Божий отрок

— Вот что Осип мальца твово азм с собой возьму, надобно его великому князю показать, да и ты собирайся со мной поедешь.

Так я оказался на пути в столицу Владимиро-Суздальской земли. Обоз игумена выписывал знатные вензеля в пути. Столь замысловатый след объяснялся просто: розвальни шли строго по руслу реки Колокши. Дорог в нынешнее время на Руси практически нет. Почти вся торговля идет по рекам и лишь там, где нет водного пути, имеются кое-как расчищенные от леса узкие грунтовые прогоны. Именно поэтому подати с населения издавна собирались в зимнюю пору, летом во многие селения можно просто не добраться. Пройдя по белому пути сквозь дремучие леса и изредка встречая обжитые места, обоз внезапно вывалился из соснового ущелья на простор отвоеванного у леса предполья окрестностей столицы.

Крепкие деревянные стены Владимира смотрелись грозно и внушительно, кое-где в местах ремонта светясь янтарем нового дерева. Бревенчатые укрепления на высоком валу с глубоким рвом перед ними, утыканном остриями кольев, венчались узкими бойницами, с устроенной поверху двускатной дощатой кровлей. Укрепления города были совсем не лишними, учитывая частые междоусобные войны.

На нашем пути показались монументальные, подавляющие величиной Золотые ворота Владимира, крытые медными позолоченными листами. Как поведал игумен, они сложены из белого камня, княжьими мастерами меньше полувека назад, под руководством забытого фрязина. Сооружение, оказалось расписано батальными сценами и фигурами святых.

Мы въехали в город, полный людей. Ныне это столица первейшего и сильнейшего княжества на Руси. Укрепления разделяют его на три части: Новый, Мономахов и Ветчанный, то есть ветхий город. Крепостная стена на высоких валах опоясывает все три части города, при этом город Мономаха, ещё прозываемый Печерним, также отделен от других частей крепкими стенами. Здесь же расположен и детинец. Новопостроенная белокаменная стена с проездной башней отсекла небольшую южную часть Мономахова города вместе с подворьем епископа, дворцом великого князя и каменными храмами Успенского и Дмитриевского соборов, от прошлых и возможных в будущем волнений среди горожан. Город Печерний — центр столицы великого княжества заложен князем Владимиром Мономахом, чуть меньше ста лет назад. Новый и Ветчанный город, а также каменная стена детинца возведены совсем недавно великим князем владимирским Андреем Боголюбским, пока Всеволод, его младший брат, жил в изгнании в Царьграде. Ветчанным, то есть ветхим, небольшую часть города прозвали от того, что городские стены в нем, почему-то очень быстро погнили и пришли в убогое состояние, а чинить их не стали.

Через несколько дней игумен привел меня к великому князю Всеволоду Большое Гнездо и рассказал мою историю. Всеволод, русоволосый суховатый мужик лет пятидесяти, усатый и без бороды по варяжскому обычаю, был одет в шелковую рубаху с вышивкой, синие штаны и на ступнях по-домашнему тапочки. Сидя на лавке в накинутой на плечи меховой шубе он как-то рассеянно выслушал игумена. Попросив старца, помолится за семью, князь выставил его из палаты и, мельком глянув на меня, произнес громким голосом в сторону двери:

— Истома!

Несколько мгновений спустя в проем вошел невысокий грузный старик.

— Чего прикажешь государь?

— Возьми сего мальца и поспрошай: откель взялся сей подметный отрок. Кто его надоумил Симона обмануть. Да не страшись его калечить. Руци и ноги ему скрути, огнем пытай, токмо, дабы не помер, смотри. И язык не рви.

— Князь, ты чего творишь? — Вопросил я Всеволода Юрьевича.

— Увериться желаю, або не подсыл ты.

— Ты княже устроил удел свой вельми великим и грозным, потому видно разумный муж. Почто желаешь курицу, что несет золотые яйца на вертел насадить и огнем изжарить? Коли съешь ту птицу сам нести золото не сумеешь! Ты спроси меня, как сделать оружие, дабы стать наисильнейшим государем на свете, али как устроить державу свою, величайшей во вселенной.

— Вот на дыбе все и обскажешь.

— Князь, не дури. Азм смерти не страшусь, токмо пытки тебе не спущу. В моей власти наказать тебя страшно.

— Каковым же обычаем? — усмехнулся Всеволод.

— Скоро, очень скоро придет на Русь с полудня войско неисчислимое, как море затопит оно землю нашу. Смерть станет пировать в твоей гриднице. Дети твои под нож пойдут. Бояр, воев, чорных людей, сгинет без счету. Господь меня послал, дабы спасти православный люд, або коли не веришь мне и предашь волю божью, понесешь за то кару.

— И когда ж мне ждать нашествия страшного?

— Тебе не дожить, або дети твои полной чашей хлебнут горюшка. Ты уж им не сказывай, абы сам повинен в их бедствиях, ибо проклянут тебя наследки и весь род русский во веки веков.

— Откель же возьмется сила страшная? Сказывай, ежели все ведаешь, но гляди, коли лгать примешься, азм пойму тотчас.

— Далеко на восходе поля бескрайние лежат, в тех землях живут кочевники, словно половцы дикие. Многие годы там стояли леты мягкие и скот, коий едят те люди, вельми размножился. От того и людишки те стали плодиться без счету. Сии воины всадники умелые, с младых лет на коне скачут и стрелы мечут. Вскоре придет сушь на поля их, скот падет и тогда все племена тамошние, дабы спастись от бескормицы, выберут себе великого князя и поведет он конное войско своё на Кидань-страну, оттуда в Гиндустан, Персию, потом к огузам и Сурожскому морю. И в пути тот вождь разорит все земли, кои не поклоняться ему. А из покорных земель станет он брать воинов для войска своего. И придет то войско на Русь и пожжет города, и людей русских побьет без счету.

— И чего же делать мне прикажешь? Как уберечься от того войска?

— Ну, князь, сего в двух словах не обскажешь. Но только надобно не уберечься, а устроить так, дабы сеё войско, придя на Русь, тута и упокоилось до последнего воина. Есть к тому способы.

— Истома. — Обратился князь к старику. — Запри сего отрока в подклеть и гридей приставь, дабы не сбег и бережения для. Азм думать буду про него, и отца его ко мне пришли для разговору.

Ну, сидение взаперти в подклети гораздо лучше висения на дыбе. Несколько дней я ел, спал и думал. Наконец меня снова провели в палаты князя.

— Азм не верю тебе. Не может Господь таковым злым быти на Русь. Грехи наши велики, обаче не настолько, дабы будто древние содомитские города израильские изничтожать. Тако не может того статься. Токмо увечье отцу свому ты исправил — то чудно. Люди сказывают, своими руками родного отца резал и тако творил, чего никто делати не смеет. Столь юный отрок ведать хитростей таковых не может. К чему ты ему золото в руци зашил?

— Дабы кости срослись, надобно скрепить их было. Железо, серебро али медь к тому не годны. Ржа их ест, али потравиться можно до смерти. А злато вечный металл, бо и опосля, како перелом срастется пластину можно вынуть.

— Ты что же разумеешь лечебное дело?

— Азм таковое знаю, что лекари твои, уж прости княже, како дети малые перед стариком древним.

— Ладно, ладно. Опосля станешь бахвалиться. Нынче надобно мне, как энто, тьфу. Ну, вскую Господь дитё послал? Как великих дел требовать, коли тебя от титьки едва отняли?

— Христос сосунком на землю пришел, а ноне все кланяются его памяти и подвигу во имя людского роду.

Великий князь глянул серьезно:

— Али ты не юнец? Словеса мудрые. Ну, раз так, дело у меня к тебе. Коли выручишь стану слушать тебя, коли нет, отошлю тебя в лес, взад ко смердам грязь копать.

— Чего желаешь? — напрягся я.

— Тиуна зарезали нынче. Здеся в палатах. Кровь есчо не остыла, вызнай кто убивец. Брата мово старшого Андрея ближние бояре порешили. Не желаю азм его судьбину на себя поять. Не смогу впредь спокойно жить, коли изменник незнаемый подле меня ходит.

— Князь, мертвеца не спросишь... Хотя, покажи покойника.

Тот мрачно посмотрел и махнул рукой, зовя за собой. Пройдя, в сопровождении охраны, несколько переходов, мы оказались у двери подклети. Перед ней стояли еще два воина.

— Никто не пытался войти? — вопросил государь.

— Нет, государь.

Открыв дверь, мне указали на тело. Мужчина, лежащий на полу ничком, был сражен единственным ударом в спину. Стальной клинок, в кровавой ране, имел рукоять из желтоватой кости, отделанной серебром, с крупным изумрудом в навершии.

— Дорогой нож, — заметил я.

— То-то и оно. Сына моего окорник, из добычи рязанского похода. Сё оговор, вестимо, обаче след ведет к Константину. Токмо претит мне мысль, абы грех сей бысть на руцах его. Да и навет больно нарочит. Кто-то воду мутит, и азм желаю вызнать кто. Чего скажешь? — обратился он ко мне.

— Вели князь дать больше света. — Слуга, по знаку принес еще один подсвечник.

Я, наклонившись, рассмотрел рукоять. Полированная кость отсвечивала бликами, на ней были отчетливо видны отпечатки пальцев. Скользкая поверхность рукояти вынудила убийцу крепко обхватить нож.

— Княже, отошли людей азм тебе тайну реку. — Всеволод, выставив за дверь слугу и воинов, прикрыл дверь. После чего уставился на меня.

— Посмотри на руку свою государь.

Тот непонимающе уставился на пятерню.

— Есть люди, во Христа не верящие, так они сказывают, абы на ладонях написана судьба человека. Но то так, байки, а вот чего правда, так то, что на руцах человечьих узоры есть. И те узоры у каждого свои. Коли желаешь имать убойцу слуги своего надобно срисовать с рукояти ножа те завитки, что остались на нем, а опосля сличить с отпечатками рук всех людей в твоем тереме, да гляди, дабы никто не сбежал. Коли тако сделаешь, поймаешь татя, а уж у него и спросишь почто тот грех на душу взял.

— Хитер ты, отрок, то бишь, как звать-то тебя?

— Вадим азм.

— Ты ступай Вадим покуда сызнова под надзор, нынче мне недосуг, а опосля, коли злодея словим, решу, чего деять станем.

— Государь, удар больно удачный. — Отметил я, покидая место преступления.

По команде князя воины снова отвели меня в подклеть.

Через день я снова оказался в покоях государя.

— Сработала твоя уловка, споймали убивца. Гридь, подкупленный, по наущению дядьки-воспитателя сына мово Юрия, краденым ножом тиуна зарезал. Боярин-суздалец желал Константина опорочить и лучшей доли своему князю добыть. Что же, супротив правды не пойдешь. Видать, ты и в правду горним светом осенен. От себя теперь не отпущу. Чего присоветуешь про войско вражье? Коли ты такой мудрец.

— Об войске чуток попозже станем думать, тебе, великий князь, перво-наперво надобно стать царем Руси.

— Эк ты... Юнец шустрый. Прям таки царем? А чо ни Василевсом Цареградским сразу? Кто ж меня царем признает-то? Тута у нас, что ни князь — то великий. В кажном городке свой государь.

— Есть способ. Про меня слухи ходят ужо, або азм Господом возвращен на землю?

— Ну, есть таковой слушок, святые старцы об том во церквях балакают.

— Надо великий князь меня объявить Божьим вестником. Дабы в каждом храме провозгласили о чуде Господнем. Правду. Господь с того света возвернул, дабы нести на Русь мир, порядок и божье слово.

— Нда. Ты, азм даже не ведаю чего сказать. Не слишком круто берешь?

— Тебе в первую голову сие надобно. Коли азм именем Христа признаю в тебе помазанника и единого царя Руси. Кто супротив слово поставит?

— Силен ты, хоть и мал. Князья стеной встанут, не поклонятся. Да города первые, кои вечем живут. Им царь не надобен. Оне своей волей крепки.

— А коли церковные старцы за тебя встанут? Токмо надобно дабы первые люди церковные признали чудо, а уж опосля и тебе на чело корону возложим.

— Людишки посадские не удоволятся. Ныне в набольших городах князей зовут вечевым приговором. Бывало, изгоняли посадников, кои ко двору не пришлись. А церковники что ж? Ты думаешь вся Русь Христу молится? Да отъедь на пару верст от городка какого, так и узришь у дороги болвана. Капищ Перуновых по лесам не счесть.

— Нету государь мой другого пути. Коли едина станет Русь, сломается об нее мунгитское копье, а ежели останется разделенной, то и князья гордые и смерды под нож пойдут. А что до городков вольных, то се надобно пресечь. Вече запретить вовеки, от него одна суета. А городам дашь уставную грамоту, дабы правили по правде, но власть твою никто хулить бы не смел.

— На новгородском престоле сын мой Константин сидит на княжении. Не мыслю ломать уклад вековой. Кровью обернется се.

— Опять скажу тебе: выбора нету у тебя. Ломать надобно старину, коли выжить желаем. Надобно упразднить все княжества, титулы оставишь, а все земли возьмешь себе. Наследником станет только один твой сын, остатние должны будут ему поклониться и служить, како прочие князья и бояре, и братья кровные тож. И уделов никому давать нельзя. Войско в царстве будет только твое, остатним князьям дружину держать воспретить.

— Князья не смирятся. Война вспыхнет, страшнее не бывало.

— У тебя же государь ноне сильнейшая держава?

— Так-то да, но купно супротив всех князей мне не выстоять.

— Азм государь про нонешние дела на Руси знаю мало, ты есть великий князь. Токмо внегда женка дите рожает, так с болью, кровью и криком, або опосля любит мальца и бережет. То, что сотворил Ярослав Мудрый, поделив Русь меж сынами своими, вельми глупость великая. Тебе, его потомку, надобно исправить дурной путь. Азм княже ведаю множество мастрот: стекло, ткани, бумагу, оружие, корабли. Станем государевы заводы ставить великие, опосля торговать красным товаром с закатом и восходом. Да, скажи на брегах Варяжского моря, немцы города держат?

— Нету тама немцев. Язычники дикие живут, Христа не ведают.

— Скоро, скорее великого войска поганого на земли те придут немцы оружные. Станут города каменные ставить и крепости, да язычников к латинской вере примучивать. Оне воевали бесерменов во святой земле, да те им тако надавали тумаков, або немцы-вояки оттудова сбегли и желают тут на чухонцах отыграться. Коли упустим время, тяжело будет их из каменных крепостей выковыривать и ересь латинскую из людишек искоренять. Надобно тебе государь заложить там города сильные и населить их нашего корня людьми многими и немцам дать такой укорот, дабы те при виде русского мужика ссались.

— Где же азм людишек на то возьму?

— А како князей станешь усмирять, города зорить, там и наловишь.

— Жесток ты, Божий отрок.

— Не мы такие, княже, жизнь такая.

— Мнда. — Задумался князь. — Оно конечно, молод ты исчо, обаче олафа тебе надобна по заслугам. Быть тебе чашником моим. Тако же нож, коим лишили живота ближника мово, пущай твоим будет. Ножи не дарят, або коли ты на службу ко мне пришел, стало быть воином стал, а ратная справа с господина завсегда. Обаче меч тебе великоват. Коли ты пешком под стол ходишь покуда, то и ножик сей тебе за место кладенца сойдёт. — Пошутил великий князь

В конце марта состоялся собор первых иерархов православной церкви Руси. На двор игумена Симона во Владимир собрались архиепископ Новгородский Митрофан, епископ Полоцкий Каллист, епископ Черниговский Исакий, епископ Ростовский Иоанн, епископ Юрьевский Симеон, а также несколько архимандритов и игуменов монастырей. Митрополит Киевский и всея Руси Никифор II сослался на слабое здоровье и не приехал.