, могли бы найти работу в гильдии нотариусов.

— Хватит с меня работы с едой, — сказала Хоро, щедро приправляя горчицей колбасу, прежде чем откусить кусок от неё.

Её плечи от горчицы сразу напряглись, а шерсть на хвосте встала дыбом.

— Тогда остаётся ремесленная работа или тяжёлый труд.

— О-о-о-о... больше ничего? Чего-то лёгкого и простого. Проверка вин или что-то в этом роде.

Несмотря на болезненный опыт работы среди изобилия еды она явно не усвоила урок.

— Ты могла бы очень помочь, если бы попалась работа по вынюхиванию смешанной муки.

Однажды в купальне Хоро с Миюри своими волчьими носами распознали доставленную смешанную муку.

— Ты дурень. Если я займусь такой работой, я десять дней не смогу чуять запахи.

И не сможешь разобрать, что ешь дешёвую еду, что было бы большой помощью... — тихо пробормотал Лоуренс.

И тут его взгляд упал на одну строку в собранном ей списке работ.

— А вон то?

— Мм?

Странствующие торговцы ездили в разные страны и по обстоятельствам вели дела повсюду. И потому он был достаточно уверен в своём знании мира, но о такой работе Лоуренс не знал.

— Девушка-мешальщица?

— А, да, она самая, — сказала Хоро и, набив рот хлебом с грецкими орехами, хлопнула в ладоши. — Я услышала об этом от девушки, которая весь день шила в этом торговом доме. В порту есть такая работа.

— Будешь что-то смешивать, судя по названию? Что же?

— Я слышала, что чаще всего это пшеница. Да. Звучит вполне подходяще для меня.

Это не прибавило ясности.

— Значит, будешь помогать пекарю? — спросил Лоуренс, и Хоро запила еду вином и с глубоким удовлетворением выдохнула.

— Я уже сказала, что больше не буду этим заниматься, нет? Эта работа означает заботу о пшенице до того, как её размелют в муку. Ты с пшеницей что делал? Загружал в свою чудесную, холодную повозку и вёз, вот почему ты не знаешь, — Хоро вытерла рот, живо дотянулась до соответствующего кармана плаща и взяла еду из доли Лоуренса. — Ты ведь знаешь, что пшеница быстро портится в сыром месте, да? В деревнях то же самое. Поэтому при хранении её нужно перемешивать дважды в день для проветривания. Самую на вид влажную оставляют сохнуть сверху.

— А, этого я не знал. Меня интересовало качество пшеницы, но я никогда не задумывался, как она сохранялась.

— Хммм, — скрестила руки на груди Хоро и почему-то с укором посмотрела на него. — Воистину ты всегда так себя ведёшь.

Пушистый хвост Хоро нарочито помахивал взад-вперёд за её спиной. Густой мех никогда не подводил его холодными ночами.

— Разве ты не пишешь всегда о том, как я забочусь о твоём хвосте, как лелею его?

И это было даже вдвойне справедливо в отношении его заботы об её основной части, из которой хвост рос. Она уже забыла его заботу о ней вчера и позавчера?

— Дурень, этого недостаточно, — сказала она, Лоуренс лишь пожал плечами. — И всё же. У меня есть опыт заботы о пшенице, а рынки, хоть в городе, хоть в деревне, считают, что это женская работа.