Скажи мне, что я сплю

Скажи мне, что я сплю

Верь сердцу, верному тебе,

Без слез гляди в лицо судьбе.

Куда б меня ни занесло,

Я здесь, с тобой, — и мне светло.

Э. Бронте

Глава 1

С комнатой что-то было не так. И дело не в храпящем на полу Гордоне. И не в моей раскалывающейся голове. Что-то не так было в самом расположении предметов... или нет. Словно некто решил воссоздать в точности антураж моей квартиры и сделал это, позабыв или не зная о какой-то незаметной на первый взгляд детали.

Квартира у меня однокомнатная — на третьем этаже старого особняка. Я сам ее купил. Большая "гостиная тире спальня" и кухня. В гостиной черный кожаный диван, серая панель плазмы напротив. Над диваном черно-коричневая картина с корабликом в буре. Не знаю кого мне больше жалко, кораблик или самого себя, вынужденного ежедневно смотреть на сей продукт чьего-то безумия. Справа от дивана окна на Стрэтон-Роад. Слева аквариум. В нем с десяток всяких гупи и прочих рыбешек. Крайне бесполезные создания. Целыми днями они только портят воду и едят. Причем с первым явно перебарщивают. Говорю, как человек, вынужденный дважды в месяц чистить этот бордель.

Аквариум и картину купила Линда. Линда — это моя, гм, девушка. Она живет у родителей, но все равно считает, что эта квартира — наша общая. Вообще, она довольно ничего. Стерва, конечно, но мы все не без недостатков. Рост под 180, тощая как доска для глажки, волосы черные, глаза серые такие, цвета техногенной катастрофы. Гордон, мой друг, (тот самый, храпящий на полу) — терпеть ее не может. Впрочем, Линда отвечает ему взаимностью. Трудно себе представить более разных людей.

Гордон, вообще, парень замечательный — под тридцатник, занимается пауэр-лифтингом и изредка пописывает стихи. И он — негр. Но не из этих современных, перемешанных с другими нациями "не пойми какого цвета" — а настоящий, черный, как антрацит, негр. Кажется, его дедушка родом и Кот-д'Ивуара. Голос у Гордона громкий и командный. Таким можно загнать в угол половину Лондонской подземки в часы пик и заставить самих себя отшлепать.

Вчера мы с Гордоном решили зайти в паб и тряхнуть стариной. Кажется, Гордон изрядно переборщил, так что пришлось оставить его у себя.

Я сел на диване, стараясь удержать шатающийся из стороны в сторону мир.

Что же с комнатой? Я встал и пошел в прихожую, к зеркалу. Голова протестовала против выпитого и норовила то и дело бросить мне под ноги очередной стул или стол или неведомым образом прокравшийся из прихожей ботинок.

В зеркале оказался, кто бы мог подумать, я. И выглядел так, как и должен выглядеть человек, всю ночь мешавший в своем желудке разные коктейли.

Меня зовут Артур О'Салливан. Да, как вы можете судить по моей фамилии, я — ирландец. Совершенно чистокровный, прокуренный до дыр, ирландец. Нет, волосы у меня не рыжие. Поверьте, отнюдь не все ирландцы от рождения носят огненную шевелюру. Я, к примеру, шатен. В данную минуту — очень лохматый шатен.

Что дальше... Работаю я вместе с Гордоном в Кэнери-Уорф. В 25-этажном офисном гиганте. Снаружи он весь сделан из синеватого стекла, отчего кажется, что перед вами здоровенный кусок льда. Мы — на 18 этаже, в отделе статистики. Вместе с четырьмя другими несчастными. Фрэнком, Элизабет и Крэгом. Тут, вы должны спросить, как же так — вот, тут ты написал, что вас шестеро, а имен только три. Нет, я вас не обманул. Шестой член нашей скромной общины — цветок в горшке. На первый взгляд он напоминает пережравшую стероидов герань, но в целом довольно милый. Любит солнце и воду (за неимением которой, порой, довольствуется старым чаем).

Наша компания торгует электроникой — чипы, провода, платы и прочая дребедень. Иногда у меня складывает ощущение, что все это делается, только чтобы нам было чем заняться — подсчитать, сколько, кто, кому и на какую сумму, прости, Господи, впарил.

Что еще... Рабочее место у меня обычное. Компьютер (с отвинченной крышкой — как-то я залезал внутрь, чтобы посмотреть марку материнской платы, да так и не закрутил), лампа, с гнущейся во все стороны ножкой, ручка и пачка бумаг. Внизу монитора зеленым фломастером нарисована кривоватая улыбающаяся рожица. Можете как-нибудь зайти, посмотреть на нее — убедитесь, что у меня нет ни малейших склонностей к рисованию.

Мое отражение легонько хлопнуло себя ладонью по щеке. Делать этого явно не стоило — внутри все заходило ходуном, будто я чертов рисовый пудинг.

Прямо за моей спиной, то есть напротив зеркала, была кухня. Что-то мне показалось странным в ее отражении. Я развернулся и подошел к окну. Так вот, что не давало мне покоя все это время. Вместо домов на Стрэтон-роад моим глазам предстал лес. Светлый хвойный лес из высоченных корабельных сосен, метрах в шестидесяти от дома. За стволами угадывался вдалеке блеск воды. Шел снег.

Где я? И откуда снег? Сейчас же апрель...

Я накинул куртку и поспешил наружу.

Входная дверь вывела меня, вместо лестницы, на площадку перед домом. Все вокруг сверкало белым — снежная пелена укрыла землю, нависла шапками на верхушках сосен, собралась холмиками между стволов. И снег продолжал падать — тысячи, мириады снежинок кружились вокруг меня и плавно опускались на землю.

Площадка обрывалась метров через сорок — там открывалась взору бескрайняя сине-стальная гладь воды. Слева был сосновый лес, который я видел в окно. Я на море? Земли на горизонте не было, значит, видимо, да. С другой стороны, если я еще сплю, то тут вообще, все, что угодно, может быть.

Истошно завопил телефон. Нет, "вопил" тут не совсем подходит. На звонке у меня стоит песня "Her Voice Resides" группы Bullet for My Valentine. У обычных людей она вызывает желание надеть каску и бронежилет и забиться куда-нибудь подальше. А мне нравится. Кроме, пожалуй, сегодняшнего утра. Когда моя голова готова лопнуть...

— Ал... ло? — язык после вчерашнего еле ворочался, так что пришлось напрячься, дабы связать два слога.

— Артур? Уже одиннадцать утра! Почему ты не на работе? И где Гордон? — Это был Фрэнк — наш начальник. Не дай Бог, при нем опоздать или уйти раньше. Фрэнк просто гавном (извините!) изойдется. Фрэнк вообще яркий пример того, как власть портит людей. Раньше он был вполне себе ничего парнем. Но когда его повысили до начальника отдела, то стал, как бы так помягче сказать, ханжой (оцените мою политкорректность). Считает, что раз начальник, то знает и делает все лучше остальных. В целом, жуткий зануда. Ходит и ворчит, что мы плохо работаем...тра ля ля, тру ля ля.

— Привет. Слушай, я... что-то неважно себя чувствую, пожалуй, отлежусь сегодня. И Гордон... просил передать тоже самое.

— Очень плохо, — голосом, каким на похоронах читают отходную, ответствовал Фрэнк. — У нас очень много работы.

Я мысленно пожелал ему засунуть голову в морозильник и попрощался.

Значит, телефон тут ловит. Уже хорошо. Но, все же, что это за место...

Я подошел к краю площадки. Подо мной был обрыв метров в двести высотой, внизу с ревом бились о скалы и пенились темные волны.

Оглянувшись, я вместо многоквартирного особняка узрел белый двухэтажный домик. Между лесом и домом шла дорога, от которой отделялась тропинка, сбегающая между деревьями к воде.

У края дороги, перед домом, торчал из земли столбик с почтовым ящиком наверху. Я подошел к нему и заглянул внутрь. Письмо и связка ключей:

" Уважаемый мистер О'Салливан

Благодарим Вас за покупку дома по адресу "Курден стрит, 21".

По всем вопросам Вы можете связаться с Вашим менеджером, Пенелопой Дорс.

Тел.: +156 87 63

"Педастриан Фьюжн Компани""

Вы что, всерьез? Я на самом деле купил этот дом?

Поежившись под порывом холодного ветра, я развернулся и пошел к дорожке между деревьев.

Тропинка провела меня косо вниз и, в конце, вытолкнула на клочок песка на берегу. Деревья обступили дорогу с двух сторон, отчего казалось, что ты проходишь через арку ворот.

Из-за снегопада видимость была небольшая — над морем стояла белая дымка. Снежинки падали одна за другой на воду и тут же таяли.

Между деревьями слева был просвет. Я прошел между стволами и оказался на открытом пространстве, перед асфальтной дорогой. Слева она уходила вдаль мимо холма, на котором стоял дом. Справа бежала почти у самого берега. На противоположной стороне темнел лес. Серыми громадами высились над ним далекие горы.

Я чуть не подпрыгнул, когда кто-то начал спускаться с холма за моей спиной. Это был первый человек, встреченный в этом месте (храпящий на полу Гордон не в счет), и я не знал, то ли подойти и поздороваться, то ли убегать с воплями, как можно дальше.

Мужчина (а это оказался мужчина в кепке, пиджаке и жилетке, лет 50) сам решил мои вопросы:

— Доброе утро! — поднял он в приветственном жесте руку.

— Доброе... — сил хватило только промямлить под нос, так что я повторил громче, испугавшись, что собеседник не услышит. — Доброе утро!

— Вы, наверное, новый хозяин этого дома на холме? — спросил мужчина, подходя ближе и указывая большим пальцем себе за спину.

— Да, Артур О'Салливан, — протянул я ему руку.

Рукопожатие оказалось на удивление крепким.

— Роберт Уинстэд, — представился, в свою очередь, собеседник. — У нас с женой дом дальше по дороге, — указал он куда-то за холм. — Давно хотел с вами познакомиться, но никак не мог застать дома. Любите прогуляться?

— Д-да... — ответил я. Не говорить же, что я только что тут проснулся после попойки?! — А много тут живет? Я еще не успел освоиться...

— Народу... да не особо. Мы с женой и еще несколько семей по дороге. Дальше уже Албервилль.

— Албервилль? — непонимающе переспросил я.

— Да, вы его наверняка проезжали по дороге сюда. Вы как к нам приехали, через Ивернесс?

— Я...да, — промямлил я, судорожно пытаясь догадаться, что значат все эти названия. В географии я никогда не был силен. Кажется, Ивернесс — это в Шотландии.

— Хороша погодка, не правда ли? — прервал мистер Уинстэд повисшее было молчание. — Люблю снег.

— Да, я тоже. В Лондоне его нечасто увидишь.

— Вы из Лондона? Эк, вас занесло. Если вы никуда не спешите, как смотрите, чтобы выкурить пару сигарет и рассказать о столичной жизни? Знаете, меня всегда интересовало, как выглядит настоящая лондонская еда — с этими словами мужчина повернулся по направлению к своему дому и сделал приглашающий жест...

— Настоящая лондонская еда? — хмыкнул я. — Ее нет. Большинство горожан готовит полуфабрикаты. Есть еще арабы и африканцы, с их фирменными блюдами... Но овощи вообще лучше не есть. Их выращивают на таком количестве химикатов, что баллоны с зарином для "Анум-Синарике" — сущий пустяк...

И так, жаловался мистеру Уинстэду на лондонскую жизнь, а он — на сварливую жену и непослушное стадо овец.

Мы дошли до его дома — серого двухэтажного здания, неопределенной архитектуры. Залаял пес.

— Вы его не бойтесь. Подойдете ближе — и Рони тут же спрячется под домом, — успокоил меня мистер Уинстэд. — Он голосистый, но в душе добрый... Вы заходите к нам как-нибудь в гости. Тут не часто увидишь новые лица, нам с женой будет приятно.

— Почту за честь, — с улыбкой ответил я, попрощался с соседом и направился назад.

Выглянуло солнце и начало стремительно вытапливать лежащий повсюду снег. Побежали под ногами сверкающие ручейки. Все-таки весна, — улыбнулся я.

Подходя к дому, я впервые за утро осознал, что место было по-настоящему красивое. Здание горделиво возвышалось над дорогой метрах в ста от моря. Зеленая трава, корабельные сосны перед домом. Шум прибоя долетал словно издалека, но в этом была какая-то своя прелесть — не громко, но и не тихо и так... умиротворяюще...

Я заметил со стороны дороги гараж. Вспомнил про связку ключей в почтовом ящике, достал ее оттуда и нажал кнопку на черном брелке. Рифленая дверь стала с гудением подниматься, открывая моим изумленным глазам...

Глава 2

Старый кабриолет громыхал, как кастрюля, отсчитывая километры вдоль побережья. По правую руку желтой неровной полосой проносился берег. Будто неутомимый любовник, ласкало его темный край седое море. С левой стороны сменяли песок холмы с пожухлой прошлогодней травой. На них причудливыми грибами высились редкие усадьбы. Темнели вдали склоны гор.

Летом эти места, наверняка утопали в зелени, но сейчас листья украсили лишь одинокие дубы, цветными сполохами мелькавшие перед домами. Следов снега нигде не было, словно он и не шел недавно.

Было прохладно и свежо, и хмурое небо исподлобья посматривало на меня то появляющимся, то пропадающим в облаках сонным кругом солнца. Со свистом налетали потоки злого ветра, с размаху ударяя в ветровое стекло поднятыми в воздух песчинками.

Дорога вдоль побережья тянулась прямо, поэтому одинокую тонкую фигуру, бредущую по асфальту, я заметил издалека. С приближением, она обрела очертания женщины. Над вид ей было лет...да черт ее знает...молодая, в общем...стройная, рыжая, в белом платье странного фасона. В правой руке девушка несла бежевые туфли, и, как вы уже поняли (ну включите мозги!), незнакомка шла по асфальту босиком.

— С вами все в порядке? Может подбросить? — спросил я, поравнявшись. Машина ехала гораздо быстрее, даже на небольшой скорости, и приходилось все время притормаживать. Девушка обернулась, явив тонкогубое, с бровями домиком лицо. Внимательно посмотрела в мои глаза и, отведя в сторону спутанные ветром волосы, тихо улыбнулась:

— Нет, спасибо, — голос, похожий на шелест тысяч листьев окружил меня и разнесся многоголосым эхом. Странный голос...

— Неужели не больно так идти? Песок не колется? — Она остановилась, опустила взгляд к своим ногам, очень серьезно осмотрела их, поочередно выворачивая кверху ступни, и выдала:

— Шершаво, — снова мимолетная улыбка заиграла ямочками на ее щеках, чтобы тут же смениться налетом усталости — Вы никогда не пробовали ходить так? — Как-то чересчур серьезно спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила. — Я подумала, что такого шанса может больше не представиться. Не будешь же ходить босиком в городе, выйдет конфуз. А тут почти никого — ни лошадей, ни людей, и мусора нет. Мои ноги словно отдыхают. И несут меня, не переставая. У вас никогда не было такого — хочется идти и идти, без остановки, словно какая-то сила направляет...и тянет все дальше...

Слушая ее, мне вдруг нестерпимо захотелось остановить машину, снять свои обычные кеды и носки с медведями-пожарными, и...пойти вместе по этой дороге.

И... я так и сделал!

Она замолчала, пока я останавливал машину и разувался, и безмолвно пошла рядом со мной. Но это была не та тишина, что свербит у вас в носу, и вы судорожно пытаетесь придумать тему для разговора, а такая... уютная...откровенная...тишина.

Шелестели по асфальту наши ноги (и было действительно, не больно, а шершаво), выл холодный ветер, вздымая длинные волосы девушки. Вновь и вновь бросались на отмель волны. В плеске их то вздыхали прерывисто влюбленные на скомканных простынях, то возводились древние молитвы к ушедшим в небытие богам. Будто крещендо выл временами ветер, переплетался с криками чаек...