Сердце повелителя ведьм

— Невозможно... — я мотнула головой, ещё задыхаясь, потянула тугой, неровный от кружева лиф платья. — Такое скрыть от инквизиции невозможно.

— Я пользуюсь фонтисом, — длинные пальцы Хэлиша взметнулись к приколотому на галстук-косынку магическому амулету церковников. — И, в отличие от вас, могу въехать в страну без того, чтобы попасть на передовицы газет.

Этот бред, к несчастью, был осязаем: дрожавшая и потерянная, я стояла на коленях, мёрзших на холодном полу, и Каннингэм не хотел мне помочь. Опять меня собирались использовать в каких-то непонятных делах, снова человек, которому доверяла, и снова — с помощью Хэлиша. Ненавижу!

— Зачем вы это сделали? — поднявшись, я поочерёдно смотрела на них.

— Кэрри, — Каннингэм сцепил руки на животе. — Я всегда относился к тебе хорошо, позволил уехать и жить свободно.

— Знаю! — слёзы защипали глаза. — Но... но почему так и именно сейчас?

В груди было тесно от обиды, на Хэлиша я смотреть не могла — даже боялась — только на Каннингэма, продолжившего:

— Сейчас нельзя оставлять тебя без присмотра. Мне очень жаль, но выбора нет.

— И вы хотите, что бы за мной присматривал он? — ноги подгибались, я опёрлась на холодный край стола. Боже, как мне хотелось исчезнуть отсюда, спрятаться. — За что?

Каннингэм вздохнул:

— Если Доминатрикс получит контроль над твоим телом, Алоис остановит её, не причиняя вреда.

— Пустили козла в огород, — назвать истинную причину недоверия мешало наложенное Хэлишем заклятие неразглашения; я потёрла саднящую ладонь и в миллионный раз пожелала ему мучительной смерти. Села, расправила изумрудно блеснувший в свете подол и постаралась успокоиться: — Что дальше?

— Завтра приедут рыцари. Самые надёжные, — всплеснув руками, Каннингэм радушно предложил: — А не выпить ли нам по чашечке чая? С шоколадным печеньем, например, а то со всей этой суматохой я остался без завтрака.

Он издевался?

Глава 3. Чаепитие в военно-полевых условиях

Со спины Каннингэм казался молодым: прямая спина, широкие плечи, кудри без единого седого волоса. И сила, которую чувствуешь на расстоянии — словно солнце почтило визитом.

Включив чайник, Каннингэм в гробовом молчании достал из шкафа две упаковки шоколадного печения лучшей кондитерской магического Лондиниума "Золотая сладость", чашки, заварочный чайник.

Глава солнечных рыцарей хлопотал вокруг стола, как заправская хозяйка. Чайник бурлил. Незаметно покосилась на Хэлиша: уголок тонкогубого рта нервно дёргался.

— Кэрри, — поджав губы, Каннингэм выдержал многозначительную паузу. — Не хочу, чтобы возникло ложное мнение, будто я не доверяю своим людям, но было бы очень любезно с твоей стороны не посвящать их в тайну ваших с Алоисом необычных отношений.

— У меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

Только мне он его почему-то не дал.

— Какой чай: чёрный, зелёный, белый или цветочный? — улыбнулся Каннингэм.

— Цветочный, — я искала выход из ситуации и не находила: у меня разрешение на проживание только в пределах Лондиниума, и захочешь не сбежишь, а я ещё думала, что хуже быть не может.

— Прелестно, — Каннингэм засыпал шуршащее лепестками каркаде в заварочный чайник. — Алоис, присаживайся, угощайся.

— Вы мне ещё имбирных медвежат предложите, — Хэлиш сел напротив меня, но смотрел в сторону.

Неужели для разнообразия устыдился?

Залив кипяток, Каннингэм принёс из шкафа упаковку с имбирными медвежатами:

— Не знал, что ты их любишь.

Хэлиш натянуто улыбнулся:

— Я пошутил.

— Алоис, я не понимаю, когда ты шутишь, — Каннингэм скользнул пальцами по спинке стула. — Так вот, о гостях. Кэрри, тебе предстоит позаботиться об их комфорте.

— Не буду.

— Ты приглашена хозяйкой дома. Надо соответствовать указанному в запросе.

— Можно подумать, инквизиторы придут проверить, как я исполняю свои обязанности.

Губы Каннингэма дрогнули в полуулыбке:

— Такая умная и сообразительная девушка должна справиться. Не подводи меня и Виктора.

Сердце забилось чаще, Виктор — удар ниже пояса. Пришлось сдаться:

— Сколько рыцарей будет?

Беззвучная усмешка Хэлиша отбила желание о Викторе спросить: в другой раз, без этого ехидного свидетеля.

— Двое.

Я пожала плечами:

— Если они непривередливые, справлюсь.

— Замечательно, — Каннингэм налил мне полную чашку тёмно-красного горячего чая, сел рядом. — Они прибудут к ужину. Так же я и Алоис. И кардинал Тоунсенд...

В груди стало холодно:

— Кардинал Тоунсенд? — мой голос так страшно дрожал, всё внутри тряслось.

Каннингэм медленно кивнул:

— Да.

— Этот ублюдок... — дыхание перехватило, пришлось досчитать до пяти, чтобы продолжить, а голос срывался: — Он требовал, чтобы все ведьмы и колдуны покинули земли Альбиона.

— Людям свойственно заблуждаться.

— Я... мне... я не собираюсь заботиться о его комфорте! — я подскочила, и опрокинутая чашка покатилась, горячий чай растекался по столешнице. — И изображать радушную хозяйку перед этим уродом тоже не буду!

Хэлиш тёр подбородок, зрачок ненормального левого глаза расширился и пульсировал. Меня передёрнуло, отвернувшись, я продолжила говорить тише и ровнее:

— Не смогу находится с ним в одной комнате и не сделать... чего-нибудь страшного. Это невозможно.

— Кэрри, он изменил свои взгляды, — коротким жестом Каннингэм развеял чай.

— Плевать! Это из-за его проповедей Адам Смит пришёл с бомбой в детский садик. С бомбой. Против детей, — голос дрожал сильнее, я навалилась на стол, сказала — выдавила сквозь спазмы — в веснушчатое лицо Каннингэма: — Вы забыли, что в том взрыве погибли мои родители, брат, и чуть не погибла я?

Каннингэм не отвёл уверенного взгляда:

— У Тоунсенда дочь — ведьма. Узнав о её сущности, он несколько часов провёл, раскачиваясь, как сумасшедший, и бормоча, что бог жестоко покарал его за тщеславие и грехопадение. Но в итоге решил: это не кара, а указание правильного пути, и дочь — знак, что ведьмы и колдуны не зло.

Я расхохоталась: было так странно, легко и горько. Каннингэм откинулся на высокую спинку стула. Хэлиш покачал головой:

— Столько шума из-за отрастившей огромную седую бороду новости. Об этом даже в газетах писали. Где Вы были всё это время?

Я быстро утёрла проступившие слёзы:

— Не твоё дело.

— Кэрри, — строго посмотрел Каннингэм, — будь любезнее, ты же леди.

Щёки обдало жаром. Даже во времена ученичества я с Хэлишем не расшаркивалась и теперь не собиралась! Но покалывание в ладони напомнило, что он может силой добиться любезности...

— Здесь нет леди, Каннингэм, не делайте вид, что не понимаете этого, — Хэлиш смотрел на часы, светлый профиль чётко выделялся на фоне тёмного дерева, и мой взгляд невольно скользнул по сети тончайших, белёсых шрамов по виску — словно сосуды когда-то взорвались и оставили эти росчерки, уходившие под густые пепельные волосы.

— Алоис, — Каннингэм отчитывал его тем же тоном, что и меня. — Подобные замечания непедагогичны.

Хэлиш неторопливо повернулся к нему:

— Можете перенести нравоучения на завтра? — левый зрачок расширился до размера радужки, уголок губы под ним нервно дёргался.

Что-то происходило. Хэлиш почти невежлив, что для него странно, если не сказать дико. И... измотан. Да, он не постарел, как показалось вначале, а измотан, на нервах.

— Да, конечно, — прервал череду моих размышлений Каннингэм и размашисто потянулся к десерту. Хрустнуло надкушенное печенье. Каннингэм виновато улыбнулся, отряхивая крошки с редингота: — Прошу прощения за ужасные манеры, но шоколадные печенья заставляют меня забывать обо всём.

— Я могу идти? — Хэлиш уныло поправил в галстуке фонтис.

— Побудь с нами ещё немного, — с мягкой улыбкой — только глаза не улыбались — попросил Каннингэм. — Вы с Кэрри давно не виделись, есть о чём поговорить: ну, знаете, эта милая болтовня между бывшими учениками и преподавателями, это же так естественно.

— Да, разумеется, — обречённо согласился Хэлиш.

В отличие от него я не подчинённая Каннингэма и не собиралась играть в непонятные игры по неизвестным мне правилам:

— Послушайте, мой дорогой лорд Каннингэм...

Он смотрел с вежливым вниманием, я немного смутилась:

— Я его не переношу, и вы это знаете. Прекратите издеваться, я прилетела сюда не ради этой... этих... этих глупых, непонятных, надуманных разговоров, не ради игр в счастливую встречу ученицы с преподавателем, я прилетела за...

А зачем я прилетела?

— Юная леди, — улыбнулся Каннингэм. — Дожив до моих лет, ты поймёшь, какое это наслаждение — после тяжёлой ночи спокойно пить чай и вести нелепые разговоры.

Хмыкнув, я отвернулась, сложила руки на груди. Внутри всё клокотало от гнева.

— Хорошо, — Каннингэм отодвинул чашку. — Поговорим о твоих обязанностях хозяйки дома.

— Организовать ужин, я поняла.

— Да, что-нибудь уютно-домашнее, но по первому разряду, с учётом высокого положения гостя.

Я мысленно досчитала до десяти:

— Вы хотите его смерти?

Каннингэм выдержал двусмысленную паузу.

— Нет, — и улыбнулся слишком уж любезно.

Детские и юношеские впечатления о нём были куда приятнее.

— Я не получила зачёта по ведению домашнего хозяйства и этикету.

— Знаю, дорогая. Алоис поможет. По этикету у него был высший балл.

Я возвела очи горе.

— Он знает чудесные рестораны, там можно заказать самые изысканные блюда...

— Ещё что-нибудь?

От испытующего взгляда хотелось спрятаться, я дёргала тонкое кружево манжета.

— В нюансы дела посвящу после ужина, — Каннингэм сделал несколько глотков и отставил чашку.

Он ждал ответа.

— Ничего не понимаю, — призналась я, выпуская кружево; пригладила платье на коленях.

— Понимания я не требую, я прошу исполнить просьбу, только и всего. Ты согласна?

А что мне оставалось?

— Да... — я смотрела на косое плетение сочно-зелёной ткани. — Но зачем устраивать ужин здесь? Вы можете встретиться с кардиналом в Академии, у себя дома, у него в резиденции, где угодно, — голос на миг сорвался, я перевела дыхание. — Зачем моё присутствие? Вы же понимаете, я могу наговорить кардиналу гадостей. Зачем такие сложности?

Каннингэм улыбнулся, как неразумному ребёнку:

— Часто обходной путь приводит к цели раньше и безопаснее прямого.

— У вас плохо с геометрией, — я сцепила нервно дрогнувшие пальцы, а Каннингэм самодовольно признался:

— По геометрии у меня был высший балл.

— Так же как по казуистике, — Хэлиш снова поправил фонтис.

— Да, и по казуистике, — ничуть не смутился Каннингэм.

Надо поскорее заканчивать неприятный разговор:

— Итак, завтра я должна приготовить ужин, правильно?

— Совершенно верно, — кивнул Каннингэм.

— На пятерых.

— На шестерых. Встреча в полвосьмого. Ужин в восемь.

— Понятно. Как... — я прикусила губу. — Честно говоря, не организовывала ничего подобного, а школьный курс помню плохо.

— Алоис поможет, — Каннингэм не дал мне возразить. — Не отказывайся от помощи. К тому же Алоис всё равно будет здесь жить.

— Что? — всё внутри перевернулось, я надеялась, что ослышалась. — Он будет жить здесь?

Хуже не придумаешь! Я же... он...

— Да, будет жить здесь, — Каннингэм взял печенье. — Присматривать за тобой.

— В чём, на мой взгляд, нет абсолютно никакой необходимости, — Хэлиш снова смотрел на часы.

— Я считаю твоё присутствие обязательным, — в голосе Каннингэма зазвучал металл.

— Он будет здесь ночевать? — я не смогла скрыть страх.

— Да.

— Э-э, но... мы будем одни, а я... беззащитна.

Хэлиш смерил меня уничижительным взглядом:

— В этом мире не так много вещей, ради которых я согласился бы лишний раз к вам приблизиться, и ни одной из них у вас нет.

Волна злого жара прокатилась по телу, слов не было.

— Алоис, — Каннингэм помедлил. — Где твоя вежливость?

— Продал, — бесстрастно пояснил Хэлиш.

— Рад, что у тебя проснулось чувство юмора, но сейчас не до шуток. Будь серьёзнее, из вас двоих взрослый ты, — Каннингэм поднялся. — Надеюсь, вы поладите. Кэрри, уверен, гости будут от тебя в восторге. Всего хорошего.

Небрежно кивнув, он степенно покинул кухню. Некоторое время слышались шаги, потом тихий лязг открывшейся и закрывшейся двери.

Я осталась один на один с самым ненавистным человеком.

Полностью в его власти.

Глава 4. Разговор с чудовищем

Тишина. Что делать? Что говорить? Зачем?

Из внутреннего кармана вынув белоснежный блокнотный лист и ручку, Хэлиш что-то ровно написал и протянул мне:

"К. наложил заклинание подслушивания. Если минут десять мирно побеседуем о пустяках, он успокоится".

Я посмотрела на Хэлиша: правда измотан. Болен? Что опять задумал? Вздохнув, он черкнул пару строк. Теперь я сама взяла листок.

"Неужели думали, К. уйдёт, не убедившись, что мы не собираемся вредить друг другу?"

Отобрав ручку, я быстро написала: "Сейчас мне это сделать несколько затруднительно".

— Вы, кажется, уезжали заграницу? — резко прозвучал в тишине его хрипловатый голос.

От неожиданности сердце заколотилось быстрее.

— Да, жила на Майорке.

— И как там?

— Красиво, тепло... — прожила уйму времени, а сказать нечего. — Там люди хорошие, много фруктов, цветов...

Теребя фонтис, Хэлиш задумчиво смотрел в сторону:

— И просто рай на земле.

— Это ты к чему?

— Прочитал где-то, к слову пришлось, — Хэлиш подпёр щёку рукой. Непривычно было видеть его в фривольной позе: обычно он держался словно на официальном приёме во дворце. — Наверное, возвращаться не хотелось?

— Так сложились обстоятельства, — я ожидала подвоха. — А как у тебя дела?

Он вяло пожал плечами — удивительно по-домашнему:

— Как обычно.

Хэлиш всегда был мне неприятен вообще всем, даже правильные черты его лица казались неприятными. Я не хотела с ним говорить. Хэлиш выводил на бумажке завитки и ничуть не интересовался моей жизнью. Жизнью, которую испортил он!

— Чем собираетесь угощать гостей?

— Не знаю, — ненависть снова закипала во мне.

— Ну вот, а Каннингэм так на вас надеется, — с притворным разочарованием укорил Хэлиш. И продолжил мирно: — Советую позаботиться об ужине заранее. Сегодня.

— Поможешь? — свалить бы на него все хлопоты.

— Я? — Хэлиш смотрел на меня с сомнением.

— Каннингэм уверял, что я могу рассчитывать на тебя как на отменного специалиста по ресторанам.

— Я похож на завсегдатая ресторанов?

— Ну, да, с такой внешностью... — я осеклась, вспомнив, каким желанным гостем он был у прекрасной, божественной Шарлотты... и сидел на её заветном пуфике для возлюбленных.

— Можете продолжать, — любезно предложил Хэлиш.

Наверное, заготовил колкий ответ на оскорбления. Я вежливо отказалась:

— Полагаю, не стоит.

— Неужели иссяк запас фантазии?

Он насмехался, остаться в долгу я не могла:

— Как ни называй, уродом был, уродом и останешься. Не вижу смысла напрягать язык... и фантазию.