Великий Тигр и Белый Дракон

Осторожно прикрыл за собой люк. Изначально я хотел провести сегодняшний вечер и завтрашнее утро на сеновале, но купец, усмехнувшись, сказал, что не может допустить срыва нескольких свиданий. И предложил чердак.

Я огляделся. Большое, по размеру дома, помещение было условно поделено на две зоны. Ближе к люку громоздились мешки с мукой, крупой, солью и другими не скоропортящимися продуктами. Чуть дальше лежали рулоны тканей, мешки с шерстью и нитками. Через небольшое окошечко на чердак пробивались закатные лучи. Я подтащил к окну несколько мешков с шерстью, устроил некое подобие кровати и кресла. На широком подоконнике расположились мои припасы: свертки с едой, фляга с водой и бутыль с мутноватой жидкостью — местным самогоном. Солнце красиво золотило мое пристанище, прихваченное лоскутное одеяло создавало иллюзию уюта. Воистину, по-королевски устроился.

Купец пообещал, что меня тут никто не потревожит. Так что приступим.

Мутный алкоголь наполнил чарку, я скептически его понюхал. Да, забористая видно зараза. Как человек непьющий, я подозрительно относился к любой выпивке, но сегодня отдавал дань традиции, дань памяти. А алкоголь обезболивал... Ровно десять лет назад в похожий летний день моя жизнь так резко изменилась.

Глоток. Отстраненный взгляд в окно. Я позволил воспоминаниям затопить сознание. Что ж, сегодня их день.

Детство мое было счастливое. Маму я никогда не знал, но отец, бывший для меня всем и беззаветно любивший меня, заменял ее. Лет до пяти я вообще не догадывался, что у человека должна быть еще и мать.

Друзей у меня было раз, два — и обчелся. Не потому что я был необщительным или взбалмошным ребенком. Просто во дворце было мало детей, а еще меньше таких, с которыми можно водиться наследному принцу. Зато для игр в нашем распоряжении был огромный парк с лабиринтом, искусственной пещерой, домиками на деревьях и большая часть дворца. А теперь, смешно подумать, прошу купца разрешить посидеть на чердаке и радуюсь тюкам шерсти и отсутствию крыс. Ценным работником хозяин меня пока не считает, мы еще недостаточно долго знакомы. Так что его любезность обусловлена моим честным признанием, что этот день для меня — день траура, потому что в этот день я потерял всю свою семью. Потом пришлось соврать. Ему ни к чему знать правду. Пусть и дальше думает, что родители погибли в пожаре.

Стоит мне закрыть глаза и разрешить себе отвлечься от работы, как я снова и снова вижу, переживаю этот проклятый день. Мне было тринадцать. Отец затеял охоту. У него было странное желание привить мне любовь к этому занятию. Я с удовольствием скакал по полям, мне нравился звук охотничьих рожков, я понимал и принимал то, что животное в конце охоты надо будет убить, хоть это и не доставляло удовольствия. Чтоб не мучить животное, я предпочитал убивать кинжалом или коротким мечом. А потому очень редко пользовался арбалетом или луком. Отец же считал, что будущему королю необходимо уметь владеть любым оружием. Войн тогда не было, отец незадолго до моего рождения подписал с соседями мирные договоры. Недовольных его правлением тоже, вроде, не наблюдалось, и он мог спокойно спать, не опасаясь наемных убийц. Тишь да гладь. Но, тем не менее, тренировки мои он не прекращал. Так что я хорошо владел мечом, ловко управлялся с кинжалами, но от стрельбы отлынивал, как только мог. Вот отец и прибегал к охоте, рассчитывая, что я в запале использую лук или арбалет.

Он не любил шумных и многолюдных мероприятий, так что на охоту тогда отправились человек десять. Отец, пятеро его советников, которым он очень доверял, я и пара егерей. Охотились в лесу в дне пути от замка. Косуля, за которой мы погнались, петляла, уводя за собой, а потом исчезла в кустах, словно растворилась. Мы стояли на опушке, лошади фыркали и нетерпеливо били копытами.

— Тиль, — тихо окликнул меня отец. — Вон она. — Он указал рукой вглубь леса. — Видишь? Стоит, не шевелится.

Из-за его плеча мне было мало что видно, я сдвинулся чуть назад и вбок. Вперед протиснуться не мог — по обеим сторонам от отца стояли советники. Действительно, у ствола дерева притаилась косуля.

— Стреляй, — велел отец. — Там слишком густой подлесок, нам за ней не угнаться, уйдет.

Я послушно вскинул арбалет, краем глаза заметил, что советник Итон повторил мое движение. "Не доверяет", — с разочарованием подумал я. Тщательно прицелился, спустил крючок, но не знаю даже, попал или не попал. С тихим стоном с коня рухнул отец. У него между лопатками торчал арбалетный болт. Я не помню, как спешился, как оказался рядом с отцом, помню как звал его, как выдернул болт, как повернул на спину. Помню, что его грудь была мокрой от крови, и что он был мертв. Этот замерший неживой взгляд до сих пор будит меня по ночам. Худший, постоянно повторяющийся кошмар... Сказать, что я был испуган — значит, ничего не сказать, я совершенно не понимал, что происходит. Из ступора меня вывел голос советника Гера.

— Что ты наделал, принц? Ты убил отца! — вскричал он.

— Нет, я этого не делал! — закричал я, вскакивая на ноги.

— Ты убил его! Мы все свидетели! — продолжал Гер, приближаясь. — А ты знаешь, каков закон, — убийца платит жизнью за свое преступление.

Он был уже в двух шагах от меня, в его руке появился кинжал. Который почему-то был уже в крови. А я застыл, от ужаса не мог сдвинуться с места, словно примерз к земле. Как завороженный я смотрел, как Гер заносит оружие для удара. Очнулся в последний момент, дернулся, увернулся. Щеку обожгло огнем, я бросился бежать. Гер попробовал схватить меня, догнать, но я петлял не хуже зайца. По звукам я понял, что мне удалось оторваться. И тут я совершил большую ошибку, — обернулся. Споткнулся о корень и распластался на земле. Помню, что в голове мелькнула мысль: "Вот почему зайцы не оглядываются". Я перевернулся на спину, ударил настигшего меня советника ногой в лицо. Он выругался, но успел схватить меня за ногу. Глаза его были выразительней тысячи слов. Я понял, что живым мне из лесу не выйти. Все еще пытаясь выдернуть ногу, я прощался с жизнью. И тут пришло неожиданное спасение. Из кустов с диким рычанием выпрыгнул какой-то зверь и напал на Гера. Тому сразу стало не до меня. Я же не терял времени и помчался прочь так быстро, как только мог.

Сколько я бежал, не разбирая дороги, трудно сказать. Долго, очень долго. Это был уже не ужас, это была паника. Остановился только, когда темнело. Я не имел ни малейшего представления, ни где я нахожусь, ни что делать дальше. Из последних сил забрался на какое-то дерево, устроился в развилке и там провел ночь. Нет, не спал, просто пережидал темноту. По правде говоря, всю ночь проплакал.

Я пришел к выводу, что нельзя показываться в местах, где меня могут узнать. А лучше всего вообще убраться из страны подальше. Как это ни странно, первое время я действительно боялся, что меня схватят и казнят как убийцу. Вот она, сила внушения в действии.

Когда развиднелось, я вскарабкался повыше и оглядел море леса. Казалось, что мне удалось найти его середину. На северо-западе виднелась столица, я не сомневался, что это Фелистар. На солнце огнем горел вычурный флюгер сторожевой башни. У кромки леса были различимы деревушки. Я выбрал самую удаленную от родного города, и тронулся в путь.

Два дня я пробирался сквозь лес, два дня цеплялся за кустарник, скатывался в овраги, искал грибы и ягоды, раз даже убегал от злющего медведя. Около полудня на третий день я вошел в деревню. Вид у меня, могу себе представить, был еще тот. Грязный, оборванный, пол-лица в засохшей крови — Гер успел сильно порезать мне щеку. И в таком виде я ввалился в корчму и попросил чего-нибудь поесть и место поспать. Я просто падал с ног от усталости и голода. В уплату за обед я клятвенно обещал отработать на кухне, на огороде, где придется. К моему огромному облегчению меня действительно накормили. Хотя, как оказалось, радовался я рано. Огромный трактирщик одной свинцовой оплеухой сшиб меня с ног, нагло обыскал и забрал единственную дорогую вещь — кинжал. Денег у меня, конечно же, не было.

Заночевал в стогу. Попытки найти работу или хотя бы заработать на еду были тщетными. Вот тогда я совершил первое и единственное преступление в своей жизни — ночью забрался на кухню трактира, нахватал на ощупь провизии и убежал из деревни. Честно говоря, даже не считаю это преступлением. За отобранный кинжал я мог бы купить если не всю эту корчму целиком, то половину уж точно.

В Кведли, небольшом городке, попавшемся на моем пути на юго-восток, на меня потоком обрушились давно известные новости. Город буквально кипел. Все говорили только о том, что король погиб на охоте, что наследный принц пропал, что теперь правителем должен быть советник Гер, по крайней мере, пока принц не найдется. Но на самого Гера напал тигр, видимо, когда он пытался спасти короля от опасности. И вот теперь отважный советник сильно ранен. Оставалось только удивляться, что новости дошли до провинций в почти не измененном виде. Только страх за свою жизнь заставлял меня держать язык за зубами. Еще я очень боялся, что меня узнают, это было бы несложно, если бы хоть кто-нибудь допустил мысль, что грязный оборванец может на самом деле быть просто неумытым принцем в лохмотьях. И хоть вероятность такого предположения была мала, ходил я с опаской и оглядкой.

Но хоть с работой мне повезло больше. После нескольких дней впроголодь я мечтал устроиться поваренком на кухню. Этой мечте суждено было осуществиться. Я приглянулся трактирщице, и она наняла меня за кров и еду. Я с радостью согласился. У нее я проработал месяц. Хозяйка хорошо относилась ко мне, хвалила за расторопность, вежливость, хотя думаю, что самым большим плюсом было другое. Я не пытался утаивать деньги. И вот как-то вечером я вышел из кухни с очередным заказом да так и остался стоять столбом. За дальним столиком сидел знакомый мне человек. Высокий блондин в аккуратном черном костюме выделялся из любой толпы холодным высокомерием, которое просто пропитывало все вокруг него, и презрительной ухмылкой. Это был граф Алонсо Котто. Нечастый гость при дворе. Отец очень его не любил за жестокость и пристрастие к унизительным шуткам. А после весьма правдоподобного слуха о том, что граф отравил собственных отца и младшего брата, Котто появлялся во дворце один раз в год, не чаще. Но, тем не менее, я узнал его. Хозяйка, тоже выходившая из кухни, поторопила меня и велела подойти к благородному господину и его спутникам.

Делать было нечего... Стараясь вести себя как ни в чем не бывало, я заговорил с графом. Он глянул на меня, и захолодевшее сердце ушло в пятки, — он меня узнал. Но заговорил граф так, словно ничего необычного не происходит, будто он и не догадывается, кто перед ним. Я всеми силами старался не паниковать и не выдать себя, лелея призрачную надежду, что я все же не узнан. Граф сделал заказ и велел мне лично принести все к нему в номер. И надежда умерла. Я вежливо попрощался с графом, мелькнул на кухню, передал заказ, забежал в свой закуток у кладовки, похватал вещи, кой-какую снедь и выскочил через черный ход.

Через два дня я добрался до какой-то деревеньки южнее Кведли. Всю дорогу я корил себя за опрометчивость, меня терзали сомнения в правильности бегства. Вдруг, я лишь вообразил себе, что Котто меня узнал? Что если никакая опасность мне и не грозила? В деревне ждал неприятный сюрприз в виде графа Котто и двух его спутников бандитского вида, разговаривавших со старостой, пожилым мужчиной, который аж трясся весь от подобострастия. Хотя, возможно, что и от страха. Ведь он разговаривал с Котто. Я осторожно подкрался поближе и затаился за углом дома. Оттуда мне было все прекрасно слышно, а смотреть было и необязательно вовсе.

— Да, господин, конечно, господин, если мы только его увидим, — сбивчиво обещал староста.

— Еще раз говорю, — прозвучал холодный, пренебрежительный голос графа. — Мне он нужен живым и, по возможности, не сильно покалеченным.

— Что, господин, Вы сказали, он у Вас украл? — заикаясь, уточнил староста.

Котто вздохнул, словно имел дело с умственно отсталым, которому нужно все по двадцать раз повторять. В разговор вмешался третий голос, глубокий, чуть сиплый.

— Худощавый мальчик, примерно такого роста, на вид лет тринадцать-четырнадцать. Волосы русые, глаза серые или голубые, на левой щеке свежий шрам. Украл орден "Золотая роза". Что ж тут непонятного?

Нужно ли говорить, что уж через четверть часа меня в той деревне не было?

Пешком спасаться медленно, но других возможностей не имел. Так что я постарался обратить этот недостаток в свою пользу. Месяц сновал туда-сюда по округе. Меня видели почти во всех деревнях в окрестностях Кведли. Пару раз я чуть не нарвался на графа, но ближе к зиме запутал следы, а потом и вовсе оторвался от погони. Перезимовал в Полте, городе на самой границе. А работал я трубочистом и даже получал от этой работы удовольствие. Но уж если не везет, то не везет во всем. Меня опять узнали, и я опять убежал. Но на этот раз облаву на меня устроили не любители. Эти любители заплатили профессионалам, и за меня взялись охотники за головами. Они находили меня снова и снова, я спасался бегством, стоило мне лишь почувствовать хоть намек на слежку. Дважды меня ловили. И оба раза мне повезло вывернуться и убежать.

Я сменил три королевства, не считая своего, десятка два работ и уйму хозяев. И, к счастью, уже лет пять за мной не охотились. Ну, по крайней мере, я никого подозрительного не видел. Хотя, я не давал ловцам шанса, — нигде подолгу не задерживался.

В окно давно заглядывал любопытный молоденький месяц, ярко горели звезды. Я с сомнением глянул на бутылку самогона. Она была почти полная, я отпил-то всего две чарки. Да, не стать мне алкоголиком.

Какое это наслаждение — валяться в кровати почти до полудня. В моем случае на мешках с шерстью, но прелесть ничегонеделания сохранялась. Часам к десяти я спустился и предстал перед купцом в ожидании распоряжений. Судя по его виду, он ожидал увидеть запойного пьяницу, а не трезвого как стеклышко работника. Мы подготовили товары для завтрашней ярмарки, погрузили все в телегу и отправились в город.

Перебег был небольшим, но довольно значимым торговым центром. Несколько раз в год тут проводились ярмарки, на которые съезжались толпы. Цены были вполне пристойные, так что даже такой батрак, как я, мог там купить все необходимое. А в конце ярмарки многие вещи продавали вообще по бросовым ценам, лишь бы ушли, чтоб не залеживались. Так что в последние два дня ярмарки городок наполнял почти нищий люд.

В лавке управились быстро. Разложили товары, провели перепись, и купец разрешил мне до вечера погулять по городу. Я бродил по центральной площади и присматривался к возводимым для завтрашнего дня палаткам, к торговцам, к товарам, к паре великолепных жеребцов, размеренно и грациозно вышагивающих за хозяевами. Я смотрел на молодую симпатичную женщину, торговавшуюся с зеленщиком. Рядом с ней стояла маленькая девочка, лет трех-четырех, не больше, по всей видимости, ее дочь. Девочка была одета в нарядное желтое платьице и держалась за материнскую юбку. Мимо них прошли мастеровые, несущие доски, инструменты, катящие тележку с каким-то скарбом. Когда они прошли, маленькой девочки уже не было рядом с матерью, которая не замечала ее отсутствия. Я поискал глазами желтое платье. Господи, только не это! Девочка была совсем рядом, она стояла посреди дороги, растерянно глядя перед собой, а на нее во весь опор несся всадник. И он ее не видел! Я уже бежал к ней, в последний момент подхватил и буквально выдернул из-под копыт.