Приют

Первая глава. Малыш Чаки

Малышу Чаки через пару дней должен будет стукнуть месяц. Месяц, как он оказался в приюте — мы тут возраст только так считаем. Всю ночь я ломал голову, что ему подарить: он ничего не любил! Играть — нет, рисовать — нет, читать — нет! Только в комнате любил сидеть! Странный парень, но вроде хороший, а я здесь старожил — семь лет торчу, так что помогаю новеньким. Чтобы не маяться, я решил спросить в лоб, но раскрыть рот не успел.

— Почему другие дети исчезают? — шмыгнув забитым носом, спросил Чаки и уставился на меня большими коровьими глазенками.

— Эм... Родители находятся, — смущенно почесал я макушку. — Ты чего это вдруг?

— Нет, — замотал головой Чаки и весь скуксился, как лимон. — Я тоже исчезну.

— Тебе так смотрительницы сказали? Тебя в приемную семью берут? — удивленно переспросил я, стараясь скрыть нотки зависти — всех берут, только я неприкаянный. Правильно Мэг сказала — оболтусы тринадцати лет никому не нужны. Старперы мы с ней. — Так это же круто! Поздравляю!

— Нет, — снова замотал головой Чаки и задергал рукав рубашки. — Плохо.

Уставившись на парня как баран на новые ворота, я снова почесал макушку — точно странный. И что такому скажешь? Его в семью берут, а он ноет — тьфу, неужто нытиком нужно было родиться, чтобы тебя забрали?

Чаки угрюмо уставился в пол, продолжая дергать рукав рубашки — вверх-вниз, вверх-вниз, как заело! Тяжко вздохнув и пробурчав под нос: "Он мелкий, глупый", я присел на корточки перед ним.

— Семья — это здорово. Ты чего? Тебе же здесь не нравится?!

— Плохо. Не хочу, — замотал головой Чаки и почесал толстым пальцем нос. — Ты хоть раз видел этих родителей? Никто не видел! Мне страшно.

Посмотрев на мнущегося парня, я подумал, что он точно напоминает корову — а по глазам, так корову, которую на убой ведут. Еще весь такой рыжий, конопатый и толстый: поживи он здесь хотя бы пару месяцев, так точно бы его Буренкой прозвали. Даже мычит вечно.

Пощелкав языком по отбитому переднему зубу, я уже подумывал, что бы такого сказать, как дверь в комнату открылась. На пороге стояла Саманта: эх, если бы она не была такой старой — лет восемнадцать, не меньше, то у меня бы слюнки потекли! Смуглая, круглолицая, а уж волосы чернильные — ни у одной девчонки в приюте таких нет! Жаль, что под черным капюшоном вечно прячет.

— Чаки, ты снова не зашел к доктору. Пойдем я провожу тебя в душ, а потом к Корнелию.

Чаки побелел и в рукав с такой силой вцепился, что чуть не оторвал. Глазенки несчастные-пренесчастные стали, и он замычал — или это уже мне "Муу" мерещиться везде стало.

— Ты снова боишься идти в душ? Пойдем. Там сейчас нет других детей. Я никого не пущу! — клятвенно пообещала Саманта и улыбнулась. — Пойдем. Нехорошо заставлять доктора ждать.

Вот тут уж и я поморщился: докторишку у нас в приюте никто не жаловал, а уж его кабинет, что рядом с чердаком, все десятой дорогой обходили. Но Чаки боялся не доктора, а душа — кто его знает, что за заскок! Буренка у нас точно странный.

Невольно я порадовался удачному прозвищу: Мэг должно понравится, она такое любит — для нее новенькие, как зверушки: кто Котя, кто Сыч, кто Ворон, а теперь еще и Буренка будет.

Чаки уходил понурив голову, только у двери обернулся, посмотрел коровьим взглядом и прошептал: "Никто не видел".

Эх, Буренка, Буренка — что же ты счастья своего не понимаешь.

Задумчиво пощелкав по зубу и постояв минут пять, я отправился к Мэг — ее найти раз плюнуть. Если не в столовке пирожные крадет, то на балконе штаны просиживает. Есть у нее любимое местечко, как и занятие самое-пресамое любимое. Балкон выходит во внутренний двор, где мелкотня — мальки, как мы их называем, — носится. Мэг нравится свысока на них поглядывать и ириски кидать — но не за просто так, а за выполнение желаний.

Я не ошибся. Мэг с довольным лицом сидела на каменном полу балкона и чесала белый ершик волос. Это ее привычка — не только волосы, а все она чесать, теребить и дергать любила. Руки никогда спокойно держать не могла! Пока всю одежду не покомкает, не успокоится.

Эх, не будь она старожилом, как и я, сколько бы ей кличек придумали! Но с ней такой номер не пройдет: вздумаешь ляпнуть, так сразу в нос получишь, а бьет Мэг не по-девчачьи.

— Ириску хочешь? — насмешливо спросила Мэг, не оборачиваясь.

— Щаз-з-з! Прыгать под твою дудку не стану, — хмыкнув, ответил я и выхватил конфету из кармана ее джинс. — Снова над мальками издеваешься?

На газоне замер мальчишка лет семи: качаясь, он с трудом стоял на одной ноге и мрачно хмурил брови. Капли пота стекали по покрасневшему от сосредоточенности лицу.

— Не, Джа, это не мучить, это жизни учить! — протянула Мэг с ухмылкой и пригрозила пальцем мальку, который постарался незаметно встать на обе ноги.

— Ну-ну, — хмыкнул я. — Слышала, что Чаки в приемную семью забирают?

— Ага, — равнодушно заметила подруга. — Скачет?

— Плачет, — передразнил я. — Серьезно, чуть не рыдает, а глазенки прямо, как у Буренки! Странный он. Радоваться нужно, что забирают, а он... Эх.

Мэг фыркнула под нос. Она отчего-то в приемную семью никогда не хотела. Говорила, что в приюте жизнь получше, хотя какое получше! Не мог я ее понять, ох, не мог.

— Его еще в душ потащили, так он от страха чуть в обморок не грохнулся. Чего он душа боится?

— Потому что с приветом, — грубо ответила Мэг. — Ой, не смотри так осуждающе! Не будь занудой! Здесь все с приветом — будто новость. Вон Цапля... Эй! Я все вижу! Уговор был на пять минут! Так вот, Цапля этот киселя боится.

— Это как? — не понял я.

— А вот так! На завтраке ему кисель принесли, так он не успел глоток сделать, как побелел весь, а затем завыл в голос! В стену стакан швырнул, прикинь? — возбужденно пояснила Мэг и почесала за ухом. — Короче, Джа, не стукнутых на всю головушку тут нет. А кто не стукнутым приехал, тому Корнелий мозги в кашу превратил.

— И чего со мной не так? — с нотками обиды в голосе спросил я.

— С тобой? А тебе помогать всем тянет. Это, авторитетно скажу, самый тяжкий диагноз. Вот на кой ты поперся с утра к Чаки?

— Он уже месяц с нами... Поздравить, про подарок спросить хотел... Мы же с тобой давно здесь, а он боится. Странный он и на Буренку похож, но... — начал оправдываться я, будто сделал что-то постыдное.

— Ага, а мы старожилы, помогать должны и бла-бла. Джа, прекращай, а? Давай лучше развлечемся? Говоришь, Буренка в душ пошел? — хитро подмигнув, спросила Мэг и встала. — Пойдем прикольнемся над ним.

Не глядя кинув ириску во двор, подруга рванула к ступенькам на первый этаж. Я и рот раскрыть не успел. Пришлось за ней побежать, хотя затея мне не нравилась. Жалко Буренку было. Сам таким же был, когда только приехал. Мэг не понять — она с первого дня заводилой стала. Как она любила выражаться, плевать ей было на свое прошлое, а настоящее ее устраивало. Уж не знаю, что за жизнь до приюта у нее была, но явно не сахар.

Догнать подругу удалось лишь на подходе к душевой. Мэг притормозила и затаилась за горшком в фикусом: Саманта не обманула Чаки, замерла у обшарпанной дверцы, как надзиратель. Плеск воды и тихое поскуливание подсказывали, что Буренка все еще моется.

— Так, Джа, врун из тебе тот еще, — деловито заметила Мэг, подергав висюльку на шее. — Значит, Саманту я беру на себя, а ты пробирайся в душевую.

— И что мне там делать?

— Держи и сделай лицо попроще, — ответила подруга и достала из кармана безрукавки свисток. — Шугани Буренку на прощанье. Чтобы не забывал нас в приемной семье! В шампунь краску было бы круче подсыпать, но я уже не успею за ней сбегать. Не подведи, Джа!

Мэг скорчила испуганное лицо и кинулась к Саманте:

— Помогите! Скорее, там мальчику на улице плохо! Нужна помощь! Он с дерева упал!

Притворяться у подруги хорошо получалось — даже я чуть не поверил. Саманта же вообще человеком добрым и доверчивым была. Сразу кинулась за Мэг. Тяжко вздохнув, что уж поделать: потом не докажешь, что ты не зануда, я поплелся к душевой.

Все кабинки были открыты настежь, только одна закрыта. Пар валил такой, будто я в молоке оказался! Протерев глаза, я прокрался к пластмассовой дверце. Плеск воды усилился, а заодно стали различимы пыхтение и всхлипы. Точно Буренка там. Кто еще в душе плакать будет.

Буренка прислонился дверце, и я даже увидел толстые пальцы и браслет из веревочек. Достав свисток, я уже приготовился дунуть изо всех сил, когда вода утихнет, как вдруг душевую прорезал крик.

— Не-е-ет! Пожалуйста! — взвыл Буренка, как ненормальный, и резко ударил рукой по дверце.

— Эй, ты чего?! — обеспокоенно спросил я, выронив свисток. В ответ тишина. — Чаки?! Что случилось?

Одним резким движением распахнул кабинку, а там кипяток из валяющегося душа так и хлещет во все стороны. Из-за пара же и не вдохнешь даже! Но главное: никого. Растерянно оглядевшись, я шагнул вперед и схлопотал пару капель, но мокрая одежда меня не волновала.

— Чаки? Чаки?! Ты где?!

Выключив воду, я выглянул в коридор, а затем судорожно пробежался по всем кабинкам. В душевой я был один.

Нервно щелкнув по зубу, я вернулся в кабинку, откуда кричал Буренка. Пар уже улегся, и рядом со стоком можно было разглядеть тканевой браслетик. Его мы с Мэг подарили Чаки, когда тот только въехал — это наш отличительный знак.

Засунув его в карман, я медленно вышел в коридор. Ничего понять не мог! Там же точно был Буренка! Куда он мог деться?! Не в сток же его затянуло!

Буренка, Буренка, что же у тебя все не как у людей.

Отчего-то гнилое чувство в душе поселилось. Печенкой я неладное чуял, но гнал от себя глупые мысли. Гнал, пока за обедом Саманту не спросил:

— А где Чаки? Я попрощаться хотел.

— Извини, его уже забрали в приемную семью.

Меня что-то и переклинило, хотя Саманта невинно так посмотрела и улыбнулась — по-доброму. Ага, по-доброму. Точно с Мэг нужно поговорить.

Поймав подругу после обеда, я выпалил историю с душевой.

— Джа, да ты бредишь! Не заметил, как вышел, вот и все, — потянувшись, ответила Мэг. — Ну, и что, что уже забрали? Как будто у нас хоть раз проводы с фанфарами устраивали. Пф!

— Странно все, — недовольно пробурчал я. — Мэг, говорю тебе, был он там! Кричал, а потом — бац — и нет его! Только браслет остался.

— Н-да, похоже, не зря Цапля киселя боялся. Вон ты сейчас глотнул, так глюки словил, — ухмыльнулась подруга. — Не парься и не превращайся во второго Буренку. В картишки идешь играть сегодня?

— Когда?

— Через час в библиотеке. Главное на старую зануду не попасть...

Меня передернуло: кроме Саманты за нами следит одна старуха — Карга — отвратнее нее только Корнелий! Бурчит вечно, сопит крючковатым носом и смотрит так, что сердце не то что в пятки, под пол уходит. От нее нагоняй все хоть раз в приюте получали и повторно под горячую руку попадать никому не хотелось. Она наши развлечения не одобряла. Карга вообще ничего не одобряла. На любую фразу ответ у нее один: "А вот раньше...". Раньше — это, наверное, когда динозавры бегали, уж она точно должна была их застать.

Мэг побежала в крыло для девочек, а я поплелся к себе в комнату. Рука к браслету так тянулась — как заразился привычкой все теребить. Да и из головы Буренка никак не выходил. Особенно взгляд его коровий и слова: "Никто не видел".

Предков приемных ведь, и правда, никто не видел! Объявляли, мол, так и так, за тобой пришли, тебя сегодня забирают, а потом счастливчиков и след простывал. Может, не бредил Буренка?

Притормозив, я кинул взгляд на комнату Чаки. Оглядевшись, я быстро, чтобы не передумать, юркнул в приоткрытую дверь — вот нечем заняться было! Эх, ищу приключения на свою головушку. Может, права Мэг? Все мы с приветом.

Комнатушка обычная самая: как говорит Карга, что нужно ребенку? Стол, стул, кровать и шкаф, а остальное это "из-з-з-лишества". Буренке повезло, у него еще и тумбочка была, вот к ней меня и понесло от любопытства.

Открыв деревянную дверцу, я увидел скомканные листки бумаги. Почерк у Буренки оказался тот еще! Коровы копытами также писали бы!

Сощурившись, я с трудом разобрал:

"Я боюсь воды

Даниэл боится высоты

Конни боится огня

Алли боится доктора..."

— Джа, ты что здесь делаешь? — раздался удивленный голос Саманты, а в следующую секунду ее рука мягко забрала у меня листок с каракулями Чаки.

— Я? А я так! Просто зашел глянуть, не заселили кого еще! — бойко ответил я, хотя от лжи щеки предательски порозовели. Саманта хитро улыбнулась, но ничего не сказала. — Странные записи у Бу-у... Чаки.

— Это терапия. У Корнелия проходил, чтобы побороть свой страх.

— Глупая какая-то терапия, — пробурчал я, стараясь скрыть смущение.

Как же насмешливо смотрела Саманта! Будто голову мою давно выпотрошила и каждую позорную мыслишку знала.

— Почему же. Чаки должен был осознать, что каждый чего-то боится и в этом нет ничего зазорного.

— Понятно. Ну, раз никого не заселили, то я пошел!

Спину проедал насквозь взгляд Саманты, когда я пулей вылетал из комнаты. Кажется, мой страх — это вот такие взгляды! Брр.

Хотя ладно... я еще и машин боюсь. Но взгляды — это на первом месте!

Вторая глава. Гранит науки

Библиотека у нас в приюте такая, что ботаны бы слюной захлебнулись. Я читать не особо любил, хотя от скуки чем только не займешься. Вот и сейчас пораньше пришел, а ребята еще не подтянулись.

Прошелся вдоль стеллажей, чуть не зацепился за зеленые заросли — это Саманта развлекалась: ботанический сад здесь же устроила, и уперся взглядом в одну из книг. На вид старая такая, что притронуться страшно. Пыль поднялась, когда я ее с полки взял, — аж задохнуться можно.

Закашлявшись, я удивленно щелкнул по зубу — не показалось мне! Автором значился Корнелий Августинович! Вот и на! Неужели наш докторишка написал? Или кто еще из родителей также над ребенком своим поиздевался?

Хмыкнув, я пролистнул пару страниц. Слишком старая книга была. Не мог ее Корнелий написать. Из него, конечно, песок сыпался, но не настолько же.

— "Пособие по психологической адаптации ребенка", — с чувством прочитал я и почесал макушку. — Похоже на Корнелия.

— Что, уже сам с собой говоришь? — со смешком спросил Котяра и хлопнул меня по плечу.

Котяра — он же Котя — он же Конни — ему недавно тринадцать стукнуло, а в приюте он торчал почти месяц. Котей его прозвали за повадки — сонные, ленивые и почти что царские, а заодно и за лицо больно уж довольное. Мэг за ухом любила Котю чесать и за рыжую шевелюру дергать, тот, конечно, психовал долго, но смирился. Только закатывал глаза каждый раз и тихо подвывал: "Девчо-о-нки".

— Вас пока дождешься, — ответил я, ставя книгу на место. — Где Мэг и Сыч?

— Сыч пошел гнездо вить за стеллажами, — зевнув, ответил Котяра. — А Мэг прихорашивается, наверное. Тьфу, девчо-о-нки...

Мы прошли вглубь библиотеки, чтобы затеряться и на Каргу не попасть. Сыч нашелся быстро: он уже пристроил жирную задницу на пледе и подставил круглую физиономию под солнечные лучи. Через круглые стеклышки очков проглядывались краснючие глаза — бр-р-р, хоть ужастик снимай. Да и нос у него покрасневший был, но это понятно. У Сыча аллергия на все. Странно, что на самого себя нет!