Божий отрок

Божий отрок.

Глава 1.

Меня зовут... Как же меня зовут в этот раз? Как меня звали в первый раз? Какой он первый? Я возрождаюсь в новой жизни, и помню прошлые. Наверное, так происходит со всеми, только человек приходящий в мир младенцем, без осознания, без воли и разума, память теряет. Взрослея и понимая себя человек, может и смог бы принять свои прежние жизни, но их уж нет, забылись. А я почему-то попадаю в тела, получающие второй шанс, наверное, поэтому все помню. Вот как-нибудь переселюсь в младенца и стану как все. Всегда думал, что в идее индуизма что-то есть. Уже жил какой-то страдалец цепью перерождений и помнил прежние. Кто? Кто устраивает этот круговорот душ?

На этот раз мне попалось тело десятилетнего сына вечно хмурого и не разговорчивого мужика по имени Осип Лютый. Теперь меня зовут Вадим. Отец моего нынешнего вместилища много пьёт, но запои все еще не сказались на его рассудке и крепком телосложении. Судя по многочисленному боевому оружию и броне, что я видел в сундуке, раньше он был удачливым воином, но сломанная и неправильно сросшаяся правая рука не позволила больше следовать воинской стезёй.

Двор у Осипа не богатый. Топящийся по-черному старый деревянный дом с сенями, чуть углубленный в землю и ею же обсыпанный для тепла, пристроенный сарай из жердей, крытый соломой, давно заброшенный пустой хлев, неказистого вида. Даже собаки нет. Окрест, на полдня пути, лишь непролазная чащя. Река рядом. Тихо. Вокруг никого. В этом-то и моя проблема — не затеряться.

Пара дней прошла в тягостном молчании. Я, стараясь быть незаметным, хлопотал по дому, прибирал, стирал, кормил десяток кур. Но в этот раз скрыть себя не удалось, как давеча. Здесь на дворе всего два человека: Осип и я. Изменения поведения и привычек не скроешь, да и навыков к домашней работе у меня нет.

Как рассвело, откушали каши из полбы и вареных яиц, но выйти из-за стола Осип мне не позволил. Сам встал, дошел до двери, подпер её лавкой, после чего, вернулся, и резким ударом, вогнав в столешницу нож, уставился на меня.

— Ты кто есть? Держишь себя не по чину, абы боярин какой, али князь. Словеса речешь словенские, ано не русским обычаем, а будто болгарин? Смерти моей не желаешь, вижу: почивать ложишься без опаски, в еду зелий не суешь, обаче чую: не мой ты сын. Мож ты обвертень? Токмо как крест носишь, да молитву творишь, и батюшка тебя честным христианином признал. Сказывай, не то порешу и кол осиновый уж готов у меня!

Мною, конечно, были замечены косые взгляды мужика, вот только куда деваться? Вокруг дремучий лес. Ну, сбегу наугад, явлюсь на крестьянский двор, какой найду, только окрестные земли поднадзорны тому же Осипу и меня тут же вернут обратно. Бежать куда дальше? Так лесами волки и медведи, здесь не двадцатый век с почти истребленной фауной. Так что побег отпадает. Упереться и сослаться на болезнь не выйдет — Вадим был единственным выжившим ребенком у калечного дворянина. Уж отец-то сына своего знает. Так что продумывать неизбежный разговор я принялся практически сразу после воскрешения.

— Не оборотень азм. Господом богом послан для спасения русского люда. Уж прости Осип, токмо сын твой помер. Моя душа в теле его оказалась не своей волей, так горние силы пожелали.

— Стало быть, ты сына мово кончил. — Сказал сам себе воин и взялся за нож.

Я, стараясь сохранить спокойствие, ответил:

— Твой сын к моему рождению был мертв уже три дня. Услышь — Господом послан азм для спасения Русской земли.

— От какой такой напасти?

— Помысли самое страшное горе. Самую великую беду на Руси?

— Голод многолетний, черная смерть?

— Хуже, войско поганое, три раза по сто тысяч всадников! Пройдет оно по Руси и останется от городов и сел лишь дым и пепел. Весь люд мечами посекут, селения выжгут, храмы порушат, камня на камне не оставят! Мужей, жен, стариков и детей, всех от мала до велика, изничтожат, али в полон уведут, для тяжкой доли и забав. Ты не в силах и помыслить сколь много люда русского поляжет в землю — бессчетно!

— Не может того статься! Господь не попустит.

— Окромя Господа есть и диавол. Мою православную душу, Господь прислал. А врази презлые, кои придут на Русь и есть поганые, потому как от диавола.

— Как же ты желаешь спасти Русскую землю?

— Мудрости мне Господом дадены многая.

— Мне словес мало. Надобно дабы Вседержитель дал знак мне об тебе, де явлен вышними силами, а не диавольским измышлением.

— Что же — выложил я свой козырь на стол. — Божией волей могу азм руку тебе исцелить, ано коли сомневаешься ты в Господе, в наказание станет это для тебя болью страшной!

— Прям излечишь? Прям стане как прежде? — не поверил мне Осип.

— Станет. Богом клянусь.

— Тода живи, — после заминки ответил мне мужик. — Токо коли обманул меня, горло вырву тебе.

Для начала расспросил нынешнего отца о прежней жизни. Я единственный выживший ребёнок. Братья и сестра померли, кто в младенчестве, а кто, дожив до пяти-семи лет. Осип — крепкий мужик возрастом за тридцать, сидит на хозяйстве боярина из свиты владыки Владимирского стола. Раньше Лютый состоял в гриднях при великокняжеском дворе, хаживал в походы, участвовал в междоусобных войнах. Как-то из такого набега привез полоняницу, которую сделал своей женой. Та, родив ему четырех детей, померла. Осип запил и в следующей стычке получил боевым топориком по деснице. Да так неудачно, что и наруч не уберег. В походе не доглядел, и кости предплечья срослись неправильно. Правой рукой владеть не смог и за прежние заслуги боярин оделил его деревенькой, да посадил смотреть за крестьянами на вотчинной земле. Осип не тиун, то есть за хозяйством не доглядывает, за ним охрана нескольких деревенек и двух сел, расположенных по берегам ближних рек от лихих людишек и татей.

Я попросил засучить рукав и осмотрел увечную руку. В результате удара боевого топора поврежденной оказалась нижняя треть локтевой кости предплечья. Закрытый полный поперечный перелом со смещением. Непонятно почему деформацию не вправили сразу. Позже прошло неправильное сращение кости предплечья. В результате травмы рука потеряла функциональность.

— У тебя деньги есть? — Спросил я калеку.

— Чего сие?

— Ну, серебро, золото?

— Злата нету, сребра три гривны с добычи воинской в тайнике схоронены.

— Как же ты их не пропил?

— Вскую? Смерды жалуют бражкой, коли попросишь, ано и стребовать можно завсегда. Азм голова над ими. Кто супротив вякнет, не гляди на десницу увечную, у меня и шуйца тяжела.

— Значит, слушай: дабы излечить тебе руку, надобно мне кое каких вещей. Самое дорогое это пластина и особые гвозди из золота.

— Ты чего несешь, какое золото?

— Тебе рука надобна?

— Вестимо. Азм ноне как полмужика. Здоров как тур, а десницы нету.

— Значит, меня слушай. Во мне не ребятенок малой сидит, а старик. Токмо ты об сем никому не сказывай. Говори, мол, Господь возвернул тебе сына с божьим благословением.

Перечень для операции получился изрядным. К пластине и заготовкам под винты требовались воротки для кости, несколько скальпелей, зубило, молоток, зажимы, бинты, крепкое вино и много чего ещё, но окрыленный возможностью снова стать здоровым увечный воин был согласен на любые траты. Через несколько дней, собрав из дома все ценные вещи, кроме боевого оружия, он уплыл на старом насаде по реке на торжище в стольный Владимир, увозя с собой вырезанные из дерева модели потребных для операции приспособлений и инструментов.

Необходимость именно золотой пластины для коррекции перелома была вызвана инертностью этого металла. Титана здесь нету, железо поржавеет, от серебра и меди можно получить сильнейшее отравление. Так что выбор не велик.

На дворе стоит июнь, новый год начался несколько месяцев назад. В нынешние времена отсчет нового года начинают с марта. На самом-то деле наиболее правильный обычай: новая жизнь, новый год.

С деньгами тоже нелепица: денег нет, ну практически. Вся внутренняя торговля меновая. Определенным денежным эквивалентом являются шкурки ценного пушного зверя: куницы, соболя, бобра и белки. Монета на Руси не чеканится вовсе, а та, что приходит с востока и из Европы не имеет между собой весового соответствия. Поэтому, когда дело касается серебра, пляшут от веса. Одна серебряная гривна слитком, весом чуть больше двухсот грамм, равна четырем гривнам кун. Одна гривна кун равна двадцати ногатам, или пятидесяти резанам. При этом серебряная гривна новгородская тяжелее на сорок грамм киевской. Так что монетное серебро, приходящее в страну от международной торговли, не используется во внутренней в виде номинальных денежных единиц, в расчет принимается сам вес благородного металла.

Через пару недель Осип вернулся из столицы. С ним по уговору из Владимира прибыл кузнец. Мне понадобится помощник, батя нынешний уж больно здоров, и коли начнет буйствовать или ворочаться во время операции, в общем, помощник нужен.

Осмотрев привезенный инвентарь, посетовал на грубость исполнения, но тут уж делать нечего, придется работать с тем, что есть.

Наутро пациент с кузнецом вынесли стол на двор.

— Глянь ко батя: на сосне Богородица сидит! — воскликнул я, указывая на пушистые ветки. Осип, оторопев от такой чепухи, уставился на дерево. Кузнец, по уговору, выдал смачный прямой в челюсть, и увечный мужик рухнул как подкошенный. Вся надежда была на удар опытного кулачного бойца, анестезии-то нету. Развлечений на Руси не густо: скоморохи с дудками, певцы-сказители, народные гуляния по праздникам, да кулачные бои один на один, стенка на стенку, и свальный бой. Так что народ русский кулаками махать любил и умел.

Уложив с помощью коваля беспамятного на божью ладонь, я обрил поврежденную руку и привязал пациента к столешнице. Кузнец с любопытством наблюдал за действом.

Сломанная рука была зафиксирована на груди. Продезинфицировав участок разреза, приступил к операции. На самом деле текущая процедура была не очень сложной. Легкая доступность к травмированному участку сильно облегчала дело. На подобную операцию с ногой я бы не подписался. Сломав с помощью инструментов, неправильно сросшийся перелом и зачистив его от костной мозоли, наложил золотую пластину и обозначил места для сверления. В общем, самая сложная часть в самом сверлении и была. Пластина встала прочно, фиксация обломков кости удалась, так что, ушив разрез, я, после перевязки, наложил выструганные по форме деревянные лубки, и замотал руку полотном. Вся операция заняла чуть более двух часов.

— Николижды таковых чудес не видывал азм. — Выдал мужик преклонных лет сиплым голосом. — А вправду сей бирюк сказывал, або ты мертвый был три дни, а опосля Господь тебя возвернул?

— Вправду, тако и было.

— А чего тебе Господь поведал? — Простодушно спросил кузнец.

— Тайны великие открыл, ране был азм простецким юнотой, а ныне и язык латинян ведаю, другое всякое, и руку самолично отцу починил.

— И че, заживет теперя?

— А то? Вскую резать-то понапрасну? Тако можно есчо одну руку пришить. Тебе лишняя рука не надобна?

— Ты того... Малец, не балуй. — Тяжело посмотрел на меня кузнец.

— Да пошутил азм, дядька. Како сказано в Писании: человек сотворен по образу и подобию Господнему, потому и лишние руки ноги ему не надобны.

Получив от очнувшегося Осипа плату за услуги, мастеровой на небольшом дощанике, который отец притащил на буксире нашей лодки, уплыл к себе во Владимир на Клязьме.

Теперь пациенту предстоял долгий период реабилитации. Выструганную кузнецом деревянную альтернативу гипсу можно было периодически снимать для перевязок и осмотра, естественно больному в это время было запрещено двигать рукой и кистью, но вы бы видели детскую радость здоровенного мужика, который смотрел на свою исправленную руку. Еще по прошлой жизни я замечал, как организмы средневековых людей боролись за жизнь, так что, даже не имея антибиотиков, можно было надеяться на успех лечения.

Деревянные опорки с прооперированной руки сняли, через два месяца. Постепенно Осип начал разрабатывать кисть. По плану весной можно будет вынуть пластину из руки.

Между тем жизнь продолжалась, Осип на лодье, ходил по деревням и однодворкам расположенным по берегам рек, следя за порядком, я хлопотал по хозяйству. Также заложил бурты из крапивы и известняка для образования селитры. Порох все одно понадобится, так чего тянуть?

В декабре к нам приехал нежданный гость. Симон, игумен Рождественского монастыря во Владимире, с охраной и служками. Само собой, священник ехал не прямо за мной, ему стоило только приказать и безвестного отрока мигом доставили бы ко святейшему двору. Проездом шёл, так заглянул по пути проверить слухи.

Осип, запахнув лучшую меховую рубашку и опоясавшись, выбежал во двор встречать известного честностью и разумом мужа.

С уважением проводив сановного служителя церкви в дом, он усадил гостя на лавку, ближайшая челядь черноризца осталась у сенных дверей. Поклонившись на красный угол, и осенив крестом Осипа, игумен принялся за меня.

— Нукось отрок подь сюды, — позвал священник.

— Благослови владыко. — Я подошел под его руку. Тот строго посмотрев, перекрестил.

— Люди рекут, або умер ты, а опосля с того света возвернулся, тако ли?

— Господь помиловал владыко.

— Осип, верно ли мертвый был сын твой?

— Истинно государь, бездыханный. Три дни. Азм и могилу справил на погосте, подле женки своей и детишек, або прежде померли. Да и отец Варсонофий, отпевал Вадима и сам видал: помер. Он Псалтирь читал по обычаю, а сынок-то возьми и поднимись! Старик поначалу испужался было, або опосля испытал на крепость веры, а Вадим и зачти молитвы коих и не знал вовсе, и языцы стал ведать иноземные, и чин православный благолепный блюдет и грамоту разумеет, а ране не способен был к чтению и счету. У меня в хозяйстве книг нету, вестимо. Да вот десницу увечную излечил. — Показал руку Осип.

Игумен, осмотрел место операции, пощупал находящуюся внутри золотую пластину, потом взял меня за плечи жесткими длинными пальцами, повертел, послушал сердце.

— Может поблазнилось вам? Ах да, молитвы и грамота? Ну, а ты чего поведаешь, отрок? — Обратился ко мне черноризец.

— Господь меня возвернул. Велел известить, або ждут Русь горести великие, коли не станут слушать голос Господень.

— Энто ты что ли голос Господень? — Удивился нахальству игумен.

— А еще повелел учредить Патриаршество на русских землях.

— Эвона, — поразился старик. — Кто ж тебе такие речи присоветовал?

— Господь! Цареградское царство падет и только Русь сохранит истинное православие.

— Ты откель ведаешь або Царьград пал?

— Царьград пал? Сей град возродится и сызнова поднимет крест православной веры, токмо придут люди с восхода и возьмут Царьград и станет он служить бесерменским царям, и только Русь останется незыблемой твердыней истины Христа во веки веков.

— Нда. — закряхтел старик. — А ну ко зачти молитву святому Спиридону Саламинскому.

Всех молитв вестимо не упомнишь, но эту я почему-то помнил. Хотя, в самом деле, из прошлой жизни принес с собою богатый запас по богословию. Отчитав молитву, я посмотрел на старца. Тот был поражен.

— Вот что Осип мальца твово азм с собой возьму, надобно его великому князю показать, да и ты собирайся со мной поедешь.

Так я оказался на пути в столицу Владимиро-Суздальской земли. Обоз игумена выписывал знатные вензеля в пути. Столь замысловатый след объяснялся просто: розвальни шли строго по руслу реки Колокши. Дорог в нынешнее время на Руси практически нет. Почти вся торговля идет по рекам и лишь там, где нет водного пути, имеются кое-как расчищенные от леса узкие грунтовые прогоны. Именно поэтому подати с населения издавна собирались в зимнюю пору, летом во многие селения можно просто не добраться. Пройдя по белому пути сквозь дремучие леса и изредка встречая обжитые места, обоз внезапно вывалился из соснового ущелья на простор отвоеванного у леса предполья окрестностей столицы.

Крепкие деревянные стены Владимира смотрелись грозно и внушительно, кое-где в местах ремонта светясь янтарем нового дерева. Бревенчатые укрепления на высоком валу с глубоким рвом перед ними, утыканном остриями кольев, венчались узкими бойницами, с устроенной поверху двускатной дощатой кровлей. Укрепления города были совсем не лишними, учитывая частые междоусобные войны.

На нашем пути показались монументальные, подавляющие величиной Золотые ворота Владимира, крытые медными позолоченными листами. Как поведал игумен, они сложены из белого камня, княжьими мастерами меньше полувека назад, под руководством забытого фрязина. Сооружение, оказалось расписано батальными сценами и фигурами святых.

Мы въехали в город, полный людей. Ныне это столица первейшего и сильнейшего княжества на Руси. Укрепления разделяют его на три части: Новый, Мономахов и Ветчанный, то есть ветхий город. Крепостная стена на высоких валах опоясывает все три части города, при этом город Мономаха, ещё прозываемый Печерним, также отделен от других частей крепкими стенами. Здесь же расположен и детинец. Новопостроенная белокаменная стена с проездной башней отсекла небольшую южную часть Мономахова города вместе с подворьем епископа, дворцом великого князя и каменными храмами Успенского и Дмитриевского соборов, от прошлых и возможных в будущем волнений среди горожан. Город Печерний — центр столицы великого княжества заложен князем Владимиром Мономахом, чуть меньше ста лет назад. Новый и Ветчанный город, а также каменная стена детинца возведены совсем недавно великим князем владимирским Андреем Боголюбским, пока Всеволод, его младший брат, жил в изгнании в Царьграде. Ветчанным, то есть ветхим, небольшую часть города прозвали от того, что городские стены в нем, почему-то очень быстро погнили и пришли в убогое состояние, а чинить их не стали.

Через несколько дней игумен привел меня к великому князю Всеволоду Большое Гнездо и рассказал мою историю. Всеволод, русоволосый суховатый мужик лет пятидесяти, усатый и без бороды по варяжскому обычаю, был одет в шелковую рубаху с вышивкой, синие штаны и на ступнях по-домашнему тапочки. Сидя на лавке в накинутой на плечи меховой шубе он как-то рассеянно выслушал игумена. Попросив старца, помолится за семью, князь выставил его из палаты и, мельком глянув на меня, произнес громким голосом в сторону двери:

— Истома!

Несколько мгновений спустя в проем вошел невысокий грузный старик.

— Чего прикажешь государь?

— Возьми сего мальца и поспрошай: откель взялся сей подметный отрок. Кто его надоумил Симона обмануть. Да не страшись его калечить. Руци и ноги ему скрути, огнем пытай, токмо, дабы не помер, смотри. И язык не рви.

— Князь, ты чего творишь? — Вопросил я Всеволода Юрьевича.

— Увериться желаю, або не подсыл ты.

— Ты княже устроил удел свой вельми великим и грозным, потому видно разумный муж. Почто желаешь курицу, что несет золотые яйца на вертел насадить и огнем изжарить? Коли съешь ту птицу сам нести золото не сумеешь! Ты спроси меня, как сделать оружие, дабы стать наисильнейшим государем на свете, али как устроить державу свою, величайшей во вселенной.

— Вот на дыбе все и обскажешь.

— Князь, не дури. Азм смерти не страшусь, токмо пытки тебе не спущу. В моей власти наказать тебя страшно.

— Каковым же обычаем? — усмехнулся Всеволод.

— Скоро, очень скоро придет на Русь с полудня войско неисчислимое, как море затопит оно землю нашу. Смерть станет пировать в твоей гриднице. Дети твои под нож пойдут. Бояр, воев, чорных людей, сгинет без счету. Господь меня послал, дабы спасти православный люд, або коли не веришь мне и предашь волю божью, понесешь за то кару.

— И когда ж мне ждать нашествия страшного?

— Тебе не дожить, або дети твои полной чашей хлебнут горюшка. Ты уж им не сказывай, абы сам повинен в их бедствиях, ибо проклянут тебя наследки и весь род русский во веки веков.

— Откель же возьмется сила страшная? Сказывай, ежели все ведаешь, но гляди, коли лгать примешься, азм пойму тотчас.

— Далеко на восходе поля бескрайние лежат, в тех землях живут кочевники, словно половцы дикие. Многие годы там стояли леты мягкие и скот, коий едят те люди, вельми размножился. От того и людишки те стали плодиться без счету. Сии воины всадники умелые, с младых лет на коне скачут и стрелы мечут. Вскоре придет сушь на поля их, скот падет и тогда все племена тамошние, дабы спастись от бескормицы, выберут себе великого князя и поведет он конное войско своё на Кидань-страну, оттуда в Гиндустан, Персию, потом к огузам и Сурожскому морю. И в пути тот вождь разорит все земли, кои не поклоняться ему. А из покорных земель станет он брать воинов для войска своего. И придет то войско на Русь и пожжет города, и людей русских побьет без счету.

— И чего же делать мне прикажешь? Как уберечься от того войска?

— Ну, князь, сего в двух словах не обскажешь. Но только надобно не уберечься, а устроить так, дабы сеё войско, придя на Русь, тута и упокоилось до последнего воина. Есть к тому способы.

— Истома. — Обратился князь к старику. — Запри сего отрока в подклеть и гридей приставь, дабы не сбег и бережения для. Азм думать буду про него, и отца его ко мне пришли для разговору.

Ну, сидение взаперти в подклети гораздо лучше висения на дыбе. Несколько дней я ел, спал и думал. Наконец меня снова провели в палаты князя.

— Азм не верю тебе. Не может Господь таковым злым быти на Русь. Грехи наши велики, обаче не настолько, дабы будто древние содомитские города израильские изничтожать. Тако не может того статься. Токмо увечье отцу свому ты исправил — то чудно. Люди сказывают, своими руками родного отца резал и тако творил, чего никто делати не смеет. Столь юный отрок ведать хитростей таковых не может. К чему ты ему золото в руци зашил?

— Дабы кости срослись, надобно скрепить их было. Железо, серебро али медь к тому не годны. Ржа их ест, али потравиться можно до смерти. А злато вечный металл, бо и опосля, како перелом срастется пластину можно вынуть.

— Ты что же разумеешь лечебное дело?

— Азм таковое знаю, что лекари твои, уж прости княже, како дети малые перед стариком древним.

— Ладно, ладно. Опосля станешь бахвалиться. Нынче надобно мне, как энто, тьфу. Ну, вскую Господь дитё послал? Как великих дел требовать, коли тебя от титьки едва отняли?

— Христос сосунком на землю пришел, а ноне все кланяются его памяти и подвигу во имя людского роду.

Великий князь глянул серьезно:

— Али ты не юнец? Словеса мудрые. Ну, раз так, дело у меня к тебе. Коли выручишь стану слушать тебя, коли нет, отошлю тебя в лес, взад ко смердам грязь копать.

— Чего желаешь? — напрягся я.

— Тиуна зарезали нынче. Здеся в палатах. Кровь есчо не остыла, вызнай кто убивец. Брата мово старшого Андрея ближние бояре порешили. Не желаю азм его судьбину на себя поять. Не смогу впредь спокойно жить, коли изменник незнаемый подле меня ходит.

— Князь, мертвеца не спросишь... Хотя, покажи покойника.

Тот мрачно посмотрел и махнул рукой, зовя за собой. Пройдя, в сопровождении охраны, несколько переходов, мы оказались у двери подклети. Перед ней стояли еще два воина.

— Никто не пытался войти? — вопросил государь.

— Нет, государь.

Открыв дверь, мне указали на тело. Мужчина, лежащий на полу ничком, был сражен единственным ударом в спину. Стальной клинок, в кровавой ране, имел рукоять из желтоватой кости, отделанной серебром, с крупным изумрудом в навершии.

— Дорогой нож, — заметил я.

— То-то и оно. Сына моего окорник, из добычи рязанского похода. Сё оговор, вестимо, обаче след ведет к Константину. Токмо претит мне мысль, абы грех сей бысть на руцах его. Да и навет больно нарочит. Кто-то воду мутит, и азм желаю вызнать кто. Чего скажешь? — обратился он ко мне.

— Вели князь дать больше света. — Слуга, по знаку принес еще один подсвечник.

Я, наклонившись, рассмотрел рукоять. Полированная кость отсвечивала бликами, на ней были отчетливо видны отпечатки пальцев. Скользкая поверхность рукояти вынудила убийцу крепко обхватить нож.

— Княже, отошли людей азм тебе тайну реку. — Всеволод, выставив за дверь слугу и воинов, прикрыл дверь. После чего уставился на меня.

— Посмотри на руку свою государь.

Тот непонимающе уставился на пятерню.

— Есть люди, во Христа не верящие, так они сказывают, абы на ладонях написана судьба человека. Но то так, байки, а вот чего правда, так то, что на руцах человечьих узоры есть. И те узоры у каждого свои. Коли желаешь имать убойцу слуги своего надобно срисовать с рукояти ножа те завитки, что остались на нем, а опосля сличить с отпечатками рук всех людей в твоем тереме, да гляди, дабы никто не сбежал. Коли тако сделаешь, поймаешь татя, а уж у него и спросишь почто тот грех на душу взял.

— Хитер ты, отрок, то бишь, как звать-то тебя?

— Вадим азм.

— Ты ступай Вадим покуда сызнова под надзор, нынче мне недосуг, а опосля, коли злодея словим, решу, чего деять станем.

— Государь, удар больно удачный. — Отметил я, покидая место преступления.

По команде князя воины снова отвели меня в подклеть.

Через день я снова оказался в покоях государя.

— Сработала твоя уловка, споймали убивца. Гридь, подкупленный, по наущению дядьки-воспитателя сына мово Юрия, краденым ножом тиуна зарезал. Боярин-суздалец желал Константина опорочить и лучшей доли своему князю добыть. Что же, супротив правды не пойдешь. Видать, ты и в правду горним светом осенен. От себя теперь не отпущу. Чего присоветуешь про войско вражье? Коли ты такой мудрец.

— Об войске чуток попозже станем думать, тебе, великий князь, перво-наперво надобно стать царем Руси.

— Эк ты... Юнец шустрый. Прям таки царем? А чо ни Василевсом Цареградским сразу? Кто ж меня царем признает-то? Тута у нас, что ни князь — то великий. В кажном городке свой государь.

— Есть способ. Про меня слухи ходят ужо, або азм Господом возвращен на землю?

— Ну, есть таковой слушок, святые старцы об том во церквях балакают.

— Надо великий князь меня объявить Божьим вестником. Дабы в каждом храме провозгласили о чуде Господнем. Правду. Господь с того света возвернул, дабы нести на Русь мир, порядок и божье слово.

— Нда. Ты, азм даже не ведаю чего сказать. Не слишком круто берешь?

— Тебе в первую голову сие надобно. Коли азм именем Христа признаю в тебе помазанника и единого царя Руси. Кто супротив слово поставит?

— Силен ты, хоть и мал. Князья стеной встанут, не поклонятся. Да города первые, кои вечем живут. Им царь не надобен. Оне своей волей крепки.

— А коли церковные старцы за тебя встанут? Токмо надобно дабы первые люди церковные признали чудо, а уж опосля и тебе на чело корону возложим.

— Людишки посадские не удоволятся. Ныне в набольших городах князей зовут вечевым приговором. Бывало, изгоняли посадников, кои ко двору не пришлись. А церковники что ж? Ты думаешь вся Русь Христу молится? Да отъедь на пару верст от городка какого, так и узришь у дороги болвана. Капищ Перуновых по лесам не счесть.

— Нету государь мой другого пути. Коли едина станет Русь, сломается об нее мунгитское копье, а ежели останется разделенной, то и князья гордые и смерды под нож пойдут. А что до городков вольных, то се надобно пресечь. Вече запретить вовеки, от него одна суета. А городам дашь уставную грамоту, дабы правили по правде, но власть твою никто хулить бы не смел.

— На новгородском престоле сын мой Константин сидит на княжении. Не мыслю ломать уклад вековой. Кровью обернется се.

— Опять скажу тебе: выбора нету у тебя. Ломать надобно старину, коли выжить желаем. Надобно упразднить все княжества, титулы оставишь, а все земли возьмешь себе. Наследником станет только один твой сын, остатние должны будут ему поклониться и служить, како прочие князья и бояре, и братья кровные тож. И уделов никому давать нельзя. Войско в царстве будет только твое, остатним князьям дружину держать воспретить.

— Князья не смирятся. Война вспыхнет, страшнее не бывало.

— У тебя же государь ноне сильнейшая держава?

— Так-то да, но купно супротив всех князей мне не выстоять.

— Азм государь про нонешние дела на Руси знаю мало, ты есть великий князь. Токмо внегда женка дите рожает, так с болью, кровью и криком, або опосля любит мальца и бережет. То, что сотворил Ярослав Мудрый, поделив Русь меж сынами своими, вельми глупость великая. Тебе, его потомку, надобно исправить дурной путь. Азм княже ведаю множество мастрот: стекло, ткани, бумагу, оружие, корабли. Станем государевы заводы ставить великие, опосля торговать красным товаром с закатом и восходом. Да, скажи на брегах Варяжского моря, немцы города держат?

— Нету тама немцев. Язычники дикие живут, Христа не ведают.

— Скоро, скорее великого войска поганого на земли те придут немцы оружные. Станут города каменные ставить и крепости, да язычников к латинской вере примучивать. Оне воевали бесерменов во святой земле, да те им тако надавали тумаков, або немцы-вояки оттудова сбегли и желают тут на чухонцах отыграться. Коли упустим время, тяжело будет их из каменных крепостей выковыривать и ересь латинскую из людишек искоренять. Надобно тебе государь заложить там города сильные и населить их нашего корня людьми многими и немцам дать такой укорот, дабы те при виде русского мужика ссались.

— Где же азм людишек на то возьму?

— А како князей станешь усмирять, города зорить, там и наловишь.

— Жесток ты, Божий отрок.

— Не мы такие, княже, жизнь такая.

— Мнда. — Задумался князь. — Оно конечно, молод ты исчо, обаче олафа тебе надобна по заслугам. Быть тебе чашником моим. Тако же нож, коим лишили живота ближника мово, пущай твоим будет. Ножи не дарят, або коли ты на службу ко мне пришел, стало быть воином стал, а ратная справа с господина завсегда. Обаче меч тебе великоват. Коли ты пешком под стол ходишь покуда, то и ножик сей тебе за место кладенца сойдёт. — Пошутил великий князь

В конце марта состоялся собор первых иерархов православной церкви Руси. На двор игумена Симона во Владимир собрались архиепископ Новгородский Митрофан, епископ Полоцкий Каллист, епископ Черниговский Исакий, епископ Ростовский Иоанн, епископ Юрьевский Симеон, а также несколько архимандритов и игуменов монастырей. Митрополит Киевский и всея Руси Никифор II сослался на слабое здоровье и не приехал.

Меня вызвали на второй день сидения. Монастырский служка за руку провел в Большую Белую палату нового княжьего дворца, построенного совсем недавно в детинце Владимирской крепости.

Я, рассмотрев церковных старцев, поклонился, коснувшись рукой пола.

— Игумен Симон речет, абы ты был мертвый три дни, а опосля воскрес. Тако ли? — Спросил меня один из старцев.

— Воистину владыко.

— Любопытно, ране слыхивал азм об таковых чудесах, обаче самому видывать людишек на том свете побывавших не случалось. Варлаам Хутынский сказывали молитвой возвертал к жизни отрока и утонувшего крестьянина, так то святой человек бысть. Тут же сам воскрес без заступничества. А верно ли мертв бысть сей юнота?

— Об том сказывают видаки сего чуда: дьякон Варсонофий и родной отец сего отрока Осип Лютый. Ране бысть он воином сильным, да в сшибке десницу ему поломали и не годна она стала. А сей отрок, очнувшись, стал ведать многие чудеса, грамоту, счет, язык латинян и немцев, тако же и руку отцу свому излечил, зашив тому внутрь десницы золота кусок. Велите святые отцы призвать видаков: дьякона и Осипа тож? Мочно и княжьего кузнеца, коий помогал резать десницу Осипу и все видал своими очами?

— Ну, коли мы здеся все собрались, тако и яви нам послухов дива сего. Не часто таковые случаи являет Господь.

После чего собору были явлены названные свидетели чудес. Желающие ощупали излеченную руку и пластину из золота, которая раньше служила шиной на месте слома кости, а посмотрели так все.

— А откель мы ведаем або сей отрок явлен нам Господом, а не врагом рода человеческого? — Вопросил епископ Черниговский Исакий.

— Сей юнец окромя языков, явил способность к письму, счету, и богословию. Ведает многие молитвы и способы проведения благочинных обрядов. — Ответил игумен Симон.

— Можа стоит, опасаясь происков диавольских подвергнуть сего мальца испытанию водой? Сие весьма полезный обряд. Коли не утопнет, станем ведать об сем человечишке что есть он колдун, а коли утопнет безвинно так Господь обретет мученика за веру и сей юнота враз на небеса попадет? — Предложил новгородский пастырь.

Святые отцы зашептались меж собой, некоторые благосклонно при этом кивая головами.

— Ну-ну авва Митрофан, к чему таковые крайности. С сим дитем азм самолично многие беседы вел и не зрю в нем духа Сатаны. — Поддержал меня Симон.

— А чего отрок сказывает сам?

Наконец игумен подал мне знак, чтобы я объявил о послании Господа.

— Святые отцы, внегда азм отверз очи свои, явились мне многие вести, о нынешнем, о грядущем. Услышьте мя ныне! Через тринадесять лет явится на Русь орда великая, многие сотни тысяч конных воинов с прозванием мунгиты и пожгут оне города и церкви наши, и побьют людей русских бессчетно!

— С библейских времен не случалось, дабы Господь упреждал об каре своей.

— Сие не кара Господня, сие происки Диавола! С того отец небесный, ведая об усердии Руси в православии и снизошел до нас, дабы упредить. — Поправил я старца.

— Чего же делать нам надобно?

— Господь дает вам святые отцы время для спасения Руси и веры православной!

— Просто упредив? Сего мало. Како спастися нам?

— Внегда пробудился азм, окромя грамоты и молитв оказался способен к мастротам многим, ведомо мне оружье, каковым убить может малец али старик умелого ратника в доспех облаченного. Велите отцы явить вам сие оружие?

Старцы заспорили промеж себя и после прений разрешили опыт.

По приказу игумена монастырские служки внесли деревянный щит, в зал вошел великий князь с боярами и несколько воинов с жагровой пищалью.

Показательная стрельба перед князем уже была. Из кучи силоса, пролежавшей полгода, удалось извлечь лишь крохотное количество ямчуга, из которого было изготовлено пороха всего на дюжину выстрелов.

Воин князя взял наизготовку грубо сработанную пищаль, запалил фитиль и направил ствол в доску, после чего отвернулся от цели и зажмурился. Громом прозвучал выстрел в палате. Помещение заволокло смрадным дымом. Церковникам был явлен пробитый насквозь толстый деревянный щит.

— Страсти какие! Вскую же смердит сия огневица диавольской серой?

— Для войны с Сатаной и оружье надобно сродное, дабы его сразить!

— Стало быть, по силам нам будет победить поганое войско?

— Господь вести шлет, оружье дает, дабы одолеть нечистых, обаче сие не все. Не выстоит Русь, коли не станет единой землей.

— Она и ныне едина.

— Лишь верой владыка. Среди государей Руси согласия нет. Ныне она как лоскутное одеяло. Князь идет на князя, брат на брата, сын на отца, и половцы промеж них. Господь велит провозгласить царя на Руси.

— Какого царя? Не нужон нам царь! Людишки сего не примут. Сие против обычаев русской земли. — Загалдели старики.

— Азм повторюсь, коли брат идет на брата, а сын идет войной на отца, сие не по-божески. Как веруют все христиане в единого бога, так должны люди верить и служить единому государю.

— Кого же нам выбрать в государи?

— Господь не поведал, но верно не зря явил чудо моего воскрешения на землях сильнейшего князя на Руси, благочестивого и милосердного Всеволода Большое Гнездо. Объединение Руси без крови не обойдется, тако коли на сильнейшего опереться, имеющего сеё оружие страшное, крови гораздо меньше прольется.

Старцы загомонили, выкрикивая в достойные своего князя.

— Азм реку вам весть о том, чего случиться должно. — Снова взял слово я. — Явится на Русь неисчислимое воинство с полудня, тако же с Варяжского моря придут немцы оружные, дабы нести ересь латинской веры, и коли повоюет наши земли враг, то разделит ее на части. Ляхи-латиняне возьмут себе земли до Пскова и Коломны, свеи возьмут себе Великий Новгород, а остатние волости поимают мунгиты, что с полудня придут. И все станут мучить православных священников и жечь их и бить нещадно, и православие без святых отцов иссякнет.

Молчание, которое повисло в палате после этих слов, было гробовым.

— Чего молвишь о Царьградском Патриархе?

— Ныне Царьград повоевали латиняне? И веру нашу православную бесчестят и унижают. Но время пройдет и освободится престол от папистов и снова сядет на трон православный монарх и снова станет патриарх из Царьграда править православными всей вселенной. Обаче два века спустя к стенам древнего города Константина Великого придет войско турок, и возьмут они сей город приступом, и последний кесарь падет в бою, и патриарх станет служить бесерменскому государю навеки.

— Лжа! Не может того статься!

— Чего лжа святой отец? Что Царьград пал? Али что святая земля под бесерменами лежит?

— Для Руси коли желает она жить и стать сильнейшей державой в мире надобно добыть себе патриарха у вселенского владыки, а тако же и единого царя. От того вера православная воссияет, без того погибнут и люди русские, и вера наша праведная сгинет.

Последующие дни прошли в спорах и в итоге старцы согласились объявить во храмах чудо воскрешения, а от послов ко вселенскому патриарху в град Константина и провозглашения царя воздержались.

Глава 2

Как сошел снег, великий князь владимирский решил начать собирание русских земель. Поход на Великий Новгород обеспечивал тылы. Чтобы взять власть в южных княжествах, было нужно окончательно усмирить Новгородскую землю. Пяти тысячная конная рать Всеволода выступила из Твери на север в начале мая. Минуя Торжок и Верхний Волочок, войско направилось вдоль реки Мста по старому торговому пути прямо к столице Новгородской земли. Воинский лагерь был разбит спустя две недели на берегу реки Гзень у Торговой стороны Великого Новгорода, неподалеку от княжьего зверинца.

Город, с населением больше тридцати пяти тысяч, обнесенный бревенчатой крепостной стеной с башнями, разделяется рекой Волхов на западную Софийскую, где размещается детинец и восточную Торговую сторону. Из детинца на Торговую сторону тянется углом Большой Волховский мост, который соединяет берега, периодически подновляясь, уже более семидесяти лет. Именно с этого моста топят в Волхове новгородских преступников.

Из Рюрикова Городища прибыл, сидящий на княжении молодой князь Константин, из Митрополичьего двора в детинце, архиепископ Новгородский Митрофан, из Новгорода в ставку князя были вызваны и первые люди: посадник Дмитр Мирошкинич, бояре Твердислав Михалкович, Семен Борисович, Юрий Иванкович, явились также четверо из пяти кончанских воевод и более сорока видных горожан.

Всеволод Юрьевич в кольчуге, плаще, с мечом на поясе вышел из шатра и обратился к новгородцам:

— Здравствовать лучшим людям Великого Новгорода. Пришел азм к вам с вестью. О прошлом лете явил Господь чудо. Отрок помер, або через три дни воскрес. Об том видоком стоит архиепископ Новгородский Митрофан, коий был на новый год во Владимире и с высшими церковными пастырями купно признал руку Господа. Вот сей отрок. — Указал на меня великий князь. — Сей юнец получил дар горний и ведает, чего случится на Руси. Он предсказал многие беды и нашествия иноземные. На ваш суд его отдаю, сами поспрошайте, чего желаете.

Я вышел ближе к лучшим горожанам. Те стояли, молча, ожидая подвох.

— Спрашивайте люди новгородские, ужель не желаете знать, чего будет?

Вперед вышел посадник Дмитр:

— Что же истинно ведаешь, чего станет?

— Ведаю.

— Скоро азм помру? — Неожиданно спросил он.

— Об том Господь не поведал.

— А об чем поведал?

— Об скорых временах Новгорода. И Руси. — Ответил я.

— Языки ведаешь? — спросил один из купцов.

— Греческий, немецкий, гишпанский, латинский.

Задав мне несколько вопросов на немецком и латинском языках, и получив ответы, он объявил обществу:

— Ну, языки знает вельми хорошо, обаче, можа князь его и обучил.

— Чего ж, обскажи нам, чего станется. — Обратился ко мне посадник.

— Через три на десять лет с полудня явится неисчислимое войско и погубит Русь.

Новгородцы оторопело начали оглядываться друг на друга. Верить ли?

— То ежели и станет явью, то не скоро. Нынче чего станется?

— На закате, где живут балвохвальные эсты, вскорости явятся свеи и немцы из воинского ордена. Они поклялись принести веру ложную латинскую на земли их. Будет их бессчетно и одолеют они тех язычников. Построят великое множество каменных крепостей и населят их людьми воинскими. Опосля отнимут у Новгорода Вотьскую землю, и ходить в море запретят, и товар купеческий станут брать бесчестно, и обманывать вас и смеяться над вами.

Новгородцы заволновались.

— Не может того быть, нету тама немцев. Наше войско купно с чудью лет десять тому свеев с Колывани согнали! Лжа все! — Загомонили горожане.

— Те немцы ранее воевали Гроб Господень. Токмо не сдюжили оне, больно много бесерменов в Святой земле. Вот на Варяжское море и пойдут, паки язычники только здеся и остались.

Новгородцы замолчали. Такое может быть. Если на кораблях латиняне плавали воевать Иерусалим, а ныне захватили Царьград, то могут доплыть и до Варяжского моря.

— Что же делать?

— Вам одним новгородцы не справиться. Слишком мало сил у Новгорода даже вместе с Псковом. Но коли признаете навечно, власть над собою великого князя владимирского станете сильнее всех.

— АААА! Измена! Князь ряд порушил! — Закричали вразнобой новгородцы.

Тщетно попытавшись образумить бояр, я отошел к великому князю.

— Извини Всеволод Юрьевич, не верят они мне.

— Пустое, мне поверят. — По сигналу князя воины рванули к новгородским стенам. Ближняя дружина повалила на землю вятших людей, гридни сына Всеволода Константина числом в несколько сотен помогли взять под контроль оба берега Волхова.

Из города спешно были выведены, со всем добром, около ста знатнейших семейств, и под серьезной охраной, отправлены во Владимир для расселения по волостям.

На третий день на торговой стороне собралось вече города. Великий князь в окружении дружины стоял на степени (помосте) — специальном возвышении, с которого обычно велось собрание горожан. Оставив пустое место до воинов, волновалась бессчетная толпа горожан.

— Новгородцы! Сотни лет вы сами вершили свои судьбы, но ныне наступают тяжкие времена! Господь явил чудо! Отрока безвестного воскресил! Его устами Господь весть нам шлет. В скором времени придут на земли наши воины нечестивые языческие. И не будет им числа. И принесут они нам смерть, города пожгут, церкви порушат, всех людей от мала до велика, посекут, замучат. Но Господь сулит спасение: коли едина станет Русь нам те людишки не страшны станут. Сила наша, осененная верой православной, разобьет врага начисто. Так сказал Господь. А коли на моей земле воскрес юнец, тако мне Русь и собирать. Нету боле воли у меня и нету боле воли у Новгорода. Отныне мы едины: я ваш господин — вы мои люди. Новгородцы, в моей власти закрыть новгородские окрайны на полудне и хлебные дачи прекратить. От голода сами просить станете мира и милости моей, но не алкаю азм крови и страданий ваших. Мира желаю. Стану вам отцом, вы детями моими. Как предок мой Рюрик с новгородских земель начал собирание земель словенских, тако и ныне мне с вашей новгородцы подмогою надобно изготовить Русь к делам многотрудным.

Шум, поднятый горожанами, заглушил голос великого князя.

— Новгородцы — подняв руку, князь дождался тишины. — Азм крови не желаю для того смутьянов из города удалил. Воеводы великого князя, кои станут править от моего имени не будут творить бед. Азм с лучшими людьми новгородскими заключу ряд новый, дам вам вольностей, а взамен покорности и верности прошу. Не желаю раздора.

К слову великого князя присоединился и архиепископ Новгородский Митрофан. Увещевая горожан к смирению и призывая, молится о мире на Руси. Немудрено, сей чин был ставленником самого Всеволода Большое Гнездо. Назначен был вопреки обычаю, без новгородского вечевого утверждения.

Толпа, пошумев, разошлась. Ночью вспыхнул бунт. Было убито сорок воинов великого князя, новногодцев погибло более двухсот. От пожаров сгорело несколько десятков дворов. Княжьи воины закрыли большой мост и башни проездные. Разделенные концы города без взаимной поддержки присмирели и бунт угас. К полудню объявили призыв на вече.

На торговой площади снова собралась толпа, но конечно пожиже, многие побоялись прийти. Князь въехал на вечевой помост прямо на коне, и обратился к горожанам.

— Люди Новгорода! Лихо вам погулялось ноне. Лихо! Чего желаете? Вольностей прежних? Сами алчите власти? Принять руку мою не хотите? Позабудьте про то! С прошлого дня, время повернулось. Господь повелел мне защитить Русскую землю от попрания язычниками Православия, ибо в вере спасение душ наших. Вышние силы меня избрали. Тако в моей власти кровью искупить грех ваш, коли вы нынче не христианской доле пособники, або врага рода человеческого. Искушает вас Сатана. И мненя искушает! Азм силу имею сей город пожечь, всех людей посечь и из голов непокорных башню сложить! Токмо крови не желаю, новгородской. Внемлите гласу моему! Отныне нет вашей воли в сем городе! Азм воля в моем городе, потому как вы доброте моей отказали. Азм бунта больше не прощу. Коль сызнова приметесь буянить — пожалеете. Ноне даю вам урок. Новгородцы поголовно принесут мне крестное целование на верность. Новгород выплатит дикую виру по Русской правде по десять гривен серебром за убитого воина, да по пять гривен серебром за пораненного, такоже город выдаст мне доброй волей две тысячи людей, мужей, жен и детей для основания городов на закате. Немцы идут на Русь с Варяжского моря. Земли у Новгорода отымут, путь в море замкнут, и торговать ему запретят. Дабы упредить латинян азм решил взять земли у чудинов и заложить города русские на берегах моря Варяжского. Колывань должен стать русским городом, дабы вся Русь через него и Великий Новгород торговать могла. Такова моя воля. Мне ждать недосуг, тако вскорости должен стоять обоз на дороге на Ямской погост. Кого пошлете на новую землю, отдаю на ваш разбор. Коли желаете мира меж нами сделаете, как азм велю вам.

Через неделю войско великого князя, отягощенное длинным обозом переселенцев, двинулось на северо-запад.

— Ты, малец, ведаешь чего-нито об чудских землях, куда ныне идем? — Вопросил меня великий князь.

— Да Господь указывал. — Ответил я.

— Прям Господь?

— А кто же ещё? Хотя в правду сказать нынешнего устройства земель тамошних азм не ведаю.

— Те земли полны язычников. Живут тама чудины, ливы, ятвяги и словене кои с новгородских земель утекают. Земли чуди, куда нынче идем, делятся на восемь княжеств: Вирума, Лянема, Колывань, Ярва, и еще какие-то азм позабыл. Словенских весей и городков тама нету. На полудень, от сих земель, три города русских стоят: Юрьев на реке Эмайге, Кукейнос и Герсика на Западной Двине. Но ныне станем брать под мою руку Колывань и вси земельки, кои лежат на закат, до новгородских пределов. В Колывани острог небольшой, и хучь стоит он на горе, приступом всяко возьмем. Тамошние племена, живут способом схожим с новгородским, коий был там доселе. Дела решают сходом племен подобно вечу. Князей у них нету. Головой в племенах стоят старейшины. Веруют оне духам, кланяются камням, али из дерева режут болванов. Живут бедно, рыбу ловят, сеют, но главное у них скот. Много скота. Коли приходят к ним чужие воинские люди, то прячутся они в крепостях, но все время тама не живут. А тверди свои ставят на холмах и копают ров, али средь болота такоже и тыном обносят. А войско их зовется малев, и воины у них из посконных мужиков. Пешие, редко, когда на конях.

— В Ямском погосте, — продолжил великий князь, — возьмем полсотни воинов, да мужиков мастеровых новгородских в обозе поболе семи сотен, да моя конная дружина. Общим числом станет тысяч в шесть воинов. Сила великая! Ныне идем к реке Нарове, тамошняя земля может поставить супротив нас до пяти сотен воинов. Тако мню, воевать не станут. Разбегутся.

Наконец добрались до погоста. Деревянное укрепление в виде тына на небольшом валу располагалось на берегу реки Луга. Укрепленная часть состояла из деревянной церкви без маковки в виде нескольких прирубленных друг к другу клетей, небольшого гостиного двора, и трех дюжин усадеб, местных первых людей. Под защитой острога раскинулся посад, хаотично разбросаный по округе.

Легко утвердив в городке свою власть, дураков противиться огромной силе великого князя не нашлось, забрав из гарнизона практически всех воинов, и оставив только воротников, войско двинулось к переправе через Нарову.

Небольшое поселение чуди на левом берегу реки оказалось пустым. Переправившись и переночевав, полки с обозом неспешно двинулись далее. Дороги шли лесами, краями болот, берегами озер, часто прерываясь небольшими речками, мосты были редкостью.

— Государь мой, — обратился я к князю. — Почто так идем медленно? Чудины войско успеют собрать. Как бы нам не испить из чаши Игоревой?

— Азм того и желаю. Здеся земельки болотистые и лесов изрядно. Где нам тута чудинов искать? Мы како идем неспешно, тако и людишек местных на закат сгоняем. Городки брать маетно, тако мои воеводы сказывают у селения здешнего Ачисилла, есть поле для боя годное. Там встанем и обождем. Сии людишки суть данники новгородские, обаче терпеть на землях своих войско чужое не станут, а како придут к нам воины их, то мы станем биться с ними.

— Великий князь, а коли соберут они силу поболе нашей, чего делать станем?

— Ты в се дело не суйся. Азм здеся великий князь и первый воевода.

Как я понял, русское войско своим неспешным ходом сгоняло местных жителей на запад, выдавливая его как пасту из тюбика. Тех, кто не уходил с пути, брали в колодки и отправляли обозами в новгородскую землю.

К крепости Ачисилла войско великого князя пришло под вечер на второй седьмице похода. Невысокий горный кряж окружал поселение, а каменная стена грубой кладки с крупной проездной башней, с затворенными воротами, перекрывала единственный путь в него.

После совета с боярами и воеводами князь велел разбить лагерь. Место выбрали возвышенное, каменистое, до леса не близкое, потому укрепление лагеря сделали возами, составив их по краю.

Через несколько дней осады Ачисиллы разведка донесла о появлении войска чуди.

Место для боя выбрали действительно удачное. Лагерь Руси устроили на возвышенности. Понятно, что и защищаться, и атаковать сверху вниз всегда выгоднее. Небольшие речки, с обрывистыми берегами, ограничили плато, близкое к неправильному треугольнику, потому обойти русский строй чудь не сможет. Протяженность пустынной местности, определенной для боя, с редкими кустами, на глаз, версты две-три, далее начинаются леса и болота. Открытое поле способствует большей управляемости организованного войска, а для ополчения как раз затрудняет битву, ввиду более слабой дисциплины.

Наутро великий князь вывел войско из лагеря. В центре поставили конницу в три тысячи, полки правой и левой руки насчитывали примерно по тысяче пеших воинов. Укрепленный лагерь с новгородцами защищал от нападения со стороны чудской крепости.

Из леса внизу вышло местное ополчение. Не имея разделения на полки, оно стояло огромной людской массой, может из-за стеснения от малой, для такого большого войска, площади, но скорее всего из-за неорганизованности. Нету в здешних местах дружин, откуда взяться воинской выучке у ополчения? По прикидкам воевод, малев насчитывает от пятнадцати до двадцати тысяч воинов. Все пешие за исключением, надо думать, вождей, выехавших на поле конными. Насколько видно войско эстов было вооружено копьями, топорами, дубинами, во множестве виделись дротики и луки. Из защитного вооружения можно было рассмотреть круглые щиты, обтянутые кожей или деревянные. Доспехи крепкие у единиц, в основном на воинах были кожаные куртки, или вовсе сермяжные кафтаны. На головах, меховые шапки.

Ставка великого князя Владимирского расположилась на пологой скале, справа от войска. Долина лежала, как на ладони. Строй русских полков, каменистая пустошь и местное войско, колеблющееся первой линией. Видно было, как редкие конные воины сдерживают и отгоняют в строй ополченцев.

Я был здесь. Моя должность чашника, обязывала быть рядом с князем.

— Немало людишек собрали! — Обратился великий князь к боярам.

— Изрядно. Кабы не всех мужиков согнали с чудинской земли.

— Да нет, не всех, но ближние маконды и городища выгребли подчистую. Вои сказывают там и бабы есть.

— Так другого хода нету. Коли желают с великим князем ратиться, тогда супротив пяти тысяч опытных воинов выставить надобно тысяч тридцать аль боле. А коли меньше бо привели, то и смыслу нет.

Боярин Балша Большой подозвал меня к краю.

— Вишь како наше войско на ратище стоит? Коли место ровно тако рати ставят иначе: посередь большой полк пешцами, на крыльях полки правой и левой руки о конях. Одесную завсегда сильнейший полк ставят.

— Дозволь вопросить боярин: вскую ныне конное войско посередь ставлено?

— Потому как места мало для боя. Всадники по центру ударят и малев надвое рассекут. Не выстоять им. Або пешцы по краям пойдут потому там каменьев много и заодно людишкам разбежаться не дадут. Нам холопи надобны.

Строй Руси простоял около двух часов и после сигнала рога, неспешно двинулся вниз по склону. Малев, тоже без дела побурлив у леса, плотной массой пошел навстречу. Пройдя меньше, чем полверсты в наиболее узком месте долины, русское войско снова встало, малев же не сбавляя хода, продолжил движение навстречу. Чудины не успели дойти до расстояния перестрела, как в их тылу с опушки леса появились в разнобой бегущие люди. Задние ряды заозирались и остановились. Малев потерял слитность. Внезапно, из леса на поле вылилось огромное конное войско под стягами великого князя.

— Вот и все! — Произнес великий князь. — Дело сделано.

— Кто это? — по-дурацки спросил я.

— Сие воеводы мои с войском моим. Не думал же ты, абы у меня токмо пять тысяч мечей на службе. Азм загодя, исчо в Новогороде приказал сие войско поднять. И тако не спешил, дабы полки мои пришли и малев собрался многолюдней. Мне сии земельки ране ненадобны были, обаче коль сказываешь немцы ея пояют, тако лучше пущай моими станут. Вскую мне псы латинские в сенях? Дабы кусали руци мои, в ответ за корм мой? Да и Новгороду Великому удавка. Нам отныне али купно бысть, али сему граду не бысть.

— Драться будут? — Спросил я великого князя.

— Нынче и поглядим, чего изберут: срам али живот. Малев из пахарей набран, да пастухов, а мои вои — с измальства оружье из руц не выпускают.

Окруженная со всех сторон пехота ощетинилась копьями.

Князь с боярами выехал из строя. Конный воин, подскочив к чуди, выкрикнул призыв к переговорам. Из строя малева вышло несколько воинов, облаченных в дорогой доспех.

Через толмача они обратились к князю:

— Почто пришел ты на наши земли? Мы платим дань Новгороду без задержки и мир у нас с русами.

— Мой бог явил чудо: опосля трех дней смерти отрока оживил и дал ему весть, о грядущем. Среди прочего, поведал об том, або на сии земли вскоре придут свеи, и немцы и будут бить чудь и землю у неё отберут!

— Как ты у нас отбираешь?

— Мне вашей крови не надобно, но землю возьму себе. Коли вы не способны удержать ея, прав на неё нету у вас.

— Чего хочешь ты от нашего народа?

— Коли животы дороги, оружье кладите наземь. Всем жизнь обещаю.

Судя по эмоциям разразившегося между вождями спора, часть старейшин была готова сдаться, а часть драться. Великий князь, видя замятню, подозвал сеунча и объявил волю: бой один на один. Коли чудин победит: чудь заплатит отступ, и великий князь уйдет восвояси, а коли русский ратник одержит верх то, стало быть, чудская земля за великим князем отныне.

— Боярин? — подергал я Балшу Большого за рукав. — Взаправду князь войско уведет, коли наш вой падет?

— Ни. Не отпустит все равно. Сие наша добыча, по праву. Полон, оружье, скот, земли князю. Тако сказывает, або клятвы не даст.

Перед чудью вышел воин, вооруженный круглым щитом, мечом, в кольчуге и меховой шапке. Из наших рядов вышел Осип. Также в кольчуге, без шлема. В руках он держал два длинных меча. Это я уж потом понял: для великого князя нет разницы, чей воин победит, а Осипу — восстановленная слава первого бойца, почет и награда. Впрочем, чудину не жить. Видал я, как Осип деревянными мечами руки разрабатывал, а лучшие княжьи воины меньше чем втроем супротив Осипа и не хаживали. Умеет драться.

Два бойца встали в стойки. Чудин выставил вперед щит и, прикрывшись, двинулся на русича. Осип, подняв мечи, начал выделывать круговые движения, сплетая из танцующей стали сложный узор. Шипение крутящихся клинков вгоняло в дрожь. Чудин, примериваясь к атаке, сместился и оступился на камне. Заминка пешца стоила ему жизни, а чуди всей земли. Осип мгновенно разорвал пляску мечей, молниеносно провел атаку в голову, потом внезапно ударил ногой по щиту, подкинув его вверх и закрыв чудину лицо, а секущий удар мечом по ноге я даже не заметил. Поврежденное бедро резко ограничило подвижность вражеского воина, кровь потекла обильной струей, образовав на штанине быстрорастущее мокрое пятно.

Осип отошел, посмотрел на противника, зачем-то покивал ему и снова закружил мечи. Отступая и подволакивая ногу, чудин с ненавистью и страхом смотрел на приближающегося воина. Сейчас щит уже не помогал ему. Из-за невозможности сохранить правильную стойку он выпрямился и перенес вес на правую ногу, щит опустил ниже и ближе к телу, а меч поднял выше, угрожая русичу. Осип, подойдя ближе, поочередно, в быстром темпе, нанес удары в раненую ногу, отбил меч врага в сторону, снова в ногу и снова по мечу. Чудин успел парировать только первый удар по ноге, от второго он не увернулся. После очередной раны его нога подломилась, и воин упал. Осип подскочил, ступней придавив руку эста, вооруженную мечом, сам навалился на щит, блокировав возможность защищаться, затем выпустив один из клинков, двуручным хватом взял другой и вбил его в горло лежащего.

Княжья дружина издала победный кличь, ударила оружием о щиты и направила его на малев. Вожди чуди, после заминки, достав богатые мечи из-за поясов и подняв их над головами, затем бросили перед строем.

— Бояре. — Обратился великий князь к ближнему кругу. — Малев разоружить разделить и под надзор. Старейшин отделить. Балша, пущай оружничий поглядит на брони и оружье. Коли чего годное будет, как заведено — моя рука первая, опосля пущай старшая дружина себе долю выберет, потом гридни, остатнее добро новгородцам отдаю.

Ачисилла, под стенами которой, чуть не произошло сражение, после разоружения малева, сдалась на милость победителя. Немалая часть внутреннего пространства укрепления отводилась загонам для скота и навесам с хранившимися там большими запасами сена. Самым крупным зданием в крепости оказался 'медовый зал' место проведения общинных празднеств. Остальные дома были значительно меньше главного и представляли собой невысокие стены, на которые ставилась кровля на столбах. Снаружи они походили на крутобокие холмы, сплошь заросшие травой. Внутри земляной пол, очаг в углу и несколько лежанок со звериными шкурами.

На следующий день великий князь дал пир войску. Воеводы со старшей дружиной гуляли в самом большом строении крепости. Здание, длиной аршин в пятьдесят, сложенное из крупных бревен, совсем не имело окон, кровля крыта дерном по жердевой обрешетке, пол земляной, главный очаг устроен посередине здания, напротив входа. Тьма немалого внутреннего пространства разгоняется пламенем очагов и множеством факелов, дорогие свечи стоят лишь вблизи великого князя и его ближайшего круга. Длинные столы, за которым расположились пирующие воины, заняли почти весь зал великого дома.

Бояре и воеводы поклонились великому князю большей долей добычи: по обычаю, князю полагалась шестая часть, но по решению старшей дружины и начальных людей в нынешней победе решающим был замысел полководца. Так что государю отдали четверть от добра, добытого в походе. Правда воины желали взять свою долю мехами, скотом и ценной рухлядью, отдавая пленников князю. Обычно добычу продавали на торгах, с тем, чтобы превратить её в серебро, так делить проще.

На пиру пили пиво и мед. Лучшим людям князь посылал братину с фряжским вином. Я подавал сосуд с заморским напитком, а великий князь, поднимая чашу, описывал подвиг ратника или воеводы, славил того и передавал подносчику награду. Ценными подарками были отмечены воевода Лагач, и другие бояре, вовремя приведшие войско, сотник сторожей и сами прелагаи, сумевшие отследить малев чуди и уберегшие войско великого князя от обнаружения врагом. Осипу — поединщику от Руси был дарен золотой чеканный ковш, с тонкой работы орнаментом. По старой традиции награда от князя выдавалась из его доли добычи.

На столы подавали обычную крестьянскую еду, но было много мяса, забитого накануне скота и птицы. Пили за столами кто из чего: рогов, братин, ковшей, глиняных чашек. Ели ложками, руками, ножами отрезая от жареных туш куски мяса. Прислуживала за столами челядь больших людей, детские от дружины и подростки от новгородских переселенцев.

Наутро великий князь разговаривал с вождями чуди. Старейшин держали под охраной в нескольких домах внутри стен Ачисиллы. Пленных воинов оставили в поле, покормив и на ночь, окружив цепью костров. Небольшие отряды конных воинов контролировали периметр становища.

Великий князь сидел на рундуке в окружении ближних людей. Воины привели старейшин чуди.

— Из каких вы селений? — Был первый вопрос князя через толмача. Чудинов и звали чудью за непонятное русскому уху звучание языка.

Из ответа стало понятно, что здесь были вожди городков Калеван, Жанеда, Жагала, Куусалу, Лоху, Вихула, и еще около двух десятков поселений, не считая мелких слобод.

— Вот чего реку вам. Сила моя здеся и половины нету, тако земли сии отныне мои.

Ему попытались возразить из толпы.

— Молчать. Песьи дети! — пресек волнение Балша Большой. — Вы все токмо коров пасти способны, а перед вами великий князь Руси речь держит! Се природный государь, по крови, а вы вси по роду холопи!

— Земля сия отныне моя, и людишки вси мои. — Продолжил речь великий князь. — И у них есть выбор: али покорятся мне своей волей, али мечом их возьму. Коли боем брать стану, то добра от меня не видать им. Або ежели сами отворят ворота крепостей, так и милость моя с ними пребудет. Семьи делить не велю, жить будете как прежде, токо тама где азм укажу. Ступайте, думайте.

— Балша, укажешь переяславцам и суздальцам гнать полон ко Владимиру и здешних людишек и скот такоже пущай берут. Да опись чтоба соделали в пути. Азм грамоту Истоме отпишу, кого куда. Укрепления Ачисиллы разрушить, дома не трогать. Коли азм на тутошние земли людишек сыщу, будет им, где жить. Войску собраться, выступаем к Колывани.

Колывань — приморское селение с постоянным населением 500-600 человек, существует уже в течение трех столетий, но на город видом не тянет. Вытянутая овалом в плане возвышенность — сердце селения, размерами 400 на 250 аршин поднимается над ландшафтом на 25-30 аршин. На холме выстроена небольшая деревянная крепость. Укрепление занимает северную, наиболее высокую часть и имеет форму подковы, спрямляющую обрывистые склоны и прямую стену, с башней посередине, обращенную на северо-запад. Посад, расположенный у подножия, представляет собой несколько неукрепленных поселков, среди которых, к северо-востоку от крепости под обрывистым склоном, населенный русскими с собственной церквушкой Святого Николая Чудотворца. Само собой, большой поселок чуди и торговый двор нурман. Всего в сотне аршин от крепости блещет свинцом морской залив. Отвоеванные у леса земли разбиты под небольшие поля и огороды. За ними начинаются вековые дубовые рощи. На отдельном холме высотой аршин в сорок, расположенном к северу, находится капище, где местные язычники поклоняются священному дубу.

В этих местах укрепленные поселения строились для того, чтобы переждать набег. В мирное время население живет небольшими деревнями и однодворками, а в случае набега скот отгоняются в загоны в лесах, а жители сбегаются в крепость, для совместной обороны.

Для замысла великого князя сбор подавляющей части населения в одном месте облегчал переселение его в другие земли. Войско лагерем обложило Колывань по всему периметру, кое-где просто заняв пустующие дома. Осажденный гарнизон предусмотрительно по русским воинам не стрелял.

Ставка князя расположилась на небольшом холме юго-западнее крепости. Война дело дорогое и терять время великий князь не собирался. Вызванные из обоза местные старейшины были доставлены к большому шатру.

— Слушать меня — обратился к ним Всеволод Юрьевич. — Мне недосуг ждать, город азм возьму добром, али злом. Слово князя: коли миром отворят ворота, то людишки будут целы, внегда стану сажать на землю семей делить не буду, и скарб пущай берут с собой. Жду ответа до утра. Но коли на заре покорности не увижу, городок возьму силой, воинам отдам на потеху всех баб, а детишек и прочих продам жидам. Мне еще два десятка таких крепостиц брать. Будет им урок, так или иначе. Ступайте и горе вам, коль не склоните людишек своих к покорности.

Полки, поделив участки стен, начали приготовления к штурму. Лучники должны были сбивать защитников на стенах, для ворот изготовили таран. Силы крепости были значительно ослаблены отрядом, отправленным ранее к Ачисилле, в укреплении находились на две трети женщины и малые дети. Фактически защищать ее было некому.

Немудрено, что поутру ворота открылись. Великий князь, дав время до полудня на сбор семьями скарба и одежды, отправил жителей города на Русь. Обоз под охраной тысячи воинов, сопровождал около двух с половиной тысяч эстов, и огромное стадо домашней скотины.

К великому князю доставили русских, которые жили в Колывани своей слободой.

— Кто такие? Кланяйтесь, великому князю, собачьи дети! — сразу взял быка за рога Балша Большой.

— Мы люди Святой Софии, держим двор Великого Новгорода. Здеся торговлей промышляем, а вера у нас православная! — Заявил суховатый купец, задрав бороду.

— До вас вести не дошли чоли, нету отныне Великого Новгорода, а есть Великой Новгород под властью великого князя всея Русская земли Всеволода Юрьевича. — Поправил его боярин.

— Не слыхали покуда. Да вот узрели очами своими, нежданно.

— Решил азм поять Колывань под руку свою, дабы населить ея людьми нашенскими, для торговли всея русская земли. Тако здеся нынче осядут две тысячи новгородцев, и вы, коль местные старожилы, укажете им где и чего. Далее на восход заложу азм еще городка три аль четыре. Учтите моя воля, дабы в сих землях ни единого чудина не было. Мне здеся надобны токмо верные люди.

Оставив с новгородцами посадника и сильный отряд, полки выступили на Русь. Переселенцы должны были сведенными из Новгорода городниками выстроить дубовую крепость, с тем, чтобы позднее заменить дерево на камень. В здешних краях в достатке природный камень, не то, что на Руси. От того и каменное строительство во Пскове, Изборске, Новгороде довольно сильно развито, при том что в глубине Руси, каменными строились лишь церкви, или башни с проездными воротами крепостей, как в Киеве или Владимире.

Здешние земли населены племенами дикими, Христа не знают, грамоты нет, да и городов нет. Колывань, по сути, оказалась сильнейшим поселением здешней земли, благодаря природному рельефу. Полки, распущенные на охоту, брали изгоном, приступом или осадой небольшие села и слабо укрепленные остроги. По велению великого князя все селения оставались целыми, а жителей со скотом гнали к Новгороду. Полон вышел очень большой, а скотины и не сосчитать.

Со всеми делами управились только к осени. Из Новгорода и прилегающих волостей было сведено еще семь тысяч жителей, в колыванской земле заложены города Туров (Раквере), Дмитров (на берегу Наровы), усилен жителями и воинами активно строящийся город-крепость Колывань.

Глава 3

Нынешние погоды по моим наблюдениям гораздо теплее, чем в 16 веке. От того и урожаи в эти времена больше. Пахари сеют теплолюбивую пшеницу чаще, ржи. Да и овощи урождаются крупнее. Хотя последние полвека случались и голодные времена. Мои увещевания по устройству государевых хранилищ жита для голодных лет отклика у великого князя не нашли. Вернуться к этому вопросу государь обещал, если предприятия, которые были заложены по весне, начнут приносить ощутимую прибыль.

Я обещал в текущем году устроить бумажное производство, а также показать образцы товаров, которыми планировал озолотить княжескую казну. Сделанные по весне заказы в великокняжеских мастерских касались бумагоделательного завода и стекольного производства. Была у меня мысль повторить историю, которая принесла стабильный доход в прошлый раз.

Речь держу о водке. В нынешние времена пьют на Руси не много, люди побогаче ставленый мед, привозные заморские вина, победнее мед вареный, брагу, пиво и т.д., да и церковь официально отрицательно относится к пьянству, а вот в Европе любят это дело. Более мягкий климат на западе, позволяет собирать большие урожаи, значит у населения больший доход, распространение винограда служит изобилию вина, отсюда следствие — его потребление. И злоупотребление. Так вот в прежней жизни импорт русской водки на запад очень сильно наполнил государеву казну. Здесь нужно было только обеспечить большое количество, стабильное качество и немного рекламы. Без зеркал, стекла и стеклянной посуды не обойтись — это коммерческая бомба, но предметы роскоши разовые покупки, а алкоголь скажем так — многоразовые.

Готовое оборудование для бумажной фабрики пришлось немного переделать, т.к. мастера выполняли заказ по своему разумению, потому как я был в отъезде. Но переделки были не значительны, так что предстояло устроить сам двор, ветряную мельницу в качестве привода и обучить персонал. С согласия великого князя мне пришлось покинуть стольный город в сопровождении дворского Никиты Москвина и нескольких гридней великого князя.

Первую ветряную мельницу для помола муки под моим личным руководством построила плотницкая артель на деньги купца Языкова на берегу реки Клязьмы. Дворским был утвержден ряд на паевое дело. Доход делился пополам между княжьим двором и купцом.

На основе наработанного опыта в бумажной мануфактуре была устроена мельница вдвое большего размера с металлическими шестернями. Она позволила механизировать значительную часть простых работ. После получения первой бумаги пока серовато-коричневого цвета на двор приехал великий князь с сыном Константином, которого все прочили наследником. Осмотрев производство, великий князь Всеволод Юрьевич учинил мне фактический допрос:

— Ты на что казну мою пустил? Оно конечно мудреная затея, токмо к чему она мне, и серебра сто гривен нету?

— Государь, сия затея первый шаг. Нельзя государству без бумаги. Указ, закон, пожалование, да мало ли каковые дела. На все пергамента не напасешься, и дорого, а на бересте указы княжьи чертить невместно! А внегда книги печатать примемся сотнями, тысячами штук и вовсе без бумаги не сдюжить нам.

— Тысяча книг? На всей Руси стока ни сыскать! Куда нам такое множество?

— Государь, — ответил я. — На Руси городов сотни, написать закон для суда али пошлин торговых, али во церкви святое писание книжное, али книги ученые для воспитания отроков. К тому же торговать бумагой можно, всяк купец купит на обиход. Сам увидишь.

— И чего откупится казна моя?

— Откупится вскоре и прибыль даст дальше.

— Тогда ладно. Чего дальше покажешь? — Сменил гнев на милость князь.

— Станем ладить стекольное дело.

— У меня на дворе стекловары трудятся. Вскую лишних заводить?

— Сии мастера стекло выделывать станут, прозрачное, будто родниковая вода, из него лить окна великие, зерцала в рост человеческий, кубки, чаши и множество вещей чудесных! — Посулил со щедростью я.

— С того надо было зачинать! На таковые затеи будет тебе казна. Константин вишь как свезло нашему княжеству? — обратился он к сыну. — Впрямь Господь нам благоволит.

— Константин Всеволодович? — обратился я к двадцатилетнему князю Новгородскому, который был наместником новой стороны. — Поведай, чего ныне в колыванской земле творится?

— Замок дубовый выстроили на холме великий о шести башнях, нынче рубим городскую стену тако же дубовую, быками. Ведаешь ли способ таковой?

— Нет, князь не ведаю.

— Стена ставится не в ряд сплошной, а отдельными срубами друг к дружке. Опосля те срубы засыпают землей да камнями. А коли промеж срубов место оставить, то подошвенный бой можно учинять через стрельницы. А коли гниют те быки, их можно по одному разбирать и ладить новые. И тогда ущерба для воинских дел не станет. Опосля како устроим город, то сможем быки ломать и ставить каменные стены и башни. — Поделился знаниями новгородский князь.

— Умно. Немцев, али свеев воинских не было ли? — задал я очередной вопрос.

— Даны были малой силой. Сказывали, мол, сии земли ихнего короля Вольдемара. Тока посадник колыванский воевода Дубок указал им: мол строимся мы на пустом месте, тако и оне первые воинские люди данские, коих и видали, тако стало быть земля сия ничейная и кто первый сел на ней того и правда. Немцы приходили торговые с нового города рекомого Рига. Сели те немцы меж реками Раквере и Двиной, а головой у них епископ латинянин Альберт Букгевген. А в городке сидят немцы и примучивают окрестных ливов и латгалов. Купцы поведали будто папа римский объявил крестовый поход на сии земли и сулил райскую жизнь тому, кто с мечом отправится на полуночь и примется бить язычников.

— Государь, сказывал азм тебе про немцев, что придут и возьмут себе чудь. Тако людишки сии есть того самого паписта Альберта. Надобно его городок поять и посадить туда русских людей, али сжечь его коли не надобен стане. Только оставлять его без присмотру: како козла в огород посадить. — Такой совет дал я великому князю.

— Нынче недосуг мне: Новгород Великий в смятении. Большие люди мутят воду, желают вернуть городу вольную жизнь. Городки не устроены в колыванской земле. Покуда Великий Новгород своей выгоды в сей затее не увидит, до толе бузить будет. Тако не до немцев ныне.

— Государь, с сей занозой немецкой нельзя тянуть, кабы опосля большой кровью не заплатить.

— Управимся. — Оптимистично отмахнулся великий князь. — Чего приехал азм. Удельные князья пронские Глеб и Олег сызнова просят управы на князей Рязанских. Сказывают те земелек и сел их лишают и умаляют княжескую честь. О прошлом годе тако же приходили жалились на судьбу. Да мне недосуг было, а нынче с колыванскими делами управлялися. Ты чего скажешь?

— Чего за беда у тебя великий князь с рязанцами?

— Лет десять тому наказал азм князя рязанского Романа за непочтение Великого престола Владимирского, отрезал от земель его пронский удел для молодших княжичей Рязанских, да и новгородское княжение у него отобрал. Видать сызнова неймется. Князья пронские доносят, абы рязанские князья купно с черниговскими супротив воли моей умышляют.

— Тут такое дело, государь. Нету на Руси князей окромя тебя и сына твово. Азм тебе уж сказывал, али едина станет Русь, али сгинет. Так Господь указал.

— Ага. Ну, значит, так тому и быть. Нынче по весне Глеб рязанский хаживал походом на половцев. Большую добычу взял, полон, стада скота, не как у меня в колыванской земле конечно, но много. Так коли бы он на полудень не ушел и азм бо на полуночь не тронулся. С рязанцами ухо в остро держать надобно.

На весну великий князь объявил поход на Черниговскую землю.

Устройство стекловаренных амбаров заняло почти всю зиму. Производство было заложено в безвестном селении на берегу реки Судогда. В убогой деревне жило коренное население здешних мест мурома, с примесью славян. Места глухие, патриархальные.

Здесь сначала устроили великие амбары, а затем в тепле, под моим руководством сложили большие печи по плавке с помешиванием состава, через свод печи и отжигу изделий из стекла. На всех предприятиях не требовательных к мощности привода устанавливались ветряки. Их работало уже пять штук, два на бумажном производстве, два на мельницах и вот на стекловаренном заводе. Главной причиной расположения производства в здешних местах было месторождение чистейшего кварцевого песка и изобилие древесины для печей. Княжеский тиун обложил селение податью: поставкой на княжеский завод оговоренных объемов песка и дров, все поставленное сверх уговора оплачивалось серебром. Местное население жило в основном скотоводством и заготовкой сена, излишки которого продавались на владимирском торге. Теперь у него был более важный источник дохода, позволяющий значительно повысить благосостояние.

По весне пошла первая продукция: кубки, стаканы, чаши, кувшины, бутылки, разноцветный бисер и т.п. Поначалу стекло варили на поташе, и оно сильно отдавало зеленью в цвете, но, когда заработала зельевая изба с получением чистой химической соды и добавлением мела, продукция стала исключительно прозрачной.

Зельевая изба была устроена в отдельно выстроенном укреплении под Владимиром. На территории охранявшейся полусотней гридней были выстроены само химическое производство, амбар под выделку листового стекла, пороховая мельница и деревянные дома для бытовых нужд охраны и мастеров. В зельевой избе я проторчал почитай всю зиму, натаскивая десяток молодых ребят из детских владимирского полка великого князя, на выработку технологических процессов получения химических продуктов. В этом деле главными проблемами были поставки ингредиентов, в объемы которых и упиралось производство. Жизнь значительно облегчало знание о расположениях месторождений минералов. Но сама добыча и подвоз занимали месяца. А что касается стекольного и порохового дела, то здесь все упиралось в недостаток исходного сырья. Заложенные по весне бурты для вызревания селитры дадут сколько-нибудь приемлемый объем через год. А листовое стекло ждало выработки соды.

Как сошел снег, собралось войско великого князя владимирского и стало лагерем под Коломной на Москве-реке в месте слияния с Окой. Начался поход на Черниговское княжество. В ставку были приглашены князья рязанские Роман и Святослав, с сыновьями и племянниками. Явившимся были оказаны почет и уважение, но во время трапезы неожиданно явились князья пронские и обвинили старших братьев своих в сговоре с Черниговом и планах ударить войску владимирского князя в спину. Князей рязанских с домочадцами, и близкими боярами заковали в колодки и отправили во Владимир под надзор. Войско великого князя развернулось и ударило по Рязанскому княжеству.

Полуторамесячной осадой был взят Пронск, откуда князья пронские были изгнаны Глебом рязанским ранее. Этот город был довольно сильной крепостью, но не имел внутренних источников питьевой воды. Обложенные войском великого князя и томимые жаждой горожане все же отворили ворота. Остальные города признали власть Владимирского княжества без сопротивления. Младший сын Всеволода Большое Гнездо шестнадцатилетний Ярослав Всеволодович сел на стол Рязани — крупного города-крепости на излучине Оки. Князьям пронским был возвращен их удел.

Пришел июльский день, когда великому князю были представлены стекла и зеркала владимирской стекловарни. Стекла были стандартного размера один на два аршина, но слегка гуляли по толщине. Прозрачность была исключительная. Местный мастер с химической содой сотворил великолепный продукт. Такого же размера были и зеркала. По нынешним временам вещи бесценные.

— Ай, да угодил! — Великий князь был в восторге. — Ай, порадовал! Таковые чудеса, благолепные. Город тебе пожаловать, что ли? Истома, чего скажешь! Каку олафу пожаловать?

— Много ли сможет выделывать таковых чудных вещей твоя варница? — Вопросил меня острожный казначей.

— Покуда листов по сто в месяц, но можно и поболе. Сколь великий князь укажет. — Ответил я.

— Не ведаю, государь, у нас такого нарочитого города и не станет. Ты сам-то соколик чего желаешь? — Вопроси меня Истома.

— Да, есть у меня все.

— Деля твоей пользы радею, надобен тебе титл, дабы дела великие творить. Мал летами ты вельми. Как с тобою мужи станут совет держать, коли ты пешком под стол ходишь? Хучь нынче князьями на Руси токмо последки Рюрика стоят, быть тебе князем. Боярином бо пожаловал, обаче у меня бояр, как грязи, и у всих волчьи очи. Ведаешь, како брата моего старшого Андрея Боголюбского бояре порешили? Так-то, потому азм подле себя токмо верных людей держу всякого чина. А тебя, стань ты боярином, всяк пошлый родом примется шпынять и худородство твое с малолетством в лико тыкать. А князей, пожалованных досель не было. А всякой боярин ниже князя вестимо. Да и город давать боярам с лишком кусок большой.

— Коль так, пожалуй мне великий князь Углич в удел.

— Углич? Что-то не помнится мне таковой город? Где стоит?

— На Волге, близ речки Корожечны.

— Азм ведаю, государь. Городок мал вельми Углече поле прозывается. — Пояснил Истома.

— Чего ж такой малый городок просишь?

— Пусть, большой и не надобно. Честь велика! Токмо, окромя того, прошу с прибылей с твоих заводов, что построю азм для тебя в четверть на мой кошт класть.

— Четверть? — Усомнился Всеволод Юрьевич.

— Государь для твоей пользы всю казну свою тратить стану, об том буду давать отчет. Коли азм все время стану просить серебра у тебя, и тебе докука и мне волокита.

— Что ж, велю: Быть княжьему чашнику Вадиму Осиповичу Лютому удельным князем Угличским, и четверть доходов с дел великокняжеских, им самим начатых. Двор во Владимире и казны двести гривен.

— Благодарю за честь государь, — поклонился я. — Служу тебе великий князь и Руси!

По моей просьбе Истома вызвал из Великого Новгорода большого купца, который был более-менее лоялен новой княжеской власти.

Купец, возрастом под полтинник, был коренаст, изрядно бородат и одет соответственно достатку: все ткани импортные, с богатой вышивкой, многочисленные пуговицы чеканные из серебра.

— Здравствовать тебе многия леты купец новгородский Силантий Медоев.

— И тебе поздорову отрок.

— Знаешь ли, меня, новгородец?

— Вестимо, сказывают ты воскресший отрок, Господом возвернутый.

— Веришь ли, тому?

Купец посмотрел на меня прямо:

— Нет. Не верю. Средь нашей торговой общины таковое слово, або великого князя се придумка, дабы украсть у Новгорода Великого волю и казну его поять. Знамо дело Всеволод хитрован известный.

— А коли и так: землю колыванскую взял под руку великокняжескую, города строит, земли те полнит русскими людьми. От того море Варяжское открыто для торговли и Новгороду с того польза великая.

— Так и раньше без сих затей торговлишка шла, або Новгород своей волей жил, а ныне како станется? Под княжьим-то сапогом?

— Так-то так, обаче Силантий Петрович времена меняются. Вскорости ждать нам горестей велицых и испытаний, без единого государя Руси не выстоять. Ты старинный купец твой отец и дед торговали и в купечестве стояли. Сам ведаешь купечество се союз торговых людей, внес оговоренную меру гривен серебра и право твое товарищи и старосты, и князь поддержит. А коли ты един и нету за тобой силы, где правду искать? Вот и нынче стоит великий князь, един на Руси и мыслит како побороть недруга, что придет в урочный час на землю его. Только твоя беда: лихва, аль товар, а беда великого князя вся Русь. Ты знай Силантий Петрович придет беда, страшная, неминуемо.

— На все воля Господня. — Перекрестился купец.

— Не веришь. — Сделал вывод я. — Ну се твой грех. Тебе с ним жить. Обаче азм доказательства дам о Господней воле. Пойдем со мной.

В сопровождении дворского мы прошли в амбар на дворе. По команде Москвина гридни отворили двери. В простецком строении были выставлены образцы товаров новой промышленности великого княжества. Зеркала большие и малые, оконные стекла стандартного размера, стеклянные кубки, стаканы и прочее. Отдельно продукты химической избы: сода, кислоты, хлорная известь. На полке лежал отрез льняной ткани исключительной белизны, рядом несколько рулонов небывало яркого фиолетового, красного и синего цветов. Бумага стопками беленая и нет.

— Чего молвишь, купец? — Спросил я онемевшего новгородца.

— Где брали? — выдавил из себя Силантий.

— Сее сделано по моему слову, на княжьих мастерских.

— Быть того не может! Сие немцев, али фрязинов весчи! — Не поверил купец.

— Христом клянусь, здеся, под стольным градом Владимиром, выделан весь сей товар. Ты Силантий Петрович оглядись, приценись и помысли вот об чем: нынешний товар — то маковка на церкви. Азм не поспел до сель великих дел почать. У Руси злата-серебра будут горы, поелику любит ея Господь. Сил дает и казны дает, оружье страшное дает, а просит лишь веры!

Теперь разговор с купцом стал более предметным. Вернувшись в палаты, мы продолжили разговор.

— Вот чего Силантий Петрович, от Новгорода великому князю нужна верность и служба, а достатку станет в городе с избытком. Расскажи ко мне, чем торгуете, как?

Купец с лихорадочным блеском в глазах старался держаться с достоинством, но заметное дрожание рук выдавало сильное волнение.

— Известно: воском, кожа у нас добрая, пушной рухлядью: белкой разной да куницей, соболем, льняной тканиной, пенькой, дегтем. А из-за моря везем уклад свейский, мечи на Готланде ладные куют, другой доспех, шелк, платье, порты франкской выделки, соль, да много чего везем.

— А куда, новгородцы ходят за море?

— Дак, далече не ходют. На Готланд, в Висбю, к свеям в Бирку, Упсалу, к немцам в Любек, али Гамбург на Эльбе реке, в Гданьск к ляхам, да и все. Дале не ходют. Опасно, а лихвы и так хватает.

— Морские тати не докучают?

— Оно конечно. Токмо торговый люд едиными лодьями и не хаживает. Сберут дюжину, али две. Воев подряжаем, опаски для. Так-то надежней.

— А на Готланде, чего там?

— Остров, а на нем множество усадеб, сеют хлеб, да в каждой свое дело. Из свейского, аль немецкого железа куют оружье славное, пиво варят, скот держат. Все по-разному, обаче вси торговлей промышляют. В граде Висбю, тама же на острове, немцы живут. Оне с тамошними людишками воевали, но замирились давно. На берегу гавани стоит Рыбья башня из камня сложенная, три яруса бойниц и из дерева стена вкруг городка тово. И дома из камня тоже есть, церкви. Богато живут.

— Ладно. Ладно. Теперь к делам нашим: государь дает Великому Новгороду леготу в пять лет. Товар всего стекольного промысла пойдет особливо через руки его купцов. Коли сребра нету, под поруку вятших людей, али купеческой артели казна дает в долг под обычный рост. Значит вот чего надобно мне: с немцами уговоритесь на куплю свинца. Сколь будет столь и бери, медь чистую, олово. Да вот позабыл. — Пришла пора запустить пробную партию водки. — Есть у меня пьяное питье, под прозванием 'водка'. Желаю пробную поставку сделать. Ты кстати приглядись купец — ваши ушкуйники за закат ходят дикие племена примучивают, так за такую водку они вам сами меха вынесут доброй волей.

— Откель ведаешь?

— Ведаю и все. И немцам продай на пробу. Мыслю, как распробуют, отбоя на заказы не будет.

Решением великого князя эксклюзивное право на торговлю товаром великокняжеской стекловарни получили новгородские купцы, для привязки элиты Великого Новгорода к стольному Владимиру. К зиме объемы производства выросли и доходы от завода на Судогде и зеркального под Владимиром оказались сравнимы с налогами от богатого города.

А у меня новое дело — оптическая изба. Будь она не ладна! Мало было забот? У великого князя зрение неважное, а я возьми и расскажи ему про очки. Кто меня за язык тянул? Теперь начинаю новое дело. Для своих затей людей я искал среди детских княжьей дружины и местного купечества, хотя брал любых, кто соглашался.

На роль будущего оптического гения я выбрал Боркуна — княжьего слугу. Вид у него такой, интеллигентный, черты лица тонкие. Истома, как челядника его не особо ценил, много больно думает, но соответственно рекомендовал как человека склонного к учению. Был устроен стеклянный двор: плавильня для стекла, совсем небольшой ветряк — привод для маломощных станков, деревянные станки для шлифовки линз. В кузне были заказаны полукруглые головки разных радиусов кривизны для шлифовки внутренней поверхности линз. К середине зимы у великого князя были очки в золоченой оправе, а к весне мы с Боркуном планировали получить подзорную трубу. Заказы на очки от духовенства, боярства и купечества, после демонстрации великокняжеского оптического прибора хлынули потоком. Очередь на оптику выстроилась на год вперед. Пришлось объявлять набор желающих на обучение новому прибыльному ремеслу.

На празднование нового шесть тысяч семьсот семнадцатого года от сотворения Господом мира (1208 от рождества Христова по папистскому счету) великий князь крикнул на пир множество нарочитых людей. Среди них были и ростовские бояре, имевшие большое влияние на старшего сына великого князя Константина. К тому времени почти до всех земель русских дошли вести о баснословных доходах, что потекли в казну стольного Владимира. Слухи, подкрепленные свидетельствами торговых людей и дорогими товарами владимирской выделки, заставили пока немногочисленных бояр и воинов искать службы при дворе великого князя. Всем остальным стало ясно, что сильнейшее княжество, приросшее землями Великого Новгорода и Рязани, получило еще и неисчерпаемые источники серебра. Это сулило остальным русским княжествам неумолимое ослабление позиций, а Владимиру небывалое усиление. А в ком-то это пробудило просто зависть. Ростовские бояре явились к великому князю с жалобой на исключительные права новгородского купечества на право торговли стеклянным товаром. У нас с великим князем был оговорен такой случай, и он отправил их сразу на мой двор.

Делегация старого Ростова насчитывала пять человек. Все в возрасте, с бородами в дорогих шубах и шапках. Не люблю, когда с другой стороны много переговорщиков. Старший человек и так пытается морально подавить юного князя в силу разных причин, а когда представителей другой стороны больше трех, они вообще меня в расчет не принимают и такое впечатление договариваются между собой.

— Слышь малец, где здеся сыскать князя Угличепольского? — Со спины ко мне обратился один из бояр.

— Угличского. Аз есмь. — С некоторых пор начал я носить непристойного размера цепь золотую с медальоном. Зато не надо всякому доказывать, что ты князь. С одеждой-то своей, я не сильно кичлив. Развернувшись, я обратился к гостям: — Кто такие будете? С чем пожаловали?

— Мы бояре Ростова Великого, государь и великий князь Всеволод Юрьевич на тебя указал. Мол, уговорил ты его, дабы окромя новгородских купцов торговать стеклянным промыслом никому нельзя. Обаче мы, старое боярство-купечество ростовское, от того в убытке великом. Коль надо готов Ростов поклониться казной своей тебе князь. Токмо разор сей надобно убрать и леготу Ростову Великому дать наперед новогродских людишек.

— Что же бояре ростовские, добро пожаловать в дом. — Мы прошли в хозяйские покои деревянного терема, что был выстроен для меня велением великого князя.

Расположившись за большим столом в одной из светлиц я, угостив бояр квасом, спросил об их недовольствах.

— Что же давайте знакомиться бояре. Аз есмь Вадим князь Угличский.

Один из гостей помоложе представил остальных:

— Боярин Гордей Симеонович Красный, боярин Семен Иванович Прутов, боярин Василий Ратша Глухой, большой купец Петр Останец Держигора, азм есть Протасий Шемякич Темный сын боярина Шемяки Бушуй Темного.

— Так об чем печаловаетесь бояре?

— Ростов Великий — се большой торговый град, ано через леготу новгородскую куча товару драгоценного уходит. Оно понятно леготу новым землям государевым дать, дабы к руке его привыкли. Ано новгородцы — на торговле с немцами сидят, а наш промысел с Булгаром, с Хвалынским морем и далее. Коли нашенским такоже позволить торговлю тако и великокняжеской казне прибыль и нам достаток. Ты уж княже, молви словечко, або Ростов тебе поклонится серебришком сколь укажешь. Чего молвишь? — Взял слово старший из всех Гордей Симеонович.

— Вот чего вам скажу бояре. Вы опора и сила великого князя, и крутить с вами азм не стану. Да верно вы помыслили надобно привязать накрепко к владимирскому престолу Новгородскую землю, да и выработка стеклянного промысла покуда не велика. Обождите лет пяток, бояре, опосля снимем льготу. Всем станем отдавать товар без разбору. Обаче для вас есть у меня весть. Коль желаете, могу и вам леготу дать на дело прибыльное.

Бояре, раздосадованные отказом, тем не менее, от доходного дела не отказались:

— Об чем речь ведешь князь?

— Ведомо мне место на Руси, где железо, како в свейских землях, рудой лежит. И железа в руде не меньше половины. И железа много: века копай — не убавится!

— Сие дело! А вести верные? — Уточнил Держигора.

— Не переживай купец, Господь указал! Окромя того ведом мне способ, дабы железо задешево делать: за день тысячи пудов, али уклада, коль нужен. Как бояре, интересно вам сие предприятие?

— Дык прикинуть надобно, верно ли сие дело, сколь казны потребно, то се.

— Подумайте бояре подумайте, токмо коли ко мне явятся гости суздальские, аль ярославские не обессудьте, кого рука первая тот и злата той руцей черпнет через край!

— Ну-ну князь, молод ты еще нам грозиться! Мы чай не последние люди в княжестве, сей же час явимся к государю, пожалимся, ибо гнобишь ты боярские роды старые! Уж попомнишь тогда нас! — Разошлись гости.

— Бояре, внемлите слово мое. Азм не стращаю вас, обаче нынче апрель на носу, коль не соберем поход, год потеряем, до места по рекам плыть.

— Далече?

— Есть острог один на речке Упе, подле него.

— Та мы теперича и сами сыщем. — Усмехнулся боярин. — Экий ты малец несмышленый исчо, вси тайны наружу!

— Пойди, найди, — согласился я. — Как борода побелеет, вертайся взад ко мне. Окромя того метода плавки таковых многих тысяч пудов ведома тебе? Погляжу азм како вы станете крицы из горы выделывать. Нет, бояре без меня вам не сыскать ни железа, ни прибылей. Коль не желаете себе достатку, идите с Богом.

— Обождите бояре, — остановил спорщиков купец. — Точнее указать место можешь? Мнится мне абы се земли черниговского князя.

— Возле слияния рек Упа и Тулка.

— Так и есть. Се черниговщина. Вся Упа текет по землям князя Всеволода Чермного из Святославичей. Сей, дурак рыжий, за ради наживы на русские земли половцев тягает. О прошлом годе купно с ханом Кончаком захватил Киев и разграбил дочиста. Опосля Рюрик Ростиславович его от тель изгнал восвояси. Вестимо, забоялся он силы нашего великого князя, внегда тот Рязань под себя поял. Тако промеж ними дружбе не бывать и земельки те не видать нам. — С тем и отбыли.

По последнему снегу во Владимир явился младший сын Всеволода Ярослав. Ему пришлось бежать из Рязани, так как он узнал о готовящемся против него заговоре и покушении на убийство. По первой траве к Рязани должно было двинуться войско великого князя для усмирения бунта. Когда я объяснил великому князю проблему с залежами рудного железа в черниговских землях, его ответ был прост: — Сбирайся, со мной пойдешь.

Войско под стенами Владимира скопилось немалое, пришли даже пешие дружины с новгородских и псковских земель. Прибытие псковской рати было особенно приятно: ведь вопрос с вольницей Пскова пока решен не был. Там все еще решение принималось вечем, и князя от Владимира они не взяли, с другой стороны впустили посадника от Всеволода Большое Гнездо. Псков конечно вольный город, но уж больно большую силу набрало Владимирское княжество.

Рязань в нынешние времена входит в десятку сильнейших крепостей Руси. В походе на непокорный город очень бы пригодились огнестрельные орудия, осадные или полевые. Само применение огневого боя производило на местное патриархальное общество огромный эффект. Мои расспросы по привлечению в княжество специалистов литейщиков привели к обескураживающему результату. Мастеров по литью на Руси единицы, по пальцам можно пересчитать. Говорили, что в Киеве льют колокола, но и те не большого размера. Так что и здесь мне придется впрягаться самому. Сейчас в Угличе нанятыми артелями строились острог с княжеским теремом и, на берегу Волги, литейная мастерская. Планы расположения строений с привязкой к местности я давал своему тиуну-закупу Вавуле, и он был очень впечатлен этим, учитывая, что в Углич я пока и носа не казал. Также в Углич свозилась купленная за морем чистая медь и олово.

Поход начался, как только просохла земля. Учитывая неважные грунтовые дороги и частые переправы, выход войска к окраинам Рязани за две седьмицы был очень хорошим показателем.

Цель похода, оказалась третьей большой крепостью, в которой я побывал. Город, расположенный на правом берегу Оки, окружает высокая деревянная стена с тринадцатью большими башнями, крытыми тесом с сухим рвом по низу. Причем венцы стен и башен начинаются не на валах, а прямо со дна рва. Каждая башня, среди которых семь проездных, имеет несколько боевых уровней, запасы стрел, копий, дров и воды. Стены поднимаются над урезом земли на три человеческих роста, а если учитывать еще и ров глубиной пять аршин, то задача по их взятию вовсе выглядит не решаемой. Город, разделен укреплениями на три части: большую Столичную, вдесятеро меньшую Среднюю и Кром — самую малую и древнюю. В Рязани выстроены целых три каменных храма: Спасский, Борисоглебский и Успенский, с палатами епископа при нем. Усадьбы горожан огорожены заборами. В обычном дворе расположены: в глубине подальше от шума жилые дома в один-два этажа, хозяйственные, ремесленные и торговые постройки ближе к улице. В жилье очень низкие потолки, очаг для обогрева, окна, затянутые бычьим пузырем, или забранные витражами с мутноватой слюдой. Печи, для приготовления пищи ставятся снаружи в отдельном строении.

Осады Рязани не понадобилось. Город без князя, и без поддержки извне обречен. А сопротивление могло трагически сказаться на судьбе жителей. Всеволод Юрьевич, введя войска в город, приказал всем рязанцам к полудню следующего дня покинуть пределы стен со всем скарбом и домашней скотиной. Двинувшееся в полдень обозище из нескольких сот телег, и почти пяти тысяч рязанских переселенцев сопровождал отряд воинов. Им предстоит непростой путь на поселение в колыванскую землю. Оборачиваясь, уходящие люди видели зарево, поднимающееся над Рязянью. В оставленном городе горело все, кроме крепостных стен и Крома. Оставив небольшой гарнизон, войско великого князя направилось в Пронск, где пополнилось союзной дружиной пронских князей и двинулось далее на Дедославль в черниговские земли. Начался поход, на Чернигов, объявленный еще в прошлом году.

Политические цели великого князя совпали с экономической необходимостью. Залежи рудного железа, столь необходимого Руси находились на враждебной территории. Устранение черниговского князя Всеволода Чермного и захват его земель совместили приятное с полезным.

По рассказам Балши Большого несколько лет назад Всеволод Большое Гнездо двинул войско на Чернигов, но не смог пробиться через засечную черту на границах княжеств. Ныне, загодя, на речных ладьях часть войска, обойдя по реке Осетр оборонительную линию черниговцев, зашла в тыл укрепленного района. Когда колонна подошла к заставе засеки, ворота отворили воины Владимира. Засечная черта представляла собой поваленные деревья кроной в сторону врага. Стволы были подрублены так, что, падая друг на друга, создавали непроходимое препятствие. В кажущемся хаосе имелся четкий порядок: каждое дерево лежало, максимально эффективно перегораживая проход. Ближе к дороге начиналась крепостная стена с проездной башней. Гарнизон заставы был захвачен с небольшими потерями, и теперь, его воины влились во владимирское войско.

Полки шли по черниговским землям, практически не встречая сопротивления. Дедославль, Девягореск, Мценск, Спашь, Кром, Болдыж, Севск, Глухов — города не значительные. Где-то имелся частокол от дикого зверя, где-то деревянные стены со рвом, но прибытие огромного войска великого князя не оставляло местным воинам шансов на сопротивление.

В определенный момент полки, не дойдя до Чернигова, приняли севернее и перекрыли возможность подхода подкреплений от значительной части враждебного княжества и его союзников. Выдвинувшееся навстречу владимирским полкам войско Всеволода Чермного было вынуждено вернуться в Чернигов после вестей о подходе с юга союзников стольного Владимира: полков Рюрика Ростиславовича, великого князя киевского, и полка Переяславского княжества, где на столе с весны сидел сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав. Великий князь киевский пришел свести счеты с Черниговом за обиды прошлого года.

Глава 4

Все это я узнал позднее, меня с отрядом воинов оставили еще в Дедославле. Город имел заросший грязный ров и четырехаршинный вал с частоколом. Население жило охотой, бортничеством и землепашеством, благо здесь уже попадались участки черноземов. Мне предстояло заняться железным производством. Сильный отряд должен был помочь установить в городе власть великого князя. Отдельно действовала судовая рать. По рекам Поротва, Ока, Жиздра, Угра и прочим она должна была привести города по берегам под руку великого князя, а также помочь мне с устройством острога на реке Тулка. Но для этого ей надо было вернуться из реки Осетр в Оку, и далее подняться по реке Упе до встречи с пешим отрядом.

В поход от Дедославля шли воины великого князя, ростовские бояре, купцы, мастеровые и немалое число трудового люда. Воеводой шел Балша Малый — сын боярина. Он был 'голосом' — носил на груди серебряную пластину с фамильной тамгой великого князя. Этот знак давал ему право говорить от имени правителя Владимирской земли.

От Дедославля до рудных жил было немногим более восьмидесяти верст. Местные проводники вывели отряд к берегам Упы за четыре дня. Разведку местности до прихода судов с воинской ратью Балша вести отказался, двигаться по берегу было очень тяжело, бурелом. Там, где не было торговых путей, с дорогами было плохо. Считай, их не было вообще. Не зря князья собирали полюдье зимой, когда замерзшие реки открывали доступ в самые глухие углы.

Ожидание прибытия кораблей решили совместить с полезным делом — охотой. И мясо заготовить впрок и почистить ближние земли от крупных хищников: медведей, волков, росомах.

Ранним утром загонщики, отделив уговоренный участок леса, принялись шумом выгонять добычу на засаду. Лес был светлым, перемежаясь дубом, буком, ясенем, и кленом. Воины, распределившись цепью, били из мощных луков любую живность, что выскакивала из чащи. Тех, кто прорывался, ждали воины с рогатинами. Принимая на древко подраненных зверей. Я стоял, почитай в третьей линии, до меня никто добежать не должен. Ну не люблю я охоту. Никогда не любил. Рыбалка да, а охота не моё. Так что я стоял, больше имитируя участие, к тому же рост у меня от земли два вершка. Поэтому матёрый кабан, выскочивший прямо на меня, поверг в ступор. Вепрь несся по прямой, может, даже не видя меня своими маленькими красными глазками. Я выпустил рогатину из рук и попытался уклониться. Секач, обдав мускусным запахом, промчался впритирку, словно наждачным камнем пройдясь по одежде, сорвал с пояса кинжал и отправил меня в незапланированный полёт к ближайшим кустам. Охренев от эмоций, я, тихо матерясь, вернулся в лагерь.

Вечерний пир в становище был шумным и веселым. Все участники загонной охоты хватили впечатлений через край. В этот раз повезло, всего двое раненых и ни одного убитого. Зверья набили целую гору.

К моему костру пошатываясь, подошел Балша Малый.

— Почто не весел князь? Али забава не по душе тебе?

— Хороша забава! Меня секач чуть в землю не вбил. До сих пор дрожь в теле.

В ответ боярский сын только расхохотался.

— Надо было его рогатиной, рогатиной!

— Какой рогатиной, его бы и таран не остановил!

— Азм ныне оленя снял одной стрелой со ста шагов! Каково? — Видно было, что чужие печали не трогали нашего воеводу. То, что я мог быть убит, то ли не волновало, то ли не доходило до его сознания. Хотя указания Всеволода Юрьевича относительно меня были однозначными: Балша должен был положить всех людей, но сберечь мою жизнь.

К моей радости вскоре к нашему лагерю подошло несколько великокняжеских лодий. Поиск места, где должен будет вырасти город, облегчили проводники, указав устье речки Тулы, при впадении в Упу. Правда, сам я место сначала не признал. Вокруг был лес. Нет не так: Лес! Огромные дубы и буки. Бурелом такой, будто здесь тоже устроена засечная черта. Совершенно неузнаваемая местность. Хотя в итоге именно благодаря дубам я ее и опознал.

По левому берегу тульской крепости возле Благовещенской церкви росли три дуба. Редкой красоты деревья. С огромными кронами и неохватными стволами. Верно, за-ради красы и не порубили их тогда. Вот эти деревья я и признал. Конечно, нынче они были помоложе, но те же. На другом берегу Упы обнаружились старые валы заброшенного острога. Там и расположились.

Теперь, привязавшись к местности, можно было определяться с планом работ. Чуть обустроившись, я собрал совет первых людей похода. На него пришли воевода Балша Малый, боярин Семен Иванович Прутов, большой купец Петр Останец Держигора, и Протасий Шемякич Темный — большие люди, которые по договору, закрепленному государем, обязались устроить рудники и заводы по выделке железа, при этом паи между ними и центральной властью делились пятьдесят на пятьдесят.

— Что-же бояре, купцы ростовские, вот мы и на месте. Для дел великих надобны нам еще людишки.

— Будут — буркнул воевода. — Наловим и пригоним.

— Когда будешь ловить, обещай серебром оплату.

— Какое такое серебро? — Тут же возмутился Протасий Темный.

— Протасий Шемякич, охолони. Здесь будет город заложон! Пока нынешние руды — основа русского железа. Дабы людишки пришли сюда, надобно им выгоду дать вдвое от их посконных дел. Добыча руды, добыча глины, песок, белый камень все надо. Коли начнешь силком тягать сюда народ — разбегутся. Время потеряем. Надобно тако устроить, дабы сами сюда сбирались. Лихва будет с сих дел великая — все покроет! Азм таковые тайны ведаю: озолотимся бояре!

— Откель же ведаешь сие? — Между делом спросил Протасий Темный.

— Господь указал! В Господа веруешь Шемякич?

— Господи помилуй! — перекрестился боярский сын. — Вскую спрашивашь?

— Потому как азм есть знамение Господне! Грядет беда великая, страшная! Моими руками Христос отводит ея от земель честных православных, моими руками наказует диких мунгитов и приспешников их. Каждый, кто стоит рядом со мной есть слуга Господа, каждый, кто против — Сатаны челядник!

Гробовое молчание опустилось на нас.

— Не надо скорби государи мои. Нынешним годом не взять нам железа вдосталь, но на следующий обещаю: будут тысячи пудов железа. Тысячи пудов! Дабы укрепить вашу веру и мошну развязать: Семен Иванович выбери есть оприч небольшая жила аль подальше, но руды копать, не перекопать!

— Нам для начала дела поближе бы чего-нибудь. — Оторопело произнес ростовский боярин.

— Тако и порешим. Ближние дни укажу вам места рудные, ямы, где белый камень на известь брать, берег, где глину брать. Почнем дело, и гора из малых каменей сложиться.

Вскоре были заложены карьеры по добыче необходимого материала, и деревни при них. Мне же, определив планы строительства, пришлось уйти на Углич. Пока под Тулой, которой еще нет, будут устраиваться заводы, было нужно запустить литейное производство в вотчине. Дело это секретное, конфликт с Черниговом неизбежно обострит отношения с остальными не подконтрольными Владимирскому княжеству князьями. Усиление, стольного Владимира после покорения Черниговских земель станет бесспорным и остальным Рюриковичам останется покориться или собраться на решительное сражение. А здесь применение пушек может оказаться костью в горле, которая прикончит лоскутное устройство Руси.

Небольшой отряд сопроводил меня к Угличу. Путь занял три недели, включая в себя конные переходы и сплавы по рекам. На волоках воины, и тутошние путинные с лошадками на ремнях и веревках перекатывали лодью по деревянным каткам. Местные артели брали за небольшой кораблик от полугривны до трех гривен в зависимости от длины волока.

Углич и раньше считался дыра-дырой, а уж в нынешние времена был и вовсе захолустьем. Практически все дворы располагались в пятне, ограниченном рекой Волгой, речкой Шелковкой и ручьем с именем Каменный, четыре церкви, небольшой торг у реки. Вавула угличский тиун из мерян, показал мне выстроенную усадьбу. Трехэтажный терем был окружен хозяйственными постройками, которые образовывали внутренний двор, а наружными стенами — ограду поместья. Все было новое, только-только сложенное из отборных сосновых бревен. Усадьбу выстроили на месте старого двора княжьих сборщиков полюдья, в углу меж Волгой и Каменным ручьем.

В амбаре меня дожидались медь и олово, привезенное новгородскими купцами. А на берегу Каменного ручья достраивался литьевой амбар. Кирпича в округе не было, поэтому мною были наняты все свободные местные мужики для доставки дикого камня определенного размера для кладки печи. Артель древоделов, которые закончили строительство усадьбы и амбара я не отпустил, подрядив на работы по устройству литейной. Под моим руководством из бревна и других деревянных деталей была изготовлена модель будущего орудия, без канала ствола. Жерло пушки я собирался высверливать по проверенной схеме, на станке, тем более его устройство было не сложным, и можно было установить единый калибр на все орудия. Те же плотники достаточно быстро сколотили и вырезали из дерева все необходимые заготовки, в том числе несколько зубчатых колес, две рейки с тележкой и детали привода для вращения, закрепленного на шкиве орудия. Затем они приступили к изготовлению колесных лафетов для пушек.

В конце августа состоялась первая плавка. Литьевая печь была излишне громоздка, но опасность трещин в ней и срыв плавки бронзы был очень критичен. В литейном амбаре трудились местные кузнецы, которых я привлек как специалистов по металлу. Изготовленные из песка и глины формы были залиты с двух плавок. Несколько заготовок колес оказались с браком, и их пришлось изготавливать заново. Доводка зубчатых и реечных передач затянулась на две недели, затем потребовалось время на изготовление и сопряжение со станком пушечных сверл, выкованных из лучшего шведского железа, устройство привода на конной тяге для точения наружных поверхностей и внутреннего канала ствола. В итоге первую готовую пушку мы получили к концу сентября. К середине ноября было готово пять орудий с длиной канала ствола в полтора аршина и калибром в полторы ладони на колесных лафетах. Проблема была в том, что испытать пушки для понимания надежности их применения, (мало ли какие дефекты в стволах?) я не мог. Выработанной селитры на нескольких селитряницах хватало на скоротечный бой и, расстреляв его на испытаниях, я получал надежные пушки без пороха, и соответственно использовать в сражении не мог. Другой стороной отсутствия испытаний явилась невозможность изготовления прицела к орудиям.

Меж тем политическая ситуация на Руси нагнеталась. Великие князья владимирский и киевский взяли Чернигов.

Столица черниговской земли в настоящее время являлась вторым по численности городом Руси. Около сорока тысяч жителей. Город делился на три части, каждая из которых имела собственные укрепления изо рвов, валов, деревянных стен и башен. Самой сильной и укрепленной частью был Детинец в нем сидел князь с двором, к кремлю примыкал Окольный город, наиболее плотно заселенный, Предградье был следующей частью большого города, он также имел серьезные укрепления, пригород состоял из множества сел и усадеб черниговского боярства. Детинец расположился на природной возвышенности между рек Стрижень и Десна. Кремль на высоких обрывистых склонах, главенствовал над остальной равниной, покрытой сотнями древних курганов.

Объединенное войско двух великих князей имело огромную силу. На Рождество Иоанна Предтечи полки пошли на штурм Предградья, сразу с двух сторон: Олегова поля и Березняков. Причем в первых рядах шли воины самого черниговского княжества, насильно приведенные из уже захваченных городов. Их семьи, в занятых поселениях, гарантировали верность, к тому воинам полагалась доля в добыче. После двухчасового боя владимирская рать взяла стены по руслу реки Стрижени, и защитники откатились в Окольный город. После двух недельной осады, пользуясь долгим отсутствием дождей, войску великих князей удалось поджечь часть стен и башню Окольного града. Попытки потушить пожар осложнялись градом горящих стрел, летящих на кровли внутригородских строений, и отстрелом пожарников, гасящих крепостные стены. Ожидаемый скорый штурм и неминуемое взятие Окольного города из-за частично разрушенных укреплений вынудило Всеволода Чермного просить мира. Ему было позволено покинуть княжество со всем семейством и ближними слугами в обмен на сдачу города.

В захваченном Чернигове грабеж шел три дня. По договору, между Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо и Рюриком Ростиславовичем, черниговское княжество упразднялось, его города и земли делились между Владимирским и Киевским столами. Обоз с награбленной добычей потянулся из города, и очевидцам казалось, что ему не будет конца. Для расселения по городам во владимирское княжество уводилось двадцать пять тысяч жителей города и окрестностей. Оставшиеся без хозяина воины и бояре частью ушли из земель, а большей частью попросились на службу великого князя владимирского.

В начале декабря я с замаскированными орудиями прибыл во Владимир. Великий князь принял меня в разгар праздника святок.

— Здравствуй великий князь, на многие леты. — Обратился я к Всеволоду Юрьевичу.

— Поздорову князь. Чем порадуешь? Давненько не видно тебя.

— Для твоей пользы старался великий князь. В Угличе выделал пушки бронзовые. Таковых сейчас нету ни у кого. Когда повелишь, желаю явить тебе новое оружье.

— Сие навроде того ружья коим серой палят?

— Да, государь, только больше. Представь себе лук обычный, а новина, будто лук в сто крат больше. Коль из него палить, то ворота и стены разить можно, а коли по ратному строю то за раз и десяток доспешных воев убить можно.

— Завтра, Константина кликнем и поглядим.

— Только, государь надобно подале отъехать, дабы видоков не случилось.

— Балше все обскажешь, он урядит. Далее куды пойдешь?

— К Туле. Надобно печь для железа делать.

— Не ходи к Туле. Без толку. Все в снегу, промерзло насквозь. Весной пойдешь опосля ледохода. Мне Сёмка Прутов писульку прислал. Всих людишек распустил на зиму. Окромя кузнецов, те при деле.

При демонстрации нового оружия, прошедшей через несколько дней, из-за небольших запасов выработанного пороха, стрельбу совместили с определением необходимого метательного заряда, и после этого провели пристрелку пушек на дальность. Для этого ядра на весах подгонялись под единую меру веса, пороховые заряды расфасовывались по полотняным мешочкам. Дальность выстрелов определялась клином, который забивался под казенную часть ствола, определяя его положение к горизонту.

Перенос тульских дел на весну освободил мне несколько спокойных месяцев. Появилось время на обязательную писанину: устройство государства, медицина, учебники.

По организации государства: земский собор, государева дума, система приказов, перепись населения. В тупик ставил меня вопрос дворянства. С одной стороны, профессиональное воинское сословие, с другой стороны кормление с дворянского поместья исторически имеет тяжелейшие последствия. Вывод: от дворянских поместий надо уходить. Надо, чтобы воины содержались за государственный счет, а помещики с землей платили налоги. Тогда воины могли заниматься войной, а помещики соответственно хозяйством без отрыва. Мною было предложено создание полков по окружному типу. Русь делилась на области, в соответствии с числом жителей и на них ложился воинский налог на содержание полка. Все жители Руси платят налог, кроме духовенства и воинского сословия.

По медицине понятно: нужно воспроизвести книги, которые я уже написал. Только по лечебным травам был трактат, не упомню чьего авторства. Его придется писать заново, но по нынешним временам знахарство явление распространенное. Как найду сподвижника, направлю на сие весьма полезное дело.

Возникла также проблема с церковью. Очень сильно по Руси водка разошлась. Идея была про экспорт, окупившаяся стократ, но и на Руси-Матушке спрос оказался бездонный. Цены из-под полы были дикие. Упускать такую выгоду было глупо, тем более технология выгонки спирта уже ушла в народ. Поэтому торговать открыто стали и на внутреннем рынке. И на крепкие вина объявили государеву монополию. Доход с хмельного пития превышал даже прибыль с торговли зеркалами. Вот церковники и пришли с жалобами к государю, мол, спаивает князь углицкий православный люд.

Надо было бросить им кусок пожирнее, и я напросился на беседу к игумену Симону. После благословения церковник пригласил меня в светлицу.

— О чем желал говорить со мной князь? — Вопросил старец.

— Государь мой ведаю азм, або недовольна церковь пьяным делом.

— Воистину питие хмельное есть грех. Человечец во хмелю есть скот. Оный не разумеет слова, не чтит мать, отца, святое писание. Диавол сидит во хмелю, и оный сбивает христиан с чистого пути. Надобно пьяной твой завод пожечь, водку запретить навечно, дабы очистить от соблазна русские земли.

— Отче, не суди строго. Водка зло. Азм с тобою и церковью нашей согласен, або помысли сколько народа травилось раньше из-за негодного хмельного пития на Руси. Чтож ранее не пили вовсе? Пили. Люди разные бывают: кто гордец, кто смирен, а кто и пьян. Азм за русских людишек скорблю безмерно, ибо не для них сие питие делалось. Ты же ведаешь, поначалу токмо немцам велел великий князь торговать сию водку. Так уж сложилось, теперича назад-то не отыграть, да и иноземцы сие питие берут охотно, государю достаток немалый. Но не про то пришел толковать с тобою.

— Чего же надобно тебе отрок?

— Видишь, отец мой, каковые дела творятся на Руси. Како сказывал азм, станет она единой в скорости. Прошу у тебя помощи.

— Ежели дело богоугодное, отчего ж не помочь.

— Надобно в Царьграде для Руси выкупить венец и регалии царские. Станем венчать нашего государя на царствие!

— Ты мыслишь, отдадут латиняне царский венец?

— Отец мой, там императоров было без счету, думаю сыщется корона пристойная, азм серебра и злата отсыплю сколь укажешь. А коли не найдут, пущай новые сделают, только образом благостные и видом древние. Опосля хорошо бы Патриарх Цареградский указ начертал о дарении древних ценностей русскому государю. У них ныне в сребре недостаток, а у нас избыток. Вот и поможем друг другу. Чего скажешь?

— Дело доброе, ано сие дело церкви не касательное. Вскую нам лезть в сию суету?

— Государь мой как же не церковное-то? Кто венчать станет на престол и миром мазать? Митрополит! Сие первейшее дело. Единый царь всю землю помирит, не случится боле братоубийственных войн. Правда воссияет во всех пределах. А коли сильна станет Русь и от мунгитов отобьемся, и в другие земли православие понесем. Мир велик! За окияном земля лежит огромная, там Христа не ведают. Живут како звери, из людей сердца режут и ложным богам дарят!

— Да ну? Откель ведаешь. — Удивился игумен.

— Государь мой, меня же Господь возвернул. Азм все ведаю!

— Ну-ко обскажи мне како там людишки живут?

— Там отец мой, людей множество великое. Веруют они в бога-змея, бога-птицу и других идолов прочих. А едят они там картошку, она в земле растет навроде яблок, а хлеба не знают. У них государства вкруг городов великих, и в каждом сидит князь. Они воюют друг друга, и полоняников берут. Строят в своих стольных градах высокие каменные пирамиды како в египетской земле. А вырезавши сердце из раба бросают его на угли костра, а тело окровавое мечут с пирамиды о земь. Мол: душа к богам, а телеса земле. Храм языческий от верхушки до основания в кровище, отче. И жители тамошние ждут посланцев, что придут из-за океана и принесут им весть от богов. Однажды, государь мой, соберу азм корабль великий. До селе не строили таких кораблей, посажу на них воинов и отцов верующих истово, дабы несли они свет православия в дикие земли те. И будет сие искуплением моим, пред Русью. — Я перекрестился и поцеловал нательный крест.

— Но то дело не близкое, а для церкви нашей азм подарок приготовил. Ныне книги святые пишутся по полгода едина штука, а мне ведомо како за полгода тысячу книг выделать иль более сколь надобно.

— Благостно. Сие к пользе станет. Обаче про земли те за окияном не позабудь.

— Не позабуду отче, в проповеди на тебя полагаюсь, подбери десятка два монасей в вере сильных и к учению языкам склонных. И книги им за окияном пригодятся!

Так, в организации печатного двора, пролетела зима.

Ранней весной пришла неожиданная весть. Мстислав Мстиславович Удатный, князь торопецкий, захватил изгоном Торжок — южный город новгородских земель, перекрыл торговлю, взял в плен посадника, несколько купцов и ближников князя Святослава сына Всеволода Большое Гнездо. По вестям из Великого Новгорода к ним пришла грамота о возврате вольностей, коли те признают сына святого Мстислава Храброго — новгородского князя, погребенного в Софийском соборе. Однако Новгород Мстиславу Удатному отказал, имея значительные барыши от торговли стеклянным товаром, да и силу град Владимир набрал небывалую, захватив Рязань и Чернигов. И колыванская земля принадлежала владимирскому князю, надежно перекрывая в случае измены новгородцев, торговые пути на запад.

Еще по снегу к захваченному городу новгородской земли ушло войско под рукой князя Константина. После распутицы там же должна была собраться вся рать Владимирской державы для решения вопроса Смоленского княжества, потому как Торопец был его уделом. И это был явный ответ на захват в прошлом году великим князем владимирским черниговской земли.

Большая часть полков владимирского княжества собралась у Торжка к середине мая. Ждали только войско, черниговской земли.

Самый южный торговый город новгородских земель стоит на естественной возвышенности между рекой Тверца и ручьем Здоровец, окружен рвом, земляным валом, бревенчатыми стенами, и одиннадцатью боевыми башнями. Город разделен на Новый торг — княжескую резиденцию и Нижнее городище, наиболее древнюю часть — сам Торжок. В нижней, боярской части, кроме посадских дворов, имеется вечевая площадь, усадьба посадника, и главный храм — Спасо-Преображенский собор. Население тысячи с полторы. По данным прелагаев в крепости сидит сам князь Мстислав Удатный, полусотня его личной дружины и три сотни пешцов из Торопца. Задумка по привлечению на свою сторону Великого Новгорода не оправдалась, и торопецкому князю может, и хотелось бы убраться восвояси, но войско князя Константина Всеволодовича уже накрепко обложило город.

Хотя князя угличского ожидали под Тулой, мне пришлось тоже отправиться в поход, вместе с пушками. За зиму на деревянном макете удалось обучить расчеты, но так как стрелять по-настоящему им было нечем, я вынужденно остался при орудиях до получения пушкарями боевого опыта. Войско ждало нескольких сухих дней, чтобы не было слишком скользко на склонах крепостных валов при штурме. Государь интересовался применением орудий, но я отговорил его. Пушками можно разбить ворота, но если за ними устроен завал, прохода войскам может не хватить, а вот неожиданное применение орудий в польном бою сможет сказать веское слово. Люди очень боятся огненных выстрелов, и внесение дезорганизации в рядах противника в сражении весомый вклад в победу.

На следующий день после праздника Вознесения Господнего войска пошли на штурм. Силы были слишком не равны, и, хотя Торжок имеет мощные укрепления, отрядам удалось подняться на стены сразу в трех местах. У Мстислава Удатного оказалось слишком мало войска для удержания крепости. По нынешним порядкам для успешной обороны требуется, чтобы на аршин стены приходился один воин, а здесь на тысячу двести аршин стен и башен всего четыре сотни. Удатный с большей частью ратников был взят в плен.

На вечевой площади Всеволод Юрьевич учинил допрос торопецкому князю. Мстиславу сейчас чуть за сорок, русоволосый, в белой рубахе до середины бедра с вышивкой. Он стоял со связанными за спиной руками с разбитым лицом, но вид имел вызывающий.

— Ты, князь, почто на земли мои позарился? В годах уж, дабы по чужим дворам своевольничать? — Вопросил его мой государь.

— Се наши земельки, смоленские отчины, до твоих воровских дел новгородский стол за Смоленском был.

— Ты язык-то придержи, коль голова дорога. Вскую здеся Смоленск? Князья владимирские уж почитай четверть века сидят на столе Великого Новгорода.

— Мой отец похоронен в Новгороде и почитается святым в сем граде, ибо положил...

— Оставь, то дело прошлое. Мне Господь указал собрать русскую землю под руку свою. Удача за моим войском, потому как Вседержитель за ним стоит. Поклонись мне, как государю своему и отцу.

— Не отец ты мне, а юродивый твой воскресший есть вор!

— Ты уж выбери чего ни то: али воскресший Господа сеунч, али вор. — Посмеялся над нелепицей Всеволод Юрьевич. — Ну, бог с тобой. Балша, — обратился к наперстнику великий князь. — Сего татя на цепь посадить, отвезть во Владимир и бросить в яму. Воинов его, кто крест мне поцелует, пусть служат, остатних забить в колодки и продать жидам.

Дождавшись черниговского полка, войска двинулись на Смоленск. Удельный Торопец лежал на нашем пути, с ослабленным гарнизоном, он не имел сил сопротивляться великому князю. Его воины покинули город, и ушли к своей столице.

В смоленском княжестве впервые заявил о себе сотник Овчина. Довольно молодой и стоящий при князе Олеге пронском товарищем, он, имея незначительные силы удельного союзного княжества, перехватил и заставил сдаться отряд витебских пешцов, имевших втрое большее число воинов.

Не доходя трех переходов до Смоленска, к великому князю привели перебежчиков. По их словам, под городом Мстиславлем на берегах реки Сож собралось множество князей с дружинами и ополчением из смоленских, полоцких и туровских земель, и ждут оне де большое половецкое войско хана Кончака, союзника Всеволода Чермного.

Обогнув Смоленск и отгородившись от него заслоном, полки великого князя пошли навстречу врагу. Противники нашли друг друга в поле, недалеко от города Васильева.

За три дня до Петрова поста с рассвета начали строиться войска обеих сторон. По прикидкам воевод полки южной Руси насчитывали больше сорока тысяч воинов. Около двенадцати тысяч конницы и двадцать восемь — тридцать тысяч пешцов. Расстановка на поле следовала традициям: по центру 'челом' вытянутый прямоугольник большого полка, по левой руке около пяти тысяч конницы, половцы хана Кончака, полк правой руки на глаз больше и лучше вооружен. Там стояли конные дружины глав южных княжеств. Всеволод Святославович Чермный бывший князь черниговский, Мстислав Романович Старый князь смоленский, Василёк Брячиславович князь полоцкий и витебский, Андрей Иванович князь туровский, и прочие. Из южных княжеств не привел войско только князь галицкий из-за непрочного положения на престоле и великий князь киевский Рюрик Ростиславович, враждовавший со смоленскими князьями.

Владимирское великокняжеское войско также имело по центру пешее воинство, и конницу на крыльях, но против сильнейшего правого крыла стояло еще более сильное левое, причем немалая часть всадников, ждала в спешенном строю, невидимая противнику. А в центре большого полка, пока за спинами ратников, расположилась изюминка: небольшой гуляй-город и пять бронзовых пушек на колесных лафетах под моим чутким руководством. Когда построения обеих сторон обрели четкую форму из порядков южных князей вышли застрельщики, а из строя севера выкатили щиты гуляй-города и пушки. На каждый ствол приходилось человек семь-восемь обслуги.

Прикрывшись забором от лучников, орудия развернули налево против сильнейшей части войска противника. Хотя оба больших полка имели глубину в 15-20 рядов, фронт все равно растянулся почти на две версты. Так, что до правого крыла южан, по-прямой, дальность была около полутора верст. Первый залп почти весь ушел в 'молоко', с сильным недолетом. Несколько щитов от ударной волны попадали наружу, и суета по перезарядке и восстановлению укреплений длилась непозволительно долго. Расчеты орудий были хорошо тренированы, и за мной оставалась только подача команд. Наблюдая в подзорную трубу падающие ядра, я на глазок определял недолет и соответственно корректировал возвышение стволов. Почти весь следующий залп накрыл строй вражеской конницы, калеча людей и лошадей. Фактически расстрел шел фланкирующим огнем. Соответственно не в лоб, а наискосок, при этом глубина поражения была значительно больше. Попытка застрельщиков остановить огневой бой натолкнулась на щиты гуляй-города и ответ владимирских лучников. Большой пеший полк южан не мог быстро остановить расстрел лучшей конницы, так как был очень далеко, это вынудило князей отправить на артиллерию конницу. После еще двух результативных залпов, правый полк оставил позицию и помчался на пушки, на ходу выстраиваясь 'кабаньей головой'. Очевидно, по сложившейся ситуации от безысходности князья решили ударить по орудиям, а потом атаковать большой полк владимирской рати.

Однако наша конница левого крыла, выждав миг, частью пошла на перехват, чтобы ударить во фланг, а частью понеслась в тыл строя всадников южных князей. Орудия успели дать еще один залп ядрами, ушедший с перелетом и, по моей команде зарядили стволы картечью. Подпустив вражеский строй сажен на сто, я отдал приказ. Картечный залп порвал первые ряды княжеской рати в клочья. Убитые, раненые, лошади, люди закувыркались, ломая строй и сводя на нет порыв копейного удара. Лучшие, сильнейшие воины, князья и их кони создали баррикаду из собственных тел. Лошади в страхе от близких выстрелов в безумии скидывали со спин опытных наездников и бились в животном ужасе, калеча и опрокидывая соседей.

Не знаю, какую отвагу надо иметь, чтобы пойти в атаку, впервые имея перед собою огнестрельные орудия, но очевидно картечный залп, выкосив лучших воинов, князей и воевод, переломил и её. Ошарашенный полк правой руки осадил лошадей, упершись в вал из животных и людей, и именно в этот момент подвергся таранному удару владимирской конницы. Все, кто смог развернули коней и вскачь понеслись к своему большому полку.

Добив организованное сопротивление и выведя пленных, владимирская конница снова заняла свое место на левой стороне строя. Противник затратил много времени на восстановление порядка, после разбившего построение немногочисленного остатка правого крыла.

Судя по шуму и нервным перемещениям обезглавленного противника, паника была близка. Боевой дух вражеской армии окончательно сломили выстрелы гуляй-города. На этот раз целью батареи стал центр пешего полка. Выдержав три залпа, люди развалили строй и в ужасе побежали с поля. Половецкая конница хана Кончака, организованно развернулась и на рысях помчалась вдаль, но пешцам и обозу убежать от всадников северян шансов не было. Почти весь большой полк попал в плен. Шатры всех князей, казна, запасы еды и оружия достались победителям. По подсчетам на поле боя полегло около полутора тысяч воинов, в том числе больше двадцати князей.

Похоронив погибших на поле брани и разослав по отчинам тела павших князей, владимирское войско пошло брать города. Смоленские князья полегли в сражении почти все, князь Всеволод Мстиславович был взят в полон сильно пораненным и умер. В столице смоленского княжества остались княжата и небольшой гарнизон. Переговорщики из числа плененных воевод уговорили смолян сдать город. Княжата с близкими людьми отъехали во Владимир, боярство, купечество и чорный люд принесли крестоцеловальную клятву Всеволоду Большое Гнездо. Города подвластные Смоленску перешли под руку стольного Владимира.

Князь Василёк Брячиславович уцелел в бойне и с малой дружиной ушел в Полоцк. Затянувшаяся осада этого города, сопровождалась разорением всей непокорной полоцкой земли. Только в конце октября, запалив стены Великого посада, войску Всеволода Большое Гнездо удалось штурмом взять город. Полоцкий князь с семейством сбежал к немцам в Ригу. Откуда они же его, закованным в цепи, и выдали Всеволоду со всем семейством и ближними людьми.

Меня великий князь отпустил сразу после битвы под Васильевым, выделив отряд сопровождения до тульских окрестностей. Здесь, не скрывая недовольства, меня встретили участники железного дела. В карьеры по добыче руды, глины и известняка были вложены почти две тысячи гривен серебра, а прибыли не было совсем.

Успокоив компаньонов, я принялся за дело. Было выбрано место с твердым грунтом и немедленно началось строительство доменной печи. Благо, что за это время выделали с избытком обожженного глиняного кирпича. Первая печь вряд ли прослужит долго. Есть необходимость укрепить её хотя бы железными обручами, но у нас нет столько готового железа, да и мои компаньоны не принимают в серьез, объемы металла, которые выдает такой агрегат, поэтому плачутся над каждой гривной. Печь была запущена за неделю до Ильина дня, и за десять дней непрерывной работы выработала весь уголь, что был для неё заготовлен.

Чугуна получили до двух тысяч пудов. Конечно, теперь его надо будет переделывать в сталь, и большей его части придется дожидаться конвертера. Ростовцы ахнули от объемов металла. Сам факт выработки такого количества пусть и порченого железа очень поднял настроение всем участникам предприятия. В Великом Новгороде торговали шведским железом ценой около пяти гривен за пуд. Здесь, с учетом переделки в сталь, пуд выходил себестоимостью в гривну с четвертью серебра. Торгуя металлом хотя бы по три гривны за пуд, имеем две восемьсот чистой прибыли. Это, учитывая, что домна проработала всего десять дней при двухмесячной подготовке. Себестоимость при ежедневной работе выходила вовсе копеечная. Так это просто торговля железом, а коли наладить выделку ходового товару? Уровни прибылей улетали в небеса. Такие расчеты подстегнули алчность ростовских бояр, и они насели на меня с целью строительства правильной домны вместе с обещанным конвертером. Для их устройства и пригодится выработанный нынче металл. Кузнецам предстоял серьезный труд — переработка свиного железа в сталь, ковка крупногабаритных колец для укрепления домны, и изготовление составных частей конвертера. Для ускорения процесса ростовцы пообещали к двум десяткам кузнецов, сведенных из разоренной Рязани, довезти еще три дюжины мастеров.

Пока же на месте где будет новая доменная печь, отрывался котлован. План строительства был таким: сначала возводился мощный фундамент, затем на аршин-полтора высоты кирпичного тела домны на кладку устанавливался толстый металлический обруч, дающий необходимую прочность от расширения башни, следующие ряды кладки, еще один обруч. Соответственно стягивающие кольца выковывались по размеру уменьшающегося к верху тела домны. Печь высотой в пятнадцать аршин и диаметром горна в два по прикидкам должна была выдавать тысячу пудов металла в сутки. Соответственно четыре плавки, и на этот же объем требовался конвертер. Однако предстоящая громада работ не позволяла рассчитывать на запуск производства в этом году. На зиму заводы встали. По установившемуся снежному покрову все начальные и большинство работного люда разъехались по домам.

Хотя моя официальная резиденция находилась в Угличе, провести зиму я решил в столице. Больно уж тихо в провинции. Не хватает информации. В Туле, да и в других местах вести о событиях на Руси и за рубежом получали от купцов, монахов-паломников и бродяг. А тут стольный Владимир и можно узнать новости так сказать из первых рук.

Спустя несколько дней меня вызвали во дворец государя. Нарядившись соответственно случаю, я с небольшой свитой отправился к великому князю. Проторчав некоторое время в горнице, по знаку дворского, прошел в палаты.

На этот раз государь был в большой компании. За столом, уставленном яствами, сидели наследник Константин Всеволодович, второй сын Юрий, Симон, игумен Рождественского монастыря, Балша Большой воевода и друг и еще несколько десятков человек. Компания была навеселе.

Поздоровавшись со всеми, я получил благословение от игумена и поздравил князя Константина с рождением первенца.

— Божий отрок! — обратился к присутствующим великий князь. — Гляньте други на сего юнца! Кашу заварил. А ведь азм на дыбу его вздернуть желал! И вон как оно обернулось. Кто мог помыслить четыре лета тому, або для единения Руси нужон столь малый срок? Четыре года! Пусть есть еще непокорные князья, следующим летом пойдем походом, коли не явятся сами по зову. Рязань, Чернигов, новые земли на Варяжском море, Смоленск, Полоцк, Менск! Стекло чудесное. Новгород к нам пришел не мечами, або токмо зеркалами сими драгоценными. Серебра полны сундуки. Ростовские сказывают, князь печь поставил для выделки железа, так за десять ден сварили две тысячи пудов! В каких землях таковое бывает? Желаю олафу подарить молодому князю. — Государь обратился ко мне напрямую. — От немцев, что ты хулил, с Двины реки везут в оковах Василька Брячиславовича с семейством, так вот у него две дочери малые. Выберешь себе невесту. Они покуда в малолетстве, тако как подрастут, одна из них женой твоей станет.

Этот жест государя давал мне не только будущую жену, но и значительно укреплял мое положение. Сейчас я кто? Жалованный за заслуги титулом князя отрок, а после женитьбы родственник Рюриковичам.

— Благодарю, государь. За честь, за невесту.

— Сядь ко с нами отведай яств с моего стола, вина греческого. Водку свою употребляешь?

— А как же. Сия водица крепка, и хороша для отдыха. Тут, государь мой главное меру знать.

— А поведай нам про страны за окияном лежащие. Отче Симон сказывает, де баял ты про земли те, будто сам там побывал?

— Есть такое, государь, ведомы мне те земли. Цари тамошние ходют в золото одетые и в волосы втыкают себе множество самоцветных перьев. А перья те берут от птиц чудесных, столь ярких, что глазам больно. А в лесах у них живут дикие обезьяны. С виду как человек, только волосатые все и с хвостами, и росту по пояс.

— А вера там какова? — Вопросил великий князь.

— Верят они по поганому в бога-змея и бога-птицу. И жертвы людские кровавые приносят бессчетные.

— А еще какие земли есть за окияном?

— За окияном лежит земля, а за ним еще окиян. А за ним еще земля, больше всей Руси, и живут там дикари, кои токмо камнями умеют работать, а металла не знают никакого. И водятся там животины ростом выше человека, а видом как зайцы, токмо на животе у них чпаг и в том чпаге носят они детенышей своих, покуда не станут те крепкими.

— Что ж позабавил ты меня. Выпей из моих рук чашу. — И из рук князя мне поднесли кубок немалого размера, хорошо хоть с вином.

Постепенно разговор перешел на другие темы. Впечатлений и событий за недавнее время произошло изрядно, но периодически государь задумчиво поглядывал на меня.

Книгопечатная мастерская вовсю издавала книги, в основном на религиозную тематику. И заказами она была загружена полностью и надолго. Мне же для своих дел тоже требовалась типография. Так что, выкупив двор во Владимире на Большой улице возле Серебряных ворот, я основал свою книгопечатню, которую и загрузил работами по медицине, азбуке, и математике. Книги будут тиражами по пятьсот штук. Пока их станут складировать в специально выстроенном амбаре на моем подворье. В ближайшее время я планировал основать школу по обучению и подготовке грамотных людей. Государству требовались медики, химики, и инженеры. Проблема только в том, что преподавать мне придется самому. А вообще с образованием централизованного государства неизбежно потребуются грамотные люди. К следующей осени, после наладки тульских производств и начнем. К тому времени и книги мне обещали закончить.

После праздника Крещения Господня меня опять вызвал великий князь. Вступив с мало значащих тем и вопросов, государь перешел к делу.

— Ты Вадим, тута на пиру сказывал, про земли за окияном.

— Сказывал государь мой.

— Доплыть туды можно?

— Можно.

— А надо ли?

— Без той земли боюсь, не осилим мы мунгитов!

— Как так? — Удивился Всеволод Юрьевич.

— У нас государь мой выработка селитры туго идет, не наберем огненного запасу к ратной поре, а в тех землях страна есть, там в горе пещера глубокая, а в ней той селитры столько, что на десять мунгитских войск хватит с запасом.

— Вскую ж ты раньше молчал?

— Времени ожидал урочного, государь мой.

— Там и корабли надобны чай особенные?

— Не без того Всеволод Юрьевич. Не без того.

— Построить можешь?

— Коли дашь лучших древодельцев, государь, сдюжу.

— Людишек дам, казны.

— Тогда можно. А чем тебе интересны те земли, государь мой?

— Коли там дикие людишки живут, надобно им слово Христа донести. Такоже и сыны мои молодшие, без стола остаются. Пущай за морем судьбу свою поищут. Предок наш Рюрик из свеев был. Его новгородцы с присными подрядили для защиты супротив прочих дружин викингов. Такие были времена. И вишь к чему сё привело? Не все по случаю деется, внегда и Божья воля решает.

Вон оно что, Всеволод решил заокеанские царства под себя поять.

— Что ж коли доброе дело, да с булатным мечом, почему же не осилить ему того урока?

— Внегда строить примешься?

— Дай мне отсрочку, великий князь. С тульскими делами покончить, дабы выработка железа пошла потоком. Опосля, школу открыть для людей, дабы в твоем царствии порядок был. Сие дело первейшее. Зело надобное.

— Стало быть через год?

— Постараюсь, государь. Токмо про немцев в Риге не позабудь.

— Чем же тебе сии немцы мешают? Вона епископ латинский князя полоцкого выдал в оковах. Да за город Герсику, что евоные люди порушили, откуп знатный прислал.

В результате растущей мощи рижского ордена и множащихся отсюда конфликтов Русь потеряла город Герсику, который стоял на Западной Двине. Теперь южнее колыванских земель в чухонских землях остались только город Юрьев на реке Эмайге и Кукейнос на реке Кокна при впадении в Западную Двину.

— Всеволод Юрьевич, Варяжское море для Руси дорога во все страны. Торговлей богатеем. А коли сядет на той дороге тать, много наторгуешь? Король ляшский отдал часть своих земель немцам, тако оне тамошних словен под корень извели. Реки кровью переполнились. Теперича своих немецких крестьян сажают на земли те. И здеся так-то станется. К чему нам у печени нож держать? Пущай ляхи с немцами милуются, коль оне им любы паче единокровных словен.

— Что же князь углицкий, уважу слова твои, сведу от тель немцев. Русские земли соберу и возьмусь. Ты мне доселе негодных советов не давал.

— Благодарю тебя, государь. Мыслишь, окончишь дела сии за лето?

— С божьим благословением, остался Туров, да Владимир на Волыни, Галич. Великого князя Киевского оставлю за-ради дружбы моей, токмо войско его под себя возьму. Коли согласится, пусть в почете сидит, коль откажет, сгоню с Киева. А опосля и за немцев возьмемся.

По весне, после Пасхи великий князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо пятидесяти шести лет, женился на семнадцатилетней Любаве, дочери своего пленника — полоцкого князя Василька Брячиславовича. За-ради молодой жены он оставил тестю жизнь, сослав под надзор в дальний северный город, и посулив суровую кару за непослушание.

Кандидатки в жены угличского князя были симпатичными девочками восьми и десяти лет. Так что я упросил государя отложить выбор невесты до вхождения княжон в брачный возраст.

В Туле дело пошло своей колеёй. Кузнецы, оценившие новый метод работы с железом, управлялись уже без меня. К слову, зная процессы производства стали со стороны, мне никогда будет не сравниться с теми, кто живет сим промыслом. В городе Тула в построенном остроге и за его окрестностями начали множиться предприятия по переработке полученного железа. Взяв пробу от выделанной партии металла, ковали определяли его качества, если сталь получалась оружейной, её откладывали в сторону для соответствующей переработки, а коли мягкой, то пускали на гвозди, лемехи и прочую менее ответственную продукцию.

Под моим руководством за весну и лето была выстроена дамба на притоке реки Тулка. На ней устроен привод от водяного колеса, а на нем большой молот и прокатный стан, на которых выделывались стальные пластины. Были привлечены опытные воины, и с ними велась работа по выделке из этих полуфабрикатов пластинчатого доспеха, состоящего из ряда стандартных деталей. Моим планом была предусмотрена выработка специальных оправок для водяного молота. На них можно было выбивать из заготовок почти готовые изделия. Небольшая доводка и последующая закалка позволяли массово получать части латного доспеха и с помощью клепки и кожаных ремней собирать из них латы очень быстро и очень дешево.

От другого колеса питалось производство, на котором я пытался воспроизвести металлообрабатывающие станки. Определенные успехи были, но до качественной обработки стали было еще далеко. А потребность в станках показала себя уже сейчас, ведь насосы, которыми нынче продували железо в конвертере, изготавливались из дуба и кожи и имели слишком малый ресурс, да и их производительность оставляет желать лучшего.

В Тулу ко мне явилась делегация Ярославля и Суздаля, представители богатейших людей своих городов. Поклонившись пятью сотнями гривен, они попросили прибыльное дело для своих земель. Учитывая специфику территорий, я предложил им строительство канатных мануфактур, бумажное производство и промышленное льноткачество. Также, учитывая, что регион богат лесом, можно устроить лесопилки на водяном приводе. Дотошно вызнав детали новых производств и осмотрев водяные колеса на моем заводе, гости откланялись до получения полных инструкций от своих господ. Впрочем, всего через месяц явилась новая делегация с согласием и неограниченным кредитом.

Одним из условий совместной работы было предоставление компаньонами толковых древодельцев. Артель, которую прислали ярославские бояре, составляли настоящие уникумы. Объясняя принцип ткацкого станка, я обходился набросками на бумаге, моделями и общим описанием. Всего за три седмицы ткацкий стан с приводом от водяного колеса был готов. Еще быстрее изготовили оправки и механизмы для плетения веревок и канатов. Русские земли в числе прочего экспортировали огромное количество пеньки, естественно за бесценок. А экспорт готового продукта соответственно поднимал его цену и доход для Руси.

Оставив тульские заботы, я отправился к Ярославлю и Суздалю подбирать места для устройства запруд для водобойных колес. Там же предлагалось ставить производства и организовывать рабочие поселки для обслуги. Но это уже на следующий год.

Глава 5

Меж тем войска великого князя владимирского под руководством князя Константина Всеволодовича увязли на юге Руси как муха в меду. И только прибытие самого великого князя позволило развязать Галицкий узел.

Туровопинское княжество являлось лоскутным одеялом, состоящим из владений удельных князей. Согласия и сил на сопротивление у них не было, и они принесли крестоцеловальную клятву Константину Всеволодовичу. Князья отказались от столов, оставив себе ряд отчин в кормление, они обязались не иметь воинских дружин и являться по зову на службу к великому князю Владимира. В новоприобретенных городах великого княжества сели посадники от Владимирской земли.

Но если с этим княжеством дело прошло мирно, то совсем иначе повернулось во Владимире на Волыни и Галиче. Здесь, соседство с крупными западными державами, значительно осложнило ситуацию. По территориям княжеств таскались отряды венгров и поляков. И те, и другие претендовали на Галич, Перемышль и Владимир на Волыни. Но основное сопротивление оказало боярство этих городов. Около десяти лет назад, не оставив наследников умер Владимир Галицкий, последний в роду местной ветви Рюриковичей. Постоянный бардак во власти, влияние порубежных государств, тоже не отличавшихся порядком, хаотичная смена князей приучили местное боярство к своеволию. То чего Всеволод Юрьевич опасался в Великом Новгороде, произошло на другом конце Руси.

Галицкие бояре впустили князя Константина Всеволодовича в город, но затем стали требовать от него немыслимых вольностей для княжества, переходя от уговоров к угрозам. Константину удалось вернуться к малой дружине, с которой он вошел за стены и пробиться к детинцу в центре города. Бояре подняли мятеж и осадили внутригородскую крепость. Войско, под стенами Галича узнав об измене, без подготовки бросилось на штурм городских укреплений. Осип Лютый, первым взойдя на стену, некоторое время в одиночку сдерживал горожан, давая своим воинам собраться для удара. Не подготовленный к обороне, Галич пал под напором взбешенных предательством воинов. Город был разорен. Все участники заговора и подозреваемые в нем были казнены на берегу Днестра. Несколько десятков плотов с сотней повешенных бунтовщиков были отпущены в воды реки. Волнения прошли во многих городах княжества, особенно приграничных. Город Перемышль открыл ворота венграм.

Спустя две недели к войску пришел великий князь. Воля владимирской земли, создавшая сильнейшее княжество на Руси, заключалась в её государе, сумевшем после убийства его старшего брата Андрея Боголюбского, обуздать своевольное боярство. Всеволод Юрьевич методично, не дробя войско, принялся обходить города, добиваясь покорности. В зависимости от вины поселения он накладывал виру серебром и брал на суд главных зачинщиков. В первую очередь выявлялись приверженцы сопредельных государств. Кровь боярства щедро оросила землю. В конце концов, полки подошли к Перемышлю.

Город на условия сдачи не согласился. Недолгая осада и кровавый штурм стоил многих десятков жизней ратников великого князя. Все воины-иноземцы до единого, кроме Кальмана, сына короля Андраша II объявленного венграми Перемышльским князем, были перебиты, главы боярских родов и купцов, замешанных в бунте, казнены, самые богатые семьи города выселены во Владимирскую землю. Принца Кальмана отослали в Смоленск, и король венгров был вынужден пойти на переговоры, для спасения сына. Оставив дружину и посадников в усмиренных поселениях, великий князь вернулся в столицу.

Мне удалось прибыть во Владимир на Клязьме в середине сентября. Игумен Симон взял на себя организацию учебного заведения, видя пользу в сем начинании. На выезде из Медных ворот, устроенных великим князем Андреем Боголюбским в Новом городе, по левую сторону дороги на Юрьев был сложен деревянный терем с рядом бытовых и хозяйственных построек. Территорию школы обнесли высоким забором. Отче Симон даже подобрал учеников, около трех десятков. Догляд за студентами осуществляли монахи Рождественского монастыря во Владимире, а так как монашество часто принимали ушедшие на покой воины, то дисциплина в учебном заведении поддерживалась жесткая. Доведя число студентов до полусотни, я приступил к занятиям. Обучение заключалось в русской речи, математике, геометрии, изучении святого писания. Опять пришлось выдержать бой с церковниками относительно сокращенной азбуки и введения арабских цифр. Не без труда рассеяв сомнения относительно сохранения чистоты языка, несущего исконную правду Христа, я получил верного союзника в лице игумена Симона в деле реформы алфавита и счета. Победа арабских цифр во всем мире обязана простоте и логичности, любой разумный человек, сравнив написание римских, или славянских записей счетных единиц видит разницу. А уж арифметические вычисления в системах счета, отличных от арабской, превращаются в страшную проблему.

Русскому царству, которое фактически уже существует, но пока не объявлено формально, потребуется множество чиновников, для переписи населения, реформы налоговой системы и самого его существования. После создания приказов я планировал обучение казначеев территориальных единиц, для стандартизации налоговой системы и расчетов балансов областей и всего царства.

Позже в расширившемся учебном заведении стали преподавать физику, химию, оптику и механику, конечно в пределах накопленных знаний в этих областях. Для организации медицинского училища у меня пока совсем не было времени.

Отец Симон порадовал меня, пришедшими месяц тому назад, дарами от вселенского патриарха Михаила IV Авториана из Никеи. Под охраной, через море, киевскую и черниговскую землю тайно были доставлены знаки власти царя. В своей собственной келье, достав из крепкого сундука, игумен явил мне поистине драгоценные вещи. Кроме самой дарственной грамоты с описанием регалий, и наставлениями патриарха здесь была корона, царский посох, держава, и богатые одежды. Изготовленная из золота корона с открытым верхом и подвесками по бокам, семью большими и семью малыми зубцами, оказалась усыпана множеством жемчужин и драгоценных камней небольшого размера. На лобной части органично разместился двуглавый орел. Как рассказал мне авва Симон, из этой детали была видна новая вещь, так как сия птица является символом константинопольских патриархов, а не императоров. Зато в грамоте вселенского патриарха она была названа: 'Венец Константина'. Сама корона царские одежды и остальные регалии производили соответствующее впечатление. С другой стороны, не мудрено, учитывая, сколько серебра я отвалил за эти государевы ценности, и еще, по словам отца Симона, остался должен немалую сумму. Ну да ладно, на хорошее дело не жалко.

Напросившись на прием к великому князю, я позвал с собой отца Симона и прихватил сундук с казной.

— Поздорову ли государь? — обратился я к великому князю.

— Слава богу. — Ответил государь. — Благослови владыко? — Обратился он к игумену.

Получив отпущение, он повернулся ко мне.

— Во имя Господа собрал азм Русь. Слава Всевышнему, малой кровью обошлось, кабы не окаянцы окраинские тако и вовсе. Остался великий князь киевский, обаче возраст его преклонный, довольно уж ему. Последнее дело силою сгонять сего старца с престола, сделаю тако дабы сам ушел. Ты чем порадуешь?

— Великий князь, открыли мы с отцом Симоном школу для обучения людей государевых. Для державы твоей вельми полезны будут сии студиозы. В Туле запущена печь для выделки железа. Строятся еще две. Считай вся Русь будет удоволена с того промысла. По уговору с ярославскими и ростовскими боярами о следующем годе будут устроены заводы по машинной выделке льняных тканей и пеньковых канатов разного ряда. На заводе моем под Тулой не позднее следующего года будет запущена выделка пластинчатого доспеха, для твоего войска государь. Коль даст бог, то до сотни наборов в месяц смогут ладить того доспеха.

— Вельми доволен азм тобою, Вадим. — Он подошел и положил мне руку на плечо. — Многим тебе обязан. Олафы не дам. — Он развел руки. — Не в силах выдумать по заслугам твоим.

— Государь, мне награда быть полезным тебе и Руси. Позволь нам с отцом Симоном поднесть дары тебе по случаю единения русских земель. — По знаку игумена в светлицу внесли большой сундук с царскими регалиями. Отослав лишних людей, мы явили драгоценное содержание великому князю.

Государь был тронут заботой. Наверное, в его голове рождались какие-то идеи с царскими знаками, но решение, которое поднесли мы с Симоном, было лучшим. Венчаться на царство 'Венцом Константина', это дорогого стоит.

Осмотрев бесценные подарки, государь обратился к игумену.

— Владыко Симон, азм в церковные дела не суюсь, помимо сугубой надобности, обаче слово мое таково: быть тебе епископом первых земель моего царства. Тебе же молодец, не ведаю какой олафы и подарить. Чего желаешь?

— Государь, реши немцев в Риге, как обещался прежде. Тако же просил тебя об устройстве хлебных амбаров в первых городах на случаи голода на Руси. Выполни мои просьбы. Иного не надо мне.

— Быть по сему. Не дают тебе покоя немцы на Двине. Како корону на чело возьму, лишу немчинов Риги-города. Доселе недосуг было, сам видал. А ныне ко времени сие. Такоже и Руси единой победа надобна, дабы все православные узрели пользу в царе великую. Тако же и амбары повелю устроить по всем городам великим, сие дело благое. Теперь обскажи мне чего по кораблям окиянским думаешь?

— Государь се дело не скорое. Перво-наперво строить сии затеи придется на Белом море, дабы немцы не прознали о способах выделки сих кораблей, такоже и коли станем слать людей за окиян, так и немцы туда потянутся. К чему нам сии людишки тама надобны? Здеся от них житья нету.

— Есть ли путь из Белого моря в окиян?

— Есть, государь. О грядущем годе заводы полотняные начнут выделывать канаты и полотно. С сих дел возьмем ткань на паруса и канаты на снасти корабельные. Прошу тебя великий князь послать знающего человека на берег Белого моря, дабы нашел он место для верфи, где станем мы строить корабли.

— Корабли? Единого не хватит?

— Государь, какой бы мы великой корабль не построили, для окияна он что песчинка. Нам заради жизни Руси надобен груз, что возвернет сей корабль. Коли оба сходят на закат и вернуться назад с добром, Господу славу вознесем, но для надежи надобно два корабля ладить.

— Разумно сказываешь. Пусть будет так. Придет к тебе от меня боярин, обскажешь ему, каковое место под верфь искать. Как укажешь, так и поедет. Под твою руку его ставлю. Сам-то не желаешь за окиян сбегать?

— Коль прикажешь, пойду, обаче и здесь дел по горло, государь мой.

— Желаю знать, або корабли твои дойдут до земель дальних?

— Государь, корабли думаю строить наибольшие. Нынче самые великие есть корабли данов, что на Варяжском море ходят. Обаче нам надобны корабли вдесятеро большие. Такоже мыслю, внегда устроим мы корабли сии, надобно в Северном море, артелям, что на сем корабле пойдут за окиян, ходить бо от ледохода до нового льда, дабы сноровку и умения добыть. От того опосля по силам им станет на последующее лето идти за океан.

— Дельно сказываешь. Душа у меня болит. Сыновьям меньшим надобно уйти за окоем, покуда я жив. Опасаюсь, смуты промеж них, коли здеся останутся. Старшие договорятся, а молодших могут и не пожалеть. Тако поторопись с кораблями то.

Мудрое решение. На Руси пока не установится прочно царская власть сопротивление центру весьма вероятно. А на случаи смены государя? Разные партии могут поделить сыновей не спросясь и снова разорвать Русь. Опять же нашествие монгол? Сможем ли отбиться? А коли нет? Всю русскую землю зальют потоки крови. А за океаном готовые государства, не знающие железа и погрязшие в кровавых жертвоприношениях. Коль уцелеют и доплывут до дальних краев наши корабли, и даст бог поднимутся в новых землях дети Всевололода и святой дух самой Руси.

Зима прошла в школьных хлопотах, вместе с княжьими людьми составлялся закон о налогах Руси, устройствах земель и городов, реформе воинского сословия.

Наконец был массово освоен станочный способ обработки стеклянных линз, выделка очков, увеличительных стекол и наборов для подзорных труб встала на поток. Доход от таких сложных изделий значительно пополнил казну великого князя и мою собственную. Тут был и казус.

В среду мясопустной седьмицы под вечер явился ко мне Боркун, глава нашего оптического производства. Я поддерживал с ним дружеские отношения, ведь кроме полезного дела разбогатевший оптик принялся заказывать списки былин, сказаний и летописей, рассеянных по Руси. Поклонившись, Боркун озадачил меня проблемой:

— Государь, благослови тебя Господь, прости за поздний визит. Напасть приключилась.

— И тебе поздорову, мастер. Чего стряслось?

— Подмастерье пропал у меня.

— Кто таков?

— Малютка Рябой. Считай мастер. Лепше меня стекло льет. Линзы его работы почитай без изъянов.

— Когда пропал?

— Семейка его сказывает третьего дня. Азм думал, мож приболел, али еще чего. А тута евоная мамка пришла жалиться: без следа де пропал кормилец.

— Кто думаешь, скрал?

— Мыслю се немчины с Любека. Как раз с товаром ушли. Али свейские купчины, тока оне раньше в путь отправились, дней пять тому.

— Как же свеи могли его поять, коль раньше ушли? — Спросил я его.

— Ктож их ведает, песьих детей, мож уговорились с подельниками, да и обождали где ни то окрест.

— Готовь на завтра людей, кои знают в лицо сего Малютку, и на коне дабы держались.

Наутро, после визита к государю, конные отряды помчались по торговым путям, расходящимся из столицы. Если подмастерье украли свеи, то дорога им через Дмитров, Тверь, Торжок и Новгород на Колывань или через Москву, Великие Луки, Полоцк и Кукейнос на Ригу. Это основные незамерзающие порты на Варяжском море. А если похитители немцы, то к этим путям надо добавить направления через Смоленск, на Менск, Бобруйск и Гомель, южнее реки Двины в обход диких земель ливов, куршей, ятвягов и аукшайтов. Такой дорогой, можно было добраться до польских владений, а затем и германских земель.

Я навязался в отряд, направившийся к Москве. Что на Ригу, что на Польшу мимо Москвы от Владимира было не проехать. Так что шансы перехватить похитителей были больше. Учитывая среднюю скорость санного обоза в пятнадцать-двадцать верст в день и четыре дня форы, купцы сейчас на полпути к Москве. По мнению головы погони Лешко Старого как раз к ней мы и настигнем торговый обоз. В состав отряда входили два княжьих мужа — воины старшей дружины, пять гридней и десяток детских. Дружина двигалась 'волчьим скоком', то поднимая темп до скачки, то переходя на шаг.

Окрестности Москвы, которых мы достигли на пятый день, оказались жуткими лесами, перемежаясь светлыми сосновыми борами, дремучими еловыми чащами и подмерзшими болотами.

Караван удалось перехватить уже в виду самой Москвы. Разглядев вдалеке вереницу саней с конным сопровождением, детские вырвались вперед и с криками и свистом остановили движение. Как оказалось, поезд и впрямь принадлежал немцам из Любека.

Навстречу нашему отряду выдвинулась купеческая охрана.

— Кто такие? — Вопросил крепкий мужик со знатной черной бородой, на крупном гнедом коне.

— По велению государя Всеволода Юрьевича. — Ответил Лешко.

— Знак покаж. — Потребовал, по-видимому, вожак охраны.

Вытянув из-за ворота, голова погони достал бронзовую пластину размером с ладонь на прочном кожаном шнуре. На ней находился знак великого князя, а на оборотной стороне изображение покровителя Всеволода Юрьевича — святого великомученика Дмитрия Солунского. Символами князей были двузубые или трезубые изображения с порой весьма замысловатыми изгибами. У близких родичей тавро могло повторяться, но святой на обороте конкретизировал имя владельца.

Оглядев медальон, вожак попробовал возразить:

— Ну, знак, почем знать, чей сие знак?

— Ты, под юродивого не рядись, — одернул его Старый. — Вона на укупорках купцовых тот же узор.

Иноземные гости, после уплаты мытного сбора, если не собирались больше торговать на Руси, могли за дополнительную плату опечатать мешки со своим имуществом, сургучной или свинцовой печатью. Сургучная дешевле, свинцовая надежней — не сломается случайно. На печать наносились знаки князя, вскрывать товар, на территории его княжества было запрещено, и мыто соответственно в торговых городах не бралось.

— А коли в сомнениях, то вона Москва недалече, поехали, тама знак великого князя всяко прознают. — Начальник погони указал на стены крепости, до которых оставалость около версты. — Долго ломаешься. Супротив великого князя встать решился? — Накручивая себя, продолжил Лешко.

— Полно, полно, коли вы есть великого князя люди, сами с купчинами рядитесь, чего вам тама надобно. Мое дело добро от татей сберечь. Ежели немчины какое воровство учинили, нас сие не касается.

Часть отряда спешилась и прошла в голову колонны. Навстречу выдвинулись иноземцы.

— Мы честный купец Йохан Ланге унд Ансельм Майер. У нас грамоты на вольный проезд от государя Всеволода. — Он указал на себя, своего компаньона и потряс тубусом для пергамента.

— Угомонись немец, мы товар твой проверим и все, катись своею дорогой, коли чист.

— Как же так, сие супротив правды, у меня грамота!

Лешко Старый отмахнулся от немца и дал знак своим воинам к обыску каравана. Детские принялись досматривать сани, осторожно снимая товар с полостей. Ведь коли купцы окажутся ни при чём, то они могут пожаловаться князю на убытки, причиненные его людьми.

Мой конь стоял бок обок с лошадью Лешко, конный голова охраны обоза тоже был неподалеку. Краем уха я услышал переговоры. Немец обращался к своему охраннику.

— Hilf mir, und ich werde hundert zahlen (Помоги, я отплачу сторицей). — Шипел купец.

— Да ты купчина белены объелся, дабы азм супротив великого князя пошел? — Так же тихо ответил начальник охраны обоза.

— Лешко, — шепотом обратился я к начальнику погони, — немец голову к измене подбивает.

Отскочив подале от каравана, княжий муж выхватил меч.

— А ну, браты, в оружье! — Гридни и детские спрыгнули с саней, и бросились к нему, образуя строй и вынимая разномастные мечи и топорики. Княжьи воины в конце обоза оставшиеся конными, приблизившись, достали луки из тулов и наложили стрелы.

— Ты, Борода, прикажи своим людишкам в сторону встать, коли головы дороги. Не вступай супротив воли княжеской.

Голова охраны каравана, не делая попыток достать оружие, свистнул и его бойцы мигом отбежали от колонны.

— Не сомневайся воевода, али мы дурни какие в колодец плевать? Мастач дело свое, мы поможем, коль надо.

Схватив немцев, остальные воины уже смелее принялись разбирать наваленный товар. Во вторых санях под ворохом мехов обнаружился ростовой ларь со связанным Малюткой.

— Вот так, так, соколики! — Оборотился к немцам и голове Лешко Старый.

— На меня не гляди! — Всполошился начальный от купеческой охраны, — не ведал азм про то. Христом богом клянусь! — Он достал нательный крест и приложился к нему губами.

— Лешко, — обратился я к голове. — Не стоит умножать горести, без надобности сё. Голова нам не мешал, пущай идет себе, токмо караван до Москвы доведет.

— Нет, князь, не будет так. Мож оне подельники. Пущай веничка горящего изведуют, на дыбе повисят. Ежели нет их вины в деле сем, отпустят, а впредь неповадно станет ворам служить.

Охранники обоза сбледнули с лица.

— Князь, заступись, Христа ради, не ведал азм об сем злодействе. Ты, немец, песий сын, немедля обели имя моё, собака! — Закричал начальник охраны. — Честные христиане из-за твоей паскудной корысти под пытки пойдут!

Видя неприкрытое отчаяние головы ватажников, попавших под раздачу, вздохнув, я достал из-за ворота такую же пластину, как у Лешко, только золотую.

— Именем государя! Велю сих людишек отпустить без ущерба.

— Как повелишь князь, раз государь тебе благоволит. Ты, борода, Бога моли за князя Вадима Осиповича и государя Всеволода Юрьевича, за доброту их безмерную. Веди обоз до Москвы и проваливай на все четыре стороны. — На этой ноте под двойной охраной обоз со связанными немцами двинулся к близкой крепости.

Москва нынче была не та. Даже не городок — малая крепостица. Деревянный острог в плане близкий к треугольнику и размерами в сто сажен по самой длинной стене, расположился в месте слияния Неглинной и Москвы-реки. По площади раз в пятнадцать меньше классического московского кремля. В углах устроены три крытые тесом башни и среди них всего одна проездная, которую в мои прежние времена называли Боровицкой. Здесь же, через немаленькое русло Неглинной, перекинут деревянный мост. Возвышающийся на северо-востоке Боровицкий холм зеленеет сосновой чащей вековых деревьев. Посад, разбросанный по правому берегу Неглинной, невелик, дворов сорок.

Знак великого князя отворил нам ворота Московского кремля. На небольшой площади крепостицы имелась группа строений княжьего двора в северной части, деревянная церковь Иоанна Предтечи по центру, а в южной половине двор тиуна и амбары с конюшнями. Отряд с караваном разместили соответственно чинам. Охрану купцов по моему приказу рассчитали, естественно из немецкой казны, и отпустили восвояси, а нанятым мужикам с санями предстоял обратный путь во Владимир.

Наутро мы двинулись к столице. По результатам розыска у иноземных купцов отобрали имущество, самих секли кнутом, и только заступничество их соотечественников спасло торговых людей от четвертования. Летом, после внесения немалого выкупа в серебре, незадачливые похитители в Новгороде были переданы немцам.

В начале марта в Киев к великому князю Рюрику Ростиславовичу отправилось посольство великого князя Всеволода Юрьевича с предложением добровольного отречения от титула и сдачи всех подвластных городов, сел и земель. Примерно в это же время к городу Вручий, на реке Норин, одному из удельных центров великого киевского княжества, подошло крепкое войско из владимирских земель. Крепостные стены Вручия, расположенные на крутых холмах, светились свежим деревом. Укрепления были совсем недавно значительно расширены и перестроены. Сей город был опорой нынешнего великого князя киевского. Именно сюда он бежал, когда несколько лет назад его согнал с киевского престола черниговский князь Всеволод Чермный, и отсюда, собрав силы, он сумел вернуть себе столичный стол. Здесь, внутри крепостных стен, в богатых дворах жили его бояре, их семьи, хранилась княжеская казна и прочие ценности.

Войско великого князя владимирского обложило город и начало жесткую осаду, не предпринимая попыток штурма. Всеволод Юрьевич не желал затягивать объединение Руси. Перед его коронацией осталось последнее препятствие, и он пожелал скорейшего ее устранения, для чего великому князю киевскому был поставлен жесткий временной срок.

Противостоять военной силе почти всей Руси Рюрик Ростиславович не мог, а преклонный возраст, ему сейчас было за семьдесят лет, не оставлял ему сил для борьбы, и под давлением части своих же бояр, он, в присутствии митрополита Киевского и всея Руси Матвея, а также большого стечения киевских горожан, отказался от великого стола в пользу Всеволода Большое Гнездо. Князю была гарантирована свобода, пожизненное владение Вручским уделом, без права передачи наследнику, также ему запрещалось содержать дружину. Киевляне не желали отпускать его, но престарелый князь покинул столицу. Затем в Киев вступило войско, которое ранее сняло осаду с Вручия. По городу прокатилась волна расправ, над недовольными горожанами, поднявшими бунт, после отъезда Рюрика Ростиславовича. Мятеж был усмирен в течение недели.

На середину мая шесть тысяч семьсот девятнадцатого года от сотворения мира (1211 года от рождества Христова по папистскому счету) по всей Руси был объявлен Земский собор, об учреждении нового государства единой Руси под властью царя, венчание которого на царство ожидалось на третий день после празднования Вознесения Господнего.

В первых числах мая началось нашествие больших людей со всей Руси в Киев. В некоторых городах и землях, не разобравшись с выбором послов на земский собор, в древний город на Днепре приехало до двух дюжин именитых гостей. Столпотворения в храмах иногда приводили к дракам среди понаехавших паломников. Скоро все мало-мальски приличные дворы и монастырские приюты были переполнены. Новоприезжающие на церемонию располагались на житье за пределами города в шатрах. Обострял ситуацию созыв к Киеву на коронацию лучших полков с утвержденным числом в тридцать тысяч воинов. Наконец девятого мая в город пожаловал и сам государь.

Как описать Киев в эти времена? Огромный город со сложной структурой определенной историей, рельефом и божьим провидением. Официальная столица Руси, сотни церквей и храмов, деревянные, одно и двухэтажные жилые дома горожан на тысячах отдельных подворий, при этом в городе десятки каменных зданий духовного и светского назначения. Многобашенные укрепления, опоясывающие отдельные районы города. Киев нынче насчитывает около пятидесяти тысяч жителей.

Через несколько дней в Ротонде, круглом в плане каменном здании с высотой стен в четырнадцать аршин состоялось собрание глав посольств Земского собора. Помощники митрополита объяснили участникам предстоящих событий порядок торжественной церемонии, в том числе принесение присяги и необходимость собственноручной записи в Утвержденной грамоте. Этот документ провозглашал образование Русского царства, в нем фиксировалось признание единого царя, и определялся порядок престолонаследия.

После торжественно проведенного праздника Вознесения Господнего, на всех этапах которого, включая вечерние службы накануне, всенощное бдение и утреннюю литургию, присутствовал великий князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, с наследником князем Константином Всеволодовичем и огромной свитой из князей, бояр и воевод, было организовано угощение для киевлян и гостей со всей Руси, а также раздача милостыни.

Три дня спустя началась церемония возведения на престол первого царя Руси. Колокольный звон разливался по всему городу. Улицы запрудили толпы горожан. Государь на белом коне, в сопровождении свиты, выехал из каменного дворца князя Владимира, расположенного возле Десятинной церкви и направился к Софийскому собору. Церковные иерархи ожидали великого князя на Митрополичьем дворе, выстроенном еще при Ярославе Мудром, при том же соборе. Всеволод Юрьевич, проехав через радостное столпотворение, спешился на площади Святой Софии. На ступенях храма его встретил митрополит Киевский и всея Руси Матвей. Благословив великого князя, он провел его в Софийский собор.

Наверное, в настоящее время это самый величественный и гармоничный храм русских земель, хотя выстроен он был уже двести лет назад. Пирамидальная структура собора своими скругленными деталями стремится вверх к большому центральному куполу на высоком барабане с двенадцатью большими окнами, окруженному четырьмя меньшими с высокими стрельчатыми окнами, восьмью малыми куполами и опирающаяся на массивные крылья с прямыми углами. Фасады украшены галереями, нишами, арками, окнами, каменными орнаментами, визуально облегчающими огромное здание, но не отвлекающими взор от совершенства замысла гениального архитектора. Внутренняя отделка торжественна и богата, подчеркивая значение главного храма Руси. Прекрасные настенные росписи, огромные мозаики на золотом фоне, иконостас с древними иконами.

Внутри храма люди стояли еще плотнее, чем на улице, и здесь находилась настоящая элита страны: князья, бояре, богатейшие купцы.

Митрополит, оборотившись к главному алтарю, произнес молитву. Все находящиеся в зале вторили ему, крестясь и кланяясь. Завершив действие, высший священник Руси огласил причину собрания. Взяв от поднесшего ему служки грамоту Никейского патриарха Михаила IV Авториана, он зачитал ее, включая описание регалий и наставления царям Руси. Затем начался сам обряд венчания. Великого князя Всеволода Юрьевича по прозванию Большое Гнездо пригласили в центральный неф, прямо под взор выложенного мозаикой Христа, смотрящего на происходящее с купола храма. Церковные служки стали торжественно снимать одежду с государя, а дойдя до нательной, принялись облачать в присланные из Византии богатые царские наряды. Застегнув бармы, митрополит, приняв от помощника корону, передал её Всеволоду. Государь, перекрестившись, возложил золотой венец себе на голову, затем ему был вручен царский посох и держава. Церемония завершилась начертанием миррой на коронованном лбу царя креста, этим символизировалось благословение церковью государя на праведную жизнь. Все священнодействие сопровождалось чтением молитв и церковными песнопениями.

После церемонии, царь Руси вышел из храма, и в сопровождении небывалой свиты пешком вернулся на Двор Владимира, повсеместно встречаемый усилившимся колокольным звоном и радостными криками народа. По всей Руси прошли торжественные богослужения, были отпущены преступники с нетяжкими проступками, прощены все недоимки, в больших городах устроены пиры для горожан. В Киеве празднования шли три дня.

По завершении празднеств бесчисленный флот кораблей двинулся вверх по течению Днепра. Государь сам возглавил тридцатитысячное войско. Был объявлен новый поход на Полоцк. Воеводы были в сомнениях: о бунте в Полоцке слышно не было. Всем известно, что последний независимый владыка этого города сидел под охраной, где-то на севере в новгородских землях. Да и если бы он заявился в свое потерянное княжество? Кто бы его поддержал? На Руси нет сил равных царским. Все конкуренты либо полегли в сражениях, либо доживают век в подземельях владимирской крепости. В стране остались только государевы войска.

Но огромный флот, из верховьев Днепра перешел в русло реки Друть и через волок опустился в воды Западной Двины. Не доходя перехода до Полоцка, войско разбило на обоих берегах лагерь, поджидая отстающих. Там же спустя несколько дней был проведен военный совет государя и воевод.

В полдень в большом шатре собралось около полусотни военноначальников. Государь объявил настоящую цель похода.

— Други мои, мужи владимирские, новгородские, ярославские, суздальские. Воеводы с коими азм на брань иду во первой раз: киевские, волынские, черниговские. Ведомы мне дела ваши и по заслугам здесь лучшие мужи русской земли. Шесть лет тому назад на Руси объявился воскрешенный Господом отрок. Он предсказал объединение Руси. Сие сбылось. Такоже он предек пришествие к нам диавола, в лике сотен тысяч воинов жестоких, но то еще не скоро станется. Еще указал Господь устами его о другой напасти: недругах, что придут с Варяжского моря. Сие есть немцы, кои посланы латинским Папой на погибель чудинам и Руси. Мы потеряли Кукейнос и Герсику, два города на Двине и данников на окрестных землях. Сие лишь начало пакостей и горя, кои принесут немцы-латиняне на земли наши. Паки Господь вручил мне русское царство, не смею идти супротив воли его, потому обязан истребить сих ненавистников, покуда корни зла не пустили они в наших пределах и в наших душах. Мы идем на Ригу.

Свет факелов и свечей разгонял сгустившийся сумрак наступившего вечера. Государь, стоял среди воевод просто одетый, внешне такой же, как и они. Но все чувствовали, какую-то магию, в теле что-то болело и млело. Рождалась история новой страны. Впервые за сотни лет Русь стала единой и соответственно обрела невиданную силу. И эту неведомую, но огромную мощь олицетворял стоящий рядом Всеволод Большое гнездо. Царь Русского государства.

На большом щите вывесили полотно с картой, на которой были обозначены основные точки сопротивления и земли подконтрольные немцам, союзным им племенам ливов и латгалов. Второй воевода левого полка владимирского войска Балшу Малый начал доклад о силах, противостоящих Руси.

— Государь, воеводы. — Он слегка поклонился. — Нынче азм доложу вам об силах врагов наших. Зачну с воинского ордена латинян с прозванием 'Меченосцы'. Сих варнаков благословил на злодейства сам Папа Римский. Рек де: 'вси человеци коли не станут латинянами, то пущай сдохнут'. Потому людишки сии иноземные, воинские пришли на земли варяжские, дабы стать над ними господами. Государевыми приставами были опрошены купцы русские, кои хаживали по Двине реке и бывали в Риге городе и прочих местах. Теперича азм вам про то поведаю. Ныне город Герсика — за русским князем, токмо служит он латинскому епископу Альбрехту. Крепость деревянная, воинов в ней пять дюжин. При крепи посад, русские и латгалы вперемешку, дворов с полсотни. Далее крепость Кукейнос. Деревянный острог немцы пожгли, русских воев убили, крестьян православных разогнали и о прошлом годе поставили на холме новую сильную каменную твердыню о пяти башнях и высоких крепких стенах. Сия крепость есть главный оплот Ордена Меченосцев, в ней сидит от двухсот до двухсот пятидесяти воинов. Такоже тама имеются камнеметы и стрелометы большие. В двадцати верстах выше Риги по течению замок Гольм стоит. Каменный. Единая башня, воев тама сотни полторы. Теперича сама Рига. Город обнесен на две трети каменной стеной от семи до двенадцати аршин в высоту и башнями, а на треть вдоль реки Двины валом и деревянным тыном. В нем такоже две каменные крепости бок обок стоят: двор епископа и через стену от него замок ордена Меченосцев. В Риге-городе живут немцы купцы, а за стеной селения ливов, кои суть латинянам приспешники. Общим числом воинов до трехсот-четырехсот немцев и тысячи полторы ливов.

Эту речь я вдалбливал Балшу Малому несколько дней. Все-таки он не предназначен Господом в командиры, больно прост. Если бы не его папа, Балшу Большой давний друг государя, я бы с ним не связывался.

Совет воевод затянулся далеко за полночь. Волей государя обсуждение было остановлено, и лучшие предложения записаны в указ. В нем же были расписаны силы, цели и ответственные за дело воеводы. Наутро флот двинулся вниз по реке. К удивлению воинов, корабли прошли под стенами Полоцка без остановки, а когда они покинули пределы полоцких земель, всем стало ясно: идем на немцев.

Корабли спокойно шли по волнам, спускаясь мимо Герсики и Кукейноса. Пораженные гарнизоны, не противодействуя, смотрели на бесконечный флот русского войска. Вроде война объявлена не была, стрельнешь без команды сверху, и ты крайний, а тут войско бессчетное. Может, обойдется? Не обошлось.

Под обеими крепостями высадились войска численностью примерно по десять тысяч воинов. По плану компании Герсику надо было взять добром, или злом. Учитывая разницу противостоящих сил и русского князя в крепости, проблем с этим не предвиделось.

Каменный Кукейнос, на высоком холме, был для русского войска неприступен. Здесь часть войска возьмет крепость в сплошную осаду. Замок совсем новый, есть надежда, что в нем не накоплены значительные запасы еды и, учитывая расположение крепости на высоком холме, не решено обеспечение водой.

Большая часть обеих армий должна будет заняться местными племенами. Здешние территории критически важны для Руси, соответственно необходимо исключить присутствие в приграничье ненадежного населения. По примеру колыванской земли местные племена выселялись отсюда на Русь, либо добровольно рассеиваясь по селениям и городам, либо принудительно в виде забитых в колодки рабов. Соответственно подлежали захвату или уничтожению все новопостроенные замки рыцарей и крепости латгалов, пока не перешедшие под власть латинян.

От Кукейноса до окрестностей Риги флот государя шел три дня, делая по двадцать-тридцать верст за переход. Не доходя до города, в виду каменного замка Гольм, царь приказал разбить лагерь для отдыха. Прибытие такого большого войска уже было не скрыть, а идти на штурм в ночь с утомленными людьми смысла большого не имело. В воинский стан с верховья реки пришел корабль с докладом. Воевода Пятак из смоленских, донес государю весть о взятии Герсики.

Расположенная на высоком холме, правого берега Двины, при впадении в нее Медвежьего ручья, Герсика, в плане укреплений, представляла собой деревянную крепость овальной формы размерами сто семьдесят на сто аршин. Совсем недавно заново отстроенный, после сожжения немцами в 1209 году, детинец имеет всего одну проездную башню, выход из которой устроен в противоположную от реки сторону, в посад. Эта часть города была укреплена валом вдоль русла Медвежьего ручья и рва, замыкающего контур и питающегося водой из реки. На валу посада устроен частокол, без оборонительных башен. Князь Герсики Всеволод, дальний родич полоцких князей, сам приказал открыть ворота. Еще бы, в прошлый раз его город взяли всего три сотни воинов ордена Меченосцев, а тут многие тысячи ратников, тем более русских. Князь, принужденно принявший католичество, покаялся воеводе Николаю Овчине (из владимирских), и пожелал заново креститься в православие. Герсикский правитель выдал полный расклад по ближним и дальним землям, ведь формально это было все еще его княжество. Царские войска, оставляя в селениях русских жителей, принялись сгонять к Герсике местных латгалов, грузя их на суда посемейно и вывозя в Полоцк. Контроль за землями был полный, сопротивление не значительное.

После короткого отдыха и подготовки, поутру флот государя отправился к главной цели похода. Не всем кораблям удалось пройти мимо замка Гольм без потерь, в этой крепости кроме гарнизона ливов располагался также отряд немецких арбалетчиков. Пока, государь решил не тратить силы на этот замок, потому как в это время укреплялась сама Рига и из города уходила добыча. На подходе к оплоту немцев на двинском берегу из головных кораблей были видны суда, спешно отходящие от городских стен. Отправив малую часть флота в погоню за затянувшими побег неудачниками, воеводы расставили корабли и определили лучшее место для приступа, находясь вне зоны обстрела защитников Риги.

Пятно города в нынешние времена представляет собой прямоугольник размерами шестьсот на триста аршин, вытянутый с юго-востока на северо-запад. Каменные стены поселения, с башнями в местах излома стены, построены с северо-восточной, северной и северо-западной сторон, пролегая вдоль реки Ридзене, а затем ломаясь острым углом и достигая берега реки Двины. Остальная часть города защищается рвом, валом с частоколом поверху и несколькими деревянными башнями. Основной порт города расположен в русле реки Ридзене. Посадом Риги являются поселения ливов, преимущественно с крещенным в католичество населением.

Наконец к выбранному участку направился один из самых больших кораблей. Наверное, обороняющимся было невдомек, почему в атаку идет всего один насад? Ответ прост: на нем были установлены бронзовые пушки. Когда лодья боком пристроилась к берегу, ее принялись осыпать стрелами защитники города. До момента открытия огня. Для неподготовленных людей орудийный выстрел — это шок. Здесь пальба шла практически в упор. Несколько залпов пяти орудий, направленных на выбранный участок частокола, не только пробили проход достаточный для штурма, но и так напугали защитников, что они просто разбежались от бреши. Пользуясь смятением среди горожан, к берегу пошли корабли с десантом. Тяжеловооруженные воины, высаживаясь с судов, тут же устремлялись к пролому стены. Пока немцы в ужасе от пушечных выстрелов, решали, что делать, на территорию Риги через брешь в палисаде проникло несколько десятков русских ратников. Образовав стену из щитов и постепенно расширяя плацдарм, они позволяли влиться в строй все новым и новым отрядам воинов. Наконец накопив силу, под молодецкий свист, плотные ряды распались по направлениям улиц. В городе развернулось неравное сражение. Ливы, жившие в пригороде, не имели крепких доспехов, потому как немцы — настоящие хозяева Риги, не стремились создавать сами себе угрозу на захваченных землях, а самих колонистов, пришедших сюда из Германии, и хорошо вооруженных, оказалось слишком мало для отпора. К вечеру большая часть Риги оказалась в руках русских войск. Защитники удерживали несколько каменных башен городской стены, хорошо укрепленное епископское подворье и Виттенштейн — Белый замок, опору ордена Меченосцев. В принципе защитникам этих укреплений деваться было некуда, но государь повелел взять подворье и Белый замок. Теперь слово предоставили мне. Сил на то чтобы разбить каменные стены у нас не хватало, пороха опять было в обрез, поэтому я вызвался построить штурмовую башню.

Замок Виттенштейн, с высотой стен в пятнадцать аршин и площадью приблизительно 20х25 аршин был назначен первой целью наших усилий. В его помещениях, по допросам горожан, расположены: резиденция магистра ордена Меченосцев, жилые комнаты рыцарей, большой зал собраний и капелла Святого Георгия. От замка отходят каменные же стены, образуя внутренний двор, замыкающийся с северо-востока городскими укреплениями.

Двор епископа, вторая наша цель, располагается бок обок с оградой замка Виттенштейн. Он представляет собой разноэтажное здание, размерами в плане семьдесят на пятнадцать аршин, с десятиаршинными высотой стенами под единой двускатной кровлей. По его фасаду, выходящему на юго-запад, тянется двенадцать больших окон, расположенные на высоте примерно семи аршин от уровня земли. Первые пять из них имеют больший размер и освещают колонный зал церкви святого Иоанна, которая занимает почти половину протяженного здания. Остальные семь окон, выходящие на второй этаж этой части замка, незначительно выше по высоте от уровня земли, имеют одинаковый, несколько меньший размер, но все равно позволяют использовать их при атаке крепости. Также, обороняя проходящий сквозь здание во внутренний двор сводчатый проезд, расположенный примерно по центру его фасада, в стенах устроены узкие вертикальные бойницы. Каменный замок завершается пристроенной четырех угольной башней-донжоном, размерами в плане 14х16 аршин и высотой пятнадцать аршин. Башню венчает высокая деревянная четырех скатная крыша. Бой из донжона может вестись через узкие вертикальные бойницы. Примыкающие к основным зданиям стены, соединяясь с городскими укреплениями, также образуют внутренний двор.

Почти в центре Риги в позапрошлом году была выстроена каменная церковь Святого Михаила. Замок и двор епископа находятся севернее этой церкви, через торговую площадь. Ровная, утрамбованная площадка как нельзя лучше подходит для передвижения штурмовой башни. Такие сооружения я изучал по книгам, строить их мне раньше не приходилось. Башню заложили прямо за церковью, чтобы не тащить её издали. Я решил обойтись без колес, слишком сложно и долго, проще подтянуть её к стенам по каткам, для этого пришлось предусмотреть проемы внутри башни, для передачи вперед новых катков и навесы с боевой части, чтобы эти катки безопасно укладывать. С башней провозились пять дней, снаружи ее обили необработанными шкурами животных, благо огромное войско каждый день съедало несколько сот голов трофейного скота. Жаль конструкция не позволит стрелять оттуда из пушки — развалится от отдачи.

Ранним утром башню покатили к замку. Для безопасности были сделаны большие щиты, под прикрытием которых к ней могли подойти штурмовые отряды. Выстрелы стрелометов и камнеметов толстые деревянные борта осадной башни пробить не смогли, не говоря уже о луках и арбалетах. Поджечь ее обороняющимся тоже не удалось. В итоге с большим трудом тяжелую конструкцию удалось дотолкать до стен замка. Высотой она получилась почти вровень с крышей, так что перейти на кровлю по мосткам было опасно, но можно. Первыми на скаты крыши залезли лучники. Разобрав под обстрелом настил кровли в нескольких местах, они стали ждать команды. Для защитников был приготовлен сюрприз — железные горшки, набитые вперемешку порохом и картечью. Чтобы добиться убойного эффекта пришлось поискать на кухнях местных бюргеров сосуды побольше. По сигналу воины подожгли фитили и бросили в щели импровизированные бомбы. От взрыва кровля подскочила вверх, чуть не сбросив наших воинов на землю, внутри раздались стоны раненых и крики проклятий. Не теряя времени, в расширенные наспех проемы по веревкам начали пролезать воины штурмового отряда. Замок взяли довольно быстро, ведь сила русского отряда была подавляющей. В плен попали магистр ордена Фольквин фон Наунбург и меньше двух десятков воинов, но по размышлению от этого проблемы только множились и их прикончили, не выводя из замка.

Атаку резиденции епископа решили провести через шестое окно фасада, расположенное над арочным проездом сквозь замок. Учитывая меньшую высоту новой цели, осадную башню почти ополовинили сверху, при этом значительно облегчив. После доработки, поутру с другой стороны церкви Святого Михаила её начали продвигать к выбранной точке здания. Когда башня приблизилась к стене на расстояние атаки, в смотровые щели стали видны набившиеся в зал вражеские воины, готовые к сопротивлению, скалящиеся и отрыгивающие страшные проклятия, ощетинившиеся лесом копий и алебард. Размер окна вполне позволял проникнуть в помещение даже воину в доспехе и полном вооружении, но нелюбезная встреча сильно осложняла рандеву. В этой проблеме должно было помочь одно из бронзовых орудий, поднятое на высоту окна. Риск, что наш деревянный танк развалится, конечно, присутствовал, но значительно уменьшившаяся высота, то, что у стены башню сняли с катков и наконец, половинный заряд пороха, должны были, по моему мнению, ослабить влияние отдачи на прочность конструкции. Наконец, разогнав воинов по краям боевой площадки штурмовой башни, я произвел выстрел.

Ежовый заряд, или называя по-другому картечный, значительно испоганил, пол, стены и потолок кровавыми брызгами и частями тел негостеприимных хозяев. Рикошеты картечин от стен довершили наше правое дело и способных к сопротивлению в зале попросту не осталось. Пушка была отстегнута от стенки осадной башни, перекидной мостик лег на нижнюю полку проема, и по нему гуськом двинулась атакующая группа, прикрываясь щитами от обстрела со стороны высокого донжона подворья, расположенного справа от нас. Помещение имело выход в коридор вдоль всего замка, так что сопротивление свиты епископа потеряло всякий смысл. Хотя может и нет, потому как пленных не брали.

Осталась не взятой только башня в северной части двора епископа, но и выбраться из неё никто не мог. Не продумал я этот вариант. Казалось бы, чего проще, взять несколько мешков с хлоркой, развести её водой и мехами накачать газу в башню, но чего нет, того нет. Этот вопрос я решил переговорами с запершимся внутри рыцарем из охраны епископа. Потолковав через крепкие дубовые двери, усиленные железными полосами, в мощном дверном проеме с немцем, я договорился о почетной сдаче башенного гарнизона. Согласно уговору, мои люди вывели из города и посадили в лодку рыцаря и его семерых воинов с личным оружием. Заняв башню епископского подворья, мы потушили последний очаг сопротивления Риги.

Добыча, взятая в городе, была необычайно богатой: купеческий товар, драгоценная церковная утварь, казна города, купеческого товарищества, епископа, ордена Меченосцев, разный воинский доспех и запасы оружия. Вишенкой на торте, стала огромная масса серебряной монеты, обнаруженная в отдельном каземате епископского подворья. Это был собиравшийся в течение нескольких лет налог лично Папе Римскому.

Следующей нашей целью оказался замок Гольм, на берегу Двины, восемнадцатью верстами выше Риги по течению. Он торчал точно бельмо на глазу, мешая судоходству. Каменная крепость трапециевидной формы в плане находилась на северо-восточной стороне острова Мартиньсала, на самом берегу, возвышающимся на семь аршин над уровнем воды. Со стороны суши был вырыт ров, находящийся в пятнадцати аршинах от стены, его ширина достигала десяти аршин, а глубина четырех. Стена, обращенная к основной части острова, была шестьдесят аршин, почти под прямым углом примыкающая к ней юго-восточная стена тянулась примерно на тридцать три аршина, северо-западная около пятидесяти. Четвертая стена, расположенная со стороны реки, около сорока аршин. В северном углу была устроена единственная каменная же башня. Отсутствие оборонительных башен по остальным углам компенсировалось четырехаршинной толщиной стен.

Взять крепость можно осадой или штурмом, например, разбив ворота тараном. Но пока таран будет ломать ворота, их могут так завалить изнутри, что пробиться будет очень сложно. Пока атаки нет, проход к воротам может быть относительно свободным, для организации вылазок, а вот если к стенам пойдет стенобитная машина, то нескольких часов её работы защитникам вполне хватит, чтобы замуровать коридор сквозь башню. Поразмыслив над проблемой взятия этого укрепления, я предложил свой вариант, который в итоге и был принят к реализации. Мост, тянувшийся через ров, напротив входа в крепость уничтожен не был, уж не знаю по каким причинам. Для реализации моей идеи пришлось построить крытую конструкцию на колесах. Обычно такие, только большие размером, устраивают над тараном. Тарана у нас не было, а вот остатки пороха имелись. Уложив пороховую казну прямо под ворота крепости, ее обложили грудой камней, для увеличения фугасности заряда. Подожгли фитиль и со всей возможной скоростью покатили навес обратно. Мощный взрыв, разнес ворота и выбил во внутренний двор ожидающих атаки защитников и материалы, приготовленные ими для баррикад. Газы от взрыва, поднявшаяся пыль, и замешательство врага обеспечили русским воинам относительно безопасную дорогу, и безнадежный для защитников бой, закипел уже внутри замка.

Окончательным результатом данного похода должна была стать очистка от нелояльного населения территорий от русла Двины на юге до русской колыванской земли на севере. Освободившиеся территории будут заселены крестьянами и горожанами со всей Руси. Таким образом, решалась проблема выхода Русского царства на берега Варяжского моря и пресечение движения крестоносцев на наши земли. Дело это не быстрое, но думаю, года за два-три решится.

Отпраздновав взятие Риги, и водрузив над заново освященными храмами, православные кресты, государь с большим флотом отправился на остров Готланд. Целью была передача немцам уцелевшего населения Риги и упреждение войны между Русью и западными державами. Флот прибыл к западному берегу Готланда через день. По уговору с бургомистром города Висбю в гавани высадился государь и с ним сорок человек свиты. Остальное войско было отправлено на пустой берег для устройства лагеря. Царь направился прямиком на русский двор, где, помолившись в православной церкви, собрал здешних купцов для выяснения ситуации на Варяжском море, так сказать из первых рук.

Швеция — нынешняя владелица острова возглавлялась королем Эриком Кнутсеном, занималась внутренними проблемами и внешней политикой не интересовалась. Королевские власти на Гольме собирали подати, и убирались на материк, не появляясь на острове месяцами. Здешние жители жили в обособленных усадьбах, общие проблемы решали на Альтинге — островном вече.

Царь Руси пришел флотом на торговый остров с несколькими целями: избавится от немцев Риги, показать силу своего государства и возможность достать любой город на Варяжском море. Так что визит ему виделся весьма коротким, но войско попросило царя задержаться на острове на три дня для торговых дел. Ратники желали продать свои доли в воинской добыче и приобрести заморский товар без посреднических издержек. Здешние мечи и доспех весьма высоко ценились в русских землях, да и другой товар заморский подешевле взять тоже хорошо. Завершив торговые дела, флот отправился восвояси.

Переночевав в Риге, часть войска с царем во главе отправилась вверх по течению Двины. Государь сделал остановку только у замка Кукейнос. Осада длилась уже около месяца, а по доносам от местных крестьян еды в крепости было очень мало, с прошлого урожая что-то взяли, но прошла зима, и новых поставок в этом году не было. В каменный замок был отправлен единственный выживший из защитников Виттенштейна, с предложением сдачи крепости под слово русского царя. Гарнизону обещалась жизнь, и пропуск в Германию в обмен на замок и оружие. Немцы согласились, поняв, что Рига пала и орден Меченосцев фактически истреблен. Заняв Кукейнос, Русь получила в свою полную власть все русло важнейшей для ее торговли реки, к тому же контролируя водный путь мощными каменными замками.

Я покинул государя в Полоцке, где он отдавал распоряжения о переселении в Ригу местных купцов, горожан и хлебопашцев. Мой путь лежал на север. На верфь, которая строится где-то возле Михаило-Архангельского монастыря на Северной Двине, недалеко от впадения ее в Белое море. Вот так, из одной Двины в другую.

Дойдя до Суздаля и побывав на верфи этого торгового города, мне открыли глаза: не потянуть судостроение человеку со стороны! Корабел, походя, рассказал столько нюансов в деревообработке, что мне стало плохо. Вы знали, что у дерева с северной стороны древесина плотнее, чем с солнечной? Или что сосна бывает другого цвета кроме желтого и идет на разные части корабля? Плотник посоветовал обратиться к Ивану Варяжко, этот мастер мог построить любой корабль, но сейчас подряжался только на особые заказы, выбирая их по собственному усмотрению, и не занимаясь ширпотребом.

Усадьба корабельного мастера стоит вне городских стен на берегу реки Каменки, в виду огороженной забором верфи, его же владения. Когда я со свитой заявился на двор, мастер вышел из дома на встречу. По виду Иван Одинцович Варяжко оказался возрастом за пятьдесят, с крепкой коренастой фигурой с брюшком, сильными руками, типичным русским лицом, черной с проседью шапкой волос и коротко стрижеными усами, и бородой. Сразу видно серьезный мужик.

Посмотрев в его лицо, я понял: откажет и напросился на разговор с глазу на глаз. Оставив свиту на дворе, я прошел за хозяином в светлицу.

— Азм есмь князь Угличский Вадим. Царь Руси обязал меня построить большие корабли для плавания из Белого моря в Английские земли.

— Азм лодейщик Иван Варяжко, не ведаю чем государю пособить в сём деле потому на моем заводе больших кораблей не ладют.

— Иван Одинцович, исполняя государев указ, опросил азм лучших мастеров Суздаля и все в един голос сказывают: ежели кто и одолет сеё дело, то Варяжко. Потому к тебе пришел.

— Уволь князь. Азм старый ужо тако не строил никогда больших ушкуев. А каковую лодью желает государь? — Поинтересовался мастер.

— Семьдесят пять аршин длиной и двадцать шириной.

Сидящий несколько боком при этих словах корабел развернулся ко мне всем телом, с пораженным видом. В нынешние времена самым большим был корабль данов на Варяжском море длиной сорок, а шириной десять аршин.

— Таковые и не ладит никто. Да и нельзя устроить таковой велицый корабь, потому волной поломает его пополам.

— Все когда-то в первый раз деется, Иван Одинцович. Сказывают, ты за деньгой не гонишься, у тебя видно и так все есть. Тебя слава прельщает. Всем окрест ведомо, або лодии от Варяжко, от прочих отличаются будто шелковина от поскони. От того ты и берешься токмо за особливо красивые корабли для вятших людей. — Я подумал и решил пойти ва-банк.

— А ежели тако тебе реку: коли построишь ты корабли, что желает государь, то об том будут помнить все люди на Руси и вовеки не забудут!

— Что же тута славного до Английских земель дойти? Из наших суздальских купцов Семен Крапива хаживал в стольный город ихний: Лендон, правда, купно с немцами. Людишек, сказывал тама уйма, тока все вшивые, грязные како свиньи и воняют пакостно.

Усмехнувшись столь точному описанию теперешней Англии, я продолжил нажим.

— А ну побожись, або никому не скажешь по то, что нынче тебе поведаю. Тока гляди мужик, коль кто про тайну прознает, государь тебе голову то снимет.

Заинтригованный корабел поклялся на нательном кресте.

— Корабли сии пойдут за океан, два месяца плыть, аль три. Там земля лежит неведомая, огромная, больше Руси раз в сто. Уйдут за море сыновья царские с войском, дабы там, вдали построить новое православное царство. А сказывать об том никому нельзя потому как коли туда немцы придут али гишпанцы, то крови тамошние жители море прольют, а уж коли англичане прознают. Вовсе беда. Сии людишки, сказывают де христиане, а по делам их — дети Сатаны! Азм знаю, Господь поведал.

— Поклянись, про земли далекие. — Попросил корабел.

Я, достав крест, поклялся и приложился к нему губами.

— Тода так, коли государь поставит меня головой над кораблем большим, тогда согласен азм. И людей артельных на то найду и корабли построю!

— Быть по сему. — Хлопнул я рукой по столу. — Азм голова над строительством кораблей по царскому велению. Быть тебе Иван Одинцович моим товарищем.

— Ты государь мой, водку пьешь? — Спросил меня мастер.

— А то! С удовольствием.

— Ну, тогда сделку обмыть надобно.

Я отпустил свиту устраивать лагерь, а сам под обещанную баньку, приложился к пиву, которое поднес хозяин в ожидании стола.

Наутро мы с корабелом сидели и обсуждали будущий парусник. Я как сумел на бумаге изобразил пропорции и структуру каркаса корабля.

— Три мачты? — Все удивлялся корабел. — Куды столько?

— Судно вельми огромное. Коль больше поставить мачт, то и парусов можно много повесить и корабль ходче пойдет по волнам.

— Не выдюжит дерево столько парусов, поломается.

— Слыхал азм делают мачты из разных деревьев и клеят вместе, от того оно крепче становится, и обручи железные поставить можно.

— Делают тако, обаче уж больно большая мачта надобна.

— Иван Одинцович, для дел корабельных могу выделать множество гвоздей с резьбой и плашки с резьбой для стяжки корабельных частей. Из хорошего уклада, сделаю.

— Из уклада и не надо. Поржавеет за год. Из бронзы смогешь?

— Из бронзы и проще. Дам пластины, вороты, пилы, топоры, могу сделать лесопилку на водяном колесе.

— Сие надо всенепременно, а ни то мы сей кораблик лет десять ладить будем.

Оставив полномочия Ивану и оделив его необходимой казной, я отправился на север.

Вместе с воеводой Годотой, поставленным царем на устройство верфи, мы построили целый город. Две дамбы для лесопилок на притоке Северной Двины, большие амбары с печами, бараки для плотников, хорошие, теплые, церковь, даже баню с бассейном на зиму. Берег был завален дубовыми и сосновыми стволами, которые начали завозить еще прошлой зимой и на больших расшивах продолжали доставлять с верховьев Двины. Мне пришлось съездить в Тулу за станками, специалистами и материалами для стройки. Вернувшись в ноябре, я застал бурлящий людьми завод. Плотники построили водяные колеса и амбары для лесопилок. Так что запустить их в дело удалось до ледостава. Над водобойными колесами также был устроен отапливаемый амбар, поэтому их использовали даже в лютые холода.

Мастера всю зиму занимались кораблем. Саму закладку сделать не успели, но плотники в амбарах выкладывали длинные толстые бревна, из которых потом вырубались шпангоуты. Клеили части мачт и реев на будущие корабли, прикидывали, сколько тысяч аршин канатов уйдет на такелаж и сколько полотна заказать на паруса. На лесопилках заготавливали доски на палубы и борта кораблей. Работы много, хватит еще не на один год. Сильно помогали монахи недалеко расположенного Михаило-Архангельского монастыря. Они же и принесли весть о кончине государя. Царь Руси Всеволод Юрьевич по прозванию Большое Гнездо, на зимней охоте сильно застудился, слег и сгорел от жара за несколько дней. Я, оставив дело на старшин, направился в столицу.

Добиться приема у нового, пока не коронованного царя Константина Всеволодовича мне удалось далеко не сразу. Во Владимире за несколько месяцев прошли значительные перестановки среди правящей верхушки. Многие достойные люди ушли, а на их место прилепились ростовские бояре, спесивые и надменные не по делу. Константин питал слабость к Ростову Великому, где сидел на столе с детских лет, и желал перенести туда столицу. Ростовские бояре крутили молодым государем, как хотели. Так бывает, у сильного отца, слабый духом сын. Не сказать, что Константин был вовсе тряпка, но его окружение было из недостойных людей. Я пришел на прием к государю и по его результатам надолго оказался в тюрьме. Дело было так.

Глава 7

Перед входом в палаты меня попросили сдать оружие. Я на мечах-то не мастак, для меня холодное оружие вещь статусная, но при Всеволоде Юрьевиче такого не бывало. Сдал, конечно, и меч, и нож.

Войдя в светлицу, я увидел сидящего в креслице Константина и его бояр.

— Здравствуй государь на долгие годы. Прими скорбь мою по батюшке твоему, мир праху его.

— Аааа, Вадим? Ты где был? Почто подле отца моего не случился ко времени?

— По государя велению службу справлял на Белом море, корабли ладил.

— Не ко времени тебя на Белое-то море понесло. Не ко времени. Вот что, бояри мои сказывают, ты де на руки подарки брал великие, або про то отцу моему не доносил.

— Когда такое было? У нас с твоим батюшкой уговор был, со всех дел мною начатых мне четверть положена. Подарки брал азм, как не брать, токмо три четверти великому князю отдавал. Истому спроси.

Константин озадаченно обернулся на бояр. Те что-то горячо зашептали ему на уши.

— Где Истома? — Спросил я.

— Сказывают, пропал.

— Как так первый человек твоего отца пропал? Искали?

— Ты мне суету не твори. Надо будет, сыщем. Ты вот что. Вельми благодарен азм тебе за заводы твои, стекло, там железо и прочее все, токмо волю ты взял великую. Мне невместно с тобою дела вести отныне. Станешь с боярами моими совет держать.

— Государь, к чему мне бояри твои. Они в делах моих не смыслят ни шиша. Сколь азм бояр не видал, то воры. Дядю твоего Андрея Боголюбского его же бояри порешили.

Как встрепенулись советники государевы. Эх, мне бы смолчать, но привык я уже с Всеволодом Юрьевичем разговор в открытую вести.

— Ты, страдник, замолкни! — Встрял один из них. — Княжий чин тебе не по заслугам дали. Видано ли дело, дабы худородный юнец равным кровным Рюриковичам был. Сказывал, азм тебе государь, сей варнак, под твой престол копает. Сие он, паскудник, твоему отцу внушил, дабы ему дочь князя полоцкого в жены отдал. И не божий он вестник, ибо во церквах и не видали его. Окаянник он, холопий сын.

Константин молчал.

— Что же ты молчишь, государь мой. Разве мало пользы азм Руси принес? Мало серебра в твою казну насыпал? Ты кому веришь? Своему князю, коий все силы царству твоему отдает, али мордам этим жирным? Что-то азм сии бороды под Ригой не видал.

Поток брани и угроз захлестнул меня как океанская волна.

— Молчать! — Строго приказал спустя какое-то время Константин. — Так решим, заводы твои мы в казну заберем, тебе велю ехать в Углич. Там сиди безвылазно.

По моей памяти Константин ненадолго пережил отца, так что удаляться от двора мне было нельзя. Поэтому я пошел на обострение.

— Вот чего реку тебе. Господь меня послал для служения Руси. Коль супротив меня встанешь, долго не проживешь!

— Стража! — возопили бояре в голоса. Ворвавшиеся гридни живо меня скрутили, хотя я и не сопротивлялся особо.

— Помни Константин: божья кара. Божья кара!

Меня поволокли куда-то за двери.

— В темницу его. — Теперь понятно куда.

Темница. Детинец Владимира в городе Мономаха стоит на высоком холме. Здесь даже в подземелье холодно, но не сыро. Охапка сена. Скудная пища, вода. Факел днем горит в коридоре. Скука. Новости только от охраны. Кто-то рассказал про междоусобицу между Константином и Юрием. Юрий проиграл. Вина разбавленного дали на коронацию Константина. Боярин приходил тот мордатый, глумился всяко. Однажды батя пришел.

— Вадим, Вадим.

— Кто здесь?

— Осип, отец твой. Подымайся, уходим. — Шепотом позвал меня он.

— Ты как тут?

— С рижских земель возвернулся. Како прознал про тебя в цепях, так и пошел.

— Не могу азм уйти, Осип. Мне дело надо закончить, беду от Руси отвести. А коль сбегу, веры мне не станет.

— Уходи, прибьют тебя здесь. — Посоветовал мне воин.

— Не прибьют, бояре душу тешат тем, что здеся князь угличский вшей кормит. Да и государь приказа убить не даст. Боится он меня. Ты как сюда проник? Сторожей побил?

— Да нет, братанич на воротах стоит. Он пустил.

— Ты вот что Осип, люди надежные есть во Владимире?

— Есть. Почитай вси старые бояри и вои вси из гридней, да мужей княжьих. Иуды средь воинов не выживают. Вси ростовских еле терпят. Будто не русичи, а жиды какие. Воруют страшно, а Константинка будто и не видит. Ростов погорел сильно, вот они видно и тянут соки со всей Руси.

— Ты Осип гляди, за государем. Внегда меня станет звать, без промедления приди с дружиною. Надобно так. Мы должны спасти государя. И Русь спасти.

Осип ушел, и время снова встало. Сколько прошло дней, месяцев, лет? Уже и борода отросла, и одежды завшивели совсем, а главное время уходило. Необходимое, невосполнимое.

Что делать в тюрьме? Вспоминать, молиться, мечтать. Из прошлого всплывало в основном время Всеволода, становления производств, походы, сражения в Риге, коронация. И кушать, конечно, тоже хотелось, много и вкусно.

Перестали ко мне гости захаживать. Позабыли про меня, оставили тут в казематах гнить. Наверху дела шли неважно, свеи начали набегать на Колыванскую землю. Придут, пограбят и назад. Мешало это тамошнему народу страшно. Ростовские бояре по-прежнему тянули жилы из Руси. Взяли под себя лучшую торговлю. Заводы мои, кои пока работают. Прибыль тянут, как последний день живут, работяги от скудности разбегаются. Так их цепями приковывать стали. А в казну серебра не дают. Сказывают недород и с того работный люд мрет и бежит. Однажды ко мне пришел боярин Ланцов.

— Сидишь, песий сын. Азм самолично пришел на тебя глянуть. Ты нелюдь. Господом прикрываешься. Азм роду древнего. Мои предки у Рюрика копье держали. Мы Ланцевы всех князей знали. Азм наперво подумывал або ты есть бояр Стирнинковых затея. Токмо их вотчина во Киеве-городе. Обаче сии сукины дети от кормчего Олафа исходят, самого князя Рюрика. А сие и тогда почитай бояре были. Ты-то сосунок супротив меня. А Олафа наследки хитры, едва великими князьями не стали.

— Ты, боярин чего пришел ко мне?

— Понять желаю, чего ты есть за человек. К великому князю Всеволоду в доверие втерся, сребром, златом его закрома наполнил, державу помог собрать сильнейшую. Чего ты себе-то алкал? Вскую старанья твои? Сребра не брал, земель, чинов не искал.

— У меня, боярин все есть. За державу сердце болит. Придут мунгиты и не станет Руси.

— Сызнова ты за свое? Признай, або не будет никоих мунгитов?

— Будут, будут. Придет поначалу небольшое войско. Побьет половцев, а те страшась, приползут к царю просить мира и подмоги. И пошлет государь войско, а в сражении половцы побегут, и русское войско через то побьют. А через десять лет придут мунгиты с сотнями тысяч мечей, и пожгут города русские. В наших землях набольшие города о сорок-пятьдесят тысяч жителей, значит боевого войска тысяч десять. А их сто тысяч супротив каждого по очереди. Камнеметами заборола побьют, стены поломают и города в крови утопят. Во церквах укроются остатние. Молиться будут истово. Тама их мунгиты и пожгут. Сказываешь, есть у тебя наследки? Не станет их у тебя. И сребро ты не для себя сбираешь. Для мунгитов! Ступай боярин, ступай. Молись. Проси Господа, дабы простил тебе сребролюбие, корысть и гордыню безмерные. Не мешай мне молитву творить. За Русь. За себя. За тебя.

Странно, но боярин ушел безсловно, то ли впечатленный нарисованной картиной то ли страшась Господа.

Снова потянулись дни, череду которых можно было понять только по смене охраны. И снова пришел боярин Ланцов. Его слуги принесли на этот раз большой подсвечник и кресло, в которое он и сел.

— Вот что 'божий человек', сушь на Руси встала страшная. Колыванская земля, рижская, новгородские волости, Псков, Тверь, Москва. Ростов Великий так погорел, або ни жилищ, ни церквей не осталось. Хлеб вздорожал безбожно, голод. Такоже свеи начали набегать на колыванскую землю. Убытки с того великие. И ляхи с уграми не успокоятся никак. Может сие быть кара Господня?

— Ты боярин, ведаешь про Рюриковы времена?

— Вестимо. Мы, старое боярство, от воинов князя счет ведем. Внегда ярл Рюрик из Бирки на Волхов дракарами пришел, иже с ним пять кормщиков и сто семьдесят два кригара было. Ярл за добычей шел на Русь, токмо Новгород откупился дарами богатыми, и опосля отдал Ладогу в обмен на защиту от диких фелагов. Ты ратай, твой дед огнище жег, а мои предки Русь собирали. Не ведаю, откель ты многие ремесла ведаешь, и за единение Руси тебе поклон. Без тебя Всеволод нипочем бы на сие не решился. От того и живешь. Из заслуг твоих и милости моей. Вот коли б ты с отцом своим на побег пошел, тогда не взыщи, порешил тебя. А тута государь за твою голову меня Ола Солвиговича Ланцова ответчиком поставил. Уж коли ты присмирел тако и сиди тута под доглядом.

— Ты меня Ола Солвигович, о прошлый раз вопрошал, чего желаю азм, чего ты сам желаешь?

— Чего и все великие семьи: власти, денег, чести. Здесь нас не услышит никто, тако реку. Наш род далече глядит. Ты вот ведаешь, кто станет женой наследка государева Василько? Моя внучка станет. А правнук царем будет. Внегда Константин с братом за первенство ратились, кто мыслишь, войско Юрия под удар поставил? Боярин Отепя поставил, моей тетки муж. Сам голову сложил, ано Юрий нынче в монастыре, за крепкой стражей грехи замаливает, а Константин царь и полководец. А кто государя увестил, або Отепя войско Юрьево по-глупому, засадному полку задом повернет? Азм есмь. Потому азм десница государя, а ты тута гниешь, и не дергайся, невместно тебе кромушнику лапотному подле бояр Ланцовых быть.

— Гордость в тебе боярин живет непомерная. Что касаемо кары господней, поведаю тебе Ола быль. В одной стране, вельми великой и силой полной, правил царь. Грозный. И жил тама человек из бедных бояр, умом остер, делец каковых мало. И случилось так, что сей хитрец, стал служить государю беззаветно. И скоро стал первым человеком в сем царстве. Сестру свою за сына царя отдал, за второго. И так уж получилось, або помер государь и все три сына его померли, своею смертью. А хитрец, в руцах коего все царство было, тако устроил, або вси бояре из страха аль корысти крикнули его, худородного, царем. А три года спустя обрушился на царство глад трехлетний, самого того царя-хитреца хворь разбила. А по кончине, сына его бояре убили, дочь снасиловали, а государство тако разодрали цари соседние, або оно через сотни лет тока сызнова поднялось. Людей чорных и нарочитых померло не счесть. Давно это было, но вот думаю азм: может ли тако быти, або за грех одного того хитреца, супротив божьей воли алкающего царской власти, серебра и чести вся страна наказана была?

— Али ты колдун? — Тяжело дыша, вопросил меня боярин. — Почто мучаешь, меня? Не может статься, дабы человек был посланцем Господа! Не может!

Опершись на подлокотники, он тяжело поднялся и ушел. А я остался глядеть на упавшее кресло и подсвечник с плачущими воском свечами.

Спустя несколько дней меня вывели из подземелья. Дали помыться, одежду новую, накормили и оставили одного. Дверь открыта. Через несколько часов слуга провел меня в терем.

В светлой горнице меня ждал Ланцов.

— Садись. — Приказал мне он. Сам, зайдя с другой стороны стола, устроился напротив. — Чего ты хочешь?

— Сделать Русь величайшей страной среди всех земель. От мунгитов отбиться. Земли взять для Руси новые, дальние, огромные, богатые златом, самоцветами и мехами.

— Коли азм тебе помогать стану, Господь простит меня?

— Расскажу тебе быль, боярин. В одной стране, вельми великой и силой полной, жил был царь. Грозный. И жил тама человек из бедных бояр, умом остер, делец каковых мало. И случилось так, что сей хитрец, стал служить государю беззаветно. И скоро стал первым человеком в сем царстве. Сестру свою за сына царя отдал, за второго. И так уж получилось, або помер государь и два сына его из трех померли, а младший такоже преставился, но оживил его Господь и дал весть ему о будущем и ремеслах разных. Рассказал отрок боярину, что обменяет он бармы царские на жизнь рода своего. И смирил дух свой хитрец-боярин, бросил помыслы корыстные и принялся помогать всяко царевичу. Уберегли они народ свой от голода, повоевали купно многие земли, добром и богатством наполнили государство. Но бояре-завистники учинили супротив своего царя заговор, и хитрец-боярин встал у них на пути и сражен был, но спас друга жизнью своею. От того упокоился в крипте подле государей природных с великим почетом и память о нем вечно живет в той стране. Простил его Господь, и царство, его жертвой омытое, стало сильнейшим среди всех.

— Тако боярин непременно пасть должон? — Осторожно вопросил меня.

— Покуда Русь стоит, значить беды не принес ты, и обиды Господь на тебя не затаил. Но должен ты, боярин, отринуть от себя искушения. Сии страсти тебе Диавол внушает, он есть хозяин мунгитов, что придут на беспечную Русь.

— Коль простишь меня, князь, азм верен тебе стану аки пес. — Заявил Ланцов.

— Время есть еще, боярин. Азм прощаю тебя, и Господь простит!

Боярин встал, поклонился в землю и сказал:

— Приказывай князь.

При активном содействии первого боярина удалось тайно поднять полки, схватить и забить в колодки самых активных воров и беспредельщиков из воевод и бояр. Сильно насолившие буквально всем высокие чиновники были взяты врасплох, уйти за рубеж удалось всего нескольким вельможам и казнокрадам. По Руси прокатилась волна расправ над государевыми преступниками. Конфискованного богатства было столько, что серебро и золото не поместилось в каменный погреб хранилища казны, а мехами завалили даже сени дворца. Уворованый из больших и немногочисленных пока государевых амбаров хлеб, конфискованный в казну, спас от голода варяжское приморье и северовосток Руси. Ланцов обелил меня перед царем и сам покаялся в грехах своих, поднеся государю со сторицей наворованную добычу. Опечаленный открывшимся небывалым мздоимством, царь Руси Константин Всеволодович согласился на создание Государевой думы. Не знаю точно, было ли раскаяние боярина Ланцова искренним или он просто желал моими руками избавиться от конкурентов, но новый государственный орган сильно раздвинул, узкое прежде окружение государя, и теперь в одиночку крутить Константином Всеволодовичем стало невозможно. Из опалы были возвращены лучшие люди Всеволода Большое Гнездо. Подавляющее большинство нового государственного органа составили воеводы. Дума, с моей подачи занялась врагами народа. После государева суда наизлейшие воры были казнены на площадях городов. Перед расправами глашатай сообщал собравшимся жителям, о вине преступника, об ущербе причиненному простому люду злодеем и царском правосудии. У казнокрадов отбиралось в пользу трона все имущество и земли. Великий Новгород, сильно пограбленный в смутное время, получил освобождение от мыта на два года. Предприятия, незаконно отнятые у владельцев, вернулись обратно. Мастера получили возмещение ущерба серебром, а лучшие и доли в доходах.

Воевода Николай Овчина, по наказу государя и Думы, был направлен с войском в колыванскую землю. Подловив большой отряд шведов, на якобы беззащитном поселке, он наголову разгромил врага. Из восьми десятков кораблей пришедших из-за моря, обратно ушла всего дюжина.

С давних времен свеи набегали на прибрежные селения Варяжского моря, а с зарождением Руси и на славянские селения и города. Отпор местных племен рейдам заморских викингов имел периодический успех. Наем на службу шведского ярла Рюрика с дружиной, устранил набеги небольших шаек. Новгородская земля была довольна защитой речного пути в свои земли крепостью Ладога и существованием территориального буфера — Колыванской земли. Для викингов традиционными были набеги по воде, поэтому их нападений с земель эстов и латгалов никогда не было.

История помнит только один поход Руси на свеев. В ответ на попытку атаки Ладоги новгородцы захватили и разграбили столицу свеев Сигтуну. Было это с четверть века назад. Русская дружина, усиленная ополчением карел, переплыв Варяжское море, прошла от побережья до шведского города больше пятидесяти верст, по пути захватив укрепленную резиденцию главы шведской церкви. Столицу Швеции Сигтуну хорошенько ободрали, не разрушив, но ущерб был такой, что город, бывший религиозным и политическим центром страны, навсегда утратил свое значение и захирел.

Для нового Русского царства прибалтийские земли необходимы стратегически. Местное население слишком малочисленно не могло и не сможет образовывать независимые государства. Именно поэтому поголовно вывезено на Русь. Царство потеряло буфер, которым отгораживались от воровских набегов свеев и данов, и города-крепости, такие как Колывань и Рига стали щитом Руси на побережье Варяжского моря. Но со временем появится и военный флот — копье, которым наша земля усмирит заморских воров.

По совету Балши Большого, состоявшего при государе, Овчина был направлен в чине Думного воеводы, с огромными полномочиями и войском на запад во Владимир на Волыни для успокоения ситуации в приграничье.

Польша в нынешние времена — государство, раздробленное на множество княжеств. Наказание приграничных центров власти должно было стабилизировать положение и остановить разбойничьи набеги. Но тут надо было не переборщить. Ослабленные окраины Польши могли захватить внутренние княжества, что привело бы к их усилению, а Руси был на руку хаос в соседней стране.

Во всех перипетиях переворота я принимал активное участие. Сторонний взгляд на опальных при власти ростовских бояр и прежний руководящий опыт помогал разобраться с ложно обвиненными и приблизить к трону необходимых государю людей. Моей охраной занимался отец. Осип набрал десяток воинов, настоящих зверюг. Я сам их побаивался. Может поэтому покушений на меня так и не случилось. Но когда все успокоилось, батя ушел с ними на рубеж. Не любит спокойную жизнь. Мне же набрал в защиту пятерых воинов помоложе. Особо выделил парня, почти одногодка, с именем Перко, очень уж на мечах ловок, телом силен и с головой дружит. Отрок был из боярского рода. Всеволод Большое Гнездо, спалив Рязань, переселил множество народа из этого княжества в колыванские земли. Туда же сослали и семейство Перко. На варяжских берегах его и приметил мой отец.

Я же отдарился коллекцией мечей. Мой кузнец выковал из лучшей стали несколько клинков по моим рисункам. Там были палаш, варяжский меч, полуторник с увеличенной под двуручный хват рукоятью, и привычная мне сабля, таких сейчас не делают. Её клинок с полуторной заточкой был широким, с крутым изгибом и протяженной елманью. Такая сабля с легкостью рубила и доспех, и оружие, похуже качеством. Именно она Осипу и глянулась. Указав изготовить еще одну такую же, под парный бой, он остался довольным. В его походных тюках куда-то в неспокойные места ушли сабли-близняшки с гравировкой мастера на обоих: 'Людота коваль'.

Я думал, что три года, проведенные в тюрьме, поставили крест на строительстве больших кораблей на Белом море. Однако прибыв на берега Северной Двины, обнаружил готовый фрегат, давно спущенный на воду.

Воевода Годота и корабел Варяжко построили океанский парусник. Государевы деньги закончились, но завезенного ранее строительного материала, а также накоплений суздальца хватило для завершения дела. На верфи строился второй корабль, но его готовность была значительно ниже.

— Иван Одинцович, как же ты сподобился, считай в одиночку сие дело поднять?

— Отчего ж в одиночку, вона Годота подсобил. Азм своих мастеров привез, воевода монастырских людишек пригнал. Обаче азм теперича без двора и без верфи своей, тако продал, дабы сеё дело завершить.

— Об сем не кручинься. Выкуплю. Все возверну, за любые гривны. Пойдемте други мои, похвалитесь кораблем.

На лодке мы добрались до стоящего в сорока аршинах от берега парусника. Длиной он вышел восьмидесяти аршин, в ширину в наибольшем месте двадцать два. Крутой борт поднимался от воды на шесть аршин. Чуть потемневшее дерево пахло смолой и дегтем. Огромная палуба, три мачты и длинное правило-румпель руля на корме. Сейчас все корабли управляются либо рулевыми веслами, либо румпелем — рычагом, связанным с пером руля на корме корабля.

— Это чего ж такое, Иван Одинцович? — Спросил я, дивясь на сие чудо.

— Сие по-местному погудало зовется. Азм первый раз таковое сотворил, у нас и прозвания нету сему кормчему водилу. Мыслю на погудало придется пять, али шесть поморов ставить.

— Азм тебе помогу. Переделка не великая, або един человек сможет вертеть руль без помощи. — Устройство штурвала я знал, там, в принципе несложная механика.

Спустились в трюм. Две протяженные палубы, где-то трех аршинной высоты, терялись во мраке. В бортах не было множества орудийных портов, что усиливало прочность корпуса.

— Как же вы смогли построить сие чудо?

— С божией помощью, князь. Вельми помогли нам гвозди с резьбой, что твой человек вытачивал на придумке с водяным колесом. Ты видал ли, государь мой, како делается гнутое ребро, али матица на корабле? Азм тебе поведаю: коль нельзя согнуть дерево, како надобно, ступай в дубраву и на деревья гляди. Како узрел изгиб потребный на стволе, аль корне, тако сие древо руби и надобный гнутый кусок имай на дело. Тако маяты сколько? А тута взял чуть с изгибом два куска, воротом насквозь пронизал и пластинами с винтами сими стянул. Лепота. Такоже и доски бортовые крепить к ребрам сими винтами сподручно вельми. С такой леготой споро и управились. Государь то Константин, лишь малую долю из казны на сию затею пожаловал, тако азм свое кровное серебришко положил. Вота воевода подсобил, тока строить то помогал, або пользовать сей корабль не дает.

— Потому государев корабь! — Обозначил свою позицию Годота. — Князь сулил, де государь изволит на сей большой лодье за море ходить. Дерево и медь из государевой казны пояли, а посему не дам со стороны людишкам тута играться. Построить дело одно, сие царева воля, або ходить по морю приказа не было. А коли спалят, али утопят? Мне головы не сносить! Тако ежели государь повелит, плывите себе с богом, а на нет, и суда нет.

— Оба правы. Обоим государева награда будет. Артель на корабль найдем?

— Есть людишки справные из поморов. Коль прикажешь, наберем.

— А сколько приказать?

— Паруса прибирать надобно быстро, коли шквал, тама, али шторм. Тако три паруса на трех мачтах. На кажное полотно надобно от восьми до десяти поморов. Скажем десять. Итого девять десятков, да в ночь тоже. Стало быть, сто, да еще восемь десятков. Да на носовой парус с десяток, да палубных десятка два. Две сотни, да еще две дюжины.

— Берите. Годота азм словом государя велю, дабы корабль сей в море ходил сколь можно будет в сем году. В нынешнюю путину кладу простецкому помору три гривны, старшим больше, по обычаю. На следующее лето в Англию пойдем.

— Как на следующее? — Возмутился Варяжко. — Азм желал этим летом в море уйти.

— Иван Одинцович. Погодь. Коль с неумелой артелью поморов сей дворец на воде отправим за море, там и сгинет он безвестно. А мне надобно, дабы возвернулся он с прибытком. Азм казны привез довольно, поспешай со вторым кораблем, без промедления. Да вот чего без тебя сей корабль смогут выстроить?

— У меня лучшие мастера на Руси. — Гордо ответил Варяжко. — Смогут.

— Как лед встанет на Двине, приходи во Владимир к моему двору. Станем с тобою Англию учить. — И я с намеком посмотрел на корабела. — И помора с собой привези старшого.

— Уяснил, государь мой, тронемся в путь опосля ледостава.

— Челядника дай мне своего, азм на обратной дороге дом твой с верфью выкуплю, пущай доглядит и стережет. Неможно, внегда у помора дома нет. Ежели ему море — дом, и возвертаться ему никуда не надобно, а мне надо, дабы вернулся.

— Иван, имя сему кораблю каковое дадим?

— Мыслил азм 'Апостолом Андреем' прозвать. Во славу первого крестителя на Руси.

— Аминь. Государю понравится. Токмо 'Апостолом' прозовем второй корабль. Твой наречем 'Рюриком'. Пущай память рюрикова новые места к порядку приведет, хотя конечно не всем везет иметь на себе святой народ, како русский. Наша земля вовеки славна будет делами своими. Не будет другой такой. Тако решим: первый корабль прозовем 'Рюрик', второй наречем 'Русью', а уж третий 'Андреем Первозванным'.

Сейчас стояла середина лета 1215 года, по папистскому счету. Русь успокоилась. Облавы на казнокрадов прекратились. Снова закипела работа заводов, возвращенных из казны. На предприятиях, кроме немногочисленных закупов — людей, добровольно попавших в рабство на определенный срок или оговоренную плату, работали свободные люди. В цехах, где клепали пластинчатый доспех, трудились мастера уже набившие руку и привыкшие к механизмам. Воеводы от казны, непонятных станков, прессов и молотов побаивались, поэтому с удовольствием скинули сложный завод обратно в мои руки. Тем более, что установленный урок по комплектам все равно весь шел в оружную царя. Состоящий из отдельных пластин доспех закрывал грудь, живот, пах, спину и ключицы, соединяясь вместе с помощью клепок и кожаных ремней. В набор входили также наручи, оплечье и шлем типа ерихонки. От поножей оружничий государя отказался: ратники не желали их носить. Бывалые воины оценили доспех как вполне годный к бою, указывая правда на уязвимые места сочленений, и предпочитая распространенные среди княжьих мужей длинные (до середины бедра) кольчуги. Преимущество железных рубах было в их гибкости, они сберегали от рубящих и колющих ударов, а также сдерживали стрелы на излете, но не спасали от ударов дробящим оружием, типа шестопера или кистеня. Пластинчатый доспех, был несколько тяжелее, зато принимая выпады, распределял нагрузку на большую площадь тела через поддоспешник, выдерживал прямые удары топоров и палиц, лучше он был и против стрелы. Сейчас мастерская выдавала около двухсот комплектов в месяц. Государь, посоветовавшись с воеводами, приказал поднять до пятисот. Такая выработка, учитывая уже имевшиеся в дружинах брони, позволяла одеть бездоспешных за восемь-десять лет.

Требовалась реорганизация производства. Все время существования мастерской процесс изготовления лат был бессистемным. Оправки на молотах для изготовления деталей снимались и заменялись другими. Для некоторых заготовок, например, шлема, требовалось заменить четыре, все более изогнутых штампа. Так что после совещания с мастерами, артели строителей приступили к расширению помещений мастерских, а каменщики к кладке новых печей разогрева заготовок. Нужны дублирующие производства, для устранения узких мест в технологическом процессе. Создание конвейера позволит значительно поднять выработку полных комплектов пластинчатого доспеха и выполнить государев заказ.

Занимаясь решением текущих проблем, не заметил наступления октября. Пришло время заняться подготовкой к походу в новые земли. Моими учениками стали князья Юрий, Ярослав и Святослав Всеволодовичи — младшие братья царя Константина. Последыша сына Всеволода Большое Гнездо, князя Ивана, государь решил оставить при себе, а князь Владимир принял схиму и ушел из мирской жизни.

Вместе с братьями государя на занятиях присутствовал десяток священников, отобранных владыкой Симоном, пожалованного епископом Владимирских и Суздальских земель, Иван Варяжко, а также двое поморов из артели океанского 'Рюрика'.

Основным источником моих знаний о новом континенте были воспоминания о книге в восьми томах испанского кабальеро и священника Педро де Сьеса де Леона с названием 'Parte Primera de la Crónica del Perú' 'История Перу', поднесенная мне испанским послом в прошлой жизни. В этом многотомном труде описывался климат, история, рельеф, долины рек и многочисленные культуры аборигенов испанских колоний, в том числе цивилизация инков и в частности особый песок, добываемый в высокогорной пустыне, который при добавлении в почву значительно повышал урожайность. В другом фрагменте прямо указывалось на селитру и получаемый с ее частями отличный порох. Правда, описывался мир на триста пятьдесят лет старше нынешнего.

Варяжко привез с собою Прокопия — голову поморской артели, которая поведет 'Рюрик' за окоем, и его товарища Вышана. Прокопий — сорокалетний кормчий, знающий Белое море, как свои пять пальцев. Вышан лет тридцати, расстрига Михаило-Архангельского монастыря, человек сменивший клобук на весло. Первая встреча с поморами меня огорчила.

— Прокопий. Ведаешь ли куда в поход пойдешь?

— Иван сказывал за окиян пойдем. На голомень, в дальние, невиданные земли.

— Иван почто ты слово мне данное порушил? — Обратился я с укором к Варяжко. — Вскую сему помору про дальние земли поведал?

— Како же не сказать то? Прокопий вож людишек своих. От него вси животы на лодье зависят. Да ты не сумневайся князь. Азм с него и клятву взял на кресте. Да и кому он тама расскажет-то? Ошкуям чоли?

— Прокопий, государевым словом тебя уповаю. Никому не сказывай про окиян и прочие дела. Коли немцы про то прознают и государю ущерб великий станется и тамошним людишкам смерть лютая.

Постращав посконных простецов, и слыхом не слышавших про государственную тайну я перешел к делу.

— Ты, Прокопий стало быть кормщик.

— Вестимо. Артель на ладью завсегда с кормщика зачинается.

— А каковым манером кормщики по Белому морю ходят?

— По крестам. По памяти. Кресты деревчатые большие ставят на буевине, али вараке и зараз по солнцу. Внегда идешь мимо глядня, тако ежели светила нету, по кресту завсегда всхож-закат внятен. Грумаланы, кои на Грумант ходют, те по солнцу, по звезде. По волне такоже, по ветру обычному.

— А внегда в океане пойдете, как пути искать станешь?

— По солнышку вестимо, по звезде северной.

— А коли тучи неделю?

— Ну, обождем значиться до солнышка.

— Не пойдет, кормщик. Так можно мимо берега надобного нам пройти. Азм дам приборы хитрые, дабы и в ночь, и в ненастье ведал рулевой, в какую сторону корабль идет. Карту дам земель дальних. Сие есть тайна великая. По новой воде пойдет корабль за океан, а на следующий год сам к вам приду. — Решение созрело после долгих размышлений. За море нужно отправить сильный отряд. Владыко Симон десяток священников наставляет — дело весьма надобное. Лошадок надо за океан отправить, хотя б дюжину, князья со свитой пойдут, воеводы, конюхи. Короче на один корабль все не влезут. Нужно отправлять в поход два парусника.

Компас в моих мастерских сделали хороший, приблизительную карту Атлантического океана я помню, секстант тоже построим, там схема не сложная. Широту в океане определить мы сможем, пусть даже с низкой точностью, а вот с долготой проблема. В семнадцатом веке эта задача решена не была. Если первый корабль придет на год раньше, его экипаж может найти место базирования, выстроить острог, разведать местность, уточнить морскую карту. А там и мой корабль подойдет с припасами и войском. Вот только как в море найти первый? Вопрос пока без ответа.

Интересно, что доставляемые на занятия князья по-разному относились к предстоящему походу. Юрий Всеволодович, первый по старшинству, был большей частью настроен апатично, Ярослав и Святослав, активны и любознательны. Как-то незаметно прошла зима, а за ней и весна. На Пасху в Успенском соборе стольного Владимира Юрий Всеволодович был провозглашен великим князем, к удивлению не осведомленных о тайном походе людей. Сразу после праздника трех братьев увезли куда-то на север.

Так уж получилось, но при прощании с уходящими в неизвестность людьми оказался я, воевода Годота и настоятель Михаило-Архангельского монастыря игумен Десидерий. Глядя вслед тающим в сером море парусам, я вспоминал все ли что мог, дал им в дорогу, все ли рассказал, найдут ли Варяжко и Прокопий далекие неведомые доселе земли. На корабле вместе с почти четырьмя сотнями народа ютились десяток лошадей, пяток верховых и пять для пашенного дела, свиньи, куры, утки. Корабль снабдили шестью бронзовыми орудиями. По нынешним временам очень мощное вооружение, учитывая, что противопоставить им могут самое большее — стрелометы. Дать в руки экипажу огнестрельное оружие не удалось, сказалось все-таки нежданное заточение в тюрьму. Пока дошли руки, пока отработали модель уже и поздно стало. Корабль ушел, а новый обещали только к августу. По уговору с Годотой на 'Русь' тоже наберут поморов и обкатают в Белом море до ледостава.

Мне поход за море предстоял в следующем году, поэтому пришлось активизировать новые проекты. Плотницкие и литейные артели Углича занялись изготовлением артиллерийских орудий, хотя так как они никогда не видели и не слышали выстрелов, то зачем нужны выделываемые ими бронзовые штуки не понимали. С другой стороны, не было и утечки технологий за рубеж. Никто не ведал, предназначения огромных дудок на тележках? А кто знал, держал язык за зубами, за тем доглядывали люди государя из Разбойного приказа.

Выстроенный в лесу под Угличем оружейный завод приступил к выделке нарезных ружей по типовому проекту. Логика развития огнестрельного оружия в моей прошлой жизни показала, что дульнозарядное оружие, особенно в малоопытных руках было крайне проблемным. Новики, да и опытные стрелки в пылу боя частенько закатывали в стволы по нескольку пуль за раз. В хаосе сражений происходили разрывы оружия, травмировались и погибали воины. Гладкоствольные ружья были дешевле, выделывать их можно быстрее, но точность и дальность значительно уступали нарезным. Плюсов у казнозарядного ружья было гораздо больше, минуса два: сложность производства и стоимость, но при нынешних доходах цена ружья не была критичной, а сложность, что ж — время есть пока. Ручное оружие оставалось кремневым, но откидывающийся вверх затвор, позволял опытным стрелкам заряжать ружье и делать до шести прицельных выстрелов в минуту. Ствол длиной в полтора аршина сохранял пуле убойную силу на расстоянии полуверсты, что с лихвой перекрывало перестрел даже из сложного степного лука.

И пушечный двор, и ружейный завод пока работали на склад. С тем, чтобы в нужный момент у нас под рукой были и орудия, и ружья для стрельцов.

Получил я и свои револьверы, теперь снова вооружен и опасен. Мечи, при всей своей смертоносной красоте не для меня.

В одной из поездок по стране меня встретил нежданный вестник. На лесной дороге мой возок внезапно остановился. Охрана доложила:

— Государь, на дороге мужик стоит, до тебя просится.

— Чего за мужик?

— Матерый, оружье сам отдал, азм проверил. — Доложился Перко. — Все выдал по доброй воле. Округу глянули — подельников нету. Един аки перст.

— Ну, зови его сюда, коль такой послушный.

— Тебя просит самолично, государь, сказывает: деля твоей пользы весть у него и тайно обсказать желает об том.

Устроив револьвер в широком рукаве, я прошел в голову своего небольшого поезда. Шагах в десяти пред головным дозором стоял крепкий мужик с выдающейся бородой, смутно знакомый.

— Храни тебя бог государь, князь углицкой. — С поклоном произнес бородач. — Чаю не помнишь меня?

— Отчего ж, ты есть московский знакомец, признал азм тебя. — Выдающаяся растительность на лице и баритон голоса позволили опознать голову ватажки, что охраняла купцов-немцев, укравших стеклодела.

— Азм есмь. Кличут меня Журбой. — Снова с поклоном признался мужик. — Не вели, государь казнить, вели слово молвить.

— Сказывай.

— Помня доброту твою в случае том. Кабы не ты, не сносить нашей артели голов. Государевы людишки животы резво берут, опосля уж разбираются. Тако помня милость азм и пришел к тебе. Судьбинушка крутит, тако на большак меня вынесло. Грешен азм, обаче пришли ко мне люди важного человека и на тебя указали: мол, кончи князя и с серебра жрать станешь. Тако же намекали на государя. Тень на плетень наводили. Мол, вкруг него много бояр стоит, и умышляют оне де на царя самого и надобно порешить их вскоре.

— Чьи люди приходили к тебе ведаешь?

— Ватажник мой признал слуг боярина Ланцева из ростовских.

Вон оно как, значит все же не поверил мне Ланцов, все в кровавые игрушки играется.

— Спаси тебя бог, Журба. Чего желаешь за весть?

— Государь, сказывают во церквах, будто ты есть Господа вестник. Стало быть, святой человек, возьми меня грешного под руку свою. Желаю через службу тебе перед Господом обелиться.

— Коль окольничьи боярина ходили к тебе, искать поди станут?

— Азм не телепень, разумею маленько. Дабы людишки ланцовские суету не творили, притворился або утоп в реке, по пьяному делу.

— Хитер. Надобны мне умелые лесовики для государевой службы. Одному не справиться.

— Коль прикажешь, государь мой, найду десяток рубак.

— Не верит мне никто, Журба. Обаче внегда придет войско диавольское на земли сии каждый меч пригодится. Ступай за мной.

Дойдя до кареты, я в походном секретере написал воеводу Годоте на Белое море, что шлю ему людей для охраны верфи. Вручив послание вахлаку, я дал ему наказ:

— Найди людей и отправляйся на Северную Двину. О разбое забудь накрепко. Станешь там своей артелью искать иноземцев. Коли кто чужой в округе появится, берите его под белые ручки и к воеводе. Токмо следи, дабы он и глазом на корабли тайные глянуть не мог. Покуда в дальнем углу царству послужишь, не дело, коль люди Ланцева ожившего утопленника узрят. Опосля будет тебе служба важная, все грехи очистишь. Прощай и благослови тебя бог.

Спустя несколько дней на мой поезд совершили нападение. Если бы не предупреждение бороды, может и не выжил бы. Но благодаря доносу и я сам и вся моя свита поддевали доспех, ближняя охрана держала под рукой луки, и вообще были начеку.

Упавшее поперек дороги дерево послужило предупреждением об атаке. Несколько десятков лиходеев высыпало из леса. Умелые лучники лишили меня нескольких воинов, нанятых на сопровождение. Обстрел прекратился, когда охрана и обозники сошлись с нападающими в рукопашной. Я предусмотрительно не выходил из кареты, паля по разбойникам из револьверов. Огнестрельное оружие всегда пугает в первый раз. Громкий звук выстрела, дым, невидимая смерть. Бандиты замешкались и тут ими занялись мои личные телохранители. Особенно поразил Перко: ловко перехватывая мечи и словно танцуя, он буквально косил нападающих как траву. Никогда не видел такой техники меча. Опешившие от потерь разбойники развернулись и дали деру. Итогом сражения стали несколько раненых воинов с моей стороны и почти три дюжины убитых и раненых лесовиков. Допрос пленных ничего не дал, но я уже знал, чьи уши точат.

Потом на привале я спросил своего начальника охраны о мечном бое:

— Перко, как ловко ты клинками лиходеев посек. Кто тебя так рубиться научил?

— Батя, упокой господь душу его. Коли таким хватом берешь мечи — он указал снова положение рук — ни один вой сподобиться к нему не может. Сам-то азм с измальства учился. Тута думать надобно особо с присказкой тайной. Так умели драться воины-хранители Ярилы, бога словен. Сея манера в брани зовется 'коловрат', обаче для строя сей способ не годен, места надобно много дабы клинки летать могли.

Я как-то попробовал взять мечи, так как показывал Перко. Невозможно так держать оружие, а уж рубить им и подавно. Чудны дела твои Господи.

После неудачного покушения Ланцов затих, при встречах улыбался в лицо, как будто не держал камня за пазухой. Однако я поставил в известность первых бояр о возможных покушениях и их источнике. Балша Большой обещал учинить за Ланцовым особый тайный надзор.

Глава 8

Зима. Январь выдался снежным. Высокие сугробы укрыли землю бриллиантовой крошкой. На границах сонное спокойствие, только с полудня дозоры доносят о шевелениях половецких ханов. По всем признакам по весне могут набежать на окраины. Но государь уже знает о беде. Дума выбрала полки, что по первой траве соберутся в рязанских землях для отпора и жестокой науки. Сейчас споры только о том кого поставить первым воеводой: молодого Николая Овчину или боярина Лагача, коий ещё два десятка лет назад хаживал с великим князем Всеволодом Большое Гнездо на донских половцев, да и потом занимал ведущие посты в колыванском, рязанском и черниговских походах.

В Суздаль меня пригласили местные крупные землевладельцы. У наших совместных предприятий по производству льняных тканей и канатов зимой образовывались продолжительные простои. Потому как водобойные колеса зимой не работали. Однажды на пиру я обмолвился о паровом приводе, и суздальские денежные мешки уцепились за эдакую небывальщину алкая больших прибылей.

Брать на себя еще и производство паровых двигателей мне ужасно не хотелось. Слишком многого я об этой теме не знал. Местные капиталисты сулили профинансировать все затраты, но времени на запуск нового производства уже не осталось, так что я отнекивался и обещал заняться этим делом через год-два.

Государевы стрельцы — особый полк царской охраны, выдернули меня из дома боярина, где я гостил, с суетой, озлобленностью и бессилием в глазах. Боярин Балша посулили им снять головы с плеч, коли они вборзе не привезут меня ко двору. И только он решал, промедлили воины или успели. Государь внезапно заболел. Рассказать мне о признаках никто не смог, и всю дорогу я терзался от тяжких мыслей. Мне помнилось, что Константин умер зимой и после отца, но год в памяти не удержался. Именно из-за этой причины мне приходилось держаться подле двора государя. Старшему сыну Константина Василько идет шестой год, в случае смерти царя неминуемо возникнет борьба за опекунство. Борьба или война? Гонец, несущийся впереди нашей кавалькады, загодя раскрывал перед нами все заставы и ворота. Влетев во Владимир с северной стороны через Фроловскую проездную башню, мы сразу оказались в городе Мономаха, а проскочив Рождественскую и Большую улицу, увидели впереди белокаменную стену детинца. В палаты к государю меня буквально внесли. В зале было не продохнуть, настоящая толпа приближенных и священников бессмысленно толклась в государевых покоях. Только с помощью Балши Большого и владыки Симона удалось очистить помещение. Наконец оставив самых близких людей, я приступил к осмотру.

— Вадим, богом молю помоги! — Весь в холодном поту взмолился царь Руси.

— Где болит, государь?

— Живот режет, не могу терпеть!

Что это? Язва, панкреатит, желчный пузырь? Слава богу, сейчас раннее утро и солнечный свет хорошо освещает постель больного через огромные окна спальной палаты. Конкретизировал место боли — справа. Язык белый.

— Рвота была?

— Единожды опростался государь. — Ответил кто-то со спины.

— Эта болезнь мне ведома. Не страшная. — Успокоил я государя. — Кишка у тебя заболела, надобно отрезать кусок малый вельми и здоров станешь!

— Чего несешь? В своем ли ты уме? Кто ж позволит государя резать? — Влез со стороны Ланцов.

— Владыко Симон, боярин Балша помните ли како азм отцу своему руку исправил?

— Было такое. — Подтвердил епископ Владимирский и Суздальский. — От того и призвали тебя.

— Без промедления надобна операция, дабы государь жил и правил нами и впредь.

— Нельзя резать живот при живом то духе! В нем душа живет! Об чем толкуете то?

— Пущай государь решает, — пресек я дальнейшие обсуждения. — Константин Всеволодович нету других путей: али доверишься рукам моим, али на погост тебя снесут.

— Режь, токмо быстрее, мочи нет.

Оперировал я крайне редко, исключительно близких мне людей и, глядя на конкретный случай. Церковь на такое пока смотрела косо. Если операция виделась мне слишком сложной, то смирялся с божьей волей. Здесь же выбора нет.

Мои приказы выполнялись мгновенно. Махом вынесли всю мебель, очистили до голого дерева и вымыли соседнюю светлую горницу. Туда же поставили стол и сколоченную наспех подставку, которая будет инструментальным столиком. Из моих покоев уважительно, но резко доставили писаря, который раньше ассистировал мне при операционной практике. Тащивший в руках хирургические инструменты и принадлежности, молодой паренек, увидав государя, бухнулся в ноги и подниматься не пожелал, но оплеуха боярина вмиг привела его в чувства.

В палате кроме государя и моего ассистента на операцию пришлось допустить владыку Симона и Балшу Большого. Они ни за что не соглашались оставить Константина, и если на священника один из моих халатов все же налез, то для Балши пришлось порезать царские простыни. Это уже было мое условие: надо сделать все возможное для соблюдения стерильности, хотя эти потуги были скорее смешными. Здесь могла помочь только молитва и везение. За время операции мне дважды пришлось отвлекаться и отгонять Балшу от операционного стола. Все свои действия я озвучивал, для себя и сановных наблюдателей. И хлороформ, и обеззараживание, и использование кипяченых хирургических инструментов. Иногда это даже помогало вспомнить некоторые этапы операции. Выполнив разрез в подвздошной области и тканях передней брюшной стенки, я увидел пораженный орган. Разрыва стенки аппендикса не случилось, и гарантированная смерть от перитонита отступила. Отделив приросшие к стенкам пораженного органа ткани, пережав брыжейку и перевязав сосуды, я отсек воспаленный отросток. Обработав срез и осушив рану, зашил ткани послойно. Конечно разрез длиннее, чем надо, и времени ушло много, но вроде все чисто сделал. Опустив руки, я услышал от Симона:

— Азм во спасение государя и чудо сие велю службу стоять. Самолично проведу. Славен Господь делами своими. Спаси тебя Христос.

Спустя несколько дней государь встал. По всей Руси прошли благодарственные богослужения с прощением незначительных проступков и раздачей милостыни.

Едва оправившись от последствий операции, царь Руси созвал Государеву думу, и вызвал меня на сидение. Даже перестроенные под выросшие нужды палаты дворца Всеволода были тесноваты для трех десятков бояр и воевод Государевой думы. Войдя в бывшую трапезную — самое большое помещение терема, я огляделся. Прямоугольный зал имел пол, потолок и стены из дерева. Выточенные из двуохватных стволов колонны поддерживали массивные стропила и уложенные встык ровные доски. Зал был расписан растительным мотивом. Окна не успели поменять на новый обычай, и они были совсем небольшими, хотя и застекленными. Лавки стояли вдоль стен и почти все места были заняты важными мужами. Государев трон расположился отдельно на небольшом возвышении. В помещении было тепло от печей, и большинство людей сидело без верхней одежды. Никаких тебе горлатных шапок — нету еще такой моды. Большинство в торжественной одежде следовало византийскому наряду: верхние длинные цветные рубахи с вышивкой по манжетам, воротнику и подолу, легкие кожуха или плащи. У некоторых в облачении прослеживались польские или венгерские мотивы, очевидно, они были с тамошних окраин.

Государь в свободных одеждах, не вставая, слегка стукнул посохом об пол и негромко произнес:

— Бояре, воеводы, сей муж божьим проведением жизнь спас мне. Наградить надобно его нарочито. Чем не ведаю, ибо все есть у него, чего присоветуете?

— Земельки прирезать, государь? — Высказался кто-то.

— Почему в Думе не сидит, коли таковой умник? Для Руси добрый совет в трудную минуту дороже злата бывает.

— Серебром награди, государь.

Балша Большой встал и, поклонившись, произнес:

— Государь мой, батюшка твой царь Всеволод обещал поженить его на княжне полоцкой. Девицы сии созрели уж для брака. Негоже царское слово нарушать.

— Довольно бояре. Довольно. Лепый совет о призвании князя углицкого к нашему кругу ближнему разумен вельми. Вадим быть тебе царским лекарем и советником и в Думе велю сидеть. По женитьбе: сие не моя награда, а отца моего. Велю князю углицкому жениться. Внегда выберешь невесту по себе, мне донесешь. Государева казна серебра даст на свадьбу, азм сватом стану тебе.

— Благодарю за честь, государь, бояре. — Я поклонился. — Приложу старания для служения тебе и царству Русскому.

Женитьба на дочери опального полоцкого князя теперь имела иное значение. Если раньше брак с княжной рюриковой крови поднимал статус угличского князя, вливая в его новый род старую кровь, то после женитьбы Всеволода Большое Гнездо на Любаве Полоцкой, хотя и бесплодной, я становился еще и родней царской семье. Да, конечно седьмая вода на киселе, но факт, что мне предстоит брак с сестрой вдовой царицы Любавы.

После сидения Думы уже в чине царского лекаря я осматривал высокого пациента. Рана была сухой, дней через десять снимем швы.

— Ты Вадим, вот чего, отец мой тебе обеих полоцких княжон подарил, такое едину за себя возьмешь, а остатнюю выдай за кого пожелаешь. Токмо не за князя какого, надобно разбавить родичам кровушку.

— Как повелишь, государь. — Константин, особенно в первое время после кончины отца не верил в свое могущество и власть, наверное, от того и положился на знакомых с детства ростовских бояр. Живший в тени великого отца, второй царь Руси привык быть исполнителем чужой воли. Ему, не доставало разумного совета, а может и указа, только создание Государевой думы, усилившей собой его волю и силу сделало его настоящим царем.

— Как же ты теперя жену младую оставишь, коль за море пойти желаешь? — Вопросил государь.

— Без меня не найти 'Руси' — 'Рюрика'. А земли тама богатые вельми, златом и серебром полные. Без твоей поддержки Юрий не сдюжит. Ему надобны воины, лошади, хлеб на первое время. А заплатит он тебе государь сторицей, ему-то тама злато без надобности.

— А коли со мной чего станется?

— Не станется, государь мой. Ближнее время все ладно будет, да справно. Азм на год уйду. Вернусь и неотлучно подле тебя стану. Готовиться нам пора к нашествию мунгитов.

В прошлой жизни мне не довелось выбрать себе жену. Оженили не спросясь. Тогда повезло. Нынче хоть какой выбор. Злата — старшая из двух сестер, пятнадцати лет, Малуша — тринадцати. По нынешним обычаям невесты в самом соку. Конечно, до репродуктивного возраста им еще лет пять надо, но это нисколько не мешает проведению обряда.

Как определиться со спутницей жизни? На самом-то деле выбирать рановато, чего там тринадцать-пятнадцать лет, характер только формируется, но государев приказ воли мне не оставил. Поразмыслив, я решил пойти классическим путем.

Опекуном княжон был Балша Большой, видать желал сбыть с рук обузу, потому и напомнил о воле царя Всеволода. Усадьба, где жили полоцкие пленницы, располагалась недалеко от Владимира. Я попросил боярина удалить от девушек дворовых и рассказать им о завтрашнем визите сватов от угличского князя, а сам в сопровождении Перко, устроился на улице под окнами светлицы. Злата оказалась статной девушкой, высокая, для пятнадцати лет, кровь с молоком. Малуша тоже светло-русая, коса до попы, но фигурой миниатюрная, наверное, отсюда и имя. Обе красавицы, но по-своему.

Расчет оправдался. С другой стороны, о чём еще могут говорить две девушки накануне сватовства:

— Кого выберет князек?

— Кто ж его знает? Ты красивая и постарше будешь. Верно, тебя возьмет.

— Истинно, коль не дурак, ко мне приползёт. Азм наследница полоцких и витебских земель. Нынешний царек немощный, а князек сказывают, богат несметно, правда безродный. Ну, ничо. Коль в моих-то руках окажется, азм из него стану веревки вить. Даст то господь, лучшего царя вылеплю.

— У Константина дети есть.

— То не твое дело. Сегодня есть, а завтра ... на все воля божья.

— Что-то ты разошлась сестрица. Наше дело сыновей рожать и дом держать, а государевы дела то мужа забота. Не лезла бы ты в сё.

— Молчи, деревня, княгиня Ольга всей Русью правила, чем азм плоше?

Вот тебе и Злата, воистину не все золото, что блестит. Определился я с невестой, а Злату придется за крестьянина какого-нибудь замуж отдать, во избежание, или в монахини постричь.

— Хороша, стерва. — Прошептал Перко.

— Это ты про кого?

— Вон про ту, что повыше. — Указал мой телохранитель на старшую сестру.

— Коль по нраву бери за себя.

— Будет тебе, государь мой, шутковать, она ж княжна рюриковой крови.

— В моей воле сие. Мне её по царёвому указу до весны замуж отдать надобно хоть за конюха.

— В таком разе согласный азм. Княжескую дочь в боярский род взять честь немалая!

— А не сомлеешь? Мне подкаблучник в подручных не надобен. Глянь строптивая какая!

— Не сомневайся, государь, шелковая будет. — Заверил меня Перко.

— Ну, гляди. Твоя она, не пожалей опосля.

— Благодарю тебя, государь мой, отслужу.

Среди простого люда свадебный обряд не прост. Сватовство, смотрины, обручение, венчание, гуляния, свадебный пир. И заключают брак обычно после жатвы по осени. У знати не так: сговорились отцы, а детям уже только поклониться остается, и по достатку браки заключают в любое время года. По велению государя свадьбу назначили на Красную Горку. Константину Всеволодовичу очень по дуще пришлось, что я взял за себя младшую из двух сестер, не претендуя на формальное наследство, и полностью одобрил её брак с головой моих телохранителей. Константин Всеволодович дальновидно принижал породу князей-соперников.

Пасха минула и наступила свадебная пора. Сочетание браком на Красную горку — первое воскресение после святого праздника по поверью сулило долгую счастливую семейную жизнь. Ряд этапов сватовства был пропущен, учитывая, не побоюсь этого слова предшествующие исторические события на Руси. Посаженным отцом невест стал их опекун Балша Большой. Родной все еще жил под приставами где-то на севере. Да и вряд ли он бы обрадовался, отдавая дочерей за худородных женихов. Свадьбу играли двойную. Для Перко было много чести заиметь сватом царя Руси, но нежданная милость объяснялась родовитостью невесты.

Поутру, разодетые в пух и прах загрузились в поезд во главе с царским возком и двинулись к усадьбе невест. Дребезжащие бубенцами и колокольчиками пароконные упряжки бодро тянули наши украшенные разноцветными лентами экипажи. Сопровождающие кричали, свистели и пели обрядовые дорожные песни. По прибытии на двор нам не дали выйти сразу: вся дворня бросилась начисто выметать дорогу от повозки женихов до сеней, во избежание подброшенного недругами предмета с порчей. Балша со своей женой встали в дверях и потребовали выкуп за невест. Государь посмеивался и явно был доволен каверзами и шутками встречающих. На прорыв обороны у меня были заготовлены подарки: посаженному тестю новый самогонный аппарат, а его супруге отрез богатой ткани. Пройдя в светлицу, нам поочередно предложили угадать своих невест. Три тонкие фигурки под плотными покрывалами были практически одинаковыми, если бы не выставленный вперед сапожок девушки, стоящей справа. Понадеявшись, что это подсказка, я выбрал её. Сняв покрывало, увидел смеющиеся голубые глаза Малуши. Умница. Хотя невесту Перко мне тоже удалось угадать сразу. Поникшая голова прямо указывала на 'счастливую' суженую, которой государь разбил мечты по завоеванию вселенной в отдельно взятом царстве-государстве.

Перко сначала указал на одну фигуру, оказавшуюся бойкой старушкой, чем вызвал раскаты смеха, потом на другую, тоже неправильно, хотя возможно он нарочно называл не ту для пущего веселья. Но за его ошибочный выбор пришлось платить серебром, хотя учитывая, что за праздник башляла казна можно было и пошутить.

Погрузившись в повозки, мы, тронулись в обратный путь. Венчание проходило в Успенском соборе стольного Владимира при стечении массы гостей и любопытных жителей. Великая честь.

Обряд был похож на тот, в прежней жизни. Бас батюшки гулко разносился под сводами белокаменного храма:

— Венчается раб божий Авдий, — мое христианское имя, — рабе божией Агафе — христианское имя Малуши.

— Венчается раб божий Евпатий, — христианское имя Перко, — рабе божией Зинаиде — христианское имя Златы. — Молодая жена Перко стояла строго, но заливалась ручьями слёз.

После венчания свадебный поезд тронулся на моё подворье. Здесь меня с женой благословил отец, разодетый в парчу Осип Лютый, а Перко со Златой его мать. После обряда мы снова погрузились в возки, хотя ехать было всего ничего — обратно в детинец. Государь выделил для свадебного пира лучшие залы своего терема. Свадьба вышла веселой, с ряжеными, гуслярами, гудочниками и скоморохами. Гуляния длились три дня, и признаться утомили.

Последние месяцы перед отплытием пронеслись как один день. Раздать всем наставления, собрать боевую дружину, припасы, товар на продажу. Суета. Разлука с молодой женой была тяжелой, но даже на пользу, уж слишком малолетней была супруга.

Как-то буднично корабль поднял якоря и вот мы уже идем по Белому морю. Здесь меня полностью захватила штурманская работа. Расчеты скорости хода корабля, вычисление азимутов, широт ключевых точек, вычисление их долготы путем сложения и вычитания пройденных участков, составление карт и ведение записей.

Поход за море на корабле по нынешним временам героическое деяние, но складывается из ежедневной рутины на набитом людьми ограниченном пространстве. Экипаж занимается своим делом. У головы поморов и его помощников тоже забот полон рот. А для дружины дела надо было найти.

Для заморского похода на все две сотни воинов были изготовлены нарезные ружья. По уговору с государем пороховое дело строго засекречено. Выработка пороха ведется ограниченно и под строгой охраной. В порубежных стычках огнестрел не применяется вовсе. Пушки и ружья должны стать нашими козырями в будущей игре с беспощадным противником. За два десятка лет об этом виде оружия забудут, и шпионам монголов будет весьма затруднительно узнать об этом секрете. Использование же на другом континенте ружей и пушек как раз поднимет авторитет немногочисленного войска. Утечка этой технологии в общины аборигенов не таит опасности. Изготовить ружья и порох тамошнему населению не под силу.

Обучение огненному бою поначалу шло очень тяжело. Ратники сильно пугались ружей. Те, что брали огнестрел в руки, так дергались при выстрелах, что о попадании в цель и говорить было напрасно. Дело переломил случай.

— Кузьма бери ружье в руци. Дабы земли дальние повоевать, надобно дабы вси вои с сей затеей свыклись. — Увещевал десятник гридня.

— Ни к чему мне сия дуля. Пущай отроки с сей бедой возятся. Азм с мечом да копьем ловок, луком с детских лет, на кой ляд мне сия палка надобна? Стар азм ужо с таковою гулкою и страшною пакостию возиться! — Отбивался от учения тридцатилетний боец.

— Князю видней.

— Князь твой, меча в руцах не держал, тако и сует сии ружа.

— Воин! — Позвал я не видящего меня в запале спора мечника. — Про меня речь ведешь?

— Известно, отец твой из первых бойцов, да про тебя не слыхал азм николижды. — Ответил воин, не тушуясь.

— А ну-ко давай об заклад побьемся. Коли азм тебя оружья лишу, за тобой урок: с прилежанием огненный бой выучить, а уж коли ты у меня меч отнимешь, то можешь пищали не касаться вовсе.

— Ахаха, — расхохотался воин, — давно бы так-то.

Достав меч из ножен, он совершил несколько маховых движений и встал в стойку. В прежней жизни, хоть я и не любил клинковое оружие, меня учили фехтованию лучшие мастера Европы. Все наставники в итоге разочаровались, не справившись с задачей и я остался крайне посредственным мечником. Признав бесталанность местного царя, они обучали меня типовым связкам и фирменным приемам владения клинком, добиваясь автоматизма и не надеясь на импровизации.

Достав в свою очередь длинный меч и дагу, я тоже приготовился к бою. Вокруг собралась немалая толпа ратников и поморов. Развлечений на борту не густо. Прямой славянский меч, которым владел мой противник, длиной около полутора аршин, обоюдоострый и с глубокими долами, предназначался в основном для рубки. Острие было закругленным и применялось довольно редко. На бой воин выходил обычно с топором или булавой и щитом. Меч, в нынешние времена вещь статусная и дорогая, естественно, если он из качественной стали или значительно реже многослойной, поэтому его берегли. По рукам ходили и дешевые клинки, но они быстро ломались или гнулись в бою. Не взяв в руки щит, воин продемонстрировал мне и окружающим свое превосходство и уверенность. Мне же, учитывая западную технику фехтования, которая появится только несколькими столетиями спустя, дага и шпага обеспечивали некие шансы на победу. Меч, выкованный моим мастером, представлял собой полутора аршинный узкий клинок с тонким острием. По терминологии XVI века это была тяжелая шпага. Дага имела развитую гарду, хорошо защищающую кисть левой руки. Встав лицом к лицу и выдержав паузу, мы начали бой. Выдав несколько восьмерок и финтов, воин перешел к атаке. Уклоняясь, и парируя выпады, очередной прямой удар сверху вниз я принял на дагу, защемив лезвие меча в специальных ушках гарды. Мой ответ был, не клинком меча, а его эфесом. Ошарашенного врага бить надо было в голову, оглушая или калеча, но я ударил по связке меча поединщика и своей даги. Кинжал вылетел из моей руки вместе с клинком противного воина. Лишив гридня оружия, я одержал победу в этом весьма скоротечном бою. Такова была линия обучения, к которой приходили мои учителя: несколько отработанных заготовок, позволяющих мне выжить до подхода охраны.

После этой сшибки, которую я выиграл скорее из-за самомнения дружинника, отношение ко мне ратников стало более теплым и обучение огневому бою пошло быстрей. Стрельбы проводились рано утром и вечером, на корме корабля. Поначалу это жутко раздражало кормчего, однако и его тоже привлекли к занятиям и недовольство пропало. Палили залпами и по очереди по нескольким поленьям, буксируемым на веревках за кораблем, одновременно отрабатывая караколь. Залповая стрельба — это порождение черного пороха. При выстреле образуется дымное облако, которое мешает соседу ловить прицел, да и грохот этому не способствует отсюда затягивание своего выстрела и в результате во врага попадает меньше пуль. Именно поэтому отрядная стрельба в разнобой не очень эффективна. При залповой стрельбе, пока ружья зарядит вся шеренга, дым успевает рассеяться и при следующей команде 'огонь' все палят прицельно. Стрельбы вели во время пересменок дневной и ночной парусной команды. Палить днем нельзя — ночным поморам надо выспаться.

Периодически из трюма поднимали лошадей — выгулять по палубе, к общей радости всей команды. В глубинах корабля обитали десяток верховых и тягловых лошадок, овцы, куры, утки, и несколько собак. Этот зоопарк требовал постоянного ухода, но для почти четырех сотен людей на борту он был психологической отдушиной.

Наличие в экипаже четверых священников тоже служило снятию психологического напряжения среди такой большой толпы людей, на столь ограниченной территории. Ежедневные, праздничные и воскресные службы сближали и умиротворяли экипаж корабля.

Одно время парусник в океане не выдавал скорости, что показывал в Белом море, после размышлений о причинах я списал это на Гольфстрим, северное течение, омывающее берега Норвегии. Но затем ход даже ускорился, наверное, тоже какой-то поток в океане. Иногда значительные волнения так и не перешли в шторма, и миновать южную оконечность Гренландии нам удалось относительно спокойно.

— Лодья! Лодья!

— Чего орешь, оглашенный? — Обругал артельный помора, который сидел в вороньем гнезде.

— Так ить, лодья!

— Где, где? — загомонили поморы и ратники.

— Вона тама, — указал на волны верху молодой помор. — Налево от носа. Вона она!

По команде рулевой довернул корабль навстречу судну. Подойдя ближе, стал виден полузатопленный морской водой драккар. Сорока аршинное судно имело сломанную мачту и большой серый парус, уходящий в черную глубину. На борту не было ни одного человека. В воде плавали пустые бочки, ящики и плетенные из ивняка корзины. Осмотр нежданного обретения показал его полную исправность, не хватало только дюжины весел, и мачту надо было заменить.

По моим расчетам через несколько дней должны были показаться берега долгожданного континента. Найти почти у Нового света практически неповрежденный корабль было дорогим подарком, и бросать его в море непозволительная роскошь. После совещания приняли решение посадить на весла воинов дружины. Тем более что почти месячное плавание, теснота и безделье, подкрепленное неизвестностью, привело к нервозности среди команды и пассажиров. Промеж ратников даже вышла размолвка на тему кто первый поведет боевой корабль. По жребию образовали три смены гребцов и после того как осушили трюм, и корабельные плотники вытесали из запасов дерева недостающие весла наш поход на другой конец света продолжился.

Через четыре дня мы вышли к новой земле. Замеры секстантом показали пятьдесят шесть градусов северной широты. По долготе по дневнику приблизительно четыре с половиной тысячи верст от Михаило-Архангельского монастыря, но это уже пальцем в небо. Накопившаяся ошибка могла составлять несколько сотен верст. Очертания берегов нового континента у меня в памяти отложились по картам шестнадцатого века, понятно точностью не отличаясь. Теперь экспедиции предстоял путь на юг, вдоль побережья. Присутствие земли снимало множество проблем, в первую очередь психологических, а уж потом свежей дичи для питания команды и чистой воды. Да и с найденным драккаром теперь было полегче. Его команда всегда могла подойти к линии прибоя и вытащить корабль на сушу. Раньше в случае шторма мы собирались, сняв гребцов, бросить его на волю волн.

Примечательно, что берег был довольно плотно заселен. Местные поселки рыболовов и охотников на морского зверя попадались на пути по мере продвижения на юг, сильно различаясь по виду жилищ и типам рыбачьих лодок. Если на севере было что-то похожее на чумы, то южнее местные дома строились из дерева, ствол к стволу, под наклоном. Усеченный конус имел сверху небольшую площадку со световым проемом-дымоходом. Снаружи жилища обмазывались глиной и засыпались землей. Очевидно, далеким прообразом данного типа жилищ были юрты, как у половцев.

Местные лодки для морской охоты представляли собой долбленки-однодеревки. Иногда попадались настоящие произведения плотницкого искусства длиной свыше двадцати аршин. Там, где в океан впадали реки, встречались каноа — обшитые берестой каркасные лодки на три-пять человек.

Торговля с племенами происходила на бартерной основе. Мною впрок было заготовлено множество коробейного товара. Правда были предложения и просто пограбить. Учитывая имевшуюся на двух кораблях силу, аборигенам нам противопоставить, было нечего. Разум взял верх над жадностью. Русским кораблям здесь ходить много лет и дружелюбные хозяева этих мест нам нужнее скоротечных выгод. В обмен на дешевые ножи, иглы, зеркальца, отрезы тканей мы получали свежее мясо, рыбу, фрукты, грибы, моржовый зуб, серебро и золото россыпью и изделиями. За два стальных топора один из вождей предлагал дюжину молодых девушек, а после отказа заплатил самородным золотом — втрое от веса железа. Яркий пример колониального капитализма: рынок сбыта промышленных товаров в обмен на местные ресурсы по грабительским ценам, причем к обоюдному удовольствию.

Поначалу сведений о 'Рюрике' не было, но спустившись ориентировочно до 45-40 широты в рыбацких селениях дали знать, что видели такой корабль о прошлом годе. Очевидно, Иван взял сильнее к югу и только в этих широтах вышел к континенту.

Когда берег материка пошел сильно к северу, стало ясно, что мы достигли Флориды. Корабль снова взял курс на юг, вскоре упершись в новый берег. Судя по его протяженности, это была Куба.

Огибая остров с запада, наши корабли подверглись атаке местных племен. Погода была прекрасная. Уходящая за кормой линия прибоя разделяла бирюзу моря и короткую полосу белых песков, венчаясь шапкой невероятной зелени местных лесов. Оторвать глаз от райской картины было невозможно, потому и погоня и была замечена столь рано. По крику из вороньего гнезда кормщик увидел под сотню разномастных лодок, мчавшихся вдогонку уходящим кораблям. Гребцы азартно втыкали лопасти весел в беззащитные волны. По тревоге из трюма начали подниматься ратники и поморы. Общая расслабленность от пребывания в раю не подготовили нас к внезапной стычке. Однако воины есть воины и большая часть выбежала на крики с луками, а те, кто уже понял полезность огнестрела с ружьями. Драккар ушел с линии огня, приняв мористее. На нем было несколько поморов и две дюжины ратников. Они и ударили первыми. Щелчки боевых луков зачастили и навстречу голым спинам гребцов понеслись стрелы с широкими плоскостями на концах.

Опытные лучники, достигнув берегов новой земли и узрев неуклюжие доспехи местных воинов, сделанные из кожи и кости, тут же принялись переснаряжать свои стрелы срезьнями заместо бронебойных игл. Такой наконечник не может пробить прочный доспех, но против слабо защищенного противника очень эффективен. Широкое лезвие на тяжелом древке рассекает кожу и мышцы, дробит кости и вызывает обильную кровопотерю.

Ударивший по головным ладьям стальной дождь вызвал замешательство и столпотворение в атакующих рядах. Движение первых лодок замедлилось, следующие уперлись в них, потеряв скорость и маневр. Ошеломление от крайне эффективного расстрела на запредельных для этих мест дистанциях лучного боя позволило паруснику повернуть и стать боком к атакующей армаде. Выстроившиеся вдоль борта лучники и стрельцы по сигналу дали единый залп. Коса смерти прошлась по командам деревянных лодий, сгрудившихся в полутора сотнях аршин от нас. Дикари, испугавшись выстрелов и невидимой смерти, попадали на днища своих лодок, бросив весла и вжимаясь в неглубокие деревянные окопы. Лишь дальние кораблики, лихо пересадив своих гребцов задом наперед, дали сумасшедший ход и бросились к берегам острова, ломая весла. Парусник сделал доворот и направился к сгрудившимся лодкам деморализованного противника, изредка постреливая по осмелившимся поднять головы пиратам. Драккар подошел к борту первой лодки и принялся потрошить ее команду на предмет вооружения и ценностей. И если с оружием все было откровенно плохо: дубинки, слабые охотничьи луки, стрелы с обожженным острием, то с ценностями был полный порядок. Каждый воин имел от двух до пяти золотых или серебряных браслетов, подвески в ушах и носах, у нескольких, очевидно вождей, имелись украшенные самоцветами оплечья, наручи и шлемы из благородного металла с торчащими разноцветными перьями попугаев. По мере обыска ратники отпускали незадачливых аборигенов, лишь иногда пуская в ход боевые ножи, видя неприкрытую ненависть или агрессию. На самых больших лодьях, длиной до сорока аршин с командами в сотню и более воинов уже облаченные в стальной доспех ратники стеной отделяли проверенную часть корабля от сгрудившегося экипажа. По моему приказу лучшие корабли отогнали к 'Руси' и посаженные на них артели приступили к досмотру других лодий. Грабеж местных варягов продолжался полтора часа. Нашим призом стали пять больших гребных лодий и груда серебра и золота весом больше десяти пудов.

Вечерело. Уходящий за горизонт берег скрылся в дали и безлунной тьме. Наша разросшаяся до семи кораблей флотилия продолжила путь на юг. Допрос пленных дал нам направление поиска 'Рюрика'. Нашей целью оказался остров размерами сто восемьдесят на тридцать пять верст, лежащий южнее Кубы. Встреча с отрядом великого князя Юрия Всеволодовича потрясла до глубины души. Любой русский так далеко от родины воспринимался как родня. Что уж говорить о прошлогодних пришельцах на эти дальние земли. Новоприбывшие эмоционально делились новостями родины и событиями трудного похода, старожилы рассказывали о своих приключениях и подвигах. Достаточно многочисленное местное население радостно и с непониманием смотрело на встречу взрослых мужей, ведущих себя словно малые дети. Братание обеих экспедиций стало праздником и радостью на многие дни.

Великий князь Юрий в честь основания нового государства повелел называть сей остров Ладога. В честь первого города, где на Руси сел его предок Рюрик. Исконное население численностью в пять-семь тысяч человек занималось земледелием. Бичом их мирной жизни были нашествия морского народа кар ибов — местных кочевников, совершавших набеги на слабо защищенные островные и прибрежные общины. Так что захват власти на Ладоге высокими и сильными белыми людьми не встретил никакого сопротивления местных, тем более что, отразив пару атак, русские отбили у пиратов всякое желание нападать на остров.

Природный залив в юго-западной части острова стал базой 'Рюрика', а выстроенная деревянная крепость с несколькими орудиями надежно стерегла его покой. Местный детинец представлял собой прямоугольный в плане замок с четырьмя башнями, размерами сто пятьдесят на восемьдесят аршин. В южной части была устроена усадьба великого князя, где жили его жена и дети. В центре, ближе к морской стене, стоял храм Рождества Пресвятой Богородицы, а севернее дружинные дома и дворы отдельно живущих воинов и поморов. Великий князь встречать корабли не вышел. Через посыльного вызвал в дружинную избу. Я, прихватив с собой первых людей своей команды, направился вслед за провожатым. Дом воинов стоял неподалеку от двора великого князя. Его особенностью был большой зал, где проводились пиры дружины. В дальней стороне от входа стоял трон — деревянное кресло, обитое золотыми пластинами. На нем восседал великий князь Юрий Всеволодович. Подойдя ближе, я отдал поясной поклон.

— Здравствовать великому князю ладожскому на многие лета.

— Здравствуй князь. Как здоровье брата моего Константина?

— Слава богу. В зиму болел сильно, да господь смилостивился. Спас. Государь и наследный царевич Василько здоровы и шлют тебе поклон. Государыня царица Мария просила поднести икону. Сие список с Владимирской иконы Божьей Матери.

Великий князь, сойдя с трона, перекрестившись, принял образ, поцеловал и передал ближним людям.

— Рад азм безмерно людям с родной стороны. Сегодня велю дать пир в честь князя Вадима и его людей. Радостно мне видеть вас други. Жду в вечор. — Кивнув моим воеводам и поморам, он вновь обратился ко мне. — Окажи честь князь, поведай о делах на Руси.

Охрана, выпроводив всех из зала, оставила нас с Юрием лицом к лицу. Великий князь жестом позвал меня с собой и мы, пройдя через крытую галерею, поднялись на третий ярус терема великого князя. С гульбища открывался вид на крепость, океан и изумрудную зелень острова. Здесь, живой ветер гулял привольнее. Юрий Всеволодович уселся в кресло и с потяжелевшим лицом произнес.

— Как же ты пес посмел явиться ко мне?

— Государь...

— Молчи! Твоей милостью азм в сих диких местах оказался. Не видать мне Руси вовек, како своих ушей. В сем пекле дни свои кончу. Коли б не ты, жил бы да поживал, забот не ведая. Все ты! Суть, виновник моих бед. Коли б не гнев Константинки кончил бы тебя саморучно.

— Государь, больно мне слушать тебя. Азм не сам пришел, Господь меня послал. Али воспротивиться воле его? Ты оглянись глазом светлым: тебе всевышний царство подарил в раю! Море синее, песок белый, золота да сребра лопатой греби.

— На что мне твое злато? Куды азм его тута дену?

— Государь на то и есть Русь! Потому тайно бережем дорогу в сии дальние земли. Покуда ты тут един есть, вся земля твоя. А како немцы и гишпанцы придут отнять могут у тебя все. Ты до сель не постиг замысла божия. Твоя стезя насадить на сею землю слово Господа. Православную веру. Ты един в двух лицах: како князь Рюрик принесший порядок на Русь и основавший достославное отечество и князь Владимир укрепивший престол и крестивший народ наш. Тебя вовеки станут славить в здешних краях как святителя первым принесшего истинную веру. К тому ж еще не все. Твоими руками Господь спасает и Русь.

— Сие каковым же способом?

— Скоро придут мунгиты. Два десятка лет осталось до того.

— Сызнова ты мунгитов своих приплетаешь!

— Отчего ж не веришь мне? Али мало азм столь чудес предсказал, дел столь разных явил, неведомых? Ты сам, государь мой, за океан на небывалом корабле ушел и явился в места мною указанные. Неслыханно богатые. Тебе в руки царь Константин отдал империю. Коли не ты, то сын твой станет правителем огромной величайшей страны. Самой нарочитой и славной во всем миру. Предрекаю сеё! Отец твой Всеволод Юрьевич желал того, покуда жив был.

— Отец?

— Государь Всеволод Юрьевич, предвидя междоусобицы промеж братьев, услышав о землях богатых, дальних, повелел мне выстроить корабли великие, дабы сыновья его молодшие могли участь свою решить собственной волей. Таков был его указ, потому не случилось меня подле государя в смертный час, ибо был азм на Белом море верша волю его. В сем начинании видна рука Господа. Есть способы мунгитов кровавых осадить на Руси, обаче надежнее коли в руцах ее казна великая будет. Сея земля золотом богата вельми. Токмо здеся для красы злато сияет, а на отчине для жизни надобно. Там на юге в горах в пустыне селитряные запасы великие лежат. Без тех запасов не одолеть диавольское войско. Константин Господом поставлен над Русью, обаче спасаешь его царство ты. Государь отдал судьбу государства своего в твои руки. Вся сторона здешняя для того и создана, дабы богатством своим спасти православие среди русского люда. Господня воля сие.

Юрий опешил от такого поворота. В своих мыслях, по-видимому, он воспринимал этот поход только как ссылку, не видя других граней замысла. Отойдя к пряслам перил, он вперил взгляд в смыкающиеся бездны неба и моря. О чем он сейчас думал? Может, был поражен масштабом промысла божиея, может просто прощался с мечтами о Руси? Не знаю. Оглянувшись, он жестом отослал меня прочь.

Пир, устроенный вечером напоминал таковые же в дальней стране за океаном. Разница была в блюдах на столе, да в мелькающих местных девушках и женщинах подающих пищу. К солонине, пиву, вину и водке — привету с родины, местные добавили разную рыбу жареную и вареную, крабов и креветки, супы из той же рыбы и черепах, разнообразные каши и картошку. Картошка! Отчасти из-за неё мной и были задуманы эти дальние походы. Ближайшим кораблем, который отправится домой только поздней весной следующего года, я уйду отсюда сам, везя картошку, свой самый ценный груз.

Как обычно гуляния закончились песнями, разговорами и драками, хотя большинство, конечно, просто разошлись по домам. Забияк, караульные похватали, обезоружили и распихали по клетям дружинной избы, до утренних разборов.

После отсыпного дня, вечером в дружинной избе собрался совет первых людей. Наконец в крепость вернулся Варяжко, который осматривал местные леса для заготовки деловой древесины. Общим числом руководство нового поселения составляло под три десятка человек. Лидером был великий князь Юрий. Как все сыновья Всеволода Большое Гнездо он послужил удельным князем, водил войско, судил подвластных людей. Так что руководитель он опытный, тем более по крови от Рюрика, да и поддержка от царя Руси ему обещана. Увы, но черная кошка пробежала меж братьев и так далеко от отцовского престола. Оба младших брата Юрия сидели под замком и охраной. Совет, собравшийся вокруг великого князя, напоминал собой Государеву думу, распределяя меж начальных людей текущие дела и ответственность. По заведенной при царе традиции за столом сидел писец, составляющий черновик сидения думы, а потом и ее письменное решение. По велению великого князя первым слово дали Варяжко, как составителю карты местных берегов.

— По указу великого князя азм исходил здешние воды и карту начертал. — Он расстелил на столе большой пергамент с отрисованными линиями берегов континента и островов. — Здеся четыре острова большие, суть прозваны: Ладога, на полуночь от неё Рыба, на восход от неё Черепаха, и далее на восход по-местному остров Борикен. Малых островов много вельми, азм покуда всех не перечел. С полуночи языком земля тянется на шестьсот верст, и на восход тако же от матерого берега почитай столько же другой язык лежит.

Разглядев карту и опознав в языках два полуострова, я приготовился слушать дальше. Следующим ответчиком стал местный архиерей с именем Савватий.

— Во имя господа, во славу дел его. Поелику великий князь воспрещал доселе нести слово божие на остатних землях опричь ладожских, тако все чего поведаю то со слов местных людишек. На островах сих живет три племени: араваки, таина и кар ибы. Живут общинами, во главе вождь, али баба. Араваки самые разумные среди них, сеют просо разное, рыбу едят. Таино такоже рыбоеды. Кар ибы же великие пакостники. Хучь все они тута безбожники, обаче эти вовсе диавола дети. Живут разбоем, людей крадут, главы им усекают, а прочих сказывают, едят живьем. Кар ибы сии по словам местных живут на Рыбе и других островах, аще на полночь от Рыбы лежат. На юге сказывают, есть богатая страна в горах, без государей, а народ их зовется Моска. А на закатных землях есть в лесах каменные города, и живут в них безбожники кровавые, и правды там нету.

Далее слово взял великий князь.

— Здешние земли порядка не ведают, правды не знают, слово Христа не слышат. Обаче порядок дело наживное, або души свои бессмертные губят, воли Господа не ведая, и сие суть беда беспросветная. Дабы местные людишки свет веры истинной узрели надобно нам показать силу ее. Здешняя Русь началась на сем острове, тако наше бремя принести русскую правду в дальние углы сих земель, рука об руку с верой православной ступающей. Для того надобно нам кар ибов истребить, потому их души ужо и не спасти. К тому ж увидя их бесславный конец, остатние людишки сии охотнее примут православие. Потому велю кар ибов богомерзких изничтожить. Сотник Лубок, за тобой охотники-прелагаи лучшие. Чего скажешь нам про сих людоедов?

— Государь. — Склонил голову совсем молодой голова разведчиков. — Мои вои сбегали на Рыбу и взяли языков. Токмо трое из четверых померли, або ни словечка не молвили. Лишь остатний все чего ведал, рассказал. Сии кар ибы живут на многих островах. Больших сел десятка с два. Коль пойдем по ним с легкостью побьем всех вразей, по частям, токмо дело сие не скорое, мешкотное. Обаче есть на Рыбе капище, где людоеды требы свои кладут. Сказывают, тама бог их сидит и золота и самоцветов у него не счесть. Коли мы туды пойдем и капище возьмем, все воины сбегутся своей волей. Тако за тобой государь решение: али по частям станем истреблять супостата, али разом с погаными кончим?

— Воям нашим добыча надобна. Вона князь Углицкой с Руси обещал всем ратникам чего пожелают доставить. Тако охочие до русских баб ужо в очередь стоят. Уж больно местные вси темные, да мелкие. Тако вели господине на идола идти, к тому ж опосля и по селениям обессильным пройдем, выжгем порчу до тла. — Высказался один из воевод с именем Всеслав.

— Сдюжим? Супротив всех разом то? — Уточнил я.

— А чеж не сдюжить? Воинов в железе четыре сотни, без малого. Доспеха в избытке. Поморов кликнем, оне також мужи бывалые, за долю в добыче подмогнут. А сие считай еще сотни три бойцов. Ты князь гранаты привез?

— При Риге чай воевал? — Уточнил я у него.

— При ней, в башне деревянной на крепость папистов ходил. Не помнишь, что ль меня?

— Прости воевода, не до того было. А гранаты привез, токмо не много, дюжин пять всего.

— Хватит. Кар ибы крупнее местных мужичков и супротив даже наших воев дерутся крепко, обаче оружье ихнее никчемное, из дерева, да камня, брони нету почитай, а уж с ружьями твоими да с гранатами мы их все одно размажем. И ребята наши застоялись тута. Пущай кровушку разгонят.

— Дорогу до жертвенника отыщем? — Вопросил великий князь.

— Да, государь. Местного вождя туда водили для устрашения. Кар ибы при набеге берут полон и к идолу своему везут. А тама рубят им головы без счету, а вождей заставляют тела людей их забирать обратно, а самых жирных едят, потому тута тучных людишек из местных и не сыскать. Боятся лишний кусок съесть.

После всестороннего обсуждения решили так.

— Лубок. Пойдешь со своими людьми до капища. Возьмешь с собою воеводу Всеслава. Он найдет место для боя и нам потом все обскажет. Некогда нам тута по островам людоедов гонять, и так дел невпроворот.

В крепости с утра закипела жизнь. Участились учебные сшибки поединщиков и отрядные стенку на стенку. Слухи быстро распространились, и расслабившиеся воины занялись починкой доспеха, а кому надо и восстановлением боевых навыков.

Проведенная разведка показала следующее: капище находится у подножия двух высоких гор по центру Рыбы с южной стороны. Охрана при нём из трехсот лучших воинов племен кар ибов. Дорога от берега поначалу идет по широкой холмистой равнине, далее упирается в распадок с неприступными отрогами гор, выбранный очевидно для облегчения обороны. Потом сжимается до тропы и тянется до огромной пещеры, где сама кумирня и есть, но это уж вождь с Ладоги поведал, охотники без шума так далеко пройти не смогли.

После тщательного обсуждения планов похода, куда и я внес свою лепту, войско погрузилось на 'Рюрика' и 'Русь' и направилось на север. Поселение пришлось полностью эвакуировать на корабли. В крепости остались архиерей с несколькими телохранителями и мужчины дружественного племени.

Корабли поспешно высадили войско. Также скоро оно двинулось в путь. 'Рюрик' и 'Русь' ушли прочь, чтобы не стать легкой добычей кар ибов, но должны были позже вернуться к берегу и ждать дымного сигнала. Вереница воинов с двумя десятками всадников растянулась почти на версту. Дорога до святилища была хорошо утоптана, попадающиеся на пути реки с каменистым дном были небольшими и пересекались людьми вброд. Путь до распадка, постепенно сужающегося в каньон занял три часа. Воины шли тяжело. Каждый тащил груз съестного или вооружения. Отсутствие сильных врагов сослужило кар ибам плохую службу, теперь недруг шел к их святыне по накатанному пути.

Охрана святилища кар ибов заперлась внутри изогнутого дугой частокола. После непродолжительного отдыха и подготовки штурма сотни воинов пошли на приступ деревянного укрепления. Несмотря на отборных воинов, обороняющих палисад, русские ратники вынесли ворота и растеклись железной волной по двору. Кар ибы по-видимому не знают сомкнутого строя, вразнобой наскакивая на стену щитов они настойчиво искали стальное жало, которое оборвет им жизнь и освободит от позора стражи, сдавшей своего бога. Отдельные воины показывали чудеса храбрости, бросаясь на строй в безрассудных атаках, но слабость вооружения и защиты не дали шанса местным героям нанести ладожским воинам хоть минимальный урон. Стальная стена слаженно и четко порвала и втоптала в землю весь элитный отряд людоедов.

Войско разделилось. Дальше по тропе двинулась только сотня бойцов. Остальной отряд принялся ровнять площадку и строить крепостную стену гораздо большего размера, чем только что взятая на меч.

Отвесные известняковые стены и протоптанная дорожка не оставляли шанса заблудится. Нескольких воинов кар ибов пытавшихся внезапно напасть на голову отряда приняли на копья и мечи, оставив истекать кровью на травянистых обочинах. На смыкающихся стенах появились коричневые отпечатки ладоней. Поначалу редкие, они попадались все чаще и наконец, на белых когда-то шероховатых плоскостях на высоту от земли до вытянутых вверх рук не осталось просвета. Бесчисленные кровавые следы несли клятвы, или свидетельства жестоких казней.

Устье пещеры было завалено черепами и гниющими головами умерщвленных пленников. Сколько их тут было тысячи? Больше. Великий князь мечом указал на вход в логово людоедов.

Пройдя сквозь протяженный коридор, наверное, природный, но со следами доработки, мы оказались в большой карстовой пещере с обвалившимся по центру потолком. Дневной свет, льющийся через пролом, освещал обрушенный свод, на котором из крупных камней был сооружен пьедестал, увенчанный огромным черепом динозавра. Его циклопическая величина с оскалом кинжальных зубов внушала ужас и почтение. Не мудрено, что нашедшие такой кошмар люди признали его богом. И само собой такой повелитель не может требовать для себя чего-то другого кроме крови и жертв.

Оглядевшись вокруг, мы увидели валы подношений с вкраплениями изделий из золота, серебра и меди, многие с инкрустациями из драгоценных камней и жемчуга. Все это богатство было насыпано ближе к стенам, оставляя в центре голый камень жертвенника. Нарочитое пренебрежение блеском золота и камней как бы подчеркивало истинную ценность, царящую над мишурой и людьми.

Стоящая полукругом перед идолом группа людей возглавлялась пожилым мужчиной высокого роста. Одетые в яркие плащи из перьев попугаев жрецы при нашем приближении стали на колени. Главный, поклонившись, сделал несколько шагов вперед и протянул на открытой ладони огромный отполированный рубин. Кровь бога. Великий князь, заворожено уставившись на камень, двинулся вперед. Я, подбежав, оттолкнул его в сторону, и вынырнувшая из плаща рука с костяным кинжалом на йоту разминулась с его лицом.

— Убейте их, убейте! — закричал я, навалившись на Юрия. Крик, впрочем, был уже излишним. Воины, разозленные подлой уловкой язычника, вмиг расправились с прислужниками ужасного бога, невольно в последний раз принося ему кровавую жертву.

Матерящегося князя подняли с пола. Подойдя к телу жреца, он пнул его пару раз и плюнул.

— Спаси тебя бог князь. Уберег ты меня. — Обратился он ко мне, поднимая костяной клинок, густо намазанный какой-то дрянью, ядом, наверное.

— Не за что, государь. То не азм тебе помог, то Господь подсобил. Больно благостно встречали, песьи дети.

— Возьми, — он протянул мне выроненный жрецом драгоценный камень. — Тебе награда от меня.

Сейчас, когда нам никто не мешал, можно было рассмотреть завалы ценностей, громоздящиеся вдоль стен. Среди слежавшихся от времени пластов подношений, были изделия из камня, дерева, кожи, полотна и металла. Разнообразная техника исполнения предметов показывала, следы разных цивилизаций. Были отчетливо различимы слои богатой добычи и хабар из походов на убогие племена. Одно было ясно: без кайла и лопат до слившихся за многие столетия в монолит ценностей будет не добраться. Но наш отряд пришел сюда не за золотом и серебром, сейчас воины снимали с постамента череп-идол. Забрав окаменевшие останки вымершего животного, мы направились в обратный путь.

Учитывая, что число воинов в отряде превышало семь сотен, а противостояло нам больше десяти тысяч кар ибов, нам не подходил старый палисад стражей храма. Чем меньше линия соприкосновения между врагами, тем меньший урон мы могли нанести, и наоборот, до определенного предела. Подобрав необходимую длину меж сходящимися скалами, наши воины приступили к спешному строительству новой крепостной стены протяженностью почти в три сотни аршин, одновременно подсекая растительность в предполье. По прикидкам воевод в нашем распоряжении было три, самое большее четыре дня. Почти семь сотен русских мужиков, под охраной дозорных, занялись привычным делом: вырубке деревьев, стаскивая рабочими лошадками стволы за линию обороны. Кусок местного леса за три дня превратился в сложенную в лапу крепостную стену с большой башней в центре, жаль, но на ров перед укреплением не хватило ни людей, ни сил. На месте густого леса на выстрел из лука тянулись пни, куски стволов и веток. Последние часы, уже под перестук вражеских барабанов, уставшие воины потратили на столь необходимый отдых.

Наутро четвертого дня людоеды пошли на приступ. Вал тысяч людей, раскрашенных в красный цвет, двинулся на свежее выстроенные стены. Позволив кар ибам подойти поближе, войско выпустило первые сотни стрел. Тем ужасней была их жатва. Наступающих было так много, и шли они такой плотной толпой, что даже выстрел вслепую по команде через стену все равно находил себе кровавую пищу. Потеряв несколько сотен человек, и даже не достигнув стены, краснокожие откатились обратно. На предполье остались снопы воинского труда, истекающие красным соком. Спустя несколько часов язычники повторили атаку. В этот раз лучники стреляли прицельно — стрелы следовало экономить. Кар ибы добежали до подножия, но не имевшие до сих пор опыта штурма вертикальных стен они просто сгрудились у восьми аршинной преграды. Обороняющиеся воины с легкостью поражали копьями тех, кто карабкался на стены. Внизу, сквозь щели в бревнах, латники вели подошвенный бой. Прижимаемых толпой к наружной стене воинов кололи копьями и мечами. В яром ожесточении схватки в распоряжении великого князя оставался резерв: две сотни воинов, не участвующих в сражении. Запасный отряд постепенно подменял уставших или раненых ратников, и накал боя не снижался несколько часов. Критический момент возник на левом крыле. Подтащив несколько стволов и оперев на преграду, воины кар ибов организовали наклонный пандус, по которому начали взбегать на стену. Усилив напор, они смогли захватить часть боевой площадки, но Юрий Всеволодович вовремя заметил угрожающую прорывом атаку и бросил туда запасной отряд. Лучники, подойдя к стене, в упор расстреляли напирающих дикарей, а мечники с двух сторон добили не пожелавших бежать врагов. Наконец, положив под стеной несколько тысяч соплеменников, обессиленные кар ибы отступили. В спины усталых воинов снова понеслись тяжелые смертоносные стрелы.

С нашей стороны не было ни одного убитого, сказалось подавляющее преимущество, как в атакующем оружии, так и надежных стальных доспехах. Это конечно не значит, что обошлось вообще без потерь, нескольких воинов сбросили со стены, но они отделались ушибами и переломами, почти две сотни имели травмы от снарядов пращей и метательных дротиков. Луки здесь очень слабые. Опасными были только стрелы с наконечниками из акульих зубов.

Два последующих дня прошло без всякой инициативы с атакующей стороны, возможно каннибалы перешли к осаде нашей крепости. Теперь, когда воины отдохнули и подлечили травмы от первого сражения нам и пригодился идол. Прямо на башне, расположенной в середине защитной стены, была сложена заготовка для костра и на неё водружен череп вымершей рептилии. Воины с горящими факелами недвусмысленно показали наблюдателям кар ибов, что готовы его поджечь. Очень скоро в нашу сторону снова бросились отряды людоедов. Теперь лучники уделяли гораздо больше внимания вождям. В озверевшую массу раскрашенных воинов, снова сбившихся в огромную толпу под стенами деревянной крепости на этот раз полетели гранаты, а со стен ударили ружья. Пусть стволов было всего пятьдесят, эффект от огневого боя и взрывов оказался разгромным.

Обезумевшие от ужаса людоеды бросились прочь от стены, не разбирая дороги и давя своих соплеменников сотнями. Спотыкаясь о пни и наваленные ветки множество из них нанесли себе жестокие увечья. Через открытые ворота пробираясь через завалы трупов в атаку пошли ладожские ратники. Добивая раненых, отряд вышел на твердую почву и вслед убегающим людоедам понеслись два десятка всадников. Ранее, в отправленных через посыльных, сообщениях великий князь приказал кораблям подойти к берегу, расстрелять лодки кар ибов, оставленные ими на берегу и воспрепятствовать их побегу. Изнемогающие от усталости и ужаса толпы, с выбитыми ладожскими стрелками вождями, сгрудились за линией прибоя, у своих разбитых кораблей. Подошедшие латники надавили на безумную толпу и загнали её в море. С парусников периодически палили пушки, выбивая уцелевшие лодки и кучкующихся на волнах людей. Стена, дорога, берег моря и сами воды были полны окровавленных трупов. Свидетельство расправы над огромным количеством людей тяжелым грузом легло на совесть и душу. Но это война — здесь не бывает лубочных побед. Война всегда труд, пот, кровь и смерть. Если сегодня не истребить людоедов и не уничтожить средоточие зла — проклятое капище, завтра можешь сам оказаться перед алтарем кровавого бога. Так что лучше они, чем я.

Оставив наиболее пострадавших в сражениях воинов для сбора добычи и оружия, остальное войско, поделив ратников на два отряда и прихватив проводников, отправилось на зачистку поселений кар ибов.

Глава 8

Великий князь Юрий Всеволодович, устранив главного врага всего Ладожского моря, приступил к собиранию своих земель. По отношению к селениям кар ибов продолжались акции устрашения и грабежи. Ужасной вере этого народа нужно сломать хребет, иначе новое поколение снова возьмется за ритуальные ножи. Необходимо вычистить кровавые традиции из посконного обычая и освободить дорогу спасающей души религии, дарующей людям надежду и мир. Взяв очередной поселок, воины проводили его зачистку и сбор трофеев. Учитывая, что мужчины кар ибов были крупнее и сильнее остальных жителей архипелага, я предложил Юрию Всеволодовичу набрать в их поселках детей и подростков, не успевших испоганить свои души, для организации местного войска. Так как доставка переселенцев и воинов с Руси тяжела, использование здешнего населения неизбежно и необходимо. Отделенных от традиций племени детей надо будет крестить, обучить словенскому языку и культуре. Трагическая доля русского народа очищать своей кровью грехи других племен, подобна судьбе Иисуса Христа, омывшего своей кровью первородный грех, только снова и снова, и снова. Сколько раз на нашу землю приходили полчища варваров или носителей высокой культуры, сколько раз они приносили нашей земле разорение и истребление, а что в ответ? Очередная взятая столица и не пожар, не террор, и не белоглазая месть, которую они заслужили своими преступлениями. Прощение. Милость. Помощь. Такова духовная ноша русского человека: страдать и прощать. По селениям кар ибов было набрано несколько сотен подростков.

Острова с племенами араваков и таина великий князь брал без применения военной силы. Демонстрации уничтожения непобедимого прежде врага за несколько дней вполне хватило, и агрессия против Руси стала невозможной. Обязанности местных поселений были следующими: признать над собой власть великого князя русского, не приносить человеческих жертв, платить продуктовый оброк, дозволять русским священникам проповедовать в селениях и никаких обид им не чинить. За право жить и не бояться кровавых гостей, надо было платить. Бонусом шло разрешение торговать на рынке Ладоги, где в обмен на продукты и ценности местные жители могли купить изделия из-за моря: стальные топоры, иглы, сельскохозяйственный инвентарь и предметы роскоши. Такие же права и обязанности были у покоренных островов кар ибов.

Спустя несколько месяцев жизнь успокоилась. Остатки непокорных кар ибов ушли на материк и пропали. Их соплеменники, принявшие новый порядок, смирились с новой жизнью. Удивительно, но именно среди кар ибов быстрее всего пошло распространение христианства.

Разработка залежей многовековой сокровищницы в пещере, где раньше стоял идол, продолжалась несколько месяцев. Добычей стала огромная куча золота весом в восемь с половиной тысяч гривен, серебра в двадцать тысяч гривен, несколько тысяч драгоценных камней, в основном изумрудов, изделия из нефрита, горного хрусталя, бирюзы.

Добыча делилась в следующей пропорции: русскому царю — треть, великому князю Юрию — пятая часть, остальное воинам соответственно чину. На долю рядового дружинника пришлось около восьмидесяти гривен серебром. Учитывая, что годовое содержание ратника на Руси равнялось полутора гривнам, добыча была небывалой.

Огромную прибыль приносила торговля. Обмен стальных изделий на драгоценные металлы встал на поток. Местные жители тащили все: золотые и серебряные тарелки, ступки для помола зерна, сосуды, украшения, браслеты и т.д., а так как весь товар был моим, то и золото, и серебро шло в кубышку единолично князю угличскому.

Особенный интерес у местных землепашцев был к лошадям. Какой-нибудь аравак мог, часами сидеть и смотреть, как русский мужик ведет вспашку, или с радостью подменить на меже уставшего пахаря. Обработка земли плугом на конной тяге это вам не тяпка в руках с утра до вечера. Старейшины с острова Черепаха предлагали за лошадь двадцать гривен золотом. Но это попозже, может из груза следующего корабля с Руси.

Под руководством нескольких воинов из местных были организованы несколько артелей. Прошлогодний урожай пшеницы вышел очень богатым. Чем было проще работать с местными работягами, так это скажешь провеять зерно — и оно провеяно, скажешь отобрать в посевной фонд самые крупные зерна, делается, без обсуждений и заминок. Использование артелями острова Ладоги пашенных лошадок вызывало жгучую зависть работяг соседних островов. Однажды ушлые охотники из племени таина с острова Борикен попытались украсть одного коня. Связав сторожа из местных, они затащили скотинку на большую лодку и шустро двинулись домой. Обнаружив пропажу, несколько кораблей отправились по наиболее вероятным маршрутам. Похитителей настигли в море. По 'Русской правде' за коневую татьбу следовало наказание: поток и разграбление. Т.е изъятие в пользу государя всего имущества и изгнание вора. Но так как это похищение было организовано скорее всего общиной — использование коня в личных целях маловероятно, великий князь наказал таина огромной вирой, естественно без изгнания.

В устроенных селитряницах были заложены бурты для производства ямчуга. Учитывая жаркий климат его выработка должна быть гораздо выше, чем на Руси и минимальные потребности по пороху будут покрываться за счет местного производства. Вместе с опытным мореходом Варяжко мы снова обошли архипелаг и прибрежные континентальные земли. Уточнили карты Ладожского моря и его крупных островов, немалую склонность к картографии проявил мой писарь по имени Горяй, который не раз помогал мне в хирургической практике. Течение жизни успокоилось. Ненадолго. Стояла обычная для этих мест зима. Жара несусветная. Русичи по цвету кожи из-за загара давно сравнялись с местными.

Крик дозорного поднял на стены всех свободных людей Ладоги. К крепости приближалось два больших флота. Тревога заставила воинов вернуться к себе и облачиться в стальные доспехи. Уже готовое к обороне русское войско с заборол наблюдало за развернувшимся перед их глазами действием. Оба флота были местные, с расстоянием между ними порядка пятисот аршин. Со стен крепости по подходящему первым флоту ударили пушки. Лодьи застопорили ход и с них замахали пальмовыми листьями и, показывая голые руки, закричали. Очевидно, воевать они не желали. В это время, второе скопление кораблей, приблизившись к сгрудившемуся под стенами ладожской крепости первому, ничтоже сумняшеся, без обиняков напало на него и развязало кровавое побоище. Кто тут прав, а кто виноват было не понятно, и великий князь решил подождать победителя и разобраться уже с ним.

Облаченные в кожаные и полотняные доспехи воины с криками и воплями лупцевали друг друга копьями, дубинками и деревянными мечами с вделанными по краям каменными пластинами. Предводители обеих сторон были отчетливо видны. Каждый с огромным головным убором, массивным ожерельем из нефрита, и длинным узорчатым передником, подле вождя стоит копьеносец с пышным штандартом. Оба руководили войсками, весьма нелепо, как виделось со стороны. Первый флот, выдержав натиск, перешел к контратаке. Казалось, удача склонилась к нему, но две больших лодьи, обойдя главное место свалки, образованное несколькими сцепившимися кораблями, переменили воинское счастье. Находящиеся на них воины принялись метать в противников что-то вроде сулиц — тяжелых коротких копий. Причем делали это с помощью каких-то палок, отчего броски получались более мощными и смертоносными. Бойцы первого флота дрогнули и принялись отступать, где могли. Их предводитель, увидев приближающуюся смерть, выкрикнул приказ, и его люди как-то очень быстро прорубив дно большого корабля, перебрались на командное судно. С уткнувшихся в его борт лодей хлынули десятки вражеских воинов и за несколько минут посекли и забили оставшихся как скотину, не оставив никого из экипажа живыми. Кульминацией боя стала отрубленная голова вождя первой флотилии, водруженная на копье. Из первого флота спаслось лишь несколько десятков человек, вплавь добравшихся до берега. Как оказалось, мы стали свидетелями разборок между двумя дипломатическими миссиями от противоположных сторон конфликта.

Толмач на лодке с четырьмя гребцами, подплыл к берегу, размахивая чуть увядшими пальмовыми листьями. Ступив на землю, он на языке араваков попросил о милости: принять посла трех великих воинов города Тулума для передачи даров от вождей.

Из примерно пятисот первоначально прибывших посланцев Тулума на ногах осталось около трехсот. За стены запустили пятьдесят для почетного эскорта посла, остальные принялись глазеть на крепостные укрепления и отмываться от человеческой крови, покрывавшей некоторых с головы до ног.

Посол — представительный мужчина среднего роста с брюшком, имел пышный головной убор из разноцветных перьев и такое количество изделий из нефрита на лице, в ушах, шее, руках, что было понятно без слов — высокий чин. По его жесту сопровождающие поставили у подножия трона великого князя носилки и сосуды с подношениями. В куче, лежащей на полу, были большие золотые и серебряные литые диски с изображениями, ритуальные маски, наручи, оплечья, украшенные изумрудами и нефритом. Отдельно в блюде лежала горка изумрудов, разных по размеру с выделяющимся среди них камнем величиной с кулак. Также в дар передали двенадцать красивых молодых девушек. Дав насладиться окружающим богатством подношений, посол произнес речь. Странные мяукающие слова сопровождались широкими жестами и выразительной мимикой лица. Толмач переводил на аравакский, а местный батюшка перекладывал на русский.

— Великие воины, дети Змея в перьях, которые управляют Солнцем, приветствуют посланцев богов, что пришли из моря. Великие воины, дети Змея в перьях, которые управляют Солнцем услышали о великих сражениях воинов в белом золоте, коии покарали нечестивых кар ибов. Великие воины, дети Змея в перьях, радуются победе своих братьев — воинов бога. Великие воины, дети Змея в перьях, зовут воинов, вышедших из моря пойти в поход на город Коба, дабы наказать безбожников, поднявших нечестивый мауавитль (деревянный меч с вделанными по краям режущими камнями) на господ своих.

Посол распинался с четверть часа, после чего ему был дано время на отдых, а великому князю с советом на раздумье. После был приведен старший из выживших первого флота. Им оказался невысокий чин из охраны посла. Он также через толмача поведал свою историю. Воинственное племя тольтеков захватило город майя Тулум. Жестоко отомстив за разрушенный несколько десятков лет назад город Чичен-Ица — столицу тольтеков. Враги из его рассказа — людоеды и истребители неисчислимого количества жителей сел и городов, которых они приносят бессчетно в жертву богу тьмы Тецкатипоку.

— Неча нам в прю встревать, ибо оба сих народишка суть безбожники и враги рода человеческого. — Выразил свое мнение архиерей Савватий. — Коли нет сил наших, дабы обуздать сих вразей, и одарить их мудростью Христа, неча нам и лезть во сею замятню.

— Государь, воям добыча надобна. Пущай Божий вестник рассудит, на чью сторону встать нам, и тако и содеем?

— А и верно, Вадим! Ты чего нам скажешь? — Обратился великий князь ко мне. После похода на Рыбу, он значительно ко мне потеплел. От прежней враждебности не осталось и следа.

Что мне помнилось из книги испанского исследователя XVI века? Вроде бы культура майя была в упадке и почти не использовала в жертвоприношениях людей, в те времена это была отличительная черта ацтеков, о которых здесь я пока ничего не слышал. Очевидно, ацтеки пришли на смену тольтекам, а тольтеки в свою очередь теснят майя. Соответственно тольтеки молодая культура. Ну а раз молодая, значит агрессивная.

— Господь так мне поведал: майя — от жертв кровавых ушли давно, ежели возьмем с них клятву, в коей обяжем далее крови человеческой на жертвенный алтарь не лить и коли пустят наших святых людей с проповедью в город свой, то и встать за них не зазорно. А тольтеки суть убийцы и людоеды, подобные кар ибам. От того истреблять надо род их.

— Ладно, с сим понятно. Чего станем делать с послом?

— А чего делать? Кончить его и вся недолга. — Категорично высказался воевода Всеслав.

— Так ить посол? — Засомневался великий князь.

— Олег Вещий внегда Киев под руку малолетнего Игоря брал, тако Аскольду и молвил: ты — говорит — пес, а се князь! И кончил без затей. Чего нам супротив мудрости старой идти? — Нравился мне Всеслав, своей прямотой и категоричностью, интересно, что и в сражении он был такой же.

Чуть поразмыслив, Юрий кивнул воеводе:

— Быть по сему.

Отряды воинов, крыльями обойдя крепость с двух сторон, внезапно обрушились, на не ждущих атаки тольтеков. Правое крыло отсекло их от лодей и послужило наковальней, а левое, при поддержке лучников со стен — молотом. Сражения не вышло — бойня. Получившему кровавое повышение от врагов телохранителю посла майя был дан ответ: 'Русь согласна на союз, с рядом условий. Пусть шлют другого посла для заключения договора'. Взяв тольтекский корабль, майя ушли на материк.

Меня же взяла за горло жаба. Большая такая. Корабль, который потопили майя по приказу своего посла, был нагружен немалыми дарами от города Коба. И сейчас эти богатства лежали на глубине порядка сорока аршин в перестреле от берега. Поборовшись со своей жадностью, то есть хозяйственностью и, проиграв вчистую, я развернул бурную деятельность. Усадив кожевенников из числа воинов, шить шланги из товарных запасов кожи, я пристегнул к делу кузнеца, плотников и нескольких поморов. Через несколько дней у меня был нагнетатель воздуха в виде больших кузнечных мехов, кожаные шланги с вставленными внутри металлическими кольцами для сохранения канала поступления воздуха и шлем, намертво приделанный водолазному полукостюму. Для работы на глубине в тридцать метров необходимо толстое стекло, были у меня сомнения, что даже набранные в несколько слоев тонкие оконные стекла не треснут от давления морской воды. Упершись в тупик я, в конце концов, вспомнил об иллюминаторах на океанских кораблях, там стекло стоит толщиной чуть не с вершок. Выдрав из двери своей же каюты морскую форточку, я получил рабочий водолазный шлем с одним смотровым люком, зато диаметром почти в две пяди. Помор, облаченный в кожаную рубаху с ведром на голове, вызвал смех у дружины и местных араваков. Действительно: грубо сделанный железный горшок смотрелся потешно. Смех среди воинов прекратился, когда помор начал выхаживать по дну мелководья на виду у всей честной компании, благо тут даже в зиму водичка теплее молока. Наконец мои люди, взяв две лодьи и сколотив из них катамаран, закрепили его якорями над вожделенным богатством, и начали грести золото лопатой. Со дна было поднято добра на две тысячи гривен серебром, из которого самым прекрасным оказался золотой щит, инкрустированный чистейшими изумрудами, оформленными в затейливый орнамент.

Великий князь, подивившись на невиданные изобретения и добычу, попенял мне жадностью:

— Куды ж ты столько гребешь? И мало тебе все и мало!

— Государь мой, Богом клянусь, не себе коплю казну. Ты же ведаешь еще при батюшке твоем, было у меня все. Все, государь, чего пожелаю. Токмо не строил себе палат каменных азм, и златом крышу не крыл, потому все излишки сребра отцу твоему и отдавал.

— Как так отдавал?

— А ты не ведал? Азм силу бога видал, мне теперя людские тщеты вельми малыми мнятся. А на добро сие азм царевым словом выстрою во Владимире Великом храм каменный больше, чем в Царьграде стоит, и златом его изукрашу, во славу божию!

— Не верю!

— А приезжай, государь во Владимир как-нибудь лет через десять и поглядишь!

— Как же, пустит меня Константин в обратку, жди.

— Пустит, пустит, у него к тому времени уж трон прочно стоять будет, он в тебе соперника не узрит боле. Остаться вестимо, не позволит, а погостить-то запросто. Вот ты захочешь ли возвернуться в русскую зиму?

— Не поверишь Вадим, мечтами томлюсь о снеге белом. Так бы в сугроб и залез. Ты вот чего: сию затею не ломай, мне тоже хочется по дну морскому погулять.

— Дарю тебе, сею водолазную одёжу, государь. Токмо, корабелы наши просили попользоваться, днища у парусников океанских осмотреть.

— Ладно, дам. — Щедро пообещал новый владелец чуда.

Второе посольство майя явилось через десять дней. Гораздо представительнее прежнего, но с дарами пожиже. Договором определили следующее: великий князь Юрий Всеволодович, государь Ладожского моря выведет в поле пять сотен кованой рати. Кинич-Эб-Ичак халач уиник 'истинный муж' священный владыка древнего города Коба обязуется отказаться от человеческих жертв, с почетом принять в своем городе посольство великого князя, выплатить тысячу сто гривен серебром до боя, и по результатам захвата города Тулум треть воинской добычи. Кроме того, храм владыки тьмы Тецкатипоку отдается во владение Руси как трофей, потому, что он враг нашего бога.

Война между городами продолжалась несколько лет, выражаясь рейдами боевых отрядов. Силы обеих сторон были примерно равны, но тольтеки более боеспособны и агрессивны, а майя многочисленны. По окончанию переговоров условились о месте высадки русского войска на побережье и дате встречи.

Для обеспечения секретности и во избежание неприятностей при высадке, корабли Руси пришли на северную часть полуострова Юкатан, оттуда до Кобы по неплохим древним дорогам всего пятьдесят верст. При подходе к городским окрестностям нас встретила перепуганная делегация правителя. Войско тольтеков выступило на город, и сейчас было на подходе к нему. Великий князь приказал облачиться в доспех и прибавить шагу.

Шум боя мы услышали через полтора часа. Командование, включая сотников, выехало на холм, с которого сражение было отлично видно. Строй майя стоящий на пути к городу, был атакован по всему фронту армией тольтеков. Центр и правый фланг стояли твердо, но левый уже почти смяли, и враги начали загибать линию сражения, для охвата крыла. Среди прочих выделялись воины с бритыми головами в пятнистых звериных шкурах. По словам военноначальника майя Вашактуна, это лучшие ратники тольтеков — воины леопарда. Он смотрел на великого князя с надеждой и обреченностью. Если Русь не ударит сейчас, его город разграбят, а всех его родичей ждет смерть.

— Развернуть строй! — Приказал государь. — Место ровное вельми, тако тремя полками идем.

Вашактун выдал короткую и убедительную речь.

— Чего речет?

— Сказывает, коли истребить воевод тольтеков, то сие к победе пользой будет великой.

— Вадим? Чего скажешь?

— Где воеводы? — спросил я.

Очевидно, поняв вопрос, Вашактун указал рукой на деревянные возвышения, на которых находилось около дюжины людей. Прикинув, что расстояние до целей примерно три-четыре сотни аршин, я попросил Юрия:

— Великий князь, мне потребуется десяток стрельцов.

— Выбери немедля.

Совсем небольшое время на перестроение и выход трех 'кабанов' из-за холма тольтеки потратили с пользой — левый край был практически смят. Тем больнее было появление на поле наших атакующих построений. Не знаю, насколько умелыми были бойцы-ягуары, но таранный удар латной дружины замедлился только из-за необходимости идти по окровавленным телам поверженных врагов.

На время мне пришлось отвлечься от хода сражения, выполняя свою задачу. Выстроив лучших стрелков на холме, я указал им на командующих вражеской армии. Они были прекрасно видны благодаря ярким одеждам. Разборные деревянные помосты, как я узнал потом, применяются здешними начальниками воинских соединений для лучшей управляемости войсками. Луки здесь считаются оружием труса, а метнуть копье на сто аршин может не каждый. Основную опасность представляют пращники, для парирования этой угрозы рядом с полководцами всегда стоят телохранители с большими щитами, защищающие их от метательных снарядов. Вот и сейчас через подзорную трубу я наблюдал двух тольтекских воевод и их восьмерых телохранителей. На каждом из предводителей было что-то вроде медной кирасы, разукрашенного передника, спускающегося до земли и головного убора невероятной красоты и высоты. Разворот фигур указывал на обнаружение русского отряда, и в настоящее время, судя по жестам рук, ими отдавались приказы на усиление правого крыла. Указав стрелкам приоритетные цели, я попросил после них добить и охрану. Обезлюдевший помост явно укажет на проблему с вождями. По сигналу стрельцы дали залп, после которого выстрелы захлопали произвольно, в меру умений стрелка, целей то достаточно. Две фигуры, пораженные несколькими пулями сразу, рухнули с площадки, как сломанные игрушки. Гром залпа шуганул тылы наших союзников, но стоящий рядом с нами военноначальник майя Вашактун успокоил их своим невозмутимым видом.

Между тем диспозиция на поле боя кардинально поменялась: теперь левый фланг майя, в виде русской дружины, охватывал правый тольтеков. Латный строй перестроился в стену щитов и разил врагов копейными жалами почти не замечая сопротивления. Из глубины его рядов стали раздаваться выстрелы, сначала одиночные, затем они слились в почти непрерывный грохот. Очевидно именно выстрелы, подкрепленные клубами дыма от выстрелов, и смертями от пуль, послужили сигналом к массовому бегству воинов-тольтеков. Свое слово сказала и гибель их предводителей. Сначала дрогнул правый фланг, затем центр и левый. Воодушевившись воины-майя догоняли пораженных врагов и били их в спины. Довольно скоро тольтеки были наголову разбиты, часть воинов взята в плен, и лишь небольшому отряду с телами убитых предводителей удалось уйти. Для объединенного войска Руси и майя был открыт путь на Тулум.

Однако войска двинулись в поход только через два дня. Раненым в сражении был необходим уход, павшим погребение, к тому же Кинич-Эб-Ичак Истинный муж, священный владыка древнего города Коба не покинул поля боя, пока не казнил всех попавших в плен тольтекских воинов-ягуаров.

Город с именем Тулум с языка майя означает Стена, раньше носил название Сама — Рассвет потому что расположен на восточном побережье, на самом краю суши. Обрывистые берега, на которых построен величайший храм города, посвященный верховному богу Кукулькану, которого также почитали и как владыку ветров, открывают вид на безбрежные морские просторы, меняющие цвет в зависимости от настроения и откуда когда-нибудь придут посланцы богов. Также на священной территории расположены храмы прочих богов и хозяйственные постройки. Весь комплекс зданий на берегу океана обнесен с трех сторон стеной, где-то каменной, где-то деревянной, образуя прямоугольник размерами пятьсот на двести аршин. Интересно, что стены устроены под небольшим наклоном внутрь, в них также нет ворот и башен, зато оставлены проходы, которые можно оборонять небольшими силами. Городская застройка распространяется на многие сотни аршин от стен крепости. Здесь живет население и правители Тулуна.

Тольтеки управляли своими городами советом первых семей, армию возглавлял один из выбранных предводителей. Над Тулуном стояло трое правителей, двое из которых были убиты в минувшем сражении. Последний член триумвирата, узнав о гибели армии, бросил город и бежал с семейством и небольшой свитой.

Кинич-Эб-Ичак Истинный муж, священный владыка древнего города Коба вступил в Тулум во главе своей армии. Горожане, в основном майя, выражали радость и покорность, стоя вдоль главной улицы города. Тулуму предстоял грабеж дворцов правителей тольтеков, имений их знати и семей майя, переметнувшихся к врагу. Войско Руси направилось прямиком в священный город за своей добычей в виде храма владыки тьмы Тецкатипоку. Попытки храмовой стражи преградить дорогу войску окончились крайне неудачно, для стражи и великий князь ступил на территорию храмового комплекса.

Величайший храм в виде ступенчатой пирамиды, посвящен богу Кукулькану, создавшему мир, подарившему людям огонь, воду, ветер и воздух, обучившему их рыболовству, и письму, основателю величайших городов. Широкая лестница, поднимаясь на двадцать четыре ступени, приводит к жертвеннику и тайной комнате, куда ход позволен только жрецам бога. Храм имеет три уровня, сложенные из природных камней. Сооружение не поражает размерами, но подавляет своей массивностью. Его стены оштукатурены и окрашены в белый цвет.

Храм Тецкатипоку располагается в правом от входа углу крепости, где смыкаются две оборонительных стены. Сооружение тоже каменное, но конструкцией попроще: прямоугольное в плане и одноэтажное, зато покрыто тонкой резьбой и скульптурой от основания до крыши. Войдя в внутрь, мы увидели золотую комнату с установленным посередине каменным идолом в виде воина с головой змеи. Полюбовавшись на композицию, государь повелел ободрать зал до голого камня. В процессе грабежа оказалось, что в полу перед идолом есть отверстие, куда сбрасываются подношения от верующих. Пол вскрыли и обнаружили камеру с драгоценным содержимым. К этому времени к берегу подошли 'Рюрик' с 'Русью', за которыми отправили гонцов еще после победы в сражении.

Дележ трофеев затянулся на неделю. Прощальный пир, данный Кинич-Эб-Ичаком Истинным мужем, священным владыкой древних городов Коба и Тулума отметился тем, что майя поголовно упились вином и водкой до мертвецкого состояния. Наутро у местных обнаружился такой интерес к этим продуктам, что истинный муж в обмен на несколько бочек водки и обещание открыть торговлю веселящей водой отдал великому князю в вечное владение прибрежный дворец тольтекского правителя.

Прибыв в Ладогу, определились с добычей. Каждому воину поход принес по пятьдесят гривен серебра, собственно русскому царю пятнадцать тысяч гривен, а великому князю десять тысяч.

После очередной победы, подтвердившей авторитет Руси, перед великим князем, утвердившимся на островах Ладожского моря и получившего союзников на континенте, распахнулись перспективы невообразимые прежде. Открылось широчайшее политическое поле деятельности, а боеспособность ладожского войска мгновенно подняло его авторитет, не учитывая даже его монопольных и безграничных возможностей по торговле железом, и другими продуктами из-за океана.

Так в суете и сражениях пролетел определенный мною год в Ладожском море. Пришла пора двинуться в обратный путь.

— Здравствовать государю Ладожскому, великому князю русскому Юрию Всеволодовичу. — Торжественно обратился я к правителю.

— Здравствовать князю углицкому Вадиму. Уходишь?

— Ухожу, государь, надобно до летних дождей отбыть на Русь.

— Может останешься?

— Государь, не могу. Руси пора готовиться к встрече мунгитов. Времени не так много осталось, да и жена молодая ждет.

— Храм великий будешь ставить во Владимире?

— Буду, государь мой.

— Примешь от меня долю. Восемьсот гривен золотом даю. Да гляди, дабы не плоше, чем в Царьграде был. Приду, проверю!

— Приходи, великий князь. Рады будем.

— Ты то, простая душа, будешь, а брат то изволит ли принять?

— Отпиши письмо, великий князь брату своему и царю Руси Константину Всеволодовичу. Азм есмь первый советник его и в думе Государевой сижу, все старания приложу для мира на Руси и здесь и там за океаном. Ты бы государь братьев своих отпустил из застенка?

— Отпущу, токмо надобно им свои дружины иметь, дабы править землями сими, а воев раз, два и обчелся. Вот коли с Руси копий с пятьсот бы прислали и лошадок с полсотни...

— Будут государь. На сей поход государевых и моих гривен пошло под семь тысяч серебром, обратно повезу злата и сребра на двести тысяч, да смагарда чистого на девять тысяч гривен серебром, да дерева красного закрома полны. Тако выгода великая здесь лежит. К тому ж помни государь, без ямчуга здешнего, коий в пустыне горной лежит нам от мунгитов отбиться сложно будет.

— Сколько сказываешь до пришествия диавольского войска?

— Семнадцать лет, государь. Токмо не точно это, могут и скорее прийти.

— Карте, что ты мне дал верить ли?

— Государь, азм мелочей не ведаю, обаче что смог, начертал.

— Будет тебе ямчуг. Воев дошли сюда тыщи с три-четыре и азм себе добуду землицу сию и Руси достанет и злата и сребра, и ямчуга.

— Приложу все силы для того. С кораблями стану письма слать, ты уж, государь мой такоже отпиши нам о делах своих.

— Азм давеча наказал архиерею Савватию летопись вести от дня пришествия на земли сии. По сею пору список с нее тебе отдам. Свезешь на Русь, государю царю русскому.

— Сделаю, государь. — С поклоном ответил я.

Последние седмицы удалось значительно пополнить государеву казну: я бросил кличь среди воинов и остающихся здесь поморов на строительство великого храма во Владимире и доставке через океан родичей и невест. За место на корабле установил три гривны золотом, это около трети годовой добычи обычного здешнего ратника. Этот ход, о котором я давно уже упредил воев и воевод, принес в казну пятьсот десять гривен золотом или пять тысяч шестьсот серебром, по курсу 1 к 11, правда обязал меня перевезти через океан по заключенному ряду с воинами их матерей, жен и других родичей, а также больше сотни невест, пригожих да молодых.

Пришел день расставания. Приду ли я еще на эти земли? Может быть потом, когда-нибудь? Но это точно будет уже не нынешняя спокойная Ладога, из малого острова вырастет новая Русь, справедливая, православная, могучая.

Варяжко, выполнив свою миссию открытия новых земель, попросился домой, на 'Руси' оставили кормчего помоложе. Обратный путь также шел вдоль континентальных берегов. Отмечая по дневнику уже знакомые места, я маялся душой, млея и томясь: домой идем. Домой!

Как и год назад, мы вставали в удобных местах для промысла и пополнения запасов. Местные вожди в ожиданиях обещанной торговли запаслись богатым товаром сколько смогли: серебром и златом, моржовым клыком и рабами. Но рабы спросом у меня не пользовались, на что они мне? Здешние племена не отличались агрессией, поэтому плавание шло без опасных приключений. Так день за днем мы добрались до точки поворота на восток. Через несколько недель вышли к берегам Гренландии и снова вдоль ее ледяных полей двинулись на север.

— Государь, за нами погоня! — Ошарашил меня вестовой от кормщика. Час от часу не легче. Я бегом бросился на верхнюю палубу. Увидев вдалеке три черные точки, навел подзорную трубу. Большой шнеккар — более мореходная версия драккара и с ним два снеккарра — схожие с ним по конструкции, но меньшие размером. Вот к чему нам эти приключения? На корабле пятьдесят воинов и почти триста поморов, у догоняющих до двух сотен воинов максимум. Кто-то решил поиграть в викингов? Их время давно прошло, хотя эпоха пиратов, наверное, не кончится никогда. В моих трюмах почти тринадцать тысяч гривен золота и тридцать пять тысяч серебра, не считая прочего добра. Нам бы тихо, без приключений дойти до устья Северной Двины, так нет, неймется им. Определившись с угрозой, я признаться, взволновался не сильно. Уходя домой, с 'Руси' сняли ночную артель поморов, переходы на Ладожском море небольшие, так что эти люди здесь лишние, зато набравшиеся опыта моряки очень пригодятся для комплектации команды третьего корабля 'Апостол Андрей Первозванный'. Многие из них успели повоевать, да и полусотня опытных воинов, которые пожелали вернуться на Русь тоже сила немалая. Отобьемся. Даже больше того пиратов надо топить. Мало ли, в следующий раз соберутся большей стаей и порвут 'Русь' или 'Апостола'. Оно мне надо? Так что на дно окаянцев! Однозначно!

— Иван Одинцович, чего скажешь? — Обратился я к Варяжко.

— Ходко идут. Чуток шибче, чем мы.

— Когда нагонят?

— К вечеру и нагонят.

— К вечеру не надо. По темноте уйти могут, нам сих воров не с руки отпускать.

— Мы уж на полночь далече ушли, нынче солнышко почитай и не садится в море, но коль укажешь, могу сбавить ход. Так-то оне нас вборзе настигнут.

— Давай, Иван Одинцович, азм покуда людей приготовлю. — Призвав сотника, я распорядился о вооружении воинов и подготовке к бою. В обратный путь я взял с собой всего два орудия из пяти, великому князю они нужнее. И ружей со мной шло всего две дюжины, но думаю, огневой мощи у нас на этих врагов достанет.

Через пару часов погоня нас настигла. Большой корабль зашел с левого борта, а два других с правого.

— Шлепт! — Закричали с шнеккара и с трех атакующих судов по океанскому кораблю ударили тугие залпы стрел. Кто-то вскрикнул, кто-то затейливо матерился — у нас появились раненые.

— Пали! — Закричал я, давая команду откинуть заслонку с амбразуры. С бортов поднялись лучники и стрельцы и принялись обстреливать врагов. До кораблей с обоих бортов было около пятидесяти аршин. Для пушки это рукой подать. Наведя в центр корпуса, я запалил затравочный порох. Выстрел! Ядро разворотило середину большого корабля, учитывая гибкий, но не рассчитанный на удары набор деревянного судна, его борта начало разворачивать наружу в местах пролома. Внутрь сразу же хлынула вода. Бросив наблюдения, метнулся к другой стороне. Тамошние пираты, услышав звук выстрела и крики своих товарищей, замерли, прекратив обстрел жертвы из луков. Это дало мне минуту, чтобы выцелить неприятеля из второго орудия. Выстрел. Ядро чуть не пролетело мимо, зацепив форштевень начавшего отворачивать вражеского корабля. Нос шнеккара раскрылся и щедро глотнул ледяной океанской водицы. Последний корабль споро прикрылся неудачником и бросился прочь, выставив весельные пары и наддав.

— Иван Одинцович, достать надобно поганцев!

— Не уйдут, ушкуйники! Ужо зададим татям! — Дав правый поворот и обогнув терпящее бедствие судно, 'Рюрик' направился в погоню за последним снеккаром. Скорости кораблей оказались примерно равны, и дистанция, достигнув трехсот аршин, расти перестала. Но для ружейной пули триста аршин — это не фора, а приговор. Стрелки, распределившись на носу океанского парусника, принялись планомерно отстреливать гребцов. Высота борта снеккара — аршин-полтора, у 'Рюрика' семь, отсюда вид на гребное судно изумительный. Стрелкам надо только целиться в пространство между бортами, туда, где маячат белые испуганные лица врагов. Ружейная пальба, принесла свои плоды спустя совсем непродолжительное время. Вот перестала грести одна пара весел, за ней другая, а вот поняв, что от погони не уйти, суденышко развернулось навстречу. Возможно, воины перед смертью хотели испробовать нашей крови, может милости просить желали, но чего уж теперь то? Стрелки расстреляли почти всех на борту снеккара, и пушечный выстрел в упор, разбивший его корпус, был скорее контрольным. Убедившись, что выживших нет, мы направились к месту начала сражения. Там, кроме плавающего на поверхности мусора, уже ничего и никого не было. Такова жестокая участь проигравшей стороны в морском сражении: кто-то пойдет домой, а кто-то на корм рыбам.

Наконец, потратив три месяца на опасный морской путь, мы пришли на Белое море. Почти все, ступив на берег, целовали холодную землю. Родная. Хотя забыть белые пески пляжей Ладоги теперь тоже не получится. Думаю, с этих пор у нас не будет проблем с набором в экипажи океанских кораблей. Сказочно обогатившиеся поморы разом превратились в богатейших людей Белого моря.

У меня на руках огромная добыча, которую теперь надо переправить в стольный Владимир. Отправив гонцов за царевым войском, я занялся благим делом: воздаянием за заслуги. Одарил воеводу Годоту большим литым золотым блюдом и отсыпал горсть изумрудов для его жены и дочерей. С игуменом Михаило-Архангельского монастыря Десидерием также серебром поделился за помощь и красного дерева щедро подарил на иконостас. Также поразмыслив, выделил немалую сумму на устройство при монастыре каменной трапезной с обязательным устройством обширных подвалов для хранения государевой казны.

Сходили на верфь. Здесь достраивался 'Святой Апостол Андрей Первозванный'. Корабль, с использованием наработанного опыта вышел значительно крупнее 'Рюрика' и 'Руси'. Ста двадцати аршин длиной, и сорок в широкой части. Окончание корабля также оказалась шире, чем у предыдущих. Первые два парусника уж больно играли кормой на полном ходу. Этот будет более послушным рулю. Корабелы надеялись в основном завершить 'Апостола Андрея' к осени, а уж со всеми доделками отпустить в море к следующей навигации. Также выдал всем премию, за ударный труд.

В ожидании прибытия охраны каравана призвал к себе Журбу, местного вожака государевой пограничной службы. По результатам доклада оказалось, что шпионы на севере так и не появились, то ли информация о строительстве больших кораблей на запад не дошла, то ли серьезным препятствием послужило фактическое отсутствие торговых путей к Белому морю. По размышлению ватагу Журбы я решил взять с собой. Дел много, а людей не хватает. Ратники ярославского полка прибыли лишь через десять дней. Для вывоза самой ценной ладожской добычи хватило пяти ушкуев, но для остального товара понадобилось еще несколько десятков крупных речных судов.

Воевода ярославцев рассказал, что во Владимир прибыл посол от Римского Папы Гонория III. Посольство пришло в Ригу на Троицын день, а на Рождество Иоанна Предтечи явилось в стольный град и сидело там уже с месяц. По слухам, папский легат был фрязином по имени Гуала Бикери, и желал он возврата земель и имущества Братства воинов Христа, т.е. рижских земель и городов, а также якобы склонял государя к переходу в латинскую веру. Римский прелат совсем недавно был посредником от Папы в заключении мира между сторонами гражданской войны в Английском королевстве. Митрополит Киевский и всея Руси Матфей был крайне недоволен приемом папистов в стольном граде.

Несколько ушкуев с наиболее драгоценным грузом сразу оторвались от остальной вереницы судов. Лодьи сопровождала усиленная охрана, хотя до оживленных речных путей было еще далеко. Миновав Иванов погост на Северной Двине — центр сбора дани новгородских земель в Заволочье, кораблики двинулись вверх по течению. Не доходя нескольких верст до Устюга, навстречу вышли рыбацкие челны. На селение напало войско эмира Серебряной Булгарии Габдуллы ибн Ильгама. Устюжане рассказали, что булгары на кораблях пришли пять дней назад. Устюг на реке Сухоне, городок новый, его защищал лишь частокол от зверя дикого. Сейчас он разорен, жители кто успел, укрылись в крепости Гледен, перебиты или взяты в полон.

— Что скажешь? — Обратился я к ярославскому воеводе.

— Чего тут скажешь? Воры пришли по Юге-реке. Им али взад вертаться, али идти на Вычегду-реку, что в Двину сходит в полусотнях верстах отсель ниже по стрежню. Тако оне в Булгарские земли возвернуться могут. Гледен на Юге-реке стоит в пяти верстах от Устюга, обаче сего острога с наскока не взять! Крепь изрядная, на варгане стоит, по велению великого князя Всеволода Большое Гнездо заложена. А Устюг городок новый, тама заборола хлипкие. Были. Вот вороги мимо крепости сильной прошли и новый городок пограбили. С сего видать, сил мало у них. Токмо и добычу оне взяли не великую. На Вычегде городков русских нету, от того в обратку на полдень пойдут. Обаче опаску имея азм бо возвернулся ко Иванову погосту. Мало ли ворог по реке на полуночь все ж двинется.

— Вернемся. Прелагаев оставим и вернемся.

Вырвавшимся вперед стругам пришлось двинуться вспять и остальные корабли с драгоценной добычей поворотить. Лишь спустя неделю, после того как разведчики убедились, что булгары двинулись по реке Юге на полдень, караван судов пошел вверх по Северной Двине и у разоренного Устюга свернул на закат. Спешно удаляясь от места слияния рек Юга и Сухона, расходящихся отсюда в разные стороны.

Движение груженых кораблей по рекам очень затратно по времени, зато дешево и позволяет перевозить большие партии товара. Путь до столицы от Сухоны лежал через Кубенское озеро, реку Порозовице, Никольскому озеру, большому волоку к Благовещенскому озеру, рекам Славянке, Шексне, Волге, Оке и Клязьме. Еле-еле успели до ледостава.

К этому времени папского посла во Владимире уже не было. Ушел ни с чем восвояси. Бояре доходчиво объяснили легату Бикьери, что земли, захваченные орденом Меченосцев, были данниками Руси, от того государь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо и согнал немцев с сих мест. Неправые действия ордена причинили вред казне государя Руси, потому никакого откупа от русского царя не будет. А что касаемо крестового похода, то Русь уже окрестила свои земли и населила их христианами и церквей настроила довольно, и монастыря четыре заложены, потому помощь в сем деле нам от Папы не требуется. Сведущие в иноземных делах немецкие купцы донесли до бояр, что глава католической церкви по уши завяз в перипетиях Пятого крестового похода и начинать серьезные боевые действия из-за Риги и ее земель сил у него нет. То есть у Папы Римского своего войска мало совсем, но его организующая роль страшна своей волей и если крестоносцы завоюют Святую землю и захватят Иерусалим, весьма вероятно вооруженное вторжение на русские земли. Русские чины от этой угрозы отмахнулись, мол, божий посланник предрек, что не выйдет ничего из затей с походами у латинян.

Причалив под потемневшими стенами деревянного кремля, я вошел в стольный Владимир через Волжские ворота. Пройдя в свою усадьбу и передав заботу о спутниках челяди, наконец вошел в палаты терема. Там меня встречала жена. Несколько смешно наряженная в женские одежды, но такая еще юная. К сожалению, на общение с Малушей времени не было совершенно, сразу по прибытии мною был отправлен сеунч к государю. До вызова к царю времени наверняка немного, а надо привести себя в порядок, сменить дорожную одежду. Как и я и думал вызов к Константину Всеволодовичу пришел почти сразу. Взяв сопровождающих и охрану из детинца Владимира, нам все же пришлось сходить до речных судов за наиболее ценной добычей из-за океана.

Пройдя в палаты, я наконец-то увидел государя. 'Ну вот, дошел!' — Тяжкий груз ответственности за огромную добычу слетел с моих плеч. Прием проходил приватно, так как поход за океан был тайным. Государь, видно отвыкнув от меня, сначала был отстранен, но видя мою радость от встречи, быстро оттаял и жадно стал расспрашивать о наших приключения и своих братьях.

— Государь, поклон тебе от брата твоего великого князя ладожского Юрия Всеволодовича. Прими письмо от него, — и я с поклоном передал запечатанный свиток в руки царя.

Тот, прочитав послание, затребовал подробностей. Мы перешли из тронного зала в светлицу. Здесь под фряжское вино и рассказал ему все подробности дальнего похода. Затем дошел черед до бочонков и коробов с наиболее ценными дарами. Накинув на государя горящий разноцветьем плащ, затканный перьями тропических плиц, я передал ему золотой шлем с так плотно инкрустированными изумрудными камнями узорами, что благородный металл едва проглядывал, потом достал щит, который поднимали со дна моря водолазом, поведав ему эти интересные подробности. Драгоценные изделия, добытые в пещере идола, были замечательны разной техникой исполнения, ведь они копились не одну сотню лет. Россыпи изумрудов, которыми богаты новые земли, произвели на государя сильное впечатление, а под конец рассказа я попросил его выйти на двор, где продемонстрировал лежащий на телеге огромный череп вымершей в незапамятные времена твари.

В течение нескольких дней суматоха улеглась. Как царский лекарь я имел неограниченный доступ к государю и вскоре между нами состоялся разговор о будущем русского царства.

— Государь, вскоре мунгиты придут на Русь. Надобно приготовиться нам.

— Нынче не до мунгитов. Булгарский эмир в набег пошел. Спорит с нами за окраины. Ответить надобно. Се мои земли и люди мои, потому спуску не дам.

— Булгары, государь мой не страшны нам, обаче сие твое царское право и наказать эмира надобно непременно.

— Покуда ты за морем был, мы на половцев сбегали. Отогнали кочевья от Руси, аманатов взяли от ханских родов, добычи во множестве. Боярин Лагач с воеводой Овчиной во главе стояли. Теперича на булгар пойдут.

— Позволь государь мой, совет тебе дать. Внегда булгарского эмира накажешь, пошли послов к нему, упреди о мунгитах. Думаю, вороги на его земли первыми придут. Хлебнет Волга кровушки. Тако как отречется он от спеси своей, пущай шлет к нам весть с дружбой и союзом супротив диавольских мунгитов. Нету у него другого пути.

— Ладно. Азм услышал слово твое, обаче прежде Биляр накажу.

— Ты царь Руси. Тебе таковых обид прощать не с руки. И воеводы пущай ратных хитростей наберутся. Мунгиты — ворог страшный, оне всю жизнь воюют. Что хотел сказать тебе государь: под стены Владимира сей враг придет непременно потому надобно нам столицу твою укрепить зело, в камень одеть. А дабы точно мунгитов завлечь и славу твою в веках упрочить прошу тебя, государь собор построить в столице твоей, самый великий, дабы видом своим красен был, да размером больше, чем в Царьграде Софийский.

— Стоит ли в нынешние времена о соборах то мыслить?

— Константин Всеволодович, азм тебе поведаю все, како задумал, а ты уж сам решай куды силы царства твоего положить. — И я рассказал царю Руси свой план по уничтожению неисчислимого войска мунгитов.

— Сможешь то соделать, что обещал? — вопросил меня государь.

— С божьей помощью, Константин Всеволодович.

— А надо ли всеж на Клязьме валы сыпать? Работы ужас сколько! — Я предложил построить большое кольцо стен вокруг столицы. Нынешний Владимир на самом деле город совсем маленький, и чтобы вместить в себя войско, которое будет держать осаду, его размеров не хватит. К тому ж храм, который я предложил построить в Мономаховой части города, вытеснит из него множество усадеб бояр и сам царский двор.

Владимир, расположен на левом берегу Клязьмы, и чтобы усилить его оборону надо построить новые стены, примерно в двух верстах от старых, логически используя рельеф, охватив и другой берег Клязьмы, а связь между двумя частями города установить по валам, насыпанным поперек ее течения. Оставив укрепленное русло с юго-западной стороны и защитив его башнями, с северо-восточной придется насыпать плотину, которая перекроет течение реки и образует водохранилище, по которому на паромах и лодка можно будет перебрасывать грузы и людей внутри города. Правда придется делать водосброс и шлюз, но тут деваться некуда. Внутри большого периметра можно укрыть большое количество местного населения и разместить войско, достаточное для уверенной обороны.

— Надо, государь. Нынешний Владимир мал вельми. И стен поставить по реке не можем мы, вестимо. А коли не выстроим новый рубеж, не выдюжим. Мунгиты пороками заборола Мономахова города разобьют и в самое сердце войдут. А коли защитим стольный град, на века силу наберем. И город сей в сердце земель твоих николижды враги не возьмут.

— Думаю, покуда обождем с крепостью велицей, дело сие неподъемное, а про храм ты правильные речи ведешь. Токмо митрополит наш кончился о прошлом месяце. Упокой господи душу его. Надобно будет владыке Симону похлопотать перед Никейским патриархом, пущай градодельцев пришлет вятших. И поскорее. А уж ты Вадим займись своими делами, на тебя вся надежа.

Воеводу Журбу с его ватагой я направил по окрестным деревням, а также по адресам будущих пассажиров на океанские корабли. До весны требовалось выкупить у крестьян почти полторы сотни пригожих девок-невест для заморских женихов и собрать, родственников воинов оплативших дорогой проезд в новые земли.

К сожалению, убедить начать строительство новых укреплений Владимира мне пока не удалось, но, во-первых, нынче уж все в снегу глубоком, а во-вторых время еще есть. Потихоньку снова втянулся в дела. Заводы варились в собственном соку. Управляющие беспокоили только отчетами да запросами на расширения производств. Спустя несколько месяцев я вдруг вспомнил по боярина Ланцова. Что-то он не попадался мне на глаза ни на заседаниях Думы, ни просто так, в суете двора. После очередного сидения, прошедшего в отсутствии государя, я спросил Балшу Большого по боярина-интригана:

— Балша, чего азм не зрю Ланцова нигде?

— Вскую тебе сей дурак? Аль соскучился? Надоел он государю, с козьнями своими вконец. Извергла его Дума из рядов своих, в твоей норе сидит в темной. Ты поздно всполошился, он тама уж с полгода прохлаждается.

— А чего так?

— Чему дивишься? Аль не ты на сего пакостника указывал? Мол, опаску имейте?

— Так чего натворил Ланцов-то?

— Чего, чего... Воду мутил беспрестанно, або ни сиденье — то он, аль дружки его государя с панталыку сбивают. Войско царское сбегало по весне на половцев. Побили сильно овцепасов. Оне вестимо запасов корма для коней своих впрок не готовят, от того скотина по ранней весне слабая у них. А наши кони добрые, боевые, застоялись на овсе да сене за зиму. От того вои с легкостью куманов побили. Добычи несчитано. Аманатов от первых родов привели. Государь по заслугам воевод обласкал, приблизил. Так Ланцов принялся за глаза под начальных мужей похода сего копать, опорочил старого Лагача, да Овчину, дескать, утаили оне от государя казну. Константин поверил и сыск учинил. Ничего вестимо не нашли, воеводы даже больше отдали царю, чем обычаем заповедано. Лагач с обиды в отчину ушел. Константин, как ответ по розыску получил, воевод призвал в столицу, лично повинился и наградил щедро, в Думе велел сидеть, и Овчине тож, хучь он молод вельми. А Ланцова с дружками к ногтю прижал. Подельников его выслал по деревням, а самого в яму на хлеб и воду. До сих пор обиду тешит на него.

— Вон оно как. Поделом!

Порадовавшись справедливому суду, я, однако задумался. Такой человек здесь не нужен, а вот за океаном этот интриган может пригодиться великому князю Юрию Всеволодовичу. Потому поспешил навестить узника.

Заключенный лежал в углу на охапке несвежей соломы, кутаясь в заношенный армяк. Вид и запах у него был соответствующий.

— Здравствовать многие леты Ола Солвигович.

— А... Князек? Позлорадствовать пришел над бедой моей?

— Нет, боярин, просто проведать.

— Ты, Вадим государя, часто видишь? — Тут же переменил поведение Ланцов.

— Да, почитай каждый день.

— Замолви за меня словцо! Оболгали меня, завистники! А азм отплачу сторицей!

— Ну-ну, Ола Солвигович, окстись. По делам твоим и место тебе. Али ты думал, не ведаю про людишек, что подсылал ты за животом моим? Ведал.

— Тогда прочь ступай. Азм роду старого, а ты холопий сын! Ниче, поднимутся исчо Ланцевы! — Что за человек? Как карась на крючке бьется.

— Ты погоди браниться, боярин. Выход желаю азм тебе указать. Коль смиришь гордыню, поживешь еще. Нынче государь повелел лишить тебя отчин и челяди твоей. Родичи твои в опале, вскоре по миру пойдут. Выслушай меня. Коли покаешься, встану за тебя перед государем, аще упорствовать будешь, не приду боле. Тута кончишься и род твой сгинет.

— Чего желаешь от меня? Коль казны и земель лишили меня, чем откупиться не ведаю. — Пошел на попятную Ланцов.

— Пришлю тебе писаря. Обскажешь ему все дела свои пакостные. Кто помогал, кто супротив государя умышляет. Только правду реки. Проверим. Коль опорочишь кого облыжно, не выйдешь отсель, и все пиши, чего знаешь, ибо коль вскроются неведомые грехи за тобой, и семья твоя ответит. Такоже расскажешь писарю об временах Рюрика, все что помнишь, имена, дела. Коль все сделаешь, по-моему, уговорю государя за море тебя отпустить. Азм сам только оттуда. Райское место. Подле великого князя Юрия встанешь. Служить будешь ему. Только гляди, боярин сие твоя последняя служба. Азм Юрия Всеволодовича упрежу про тебя: хвостом налево вильнешь, и глава с плеч покатиться. Подумай, коль желаешь, пару дней. Обаче опосля сего срока меня не беспокой, не отвечу. — С тем и ушел.

Учитывая, что огромное строительство в столице Руси неминуемо, уж храм великий государь точно построит, я решил вплотную заняться сельским хозяйством. На стройку величайшего храма на Руси придут со всех земель мастера и чернорабочие. Это хороший способ распространить новые сорта растений, привезенных из-за океана. И в первую очередь картошки. Учитывая голодные года, нередко случающиеся на Руси, по большей части, расположенной в зоне рискованного земледелия, наличие запасов этого овоща спасёт многие тысячи жизней. Так что я не стал откладывать это дело в долгий ящик. За зиму, при поддержке государя, удалось скупить у бояр несколько немалых поместий вблизи Владимира. Кое-где это был просто лес, где-то уже выработанная пашенная земля. В нынешние времена в чести поймы рек, которые обогащаются питательными веществами в ходе весенних разливов, или подсечно-огневое земледелие.

Я же брал истощенные, или лесистые участки для организации правильной обработки земли. Как я намучился в прошлый раз с крестьянами, работавшими на хозяйском наделе спустя рукава. Теперь решил посадить на землю закупов — людей, добровольно идущих в безусловное подчинение хозяину на определенный срок или оговоренную сумму серебра.

Для устройства общин закупов на новых усадьбах требовалось обеспечить их жильем и инструментом. С инструментом просто: я отправил заказ своим же мастерам. С подготовкой залесеной усадьбы проблема решилась наймом местных мужиков на вырубку деревьев на указанных площадях. Также на кирпичные заводы пришлось отправить несколько обозов для закупки кладочного материала на устройство печей в будущих домах общин.

Строительство храма, очевидно, начнется только через год. Пока приедут мастера из Греции, пока проект нарисуют, вот время и пробежит. В этот срок, необходимо устроить несколько цементных и кирпичных заводов в окрестностях Владимира. Ничего, кинем кличь среди бояр и купцов. Все знают, совместные дела с князем Угличским приносят немалый доход.

Строить храм и крепость придется из кирпича — известняк для больших зданий не годится — слишком слаб, да и воду берет в себя, от того быстро разрушается. Потому только кирпич.

Имея достаточные свободные средства, я планировал сосредоточиться на развитии сельского хозяйства и медицины. Тем самым увеличивая численность населения Руси и его благосостояние. По сельскому производству дело понятное: селекция имеющихся культур и распространение новых, а по здоровью придется ускоряться с медицинской школой и прививками населения от распространенных видов моровых болезней. Из таких нынче на Руси главная беда — чёрная оспа. Придется повторить историю по прививанию населения Руси, да и в Ладожское великое княжество за океан его распространить, во избежание вымирания коренного населения. Дел много.

По зимнику ушли с дарами послы к Никейскому владыке Мануилу I Харитопулу Сарантину за мастерами для возведения великого храма. Интересно, что сей вселенский патриарх в минувшем году даровал автокефалию, то есть самоуправление Сербской церкви. Интересно чем великая Русь хуже сербов? К тому же утверждение на русской земле единого царства поднимает статус православия. На протяжении многих последующих столетий понятие 'русский' было равноценно 'православный'.

Поздней весной за океан на Ладогу отплыли сразу два великих корабля, собранные со страшной суетой, потому как на них отправилось почти две тысячи переселенцев, включая больше девяти сотен воинов. Свою лепту в хаос подготовки внесли родственники ладожских воинов, несколько сотен молодых девушек и стадо животных почти в две сотни голов. Грех, имея столько приученных к сельскому труду пассажиров и не использовать их для ухода за лошадьми и коровами. Ланцова приставил для догляду за страдниками, как никак боярин.

Но это все было позже, а сейчас я держал в руках покаянную грамоту хитро мудрого боярина. Наряду с обычными кознями завистника и царедворца, красной строкой читалась гораздо большая угроза: заговор. Ниточки тянулись ко городу Вручию, что на Норине реке стоит. Младший сын бывшего великого князя киевского Рюрика Ростиславовича, почившего несколько лет тому назад, не склонил главы своей, затаил камушек за пазухой. А учитывая огромную казну, которую успел собрать его отец в прежние годы, опасность действительно была велика. В сговоре участвовал и король венгров Андраш II, который в прежние времена получив огромное наследство и имея годовой доход в двадцать одну тонну серебра, что на две тонны больше чем у короля франков Людовика VIII, разорил свою страну войнами и участием в Пятом крестовом походе, заложив ростовщикам даже королевские поместья. Теперь он желал поправить свои дела за счет Галицких и Волынских земель Руси.

По полюбовному соглашению между великим князем киевским Рюриком Ростиславовичем и великим князем владимирским Всеволодом Большое Гнездо, первому оставался в пожизненное владение Вручский удел, без права передачи наследнику. По смерти его владения отошли к государю Руси, а дети переселились в загородные имения, но Владимир Рюрикович, единственный оставшийся в живых сын бывшего великого князя киевского тяготел к Вручию и подолгу жил в своем городском тереме.

Было необходимо как можно скорее схватить князя Владимира, пока измена не зашла слишком далеко. Убрав предателя можно было надеяться, что Андраш II венгерский не полезет снова в галицкие земли, хотя тот и обещал отомстить за умерщвленных воинов, захвативших Перемышль при Всеволоде Большое Гнездо. Да и выкуп выплаченный венгерским королем за свободу своего сына Кальмана был немалым, к тому же он включал отказ Венгрии от русских земель на вечные времена. Здесь пока соблюдался баланс: русский царь не мог напасть на угорские земли, так как Андраш II сильно укрепил свои владения, за счет строительства множества каменных крепостей, но и венгерский король не мог прийти на Русь, так как она была слишком сильна для него.

Государь, узнав о готовящемся мятеже и планирующемся вторжении угорского короля, немедля дал приказ собрать войско и выступить к Вручию, для захвата князя Владимира Рюриковича и конфискации его казны. Первым воеводой Константин Всеволодович поставил думного боярина Лагача и мне приказал пойти с ним.

— Вручская крепость уж больно сильна, штурмом не поять. Коли добром не выдадут израдников, придется ея осадой томить. Ты уж показал свою мудрость при взятии Риги, исхитрись сызнова, подмогни Лагачу.

— Как прикажешь, государь мой. — У меня была куча дел, и этот поход ломал многие мои планы, но устранение предателя на первом месте.

Выведав у воевод интересующую меня информацию об укреплениях Вручия, я приступил к подготовке похода. Город на Норине реке стоит на крутых холмах, а русло её болотисто. Так что подходы к крепости неважные. Для быстрого взятия города придется строить пороки — метательные машины. Сейчас на Руси нет, умеющих ладить такие машины мастеров, вот разве только в русских крепостях на Варяжском море. При захвате городов и замков по Двине, в руки царских воевод попали большие стрелометы, метающие тяжелые снаряды. По их подобию ныне почти в каждой башне крепостей Риги, Колывани, Турова и Юрьева стоит по нескольку машин. Но здесь такие стрелометы без толку. Нужно что-то вроде катапульты, а еще лучше требюшет. Плотники есть, самое проблемное места это в конструкции ось для броскового плеча, и снаряды. Мне, честно говоря, сидеть под стенами Вручия недосуг, так что нужны снаряды покруче каменных ядер. Пока соберут полки, царские кузнецы сделают детали метательной машины, а мои тиуны скупят всю нефть, что найдут в столице и окрестностях. Стены крепости деревянные и если их как следует обработать нефтью и маслом, то огонь откроет нам эту твердыню скорее голода.

Через три месяца в марте, отметив наступивший в пути 6729 год от сотворения мира (1220 год от Рождества Христова по папистскому счету), войско обложило город. Когда я посмотрел на укрепления своими глазами, то даже разочаровался. Крепость овальной формы в плане оказалась размерами всего двести пятьдесят на сто пятьдесят аршин, не считая нескольких рядов частокола в предполье. По рассказам местных жителей князь Владимир Рюрикович предал смерти царского посадника и с отрядом своих бояр и наемников заперся во много башенном укреплении. Трех тысячная царская рать обложила городок со всех сторон.

— Ну, князь Вадим, — обратился ко мне первый воевода, — твое слово.

Требюшет собирали ещё под стенами столицы. Пока строили, никому дела не было, а как стали испытывать, интересно стало всем. На пробные выстрелы собиралась немаленькая толпа горожан и воинов. Зато с взведением и постановкой на боевой взвод проблем не было, добровольцев-помощников хватало с избытком. Испытав машину, мастера разобрали ее на части и с войсковым обозом отправили к Вручию.

Сборка на месте заняла несколько дней. При постройке деревянной конструкции я решил обойтись без сложных механизмов для взвода. Через забитый в землю под наклоном кол пропускалась веревка, один конец которой был закреплен на длинной части метательного рычага, за который тянули несколько десятков воинов. На конце короткого плеча висела клеть, набитая каменным баластом. После приведения орудия в готовность, взводная веревка снималась, перед этим плечо закреплялось в нижней точке расходными ремнями. После чего ремень перерезался и рычаг, распрямляясь, выбрасывал заряд, загодя уложенный в седло пращи. Разброс по метке мерным зарядом весом в два пуда на дальности в полторы сотни аршин составлял десять тех же аршин, что для разрушения деревянной стены было вполне допустимо, при длительном обстреле. С раннего утра, воины взялись за канаты. До полудня о проездную башню разбили пять десятков бочонков с нефтью, спиртом и маслом. Затем лучники расстреляли горящими стрелами облитые горючим ворота, и они вспыхнули жадным чадным огнем. Крепость горела до поздней ночи, явив нам на рассвете жалкие остатки самой большой и сильной башни замка. Несмотря на бессонную ночь, проведенную ратниками царя в ожидании прорыва из осажденного замка, в утреннем штурме пожелали принять участие почти все. Трехчасовой бой закончился без интриги. Князь Владимир Рюрикович пал в бою. Город, как водится, разграбили, казны Рюрика не нашли, но это уже не мое дело, на сие особые царевы люди поставлены. Оставив войско, я с охраной двинулся к Туле, а оттуда к столице.

Глава 9

Как сошел лед, на булгар ушла рать на кораблях. Мстить за Устюг. Меня государь в поход уже не отправил. Во Вручии предатель сидел, это дело спешное, а Булгар никуда не денется, пущай, говорит, Овчина себя покажет. Время летит быстро, отгремели первые грозы, пришло лето.

Шел обычный медицинский осмотр. Государь простудился на охоте. Искупался в реке на отдыхе, после загона. Простуда была не запущена, здесь медицина пока не нужна. Хорошая баня и отвары из трав с медом. Явившийся без доклада глава посольского приказа Горяй Молодой прошел в светлицу и сел на лавку у большого окна. Вид он имел озадаченный.

— Государь, сквозь земли твои с Булгара купец идет с семьей своей и всем скарбом. Не испужался войны меж нами, поднес дорогие поминки и просит пустить его на восход.

— Вскую мне сей купец? Пущай идет куды ему надобно.

— Он сказывает, де самолично видал войско мунгитов!

— Кого? — Опешил от неожиданности государь.

— Мунгитов...

— Подавай его сюды, немедля! — Возвысил голос Константин Всеволодович.

— Государь, — вмешался я. — Пущай на сидение думы явится? Дабы совет первых мужей страны твоей из первых рук получил черную весть.

— Пусть так. Горяй немедля созвать думу. Всех, кто есть, кличь.

В большую трапезную палату купца пригласили спустя несколько часов. На лавках по краям помещения сидели бояре, воеводы и прочие чины, состоящие в первом совете государства. Купец оказался мужчиной средних лет, одетым в шелковый халат и чалму. Пройдя до указанного места, он сделал попытку упасть на колени, но видно вспомнив наставления, неловко поклонился в пояс, по русскому обычаю.

Дьяк посольского приказа огласил имя посетителя:

— Божиею милостию, Константину Всеволодовичу, Царю всея Руси и Великому Князю Владимирскому, Киевскому, Новгородскому, Государю Псковскому, Смоленскому, Югорскому, Пермскому, Вятскому, Новагорода Низовския земли, Черниговской, Рязанской, Полоцкой, Ростовской, Ярославской, Белоозерской, Колыванской, Рижской и иных Государю, бью челом за гостя иноземного купца тезика Хамида Али Сейида, подданного великого Хорезмшаха Ала Ад-дина Текеша.

— К чему ты, государя бесчестишь? Вскую сего купчишку ничтожного пред очи его притащил? Безродного холопа чужого царя? — Тут же встрял какой-то доброхот из бояр.

— Тихо, бояре, тихо. Азм самолично велел сего купца привесть. Надобно сие. — Константин обратился лицом к купцу и ласково спросил:

— Удачна ли была дорога, не терпел ли болезней в пути, воровские людишки не докучали ли?

— Слава Аллаху, минули меня с семейством моим и болезни, и лихие люди мимо прошли. — Перевел толмач.

— Велика ли держава Хорезмшаха Ала Ад-дина Текеша? — Был следующий вопрос государя.

— Мой властелин много воевал остатние годы. В его власти огромные древние города, окруженные высокими каменными стенами, Каня-Ургенчь, Исфахан, Мерв, Вазиробад, Нишапур, Самарканд, Бухара и Дженд. Там живут сотни тысяч подданных хорезмшаха. Меньших городов не счесть. Владения его и за год не обойти.

— Мне сказал боярин мой, де бежишь ты из земли своей и бросил дом и могилы предков своих, тако-ли?

— Воистину великий царь, — продолжил перевод толмачь. — Покуда азм молод был, отец мой Али Сейид, безвременно почивший, вручил судьбу мою другу своему караван-баши Абдалаху Мамет-Кулу, известному своей мудростью, честностью и доблестью. Сей достойный муж опекал и наставлял меня долгие годы, до вхождения моего в полные лета, а несколько месяцев назад он пришел из города Отрар. Один, потеряв всех своих людей и товар. Абдалах рассказал мне, что видел гибель сего города. Опосля долгой осады войско менгули разрушило крепость и жителей всех посекли, али увели в полон. Он приказал мне продать все имущество и немедля бежать в дальние земли. По словам его, менгули сии поклялись дойти до края земли и истребить всех, кои не покорятся воле их.

— Како ты прозвал сих воинов?

— Менгули, монголы али мунгиты.

По окончании его речи в зале поднялся шум, и раздались возгласы смятенных бояр.

— Поведай нам, за каковой срок ты дошел до нашего двора? — Игнорируя бурление думы, продолжил государь.

— От Бухары до Кипчакского моря месяц, да седьмица морем до устья Волги, да по самой реке шесть седьмиц.

— Стало быть, мунгиты в трех месяцах пути от нас.

— Дождались! — Пронеслось по палате.

— Хамид, — обратился русский царь к страннику, — ступай себе с богом, не будет тебе опалы за черную весть. Велю пропустить сего странника без ущерба, и мыта с него не брать.

Купец, пятясь и кланяясь, в сопровождении толмача и охраны покинул зал.

— Семен — Обратился Константин Всеволодович к боярину, ведущему догляд за каменным строительством на Руси. — Крепости ты сказывал в Колывани, Новагороде и Риге закончены?

— Вестимо, государь мой, каменные заборола с башнями устроены, тесом крыты, башни дозорные крепкие вкуг крепостей о полудне хода стоят. Вси дела каменные о прошлом годе завершены, государь.

— Велю всем каменщикам и мастерам идти ко Владимиру стольному, не мешкая, решил азм возвести великий каменный град вкруг столицы моей. Божий вестник, посланный Господом на любимую им праведную Русь, князь Вадим Осипович упреждал нас всех о сих диавольских мунгитах. По словам его по силам нам разбить сего супостата, обаче коли сиднем сидеть станем, и Вседержитель от нас отвернется. Потому велю построить вкруг стольного Владимира каменную стену. Такоже ведомо всем повеление мое ставить храм великий в Мономаховом городе. Собор сей послужит для единения всей Руси и назидания врагам. Дабы войско вражье придя к нам, восхитилось и источилось страхом, узрев величие Господа нашего. Коль горние силы вступились за Русь, прислав вестника, велю храм сей заложить именем Христа Спасителя. Вы же бояре и князья помните како Господь сказал: лишь единая Русь победит войско диавола.

По указу государя со всей Руси к столице явились датошные люди. Градодельцы из немцев и русские, определив границы, где вырастут новые стены, приняли руководство над огромной армией чорного люда. Неподалеку от столицы выросло восемь заводов, производящих мерный красный кирпич. На Оке под Коломной за год вырос государев цементный завод, работающий исключительно на строительство новой крепости и храма. В Туле были организованы прокатные станы по выделке длинных рельефных прутов разной толщины, для заделки в бетонные конструкции. Фундаменты, заложенные в 1221 году под великий собор, и большое кольцо стен, выполнялись из армированного железными стержнями бетона, удивлявшего иноземцев невиданной технологией. Возводить вертикальные конструкции пока только учились, поэтому почти весь новый строительный материал шел на фундаменты.

За 1220 и 1221 года удалось развернуть производство товарного и семенного картофеля, которым отчасти кормили тружеников государевой стройки. Поздней осенью, расходящимся по домам работникам, выдавался семенной картофель с отпечатанными в типографии сказками по выращиванию, уходу, хранению, и приготовлению блюд из второго хлеба Руси. Таким образом картошка пошла в Русь.

К большому строительству к месту пришлась и денежная реформа. Накопленные на торговле и военной добыче, а также привезенные из-за океана драгоценные металлы послужили сырьем для массовой чеканки русской монеты. Рубль штамповали весом соответственно в десятую часть новгородской гривны, от него полтина, четвертак, гривенник. Наряду с серебряной монетой в оборот пошла и золотая: десять, двадцать пять и пятьдесят рублей. А также медная, для мелкой торговли, от пяти копеек до полушки. Всем было объявлено, что медные деньги берутся в казну налогами наравне с серебром и золотом, но только царской чеканки. Это сразу сняло вопросы по обороту меди в стране. Платили работникам, пришедшим на государево дело доброй волей, а также оставшимся после отработки повинности на новый срок посошным людям. Лучшие работники от имени государя награждались серебряными крестами с чеканной фразой 'Благодарность государева'.

В ответ на разорение русского городка Устюга, основанного пятнадцать лет назад, поход на булгар завершился взятием большого и сильного города Ошель на берегу Свияги реки, который стоял здесь уже более двух веков. Имея на своей территории сильную армию Руси, эмир Серебряной Булгарии Габдулла ибн Ильгам поспешил отправить к государю послов. Так как ущерб государевой чести был искуплен кровью и немалым материальным ущербом волжан, царь Руси принял поклон Биляра, столицы Булгар. Между сторонами был заключен договор о перемирии на шесть лет, по которому под власть Владимира перешли мордовские земли верхнего Поволжья до реки Суры. Позднее, очевидно под влиянием вестей из державы Хорезмшахов, был заключен мирный договор, усматривающий обмен пленными, свободное движение купцов, обоюдное право торговли в городах, а также вторую руку Биляра после государя Руси, на покупку брони и оружия на тульских заводах.

Новые стены стольного Владимира заложили с радиусом в три-четыре версты от старого города. Общая протяженность их по окончании работ составит почти тридцать шесть верст. К тому же, заборола дважды пересекут Клязьму. В южной части реку перекроет земляной вал, на котором будет выстроен крепкий замок. С другой стороны русла Клязьмы встанет вторая мощная башня, а между ними останется свободный проход для речных кораблей шириной в сто пятьдесят аршин. Ниже по течению будет построена еще более основательная плотина. Она уже должна быть непроницаема для воды, так как образует водохранилище, которое расположится внутри городских стен и само собой выше города по течению Клязьмы. В плотине будет действовать водосброс для естественного слива лишней воды и большой шлюз для торговых судов. Плотину и шлюз также защитят сильные укрепления. Судя по рассказам купца из Хорезма, монголы не применяют пороки против каменных крепостей. Разрушения оборонительных сооружений русских городов были следствием слабости их конструкционного материала. Дерево против огня и камня не выстоит.

Для нас важно, чтобы придя сюда, монголы обложили Владимир и крепко сели в осаду, вот тогда мы поиграем. Для земляного вала и дамбы понадобятся горы грунта, который уже берут от подножия нового кольца стен, ведь кое-где высота естественного рельефа на тридцать аршин выше уровня будущего водохранилища. Таким образом, извлеченная огромная масса песка и глины образует под новым периметром стен широкие и глубокие рвы, хотя обводнить их, к сожалению, не получится — понадобится чрезмерное углубление, что может повлиять на основания под фундаментами крепостных стен.

Что касается шлюза для речных кораблей, то его придется делать, по крайней мере, из двух камер. Построить шлюз, который опустил бы корабль на сорок аршин, сразу от поверхности водохранилища до уровня реки не получится, придется разбивать водяной столб на части, хорошо если две.

Перед закладкой Храма Христа Спасителя из Мономахова города вынесли множество усадеб, преимущественно богатого люда. Пришлось переехать и мне. Внутри новых стен Владимира образуются огромные незастроенные площади. Поэтому рядом со своим новым двором с согласия государя я огородил немалый участок под медицинское училище. Выстроил двухэтажные палаты для студентов и здания с несколькими лекционными залами, и приступил к набору способных к лечебному делу. Книги по медицине я восстановил, они по большей части лежали у меня в подклети, причем уже давно. Все недосуг было до сего важного дела. Отобранных, показавших способности из крестьян, посадских и купеческих детей, учителя из действующей уже несколько лет Медной школы, потому что расположена она у Медных ворот, принялись обучать грамоте и речи.

В Медной школе преподавали наряду с грамотой и божиим словом механику, физику, химию и оптику. Нередко там обучались наряду с сопливой мелкотой и подростки, и молодые парни из моих предприятий. Кадры надо растить.

Для медицинской школы были набраны и опытные травники. За ними народная мудрость, накопленная многими поколениями лекарей и знахарей. Сейчас, когда нет медицинских препаратов, пренебрегать дарами природы нельзя. К примеру, случай был такой: у боярина проблемы с коленями начались, жидкость в мениске, лишний вес и возраст, в общем, по-хорошему, нужна хирургическая операция, вплоть до замены сустава. В эти-то времена. Короче я помочь не смог, а травница из деревни примочки наложила, лопухами обмотала и через три седьмицы, боярин как молодой отплясывал. Так то!

Платон Петрадис придворный архитектор Римского императора Феодора I Ласкариса с помощниками прибыл во Владимир аккурат на праздник Святого Богоявления шесть тысяч шестьсот двадцать девятого года. Такое скорое прибытие известного немалыми заслугами перед императором мастера объяснялось выдающейся мздой, уплаченной Вселенскому патриарху Мануилу I. Вместе с градодельцем пришло несколько церковных чинов, заинтересовавшихся божиим вестником, пророческие предсказания которого нашли безусловные подтверждения.

Платон, мужчина возрастом за сорок, занимался в основном каменными укреплениями подвластных императору Феодору I городов и крепостей, хотя в прошлом ему доводилось возводить и храмы. Патриарх прислал также несколько десятков эскизов будущего великого собора Владимира. После совещания государя и думы был выбран проект крестообразного в плане здания с центральным куполом диаметром в шестьдесят аршин, высотой семьдесят аршин и общей высотой сто пятьдесят аршин. Получив подобные параметры, греческий архитектор поначалу призвал государя урезать осетра, сам корпус можно было возвести без проблем, но центральный купол был слишком велик и мог развалиться под собственным весом так же, как купол Собора Святой Софии в Царьграде почти сразу после постройки. Но после явления ему нового материала — бетона и изучения мастером его свойств, он, проведя черновые расчеты, согласился. Его решением стал крепкий железобетонный скелет в качестве несущей конструкции под купол, фасадами, которого станет керамический кирпич, идущий также на строительство новых оборонительных стен Владимира. Таким образом, как и во многих русских городах, собор станет самой последней цитаделью столицы.

Пригласив как-то иноземного архитектора на пир, я получил возможность попрактиковаться в греческом языке. К столу были приглашены близкие и дорогие мне люди: начальник моей охраны Перко, совладелец оптического завода Боркун, его первый мастер Малютка Рябой и соответственно сам архитектор Петрадис. Мою беседу с Платоном по-гречески синхронно переводил для остальных нанятый на вечер толмач.

— Уважаемый мастер Платон, из каких земель вы родом?

— Из города Пирей в Аттике.

— Ведь это кажется совсем рядом с Афинами?

— Так и есть. Вы слышали про Афины?

— Кто же не ведает о величайшем творении древности — Афинском Акрополе и звезде среди архитектуры Парфеноне.

— Вы знаете об Акрополе? — Архитектор был поражен.

— Да слышал. У нас, к сожалению, нет мрамора как в прекрасной Греции, мы обходимся деревом.

Я предложил мастеру начертить на листе бумаги набросок древнего храма для других присутствующих гостей. После непродолжительной заминки потраченной греком на рисунок, беседа была продолжена. Перезнакомив гостей, я перевел тему на политические новости Средиземного моря. Платон служил главным архитектором при Римском императоре Феодоре I Ласкарисе, хотя тот был скорее царем Никейской державы в Малой Азии. После захвата в 1204 году крестоносцами четвертого крестового похода Царьграда, остатки бывшей империи закрепились в западной части Малой Азии, между Черным и Эгейским морем, не признавая правителей Латинской империи и оставляя за собой право, именоваться Римскими императорами.

Обстановка для Никейского царства была не самая благоприятная, натиск со стороны крестоносцев не ослабевал и лишь война с возрожденным Болгарским царством не позволяла латинянам окончательно решить вопрос наследства Византийской империи.

Под руку попало воспоминание о битве спартанцев с войсками Дария.

— Поведаю вам други о славных людях, живших в Греции тысячу лет назад. На восходе в огромной империи, за Иерусалимом лежащей, правил царь Дарий. И покорил он все земли, что окружали его. И решил он повоевать города Греции, дабы сделать своей провинцией. Обаче греки, не имевшие единого царя, все ж договорились промеж себя и выступили единым строем супротив него. И повел царь Дарий свое неисчислимое войско на греков, и встали в узком месте в горах триста воинов, самых лучших и с ними еще тысяча ополчения. Истребили они воинов Дария бессчетно, продержав полки царя несколько дней, покуда израдец не провел им за спину отряды врага. Полегли они все на том месте, ужаснув своей отвагой и доблестью недруга, чем сломили волю его. Опосля, греки разбили неисчислимую силу царя Дария, потому как отринули старые обиды, встав плечём к плечу, и воля к победе среди них сильна была. Все греки помнят ту великую победу и помнят героев, вставших на пути Дария и вовеки не потускнеет слава их.

Грек, услышав этот рассказ, заплакал о былом величии родины своей. Встав, он поклонился и поблагодарил за повесть.

— Что ж за воины были такие могучие, або многие тысячи сразили? — вопросил Перко.

— Сии воины жили в городе Спарте и занимались только воинским ремеслом. Обаче пригласил азм великого мастера Платона дабы узнать не терпит ли он нужды какой при возведении храма и крепости вкруг столицы? — Перевел я тему разговора.

— Есть беда у меня, — признался архитектор. — Здания велики вельми и коли строить их по старым методам, используя мерные веревки, лекала и прочие хитрости, точность возведения может пострадать. А коли неровно встанут стены и купол с изъяном выйти может.

— Чем же азм могу помочь мастеру?

— Сказывают, ведомы тебе знания, от коих все вокруг изумляются. Бают де воскрешен Господом. Нет ли у тебя для меня вещи коей здания без ошибки возвести можно?

— Для того и пригласил тебя мастер дабы свести тебя с лучшим нашим оптиком Малютой Рябым.

С моими подсказками через несколько месяцев мастерам удалось построить нивелир. Конструкция получилась достаточно тяжелой и длиной почти в аршин. Фактически это была все та же подзорная труба, но соединенная с пузырьковым уровнем и имеющая прицельное перекрестье, позволяющее засекать уровень на дальних дистанциях. Такая вещь нам пригодиться и потом, для строительства каналов, створяющих реки и для замены волоков. Думаю, возведение великого храма с крепостью вокруг Владимира с привлечением лучших специалистов Европы, значительно поднимет профессионализм русских строителей.

По приблизительным расчетам Храм Христа Спасителя обойдется в миллион гривен серебром, без учета внутренней отделки и церковной утвари. При ужасающей величине этой цифры надо учесть, что добыча, привезенная мной из Ладожского моря, потянула чуть больше чем на седьмую ее часть. Так что эта сумма может быть покрыта лет за десять даже без участия казны самого государя.

Весной 1221 года, когда оттаял грунт на месте будущего храма, посошными людьми были отрыты четыре глубоких котлована объединенные канавами. В дно ям вбиты дубовые сваи и все залито водой. После чего сваи подрезаны на вершок от уреза воды. После осушения на получившиеся днища уложен бетон с железными стержнями. Я помогал уважаемому Платону советами, потому кроме меня тут знатоков бетона нету.

Реализация масштабных строительных и оборонных проектов, в том числе производство доспехов, холодного и огнестрельного оружия давала надежду на благополучное окончание противостояния с монголами, но предстояла еще битва на Калке. То есть будет ли теперь битва именно на этой реке, не ведаю, но сам поход монголов на донские степи совершится наверняка. И придут половцы обязательно, и помощи будут просить, несомненно. Отказывать им нельзя: сдадутся, и у монголов появится на пятнадцать тысяч конного войска больше. Потому и подмога от Руси им будет. А участвовать в заранее проигрышной войне, глупо и людей жалко. А как победить?

Я пригласил к себе нашего лучшего полководца Овчину для разговора.

Воевода был одет в синие штаны, белую рубаху с вышивкой по вороту и манжетам, кафтан с полами ниже колена и мятель (мантия, застегивающаяся на правом плече фибулой), на ногах мягкие сапожки. Тридцатилетний мужчина имел средний рост, почти квадратное лицо с прямыми русыми волосами и небольшой бородкой. Глаза у него были серые с начинающимся бельмом на левом, нос картошкой. Лицо открытое и особенно располагало меня к нему то, что я уже встречал подобный типаж. Человек, которого я знал прежде, был мне другом, честным и открытым, не имеющим за пазухой камней. Поэтому мне этот русский полководец кажется давно знакомым.

Выпив вина, и обсудив погоду, я перешел к делу.

— Николай Сергеич, ведомо тебе або увестил меня господь о приходе мунгитов, а ныне объявились они сами в дальних землях.

— Ведомо князь.

— Земли то дальние, да кони у злодеев быстрые. Придут оне вскоре на половецкие земли, а опося и на Русь пожалуют. Знаю, явятся от польных людей послы, станут мира просить и подмоги супротив мунгитов.

— Откель ведаешь?

— Ведаю и все. Придут в скорости. Государь войско отправит всенепременно. Ты лучший воевода наш, потому тебя пошлет в поле к Дону. Ты знай, воевода, коль поставишь половцев в строй с царскими войсками, побегут они вскоре. И погибель тебе принесут.

— Смерть мне пророчишь? — Остро глянул на меня воевода.

— Нет. Не желаю, гибели твоей, оттого и призвал тебя.

— Чего же присоветуешь?

— У мунгитов войско все конное, с лошадьми заводными неутомимыми. Их полководцы любят крыльями играть. С одной стороны, атакуют, с другой, а потом под покровом малых сил большой полк выгоняют и бьют противников своих. Тако же притворным отступлением расстраивают ряды воинские, опосля по сигналу оборотясь, бьют растянувшийся строй. Да войско у них послушное вельми. Хучь наши вои сильнее и оружье да броня у них лучшие, тама приказ выполнить, готовы строго. Иначе по обычаям их, ослушников казнят сотнями и тысячами. Тем их воины сильны безмерно. Ты помысли, могу ли азм помочь тебе с сею бедой?

— Чем же тут поможешь, помыслов же ворога не прочесть тебе?

— Нет, сие невозможно. Обаче видывал азм в дальних землях, помосты особые сборные с коих военноначальники тамошние, могли обозреть всю силу ворога и войском своим управляться споро.

— И сколь высокую башню соделать можно?

— Ну, тридцать аршин.

— Сомнительно мне абы поле всюду ровное было словно блин. С тридцати аршин за бугор, какой и не заглянешь.

Вздохнув, я удивил воеводу:

— А с двухсот?

— Как с двухсот?

— То мое дело, коли ведать ты сможешь обо всей силе воинской ворога, а он об нашем строе знать не станет, разобьешь мунгитов?

— Коль господь пособит, да ты башню таковую великую построишь, тода конечно, обаче не станут мунгиты подле таковой повалоши биться, уйдут далее.

— От моей башни, Николай, не уйдёшь!

Вот не было печали? Опять новая забота. В прошлой жизни смеялся я над мастером, ладившим воздушный шар, а нынче самому придется сей затеей заняться. Как будто нет других дел у меня? И как всегда, в последний момент.

Времени на эксперименты нету, до появления послов от половцев максимум год. Придется воспроизводить модель из прежней жизни. Жемовская горелка работала на керосине, хотя помнится, летал он и на спирте. Полотно воздушного шара изначально было целиком из шелка, из-за этого горящие частички топлива, попадая на ткань, воспламеняли его, начисто уничтожая летательный аппарат. Позже нижнюю часть шара кузнец шил из тонкой кожи. Учитывая, что горелка была без нагнетателя, старт воздушного шара осуществляли с распорок, на которые надевался купол. Горячий воздух, наполняя оболочку, постепенно вытягивал ее вверх, после чего происходил сам взлет. Такую же схему придется применять и здесь. Призвав своих лучших приказчиков, я разбросал заказы, по своим предприятиям, сопроводив их эскизами, размерами и сроками.

Через три месяца уже в октябре, под Угличем, в стороне от чужих глаз, воздушный шар собрали из частей и попытались запустить в небо. Длинные шесты, на которые был надет сплющенный шар и с помощью которых теплый воздух расправлял купол оболочки, оказались так плохо обмотаны тканью на концах, что в трех местах повредили полотно баллона. Пришлось снимать всю конструкцию и местными мастерицами штопать прорехи и накладывать заплатки. Вторая попытка завершилась почти успехом. Расправившаяся за час оболочка, явилась во всей красе, причем кожаная часть купола своим весом придала правильную грушевидную форму объему воздушного шара. При этом стало видно, что тонкая сеть, накинутая на шар и к которой крепится корзина, длиннее, чем надо аршин на пятнадцать. Огромное расстояние от горелки до устья оболочки не позволяло нагревать воздух, создающий подъемную силу. Так и не оторвавшись от земли шар опал на заранее очищенную площадку. Укорачивание сети заняло еще пару дней. Наконец, с третьей попытки, спустя пару дней, после праздника Покрова Пресвятой Богородицы удалось поднять шар в воздух. Моим напарником в первом полете был Никита — сын местного кузнеца, работавший в мастерских, где выделывались бронзовые орудия. Паренек со смышленым взглядом и привычный к механическим приспособлениям, быстро освоил спиртовую горелку на земле, но поднявшись в небо, так перепугался, что потерял сознание. Зато, очнувшись от затрещины, повел себя, как ни в чем не бывало.

При очередном подъеме на максимальную длину веревки, где-то под сотню аршин, корень к которому она была привязана, не выдержал нагрузки и вышел из земли. Шар, воспаряя вверх, полетел со скоростью примерно четыре версты в час на северо-восток. Конный отряд моей охраны с криками бросился в погоню. Углич сейчас находится в таком тихом углу, что и крестьянских дворов в округе не густо. Единственные протяженные места без леса — реки, но лед еще не встал, а садиться на холодную воду жуть как не хочется. Пролетев примерно полтора часа и приноровившись к управлению горелкой, я с напарником, наконец-то углядел проплешину в море леса. Судя по руслу речки, под нами была Улейма. Значит свободное от деревьев место это небольшая деревня Грибаново. Приготовившись падать на поле и начав снижение, я с радостью увидел растянувшуюся кавалькаду своих телохранителей, прорвавшихся сквозь чащу. Подскочив к летящему над землей корню, Перко прямо с коня бросился на него, повиснув и волочась по стерне. Другие воины охраны по его примеру набрасывались на веревку, образуя волочащуюся по грязи кучу малу. Наконец полет шара остановился. Выбрав место почище, воины и крестьяне деревни подтащили туда снижающийся шар. Дав время на уборку поля от веток и поросли наш летательный аппарат, наконец, приземлился и вальяжно завалился на бок.

Из корзины меня вытащили, идти я не мог, переволновался. Лететь на шаре довольно скучно, но когда понимаешь, что, скорее всего это твой последний полет, адреналин добавляет острых ощущений.

Наконец оправившись от переживаний и отблагодарив за помощь крестьян, я со свитой отправился в Углич, куда позднее слуги привезли разобранный на части воздушный шар. Оделив наградой всех участников первого полета, я отдал приказ по полученным размерам изготовить второй шар про запас.

На Рождественские гуляния я привез государя в село Старый двор в двадцати верстах от Владимира. Здесь народу все же поменьше. Переночевав в шатрах, наутро государь увидал непонятную полотняную грушу, привязанную веревкой к земле.

— Пожалуйте кататься. — Шутливо предложил я царю.

— Чего сие? — Вопросил он меня.

— Шар аерный, дабы в небо летать.

— Летать? Как птица чоли?

— Ну, почти. Пройди в корзину государь.

— Не убьешь меня, сей грушей?

— Нет, государь мой. — Смеясь, ответил я. — Азм с тобой сам полечу.

Константин, оборотясь на бояр, троих сыновей и прочий двор, поежился, но, не желая показать, что боится, двинулся к шару.

— Не страшись, государь. Затея проверена. Давай с собой младшего твоего возьмем. Он легкий.

Государь, подозвав младшего, отрубил себе дорогу назад. Счастливо смеясь, шести летний царевич побежал к отцу, смешно путаясь в маленькой парчовой шубейке на соболе.

Усадив с помощью охраны государя и царевича в корзину и привязав обоих короткими веревками к борту, я кивнул Никите. Тот с деловым видом, но белым лицом поддал жару и корзина начала подниматься в небо.

Крепкая веревка позволила воздушному шару взлететь на двести аршин. Рывок обозначил максимальную высоту.

— Гляди, государь, твоя страна.

Поднявшись из корзины, где Константин просидел весь подъем, первый человек государства окинул взглядом окоем.

— Туто и глядеть особо не на что. — Ворчливо ответил он. — Хучь конечно ляпота.

Открывающаяся с высоты бескрайняя округа впечатляла только масштабом зрелища. Село, деревянная церковь, небольшие поля, ставка с царскими шатрами и огромный безбрежный лес. Только маленький царевич Владимир был в восторге.

— Сия затея, государь для военного дела задумана. Глянь окрест. Любого врага за многие версты видно, а он об войске нашем не ведает ничего. Вольны мы, его в хвост и в гриву!

— Пожалуй. Давай ко вниз лети. Нагулялся азм ужо.

Помахав группе обеспечения, я дал команду Никите на убавление огня. Снизу воротом потянули шар. Остывающий агрегат постепенно пошел к земле.

Шар поднимался вверх еще пять раз, в последний с воеводой Овчиной.

— Сие и есть твоя башня в двести аршин?

— Она.

— Что же в степи ей цены не будет. Отсюда земля как на ладони. Как же мне прикажешь войско водить, коли азм в сей груше сидеть стану?

— Тебе Николай Сергеич и не надо, в корзине азм самолично буду, а тебе сказки с чертежами стану бросать. Вот гляди. — Я, сняв рукавицы, погрел руки над жаровней и на куске бумаги нарисовал окружающую местность. — Похоже?

Воевода, сличив рисунок с узором земли, кивнул.

— Похоже.

— Теперь представь: вон там за церковью десять тысяч войска вражьего стоит, а вон там за речкой двадцать. Меж ними верста. Твоя воля вбить меж ними клин и по частям изничтожить.

— Лепо, лепо. — Без энтузиазма произнес Овчина.

— Не нравится затея тебе?

— Больно хитрая. На головы нам не падет?

— Ты вот чего Николай. Обвыкнись. А внегда на мунгитов пойдем, в дороге полками поиграемся, дабы и ты навык взял, и воины наши поняли пользу великую, затеи сей.

Глава 10

В мае 6631 года по первой траве выйдя из степей, к Владимиру явилось посольство от половцев. Главой представителей степи пришел хан Котян из рода Тертер. Столица Руси походила на поле боя: все перекопано, везде песок, глина, штабеля бревен, бочки. Поэтому двор переехал в город Боголюбый, в девяти верстах от Владимира, резиденцию убитого в этих же палатах старшего брата Всеволода Большое Гнездо Андрея Боголюбского. Центральным, самым красивым и высоким зданием комплекса является церковь Рождества Богородицы. Стремящееся ввысь здание обильно украшено архитектурными элементами, резьбой и скульптурой. К ней двумя крыльями примыкают светские постройки двора великого князя, замыкая контур и образуя совсем небольшой внутренний дворик. Двухэтажный каменный дворец стоит севернее церкви, соединяясь с ней галерей с лестничной башней. Внутренние стены расписаны практически везде, оставляя без рисунка лишь служебные и подсобные помещения. Для семьи и малой свиты государя пришлось выселить из палат монахов, которые заняли все помещения бывшего двора Андрея Боголюбского.

Нынешняя резиденция царя Руси имеет два ряда укреплений: внутренние, почти везде белокаменные и наружные со рвом, валом, деревянными крепостными стенами и башнями. После гибели Боголюбского, в период безвластия князь Роман Рязанский напал на город и разграбил его, заплатив за грехи впоследствии свободой, окончив свою жизнь в темнице после шестилетнего заточения.

Посольство оказалось многолюдным и пышным. Встреча степных гостей проходила в поле перед царским шатром. Палаты Боголюбского являются самым большим комплексом белокаменных зданий на Руси, однако вместить Государеву думу и большое посольство не смогли. Государь сидел на рундуке в кресле, облаченный во все царские регалии, держава покоилась на специальном столике слева, справа в подставке стоял царский посох. В обе стороны от трона расположились князья, бояре, и прочий чиновничий люд.

Сам хан на переговоры не пришел, прислав с есаулом Атмаджой большую свиту и огромные по ценности дары.

В нынешние времена ритуал встречи послов отсутствует, так как межгосударственные связи Руси с соседями обычно носят напряженный характер и заключаются в форме военных действий. Но представить посла надо, и государя послу. После создания Государевой думы по моей подсказке среди бояр были распределены полномочия и созданы подчиненные им приказы. Соответственно глава посольского приказа Горяй Молодой и представил посла царю. После обмена приветствиями тот перешел к делу.

— Мой хан рад здравию царя Руси Константина. Мой хан шлет великому царю Руси дары от своего сердца для процветания его огромной державы.

По знаку посла его слуги принялись выставлять к ногам государя подарки хана половцев. Очень скоро немалое пространство между царем и послом оказалось завалено драгоценными изделиями. Среди подношений были наборные злотые и серебряные пояса, чеканные блюда и сосуды, несколько оправленных в золото, серебро и медь охотничьих рогов, уздечки, седла, великолепные мечи и сабли в инкрустированных самоцветами ножнах, несколько луков в саадаках изумительно тонкой работы, колчаны, слепящие глаза благородной чеканкой и прочие ценности. Судя по изготовлению чаш, блюд и прочих сосудов, большей частью это было имущество из разграбленных курганов, которых несчитано в половецких степях. Наконец поведя жестом, посол указал на табун лошадей исключительной стати и красоты. По приблизительным подсчетам подношения потянули почти на десять тысяч гривен серебром. Небывалая щедрость.

— Благодарю хана куманов Котяна Сутоевича за богатые дары. Чего желает, мой сосед, владыка бескрайнего поля?

— Мой хан просит великого царя назвать день и час для беседы, дабы два государя могли поговорить о судьбах своих держав.

— Прошу хана быть моим гостем сегодня на пиру в его честь, а завтра поутру и о делах потолкуем.

Богатый пир, устроенный государем для степняков, удивил выбором мясных и рыбных блюд и напитков. Хан Котян поднимал кубки во здравие царя Руси, но пил не много, зато его вельможи, допущенные до стола, укушались водкой до изумления. Почти всех до шатров разносили с гуляний слуги, потому сами гости идти не могли.

Наутро, узким кругом, была организована встреча двух государей. В большой палате каменного дворца встретились царь Руси Константин Всеволодович с боярином Горяем, мной, как советником государя и воеводой Овчиной с одной стороны и ханом Котяном с тремя его мурзами с другой.

Зал со сводчатым потолком, расписанным звездами по голубому небу освещали двадцать узких стрельчатых окон, расположенных по четырем стенам, и свечи в подвешенной к потолку многорожковой кованой люстре.

Отведав вина и фруктов, стороны перешли к сути.

— Константин, что раньше промеж нами было то прошло. Сам ведаешь, воины подрастают молодые, удаль свою показать желают, опять же добыча. В поле прибытку не сыскать. Желаю азм мира промеж нами.

— Русь, такоже мира желает. Нам распря ненадобна вовсе. Ворога и на прочих рубежах в избытке.

— Вот и славно. Поведали мне — после паузы продолжил Котян, — або жена твоя померла. Прими скорбь мою. — Довольно молодой, не больше тридцати лет хан, приложил руку к сердцу и поклонился. — Нас с тобою горе роднит, первенца моего, семилетнего Мангуша, убили воины подвластного мне племени куны. Сами оне переметнулись к мангытам, кои разорили великое царство тезиков на восходе. Куны вроде как одного корня с мангытами, морды подобные премерзкие. — Половцы были союзом племен, включая в себя светловолосых потомков ариев и ярковыраженных монголоидов, бежавших от военных поражений с далекой империей Сун. — Тенгри великим клянусь, не прощу израдцам смерть Мангуша.

— Прими и мою скорбь, по сыну твоему. Такой обиды вестимо стерпеть нельзя, обаче с чем пришел ты ко мне хан Котян?

— Мунгиты войско собирают в поля половецкие, поставь полки свои подле моих, дабы истребили мы недруга купно. Ежели не пособите нам сегодня, на завтра мунгиты нас покорят и за вами опосля придут.

— Коли государь, согласится на союз, сколько войска выставит поле? — Спросил воевода Овчина.

— Ханы куманов тридцать тысяч лучшего войска поставят! — С жаром воскликнул половец.

— Котян Сутоевич, твой род известен на Руси, бедами для неё, обаче готов азм глаза закрыть на прошлые обиды, паки новые горести на пороге стоят. Ведомы нам мунгиты. Ворог страшный. Их повелитель Чингиз поклялся покорить, али истребить все народы до конца земли. От того азм, царь всея Руси, даю согласие свое на союз наш.

С огромным облегчением хан вздохнул. Было видно, как напряжение упало с его плеч.

— Обаче, вражда меж нашими землями корни глубокие пустила. Азм не сомневаюсь в тебе, хан половцев Котян, но остатние ханы и люди твои должны показать тебе и мне верность свою.

— Чего желаешь? Все сделаю!

— Азм пошлю в поле конное войско, сорок пять тысяч. Лучшие люди, все о добрых конях, со щитами, копьями, мечами, о шеломах, о пансырях кованых. Такового войска не было прежде на Руси. Потому недруг безжалостный супротив нас встанет. От половецких ханов, мурз и есаулов, азм желаю поять аманатов, старших сыновей, али братьев. Господом клянусь отпустить их опосля войны, ежели твои воины станут биться также как и мои.

Хан дал свое согласие. По заключенному договору первыми воеводами в сражениях станут назначенные царем военноначальники. На половцах был корм, проводники и войско в тридцать тысяч всадников.

В июне с Ладожского моря возвратились два корабля 'Русь' и 'Андрей Первозванный'. С немногочисленными вернувшимися из дальнего похода увечными, но богатыми воинами оказался и брат государя Святослав Всеволодович. Явившись к царю, он повинился за своеволие и поклялся не умышлять на престол, попросив приставить его к строительству владимирских великих стен. Удивительно, но двадцати пяти летний князь показал такую сноровку и склонность к архитектуре, что именно ему следует сказать спасибо за скорость и качество работ при возведении крепости. Очевидно, у князя оказался дар господа, или просто природная склонность к архитектуре. Помощь Святослава оказалась особенно полезной Платону. Одно дело — хитромудрый грек, другое — брат царя! К тому же на Руси строительство больших каменных храмов издавна было делом государей. И достаток позволяет и грехи перед Господом искупить не лишне. Высшая власть она, известно, чистыми руками не делается.

Доставленный на кораблях груз был вдвое больше, чем привез два года назад я сам. Войско великого князя Юрия Всеволодовича, получив подкрепление с Руси и поддержку нескольких городов майя, разгромило в нескольких сражениях армии тольтеков, и на их территорию распространилась власть ладожской Руси. Также ширилась торговля железом, водкой и другими товарами из-за океана, принося невиданные барыши.

В своем письме великий князь Юрий традиционно просил людей, скот и товар, обещая в следующий поход пойти на полдень в земли Перу, дабы добыть столь необходимый нам ямчуг.

Поздней осенью в западной части новой стены встали первые три кирпичные башни новой крепости с пряслами между ними. Планом предусматривается строительство ста башен, которые должны будут вечно хранить покой стольного града.

Год прошел относительно спокойно. Монголы были заняты в Хорезмийской державе и на Кавказе.

Конное войско по приказу государя в конце лета стало накапливаться возле Киева. За каждым городом Руси было закреплено определенное число воинов в соответствии с его достатком. За крупными городами указом Константина Всеволодовича уже достаточно давно были учреждены полки. Строились особые поселки с конюшнями, складами и бараками для служивых. В год простой ратник получал содержание от гривны до полутора, десятник две с половиной и т.д.

Под Киевом войско количеством в сорок тысяч собралось уже в конце сентября. Здесь ему провели смотр и довооружили, у кого чего не хватало. В основном недостаток был в бронях и холодном оружии. Снарядив из казны бездоспешных и снабдив безлошадных боевыми конями, войско разделили на пять частей, дав каждому всаднику соответствующий цветом нарукавный знак.

Воеводы водили полки, до поздней осени, добиваясь слаженности, и назначая в сотники и десятники выдающихся командными качествами воинов. На зиму войско распустили.

В декабре ко двору государя в Боголюбов явилось посольство мунгитов во главе с баскаком Бальтой Кривым. Само собой, пришли они в сопровождении русской охраны и минуя большое владимирское строительство. Тем не менее, их визит был крайне неприятен.

Поднеся дары, посол обратился к государю со следующим посланием:

— Слышали мы, что вы идете против нас, послушавшись половцев, а мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел... пришли мы попущением божиим на холопей своих и конюхов поганых половцев, а с вами нам нет войны. Ежели половцы бегут к вам, то вы бейте их оттуда и добро их себе берите. Слышали мы, что они и вам много зла делают, потому же и мы их бьем.

На что глава посольского приказа Горяй Молодой, с согласия государя ответил так:

— Поле половецкое есть наша земля, потому все половцы от Волги реки и до Прута реки суть данники государя нашего, царя Руси Константина Всеволодовича. Мы ваше не берем, а вы на земли наши идете. За-ради мира и дружбы государя Руси и владыки многих земель Чингиз хана пусть он владеет землями за Волгой рекой. По сею сторону земли царя Руси, и сюда ему не вступать.

— Прочие племена кыпчакского корня служат царю моему, и сии половцы должны голову склонить. Такова воля его.

— Пускай, кто пожелает, идет на службу великому Чингиз-хану, остатние послужат государю моему. Половецкое поле — сие земля русского царя и в него мунгитам хода нет, для мира меж нами.

— Пусть боги рассудят нас. А мы вас трогать не станем.

С тем послов отпустили восвояси.

В феврале войско мунгитов под командованием лучшего полководца Чингиз хана Субедея и темника Джебе разбило войско восточных половцев и, разоряя их стойбища, прошло на полуостров Тавриду, где захватило и разграбило город Сугдею.

Наступил 6732 год (1223г.). В марте под Киевом снова была собрана сорока пяти тысячная рать Руси. Помолясь, она выступила на полудень к половецкой степи.

Соединившись с двадцати тысячным войском половцев, объединенная армия двинулась навстречу монголам. Вскоре врагов стали разделять всего несколько дней пути. Находясь, большее время рядом с боярином и первым воеводой Николаем Сергеевичем Овчиной, я стал свидетелем планирования первой части сражения.

— Воевода князь Всеволод Ярославич, второй воевода Разумей Силаньтич возьмете смоленские, полоцкие и витебские полки. Общим числом в пять тысяч. На вас передовой полк мунгитов. Прелагаи доносят де идут оне числом в три тысячи, гонят пред собою две тысячи половцев. От хана Котяна двинется мурза евоный навстреч, он упредит о месте, где половцы твердо встанут. Ваше дело сховаться в поле в стороне в версте, али ближе. Како мунгиты на половецкое войско боем пойдут, вам с тылу их бить. Да глядите до времени никакого свиста там али трубы. Тихо вышли, коней разогнали и в копья их в мечи. Чтоб наголову.

— Как же мы в степи спрячемся Николай Сергеич? — Задал, на мой взгляд, резонный вопрос Всеволод, бывший князь Герсики.

— Ты князь обещался служить государю нашему Константину Всеволодовичу, с того за честь тебя поставили воеводой большого полка, обаче опыт твой, лишь супротив немцев хорош. Деля того тебе даден товарищем Разумей Силаньтич, он половцев по полю гоняет уж дюжины две лет. Скажи слово свое, Разумей.

— Балка какая будет, али овраг велицый. Обаче балку и овраг местные воины вси наперечет ведают, от того могут своих прелагаев заслать. Проводники у мунгитов из половцев вестимо, потому все места тайные ведомы им. Нынче трава князь ужо высокая, коню по брюхо. Мы на ровном поле лошадок набок положим и обождем сколь надо, а како мунгиты стороной пройдут и в бой кинутся мы их за шкибок и возьмем. Сказывают ихние воеводы во первой ряд не встают. Сзаду издаля глядят. Тута мы их и приголубим, а како войско без начальных людей останется и остатних побьем. Ну, голова ты Николай Сергеич, мой тебе поклон.

— Ладно, ладно. Поклон. Вы дело решите. Тако еще чего не забыть? Воинская добыча дело святое, обаче прежде прелагаев разошлите по сторонам, дабы вас за шкирку ворог не поял. Како порешите мунгитов, прямиком ко мне. По полю гулять далее запрещаю. Живо к войску. Никакого полона, всех в землю, ежели только воевода там али царевич какой. Обоз, коль будет не брать, дабы легкости не терять. Вы все царевы люди, азм есть первый воевода. Головой за воинов отвечаете. Головой! Половцы приведут войско мунгитов прямо к нам, а уж здеся и встретим.

— Все будет, как прикажешь, первый воевода. — С поклоном ответили начальники засадного полка.

Далее я наблюдал, как отбирали воинов в поход. Сотники, отогнав свои отряды в сторону, опрашивали ратников:

— Деля государева дела надобно, дабы конь лег набок и лежал скоко надо будет. Все с конем управятся?

Ответом было молчание или задорные крики, стыдящие неумелых наездников.

— Ну, глядите соколы. Кто свово коня положить и удержать не сумеет, заставлю кончить животину самолично, дабы тайну засады сберечь! А опосля так накажу, або вы свому коню бездыханному позавидуете!

Из строя ручейком потянулись ратники:

— Прости Михалыч, конь молодой не смогу его удержать.

— Вскую же молчал, сукин сын?

— Так стыд какой, Михалыч?

— В сторону ступай. У тебя какая беда? — обратился он к другому бойцу.

— Мне коня с царских конюшен дали. Справный комонь, да на бок ложиться не приучен.

— В сторону. Кто еще?

В итоге из пяти тысяч отсеялись больше трехсот воинов.

К начальным людям засадного полка подъехал первый воевода с половецким мурзой.

— Князь Всеволод, воевода Разумей, сие есаул Бейбарс, воевода от хана Артака, наперед мунгитов его воины идут. Сговоритесь промеж себя, выступаете утром, али сей же час пойдете на полудень к мунгитам.

— Нынче надобно идти. С похода пыль поднимается, издали видать. Раньше придем раньше отдохнем. Меньше следов будет.

Воеводы обнялись на прощание и разошлись. Клонящееся солнце сильно било справа, когда русские тысячи пошли на полудень. Выйдет ли затея? Выбить у врага десятую часть войска немалого стоит.

Через несколько дней засадный полк вернулся с победой. По рассказам воевод дело было так. Отмахав порядка тридцати верст на юг, ближе к вечеру, есаул Бейбарс остановил войско Руси и с воеводами выдвинулся чуть дальше. Воткнув в землю копье с красным флажком, он сказал:

— Воины хана Артака встанут здесь, мунгиты придут по нашим следам. Вам надо встать там. — Он указал на степь западнее своего места. — Коль будет удача, для вас солнце будет бить врагу в лицо. Пусть твои воины князь проверят поле, токмо не наследили дабы. Да будет с вами великий Тенгри. — Приложив руку к груди, он поклонился и в сопровождении своей сотни отправился на полудень.

Обойдя по широким дугам путь Бейбарса, два отряда по две с лишком тысячи воинов определились с местами засады. Отогнав лошадей подальше в поле, расположились в высокой траве. Расседлав и обиходив коней, воины устроились на ночлег. Разводить огонь запретили. Переночевав, приготовились к бою и стали ожидать прибытия отряда союзников.

Половцы показались, после полудня. Есаул Бейбарс прокричал:

— Мунгиты идут, скоро будут здесь.

Две тысячи половцев выстроились для боя позади копья Бейбарса. По команде воевод русские воины выдвинулись к месту засады и уложили коней на бока. Многие, придерживали морды своих лошадей от всхрапа и ржания, поглаживая и успокаивая. Разговоров не было, только слышался шепот: 'Подпругу ослабь, и стремя заверни, а не то комоню больно станет'. Наконец все успокоились, лишь иногда раздавались в траве всхрапы и недовольное ржание лошадей. Мунгиты явились часа через два. Увидев, изготовившихся к бою воинов Бейбарса, войско остановилось, перестроилось и после недолгой неразборчивой молитвы, бросилось на левое крыло половцев. Сигнал к атаке послужил русским полкам командой на вступление в бой. Воины, глубоко за спинами врагов, подняли скакунов, сели в седла и постепенно наращивая темп, двинулись к месту сражения.

Полководец врага понял, что попал в ловушку слишком поздно, налетевшая лава смела его ставку и резерв не заметив, и понеслась к рубящимся с половецкими воинами мунгитам. Удар в спину страшен своей внезапностью. Вбив в неприятеля копья, ратники обнажили мечи, сабли, выхватили боевые топоры и принялись рубить деморализованного врага. Конный монгольский воин, если он не состоит в отборных тысячах тумена, не имеет доспеха. Защитой ему служит стеганый, набитый конским волосом халат, такие позже были в почете у русских ратников победнее, меховая шапка, лук, топорик или сабля. А наседал на него воин, облаченный в стальную сегментную кирасу, шлем, оплечья и наручи, с крепким щитом и хорошим мечом. Так что к вечеру бой был окончен решительной победой русско-половецкого отряда. Собрав на трофейных коней убитых и раненых, русские воины двинулись в обратный путь. Половцам же предстояло увлечь за собой основные силы мунгитов.

Войска встретились через четыре дня ввечеру третьего июня. Став в пяти верстах от русского лагеря, мунгиты расположились на ночевку.

Первый воевода Овчина не боялся, что противник ночью уйдет с поля. За войском неприятеля тянулся немалый обоз с полоном и награбленным в Тавриде добром. И действительно с рассветом оба противника оказались на местах и принялись неспешно выстраиваться для битвы.

Мое дело разведка, то есть воздушный шар. Ранним утром зажгли горелку под распорками с безжизненными складками аппарата. Когда солнце поднялось над горизонтом, тело воздушного шара уже полностью оформилось, и он был готов рвануться вверх, чему мешали лишь веревки, привязавшие его легкомысленную душу к земле. На куполе были изображены огромные фигуры Георгия Победоносца, Христа и Богоматери с младенцем. Освещенная перед войском еще в Киеве, сейчас гигантская икона видная отовсюду, служила для молитвы. Войско оборотясь к ликам, читало псалмы. Мунгиты под завывания шаманов молились своим богам.

Русское войско было разделено на пять полков. Большой, числом в пятнадцать тысяч, пешим строем, полки правой и левой руки о конях, по десять тысяч, засадный и царский — последний резерв, по пять тысяч всадников. Половецкое войско разделили на легких всадников и пешцов, оставшихся за большим полком россыпью, поддерживающих его лучным боем через головы и несколько тысяч тяжеловооруженных всадников во главе с ханами половецкой степи, стоящих прямо за правым крылом русичей. Имея достаточные силы, царский воевода не поставил в первый ряд половецкие дружины, отчасти этому способствовал и мой совет. В отличие от русского войска, крепкого доспехом и мечами, половецкие отряды имели разномастное оружие и брони.

Шар, внезапно поднявшись на полсотни аршин, оказался идеальным балконом, с которого даже не вооруженным взглядом, все поле, до самой последней кочки оказалось, как на ладони. Нарисовав на подготовленных заранее планах местности расположение войск мунгитов, я бросил стрелу из лука в сторону, находящейся неподалеку главной ставки, где на все-таки возведенном из телег возвышении, стояли воеводы, наблюдая через подзорные трубы за ареной сражения. Лучник из меня аховый, но тут главное добросить тупую стрелу поближе к ставке, а там сеунчи поднесут привязанное к ней сообщение.

Поле боя не имело естественных преград. Ни оврагов, ни рек, ни болот. Ровное, как стол. Неизвестно стал бы полководец мунгитов воевать в стесненных для себя условиях, а здесь место для нашего войска уже изученное и подготовленное.

Наконец закончив псалом, русская армия развернулась лицом к врагу. Мунгиты так же завершив моления, послали вперед лучников. Им в ответ из-за железного строя ударили луки русичей и половцев.

Жесткая дисциплина и постоянно подаваемые команды позволяли врагу показывать изумительное управление конными отрядами. На смену лучникам, наскакивали ударные тысячи и, завязав бой, тут же бросались врассыпную, провоцируя русских разорвать строй. Такая карусель продолжалась несколько часов, постепенно заражая наших воинов нетерпением. Правда для мунгитов она была несколько ущербной, потому, что лучников среди половцев и русских ратников было гораздо больше, чем у них. Стрелки осыпали мунгитов тучами стрел, что привело к ощутимым потерям среди воинов, хотя большей частью гибли лошади под ними. Русским полкам, защищенным хорошими доспехами, обстрел монголов стоил в основном ранений, хотя и убитых становилось все больше. Наконец полк левой руки, дрогнув всей массой, двинулся влево, погнавшись за очередным крупным отрядом врага.

Сверху мне было прекрасно видно, как катастрофически быстро растет пропасть в строю между левым и большим полком. Спустя мгновение слабое место в строю заметил и военноначальник мунгитов, вбив меж расходящихся полков, многотысячный клин своих лучших тяжеловооруженных воинов. Лихорадочно рисуя на бумаге место удара и число врагов, я снова бросил стрелу с сообщением. За это время ударный кулак пролетел сквозь расколотый порядок наших воинов, очевидно имея целью разделить единый строй и разбить его затем по частям, но внезапно острие удара провалилось в пустоту.

Передовые всадники полетели с коней. Бедные животные, разгоряченные быстрой скачкой, налетали на невидимую преграду, кувыркаясь и падая, тяжело раня себя и своих хозяев. Куча из покалеченных и умирающих животных и людей росла под напором задних рядов, пока не остановилась, намертво забаррикадировав фронт. Крики раненых и ржание искалеченных коней взвились выше густого облака пыли, окутавшего рубящихся друг с другом неприятелей. С двух сторон уже не помышляющих об атаке мунгитов зажали воины левого и большого полка.

Лучший полководец Чингизхана Субедей попался в ловушку, которую ратники готовили несколько дней. В заранее размеченном месте на большой площади в землю, были забиты невысокие острые деревянные колья. Левый полк, открывая врагу путь в тыл русскому войску, всего лишь заманил мунгитов на минное поле. Расположившиеся за преградой половцы безнаказанно, почти в упор расстреливали кашу из зажатых меж русских полков врагов. Лишенные своего главного оружия — маневра, мунгиты были вынуждены сойтись в рукопашной, где более крепкие телосложением и лучше вооруженные воины Руси были сильнее. Первый воевода Овчина послал на помощь левому полку засадный и отправил войско половцев обойти левое крыло мунгитов. Чуть позже, убедившись, что прорыва фронта уже не будет в бой пошел и царский полк, огибая наше левое крыло с задачей зайти в тыл правого фланга врага. Но пока царские воины домчались до указанной им цели, строй мунгитов дрогнул. Всем стало понятно, что сражение вот-вот перейдет в избиение.

Завывания рога из ставки Субедея призвали мунгитов выйти из боя, и кому повезло, это сделали. Вырывающиеся из котла обессиленные и деморализованные всадники теперь держались только на страхе. Настегивая измученных коней, они неслись прочь от проигранной ожесточенной битвы. Наступая им на пятки, мчались почти не участвовавшие в сражении половецкие отряды и с другой стороны строя засадные полки.

Преследовавшие неприятеля союзники вернулись после десяти верст погони, побив тысячи вражеских воинов. С поля боя, бросив обоз с добычей, полон и почти всех заводных коней, ушло чуть более седьмой части первоначального состава мунгитов.

После короткого отдыха, оставив раненых, половецкое войско, прихватив с собой заводных коней, отправилось в погоню. Настигнув остатки армии мунгитов, и прижав их к безымянной реке, половцы измотали врага лучным боем, а затем в коротком, но яростном бою перебили всех. Субедей погиб одним из последних. Защищаемый телохранителями и сам прекрасно владея мечом, он погубил множество половецких батыров. В итоге кучку самых сильных и умелых воинов добили из луков.

Вернувшись спустя двенадцать дней, воины степей, привезли весть о победе и тело Субедея. Найти второго полководца Джебе так и не смогли. Может он сгинул от ран, а может, вернулся к своему хану Чингизу. Правда, его повелитель сурово карал подчиненных за ошибки. Своему старшему сыну Джучи, отцу будущего хана Батыя, проявившему своеволие и небрежение приказу повелителя, он приказал отрубить правую руку, а потом и обезглавить его.

Полон, взятый на поле боя, был умерщвлен. Весь, кроме соплеменников куманов из переметнувшегося к новым хозяевам племени Куны. Этих изменников половецкие воины убивали долго и с фантазией.

Потери русского войска составили больше семи тысяч убитыми и двенадцать тысяч ранеными. Потери половцев около пяти тысяч.

Моя задумка с шаром оказалась не нужна. Изменения в рисунке сражения были слишком быстрыми и мои подсказки безнадежно опаздывали. К счастью для нас сражение прошло по задуманному русскими воеводами плану. Большой численный перевес, личное вооружение воинов и военная хитрость помогли переломить дисциплину и опыт монгольского войска.

Похоронив павших и поделив добычу, войска разошлись в разные стороны. Русские полки с большим обозом раненых сопровождали послы, которые должны были забрать заложников, оставленных половецкими ханами русскому царю.

На многие годы Русь забыла о мунгитах. Воюя в неведомых краях, безжалостные воины не тревожили ни половецких степей, ни берегов Волги, ни русских земель.

Глава 11

Пашенный год оказался очень плохим. С конца июня встала такая жара, что весь урожай на Руси погорел на корню. При страшном зное, ветра были небывалые. Загорелись торфяники и леса. Иногда дым стоял так густо, что люди вблизи друг друга не видели. Из леса к жилью выходили за помощью дикие звери и птицы. Если бы не запасы в государевых амбарах, и разошедшаяся по нескольким большим землям картошка, то Русь ждал бы голод ужасающих масштабов. Когда ко мне в негласном виде обратилось духовенство, мол, как объяснить подобные бедствия, я вбросил идею о том, что диавол мстит за истребленное в половецких просторах войско мунгитов. Версия была принята и во церквях, батюшки провозглашали неминуемую победу Господа над распоясавшимся сатаной.

Бескормица привела к наплыву на стройки Владимира многих тысяч работников, что соответственно подняло выработку. В этот год благодаря затянувшемуся жаркому сезону вокруг Владимира удалось построить пятнадцать башен со стенами. Платон закончил возведение могучих железобетонных пилонов, на которые в следующем сезоне планировал возложить кольцевое основание под огромный центральный купол. В конструкции собора пока не был положен ни один кирпич. Все эти годы были потрачены на несущие элементы для венца великого храма. По замыслу архитектора артели кирпичников должны ко времени окончания бетонных работ набить руку на крепостных стенах и башнях, тогда при возведении фасадов собора они смогут показать высоты мастерства, которых достигли.

Голод из-за пожаров в 1223 году и огромный добровольный приток рабочих рук послужил акселератором для народа в плане заработка на государевых делах в последующие годы. К тому же разошедшиеся по Руси мастера кирпичники стали привлекаться к работам по строительству великих государевых амбаров.

В Ригу я попал по государеву делу. Требовалось провести переговоры с Любеком — крупным торговым центром Германии, который уже два десятка лет был под властью Дании. Король данов Вольдемар II Победоносный захватил ряд германских прибрежных владений, в том числе и Любек — крупный имперский город, при этом подчинив или лишив прав владения несколько именитых фамилий, в том числе графства Шверин.

Вернувшись из крестового похода, граф Шверина Генрих I Черный обратился к датскому королю, интересуясь судьбой своего наследного владения, и был им категорично послан по известному адресу. В ответ на это в начале мая 1223 года Генрих Черный выкрал с острова Лио, где были охраняемые охотничьи угодья, короля Дании Вольдемара II и его сына Вольдемара Молодого, после чего перевез их на территорию Германии и заточил в замке.

Ранее захваченные датским королем территории тут же начали подготовку к свержению власти политически ослабленной Дании, для чего им требовалось оружие, которое они искали, где только могли. На Руси, под Тулой оно производилось промышленно. Поэтому обращение крупного города, имевшего прочные торговые связи с Новгородом, Колыванью и Ригой было вполне предсказуемо.

Государь также не видел в сделке ничего плохово, так как Любек собирался воевать с Датским королевством — нашим врагом. Участие в конфликте стольного Владимира было спровоцировано Римским Папой Гонорием III, который специальной буллой подарил королю Дании земли Риги и Колывани и приравнял их захват к крестовому походу.

Сего дня 29 мая 1224 года, мы с боярином Горяем Молодым ожидали прибытия миссии из Любека. Встреча была назначена на полдень в бывшем епископском подворье Риги. Представителей германского города, которыми выступали купцы любекской ганзы, должен был провести окольными путями Перко, давно переросший свою роль главы моих телохранителей и ставший моей правой рукой в силовых акциях, когда такие требовались. Чуть опоздав к сроку, он вошел в зал, со сводчатым потолком, опирающимся на две каменные колонны:

— Государь, привел.

— Пригласи их к нам, боярин.

В палату на втором этаже подворья вошли четыре немца разного возраста. Старшим среди них и по летам, и по достоинству оказался давний мой знакомый Ансельм Майер. Тот самый, участвовавший в попытке похищения мастера по стеклу. Очевидно, его привлекли, как знатока Руси, хотя я могу и ошибаться.

Обменявшись приветствиями, стороны перешли к делу.

— Любек желает приобрести две тысячи полных латных наборов для пеших воинов, семь тысяч копий, пять тысяч боевых топоров, и три тысячи алебард. За это Любек заплатит русскому царю шестьдесят тысяч новгородских гривен.

Произведя нехитрые вычисления, я понял, что государеву казну хотят нагреть на двадцать пять тысяч гривен.

— Отчего же, алкая товара доброго, в бесценок его поять желаете? Ужав лихву и дав леготу на большой розваль, мы не можем отдать запрошенное вами оружие меньше чем за девяносто тысяч гривен.

— Девяносто, это слишком.

— Возьмите меньше доспеха. Сколько серебра достанет.

— Нет. Любек возьмет то, что ему надобно.

— Тогда Любеку надо добыть еще серебра.

— Русский царь может снизить цену в обмен на важные вести?

— Давайте так, господа купцы. Коли угодите государю, мы отдадим, что просили за восемьдесят пять тысяч гривен.

— Гут. Подле датского города Рибе на Северном море собирается войско Schwertbrüderorden, по-словенски Братство Воинов Христа. Они желают взять город Ригу на меч.

— Кто такие? — Понятно заинтересовался боярин Горяй.

— Сие орден, коего русский царь Всеволод лишил Риги. — Влез немец помоложе.

— Меченосцы, стало быть?

— Да, такоже прозывают.

— Сколько?

— Покуда там около трех тысяч воинов, граф Альбрехт II фон Веймар-Орламюнде, племянник короля Вольдемара II, нынешний регент Датского королевства, обещает дать корабли и еще пять тысяч воинов.

— Когда выступают?

— Сие покуда неизвестно, но Любек упредит Русь загодя, коль русский царь отдаст запрошенное оружие за семьдесят пять тысяч гривен.

— За восемьдесят и договорились. — Я достал из-за ворота золотой знак. Увидев недовольные, но согласные кивки немцев, объявил о заключении договора. — Именем государя Русь согласна на сей ряд. Обаче серебро должно доставить в Ригу. У государя имеется оружейная казна в Полоцке, посему за нами дело не станет.

— Серебро будет через месяц.

На том и разошлись. Немцы, конечно, могут взять оружие и в Германии, но датчане границы с империей стерегут, а трогать корабли Любека — ныне датского города им не с руки. Семьдесят пять тысяч гривен или больше тысячи пудов серебра за немалую партию оружия отличная сделка для Руси. Немец брал для торга цены Германии, слегка конечно их уронив, но для массовой выделки стали и промышленной выработки доспеха на кузнечных промышленных молотах, себестоимость была еще вполовину ниже.

С воеводой Риги Дубком, который послужив во всех городах побережья, похоже, знал предместья Варяжского моря на зубок, мы встретились в этот же день.

— Воевода, вести недобрые у нас. Немцы донесли, абы до города Риги собирается войско латинян.

— Ского? Когда? — Сразу же выстрелил вопросами городской голова.

— Тысяч восемь, может десять. Когда покуда не ведаем, немцы обещались увестить. У тебя здеся воинов достанет, отбиться?

— Коль со всей округи соберу ратников, то станется тысячи полторы. Стена вкруг Риги почти в две версты каменная, двадцать башен. С купцами да их людишками город удержим, обаче прогнать латинян не выйдет у нас. Надобно государю весть донести, дабы силу воинскую дал.

— Будет тебе подмога воевода. Мы с боярином назавтра в Полоцк пойдем. Он оттуда к государю в Боголюбово. Самолично Константина Всеволодовича известит.

Через месяц с лишком, явившись с серебром, немцы предупредили о скором прибытии датчан. Воевода собрал местное население, пожег посад и заперся в городских стенах, послав в верховья реки Двины сообщения о приближающейся армии врага. Войско ордена меченосцев и датчан высадилось под Ригой в начале августа. Предприняв два штурма и не добившись успеха, они обложили город. Осада Риги была снята после подхода судовой рати Смоленской и Полоцкой земли. Разгрому рыцарского войска последовал дальнейший упадок ордена Меченосцев и поглощение его впоследствии Тевтонцами.

Значительные потери под Ригой среди датского войска, союзника ордена меченосцев, возможно, послужили причиной разгрома регента Дании в сражении с графом Генрихом Черным, которое произошло через пять месяцев под Гамбургом. Говорят, бой шел с утра до поздней ночи. Датское войско было разбито наголову, а граф Альбрехт II фон Веймар-Орламюнде попал в плен. Граф Шверина вернул себе наследные земли, а Любек освободился от датского владычества и в 1226 году стал вольным имперским городом. Русь оказалась в двойной выгоде: и серебра срубили и натиск датчан отодвинулся на неопределенный срок.

Дружины князей при раздробленной Руси представляли собой сообщество профессиональных воинов. Для контроля имеющихся владений Рюриковичи набирали отряды, большие или малые в зависимости от достатка находящегося в их подчинении города, или городов. Со времен Ярослава Мудрого разделившего Русь между сыновьями, по лествичному праву старшие в роду князья занимали Киевский престол, и за ними как горка песка осыпалась система владений, принимая новую форму. В те времена среди воинов дружин не считалось зазорным перейти от бедного князя к более богатому или удачливому. Но уже в прошлом веке утвердились системы отчин, когда за ветвями рода закреплялись определенные земли, а великое Киевское княжение шло дополнительной наградой.

При царской власти обычай поменялся. Содержание простого ратника сейчас составляет полторы гривны в год, правда есть еще дачи хлебом да сукном, но не часто. По мере поступления новых партий доспеха с тульских заводов, воина, из царской казны, облачали в железо с головы до ног. Но опять же в первую очередь снабжались полки воюющих земель. По Варяжскому морю, по окраинам с половцами, ляхами и уграми, или заставам с Булгарским ханством. Также ходил среди ратников слушок, что можно за океан сбегать, сказывали де богатое дело, и корабли туда ходят огромные будто гора. Так что теперь тем воинам, кому было мало минимальной ставки в государевой дружине шли служить в те места, где можно было поживиться воинской добычей. Да на окраинах и годовое жалование давали щедрее. Так что к горячим точкам постоянно шел поток желающих повоевать, но и отбор там был строгий.

Когда до меня дошла эта информация, я тоже решил вложиться деньгами в воинство, основав на свои средства, с позволения государя, еще один царский полк. В его основу встала ватага Журбы.

— Журба.

— Слушаю, государь.

— Есть у меня задумка. Помнишь, как о прошлом годе на мунгитов ходили?

— Вестимо, государь мой, мне с добычи кувшин достался медный, тонкой чеканки, пояс позлащенный и от тебя, господин мой, в дар сабля персидской работы, чудесная.

Посмеявшись непосредственности пожилого уже мужчины, радовавшегося дамасскому клинку как ребенок детской игрушке, я вернулся к делу.

— Так вот чего хочу азм от тебя. Мунгиты вернутся на Русь и придут они тьмой великой. Горя несчетно принесут с собою. Желаю азм дабы ты собрал под себя государев полк тыщу, аль более. Но сё должны быть особливые воины. Прелагаи (разведчики), мечники умелые. Дабы первые были и в лучном и мечном бое, и следы читать могли в лесу, али поле, да у ворога воина скрасть бесследно. Царю надобен таковой полк, дабы государь и его воеводы ведали об каждом чихе неприятеля.

— Сие дело непростое государь мой. Больно разные должны быть вои в таковом полку.

— Делай разные роты. В одном мечники, в другом следопыты. Зови к себе лучших и умелых воинов, дабы учением и мастротой своей воспитали первый на Руси царев полк. Ты лесовик известный, а мунгиты чащи да болота не ведают вовсе. Отсель пляши. Лес — твоя крепость. Взрасти воев-лесовиков и каждый день сказывай им для какого дела оне страдают и мастерство постигают. Должно так: прелагай нашел, мечник пришел и головы ворога с плеч. Казны дам сколь надо, на святое дело мне сребра не жаль. Да и коль одолеет нас мунгит и голову заберет и казну.

Поклонившись, Журба, пожалованный мною полковником, ушел искать умелых людей.

В моем городе на Волге меж тем разрасталось промышленное производство. Из литьевого амбара как-то само собой вырос механический завод, производящий станки для нарезания зубчатых колес, необходимых для устройств высверливания стволов орудий. Затем из него выделился ружейный завод. Потребность в кирпиче явила два соответствующих заводика. Знатные люди в округе во исполнения обетов принялись активно покупать искусственный камень для возведения церквей, а потом и для строительства личных домов и подворий. Госзаказ на оборонку был не велик, а мастерство местных умельцев со временем росло, так что завод пришлось пребазировать к устроенному за два года водохранилищу, рядом с дамбой и несколькими водяными колесами. Угличское предприятие вскоре стало известно всей Руси выпускаемыми им механическими лесопилками на конной тяге. Спрос на эти устройства вспыхнул, как спичка и для его удовлетворения под Угличем пришлось строить еще несколько заводов. Многие свои предприятия я устраивал на паях с важными для страны боярами и воеводами. Во-первых, привлекался капитал со стороны, во-вторых моё богатство жутко раздражало старые княжеские и боярские семьи и их участие в делах снижало накал страстей.

К этому времени в Угличе было изготовлено уже несколько сотен орудийных стволов и несколько тысяч ружей. Однако обучение обслуги к пушкам и стрельцов пока и не начиналось. Козырная карта, кроющая любой расклад врагов должна появиться в ключевой момент. Огненным делом занимались только мастера, при испытаниях изготовленных стволов, а также отряды воинов, уходящие за океан, но это далеко на севере под городом Михайловском, который вырос рядом с Михаило-Архангельским монастырем на Северной Двине. Окружающая Русь внешняя агрессия пока с лихвой перекрывалась наличными силами, без привлечения чудооружия. Передо мной порой возникал вопрос: когда и сколько воинов обучить обращению с огнестрельным оружием, но преждевременное приобщение к тайне большого круга случайных людей обязательно приведет к утечке информации за рубеж. Опять же выдернуть из столицы несколько сотен горожан для пушкарского дела, это одно, а обучить несколько десятков тысяч стрельцов — совсем другое. Так что пока я для себя эту проблему не решил.

Выработка ямчуга шла впрок. Созревший продукт складировался в нескольких каменных монастырях и крепостях. Переработка его в порох пока смысла не имела, потому как от долгого хранения он приходил в негодность.

В 6738 году (1229год) снова явились мунгиты. Правда не к нам пришли, к булгарам. Разбив передовые отряды, тридцатитысячное войско мунгитов столкнулось с ожесточенным сопротивлением местного населения, подкрепленного засеками и земляными укреплениями, устроенными в ключевых местах. Мунгиты на этот раз ушли восвояси, а государь Булгарии эмир Габдулла ибн Ильгам развернул массовые работы по устройству засечных линий по южным границам своих земель, а также принялся за реконструкцию укреплений крупных городов и особенно столицы. За несколько лет были значительно усилены и перестроены крепости Булгара, Сувара, Джукетау, Кашана, Казани и Самары. В стольном Биляре выстроили несколько рубежей деревоземляных укреплений. Посольство булгар, обратившееся к государю Константину Всеволодовичу, не получило вооруженной поддержки, но по велению царя волжским купцам со скидкой был отпущен доспех и железный инструмент для земляных работ.

Страшным стал 6740! Почти сразу после мартовских празднований нового года до Ильина дня на Русь обрушились непрекращающиеся дожди, а опосля и морозы ударили. Озимые погибли все, о посевных работах никто и не помышлял.

Мая третьего дня по всей Руси земля тряслась, в городах от Новгорода до Киева, церкви каменные рушились. Спустя несколько дней тому, звезда в зените размером с Солнце стояла, и столбы по небу красные и зеленые ходили, а после пропало все.

Государевы дела во Владимире встали напрочь. Из-за страшной слякоти стройка и подвоз материалов прекратились вовсе. Вся Русь молилась на государя Всеволода Великого Большое Гнездо и сына его царя Константина Всеволодовича Доброго. Лишь большие амбары, выстроенные по их слову, и еще более расширенные и устроенные в стольных городах земель по всей Руси, после огненного лета 6732 года, позволили обойтись без значительных жертв от голода.

Конечно, много было и покраж. Воеводы из бояр и князей, особенно на западных окраинах Руси, частенько запускали руки в царскую казну. Но одно дело баловство какое, а другое пустые государевы хранилища зерна. Пойманным за руку на горячем нескольким вельможам отсекли на плахе головы, их семьи лишили чести, а всё имущество забрали в казну до последней гнилой деревяшки. После показательных казней, проверки приказа Большой казны недостач в государевых делах не нашли. Но до Константина Всеволовича доходили слова шпегов Разбойного приказа, о том, сколько некоторым воеводам стоило возмещение украденного ранее государева добра.

Нежданным даром стали тридцать барж зерна, присланные эмиром Волжской Булгарии. Они пришли в начале октября и не успели уйти обратно до ледостава, который в этом году на Клязьме прошел почти на семь недель раньше обычного. Государь отдарился дорогим оружием, двумя сотнями полных латных доспехов и десятком лучших скакунов Конюшенного приказа.

В следующем году, дал бог урожай богатый в южных землях, а на севере, дожди и холод остались, и хлеба не родились. Сильно выручили нас немцы-купцы. Прознав о прошлогоднем недороде, они привели множество кораблей с хлебом и мукой. Понятно, что заботились о своих прибылях, но как говорится дорога ложка к обеду. В последующие годы климат на Руси стал более холодным, но хотя урожайность зерновых несколько снизилась, голод государству грозить перестал.

В году 6741 отошел от мирской юдоли полковник прелагаев Журба. На основанный им полк, я, как его покровитель, с государева слова поставил новым головой Перко. Он был верен, очень искусен в мечном бое, да и опыта набрался, командуя моей охраной и исполняя государевы поручения.

К зиме 6742 года была закончена кирпичная стена вокруг Владимира Великого на Клязьме. Город защищали сто две башни, а длина заборола, превысила тридцать пять верст. Глубокий ров, защищающий крепость был местами обводнен из ближайших рек. К этому же времени был закончен строительством и величайший на Руси собор. На месте торговой площади выросла краснокирпичная громада высотой в сто пятьдесят два аршина. Его огромный купол диаметром более шестидесяти аршин, был покрыт позолоченными медными листами и увенчан десяти аршинным золотым крестом. Драгоценного металла на это ушло больше шестидесяти трех пудов. Конечно, изнутри это просто кирпичные и бетонные стены, но снаружи вид получился эпический.

В течение нескольких лет нажим мунгитов на Серебряную Булгарию усиливался. Несмотря на созданные засечные линии, к 6742 году войско кочевников покорило все племена, расположенные в степях южнее границ Билярского государства. Если до вторжения мунгитов под властью правителя булгар было более ста девяносто укрепленных селений, в том числе больше трех десятков городов, и он мог выставить в поле до пятидесяти тысяч воинов, то сейчас его силы таяли. Была потеряна часть земель и несколько укрепленных поселений, в том числе крупный город Сувар, оставлены с боями засечные рубежи. Да и торговля по Волге, служившая главным источником серебра для казны, прекратилась вовсе. Фактически в этот год армия мунгитов в тридцать тысяч всадников зимовала на землях Волжской Булгарии. Установилось равновесие. Мунгиты не могли штурмовать столицу волжан, а булгарам было не по силам изгнать их со своей территории. Перелом в этом противостоянии наступил через три года, когда к армии мунгитов присоединилась стотысячная рать с лучшими воинами под началом хана Шейбани, брата Бату хана.

За год до этого в Биляр на речных судах отправилось посольство государя Константина Всеволодовича под началом думного боярина Еремея Тёмного. От булгар его сопровождал большой купец с именем Лубадага. Торговец возрастом под тридцать, роста был не высокого, но имел крепкое телосложение и двигался по кораблю так, что сразу становилось понятно, для него привычнее доспех и меч, чем мошна и товар.

Государь и меня отправил в посольство к эмиру Биляра. Он желал, чтобы Габдулла ибн Ильгам владыка Серебряной Булгарии отослал на Русь своих детей. Обоим государям было понятно, что самостоятельными правителями после этого им уже не быть. Для царя Руси они превращались не в заложников, но в инструмент по покорению волжского эмирата. Правитель Габдулла ибн Ильгам прославил себя непримиримой борьбой с мунгитами и его дети, осиянные именем великого отца, поступив на службу русскому царю покажут пример покорности для остальных. Естественно эмир волжского государства все еще верил, что отобьется от врагов и высылать детей не желал.

Пройдя по Клязьме и Оке десяток лодей посольства, перешёл в великую Волгу ввиду Новгорода. Крепость на Часовой горе, основанную на окраине русских земель при великом князе Всеволоде Большое Гнездо, значительно усилили после последней войны с булгарами. Хорошо зарекомендовавшие себя дубовые срубы, заполненные грунтом, с шестью боевыми башнями, были разумно вписаны в местность. С одной стороны, городок защищает глубокий протяженный овраг, с другой обрывистый берег Волги. Несмотря на то, что Новгород был основан всего двенадцать лет назад, в нем возведено уже два каменных храма.

Потратив пару дней на отдых, пополнение запасов и ремонт кораблей, посольство отправилось вниз по великой реке. Спустя несколько дней, у притока Волги по имени Межа, мы встретили речную заставу булгар. Небольшой острожек был базой для трех десятков воинов пограничной стражи под началом куввада — по-нашему боярина. Вопрос с таможней очень быстро решил Лубадага, предъявив серебряный знак с искусным изображением волка.

Через несколько дней мы прибыли в Булгар. Город защищают деревянные стены с боевыми башнями, которые начинаются от берега Волги, и охватывают треугольную площадь поселения. Сторона, обращенная к реке, закрыта построенными стенка к стенке большими амбарами, где арендаторы из купцов хранили свои товары. Вдоль всего берега и окрестностей Булгара тянутся нескончаемые причалы для торговых судов. Местные купцы торговали с востоком и югом. Сюда же приходили гости из дальних земель. Это была конечная точка их путешествий. На север, дальше Булгара иноземцам ходить запрещалось. Торговые гости с полудня привозили породистых скакунов, дорогое оружие и брони, ткани из шелка и хлопка, сушеные и свежие фрукты, изделия из стекла и драгоценных металлов, и, конечно же, серебро. Булгария продавала на полудень меха, выделанную кожу, воск, рабов, рыбий зуб, он же моржовый клык. С иноземных купцов в пользу эмира брался налог в десятину от всех товаров. Именно отсюда, с берегов полноводной Волги, в закрома государя Серебряной Булгарии текла река из драгоценного металла.

На восход, к столице, наш обоз вышел через восточные ворота, устроенные в огромной деревянной башне, по хорошо укатанному торговому пути. Ночевки всегда устраивались в городках, в которых обязательно стояли караван-сараи и общественные бани.

Через четыре дня мы увидели укрепления Биляра светящиеся новым деревом. В его окрестностях идет строительство третьего опоясывающего город вала с дубовой крепостной стеной поверху. Оборона города была значительно усилена за последние несколько лет. Сейчас столица имеет несколько линий защиты.

Внутренний город по форме близок к квадрату, он защищен земляным валом, дубовой стеной и обводненным рвом длиной более полутора верст. Здесь располагается двор эмира, с резиденцией правителя. Тут же теснятся крепкие ограды дворов визиря, ближайших слуг эмира, родственников правящей семьи и куввадов — местных бояр. Большую площадь занимает великая Соборная мечеть, старая часть которой построена из дерева, а минарет и пристройки из кирпича и белого камня.

Два земляных вала высотой в три аршина с устроенными поверху деревянными стенами, толщиной в шесть и высотой в десять аршин, усиленные мощными башнями охраняют внешний город. Строящийся третий вал с крепостной стеной будет иметь длину более девяти верст. Здесь размещается основное население Биляра. Мечети, караван-сараи, ремесленные и купеческие кварталы, водохранилища, склады, жилые усадьбы зажиточных горожан и середняков. Беднота и ремесленники попроще держат свои дворы в пригородах.

В городе насчитывается больше трех десятков каменных зданий, большей частью расположенных в его центре. Постоянно в нем проживает больше тридцати тысяч горожан, а на праздники и большие ярмарки в Биляре собирается до девяноста тысяч.

Посольство Русского царства поселили в имении богатого купца, который беспрекословно предоставил свой двор во внутреннем городе, временно переселившись в караван-сарай. С безопасностью в столице было тяжело, и хотя иноземных гостей здесь не видели уже больше четырех лет, время от времени стража вылавливала шпионов мунгитов.

Пышный прием, на котором послы вручили эмиру дары от русского царя, перешел в гораздо более скромную беседу, где собрался лишь узкий круг самых важных вельмож Булгарии и русского посольства. И пир, и совет проводились за столами с лавками и стульями, хотя для местных обычаев ближе ковры и дастархан. Здесь виделось особое уважение, оказываемое послам Руси.

На переговорах присутствовал сам эмир Габдулла ибн Ильгам, возрастом под полтинник, грузный, с редкой полуседой бородой, его сын и наследник Джику, визирь Мохаммед Халид и пара ближних советников. С русской стороны думный боярин Еремей Тёмный, я сам, двое воевод и толмачи.

— С чем пришли послы от русского царя Константина? — Обратился к нам через переводчика визирь.

— Государь, чтит мирный договор меж нашими державами предает почтенному эмиру своё слово об сём. — Ответил боярин Еремей.

— Не желает ли русский царь заключить союз меж нашими домами и купно бить ворога на земле эмирата. Сие лучше, абы на своей землице их привечать. — Продолжил Мохаммед Халид.

— Государь мой скорбит о злодеяниях и горе, мунгитскими воинами несомых, або в союз вступать не может.

— Отчего же не желаете союза с булгарами, ведь купно с половцами хаживал бить он ворога? Простил им государь обиды прежние, ужель злобу затаил на нашу землю? А ежели дело в убытках, то эмир готов серебром отплатить за помощь, щедро!

— Внегда русское войско ходило на полудень в поля половецкие, ведали мы, або у воевод мунгитов до тридцати тысяч воинов было. От того силу взяли с преизлихом и сами в поле пошли.

— Супротив нас стоит войско ханов Нергуя, Муунхоя и Бат-Эрдене с ними двадцать восемь тысяч воинов. Мы знаем доподлинно. Коли царь Константин даст нам войско тысяч в двадцать, мы побьем всех мунгитов и прогоним их с наших земель.

— Мы ведали об том, что сии вороги придут на Русь еще тридцать лет назад.

— До нас доходили слухи о чуде, дарованном вашим богом, або не верили сему.

— Азм есмь, тот самый человек коему было знамение. — Вставил я свое слово.

Естественно все взоры обратились на меня.

— Горестно мне сказывать се, або в ближние годы явятся ворог силой крепкой. Ждите войско впятеро сильнее. Опосля разгрома Биляра, придёт он с той же ордой на Русь, от того государь Константин уже десять лет, по слову моему, ставит великую каменную стену вкруг своей столицы. Мунгиты возьмут любую деревянную крепость, огнем, али наворопью, а каменных стен брать не умеют.

— Князь Вадим истинно ведает, о чем говорит? — Подал голос эмир Булгарии.

— Истинно, государь. — Я встал и приложив руку к сердцу, поклонился.

— Как же ты вести сии получил?

— Азм умер, государь, а три дня спустя ожил, волей господней и стал ведать множество мастрот и вестей о грядущем. По сию пору все слова мои правдой выходили.

Эмир Габдулла задумался.

— Значит, нам не отбиться?

— Нет, государь.

— Так может нам просто отворить ворота наших крепостей? — С провоцирующей улыбкой задал он вопрос.

— Не советую, государь. Даже с теми, кто заключал союз с мунгитами, опосля беда приключалась. А уж с вами, непокорность явившими, они и вовсе мириться не станут. Просто кровушка Биляра им меньшей докукой станет. Прости за прямоту.

— Чего же присоветуешь нам?

— Спасай лучших людей своих, отошли их в самые дальние подвластные тебе земли, али под руку к нашему государю.

— А твой, государь их защитит? — Задал очередной вопрос эмир.

— Азм, начальный человек над башнями боевыми во Владимире Великом, и буду там на стенах стоять, от того надеюсь на сеё.

После этих вестей эмир с советниками взяли время подумать. А неделю спустя отправили нас восвояси без конкретного ответа, но с дарами для русского царя. Ну, чтоже мы сделали, что смогли.

Глава 12

В 6744 году (1235 по счету папистов) мунгиты огромной силой пришли на булгар. Были взяты и сожжены все города и села. Биляр продержался полтора месяца и пал. В городе не осталось ни одного живого человека. Правда большая часть населения была упреждена правителем и разбежалась по дремучим лесам, а кто побогаче и мастеровитее ушли кораблями на Русь.

За океан, к брату царя Константина, владыке заморской Руси Юрию Всеволодовичу в Ладогу был отправлен корабль с просьбой о воинской поддержке. Ладожское царство приняло с Руси около двадцати тысяч воинов, а учитывая, что тамошние сражения велись преимущественно огнестрельным оружием, то помощь умелыми стрельцами будет совсем не лишней.

В столице были поверстаны несколько сот мастеровых из каменщиков и кузнецов. Обозами их отослали под Углич, в потаенное место, охраняемое несколькими сотнями прелагаев. Там я, совместно с мастерами оружейниками, несколько месяцев обучал их пушечному делу. Не все освоили сеё ремесло, но несколько сот пушкарей к нужному времени у нас будет. Из Углича, и каменных монастырей под вооруженной охраной во Владимир потянулись обозы с тайными грузами, которые предназначались для особых галерей, тянущихся внутри крепостных стен и ярусов башен, закрытых царевым словом от непосвященных.

С Ладожской Руси пришла всего пара кораблей с двумя с половиной тысячами стрелков. К сожалению, несколько кораблей оказались поедены короедами и к плаванию в океане стали не годными.

Наконец в начале зимы 6745 года (1236 по счету папистов) дальними заставами были замечены первые отряды мунгитов на русской земле.

Вскоре полковник разведчиков Перко предстал перед государем и думой с докладом о приближающейся угрозе.

— Государь, — поклонился он, — бояре. В пределы царства Русского ворог пришел, во множестве.

— Сколь воинов тех? Кто у них за первого воеводу поставлен?

— Начальным воеводой стоит Бату хан под его рукой шестьдесят тысяч воинов, с ним Менгу-хан и Бучек-хан с каждым по десять — двадцать тысяч воинов. Есть еще четыре хана, но часть отрядов своих они отправили воевать половцев. Самих мунгитов по сказкам полона сто тысяч. Тако же с ими идут прочие инородцы тысяч с пятнадцать со князем Пургешем и половцев тысячи три. Идут неспешно по двенадцать, тринадцать верст в день делают. Лошадей у них не счесть. Инородцы пешие идут. Коль переходы дневные оставят како нынче, ко Владимиру стольному будут к февралю месяцу.

— Идут оне единым войском, аль иначе?

— Широко, где можно, россыпь отрядов сотнями конными рассылают окрест, людишек ловят, и корма ищут, особливо для лошадок. Основное войско кучно идет.

— Овчина, Николай Сергеич, обскажи чего у нас с полками? — Обратился царь Константин к первому воеводе.

— Государь, — поднялся со своего места наш лучший военноначальник. — Владимир град волей твоей твердо стоит. Войска в нем тридцать тысяч воинов с городков малых и больших собран. Посадские и слободские с них, кто смог в столицу пришел, а прочие подались на полночь в новгородские, колыванские земли. Посадских людей местных и пришлых, всех поставили на стены, из казны твоей и Бронного приказа выдано сорок тысяч копий, булав, топоров и луков. Из них в железо одеты двадцать тысяч лучших людей, остатние бездоспешные. Тако же воинские люди великого князя Ладожского числом две тысячи, да есчо пятьсот без малого в справных бронях и при оружии своем. Исчо две тысячи тайных людей князя Углицкого Вадима Осиповича со своими припасами. В поле три тысячи лучших людей воеводы Перко. Сообща, коль посмотреть, то приступом Владимира супостату не взять николижды. Царское войско собрано в Полоцких землях числом тридцать тысяч конных и сорок тысяч пеших ратников. Стоят оне в полевом укреплении крепком. И прелагаями обложились на многие версты от себя. Тамошние воеводы ожидают приказа твоего, государь, на ворога идти. По столицам земель, в Киеве, Смоленске, Новгороде, Риге, Колывани и прочих оставлены крепкие городовые полки и посошные люди на случай осад.

— Чего по брашну у нас, боярин? — Обратился он к начальнику приказа Большой казны.

— Всего довольно. Како построены твоим указом государевы житницы по всем городам уездные, об голоде позабыли на Руси. В стольном граде, как ведомо тебе, амбары, что в стены великие встроены полным полны. Холодильные ямы рыбой и мясом забиты. Всего много. Азм самолично доглядывал, дабы едово полной мерой принималось, и спрос суровый у меня. Все сухо и плесени нет нигде. Конечно, людишек добавилось с городов окружных, обаче и с них загодя все житницы, монастырские и купеческие под метелку собраны и вывезены во Владимир. От того сидеть в осаде мочно нам хоть до следующей зимы, а уж коли прикажешь пояса подзатянуть и вовсе два года выдюжим. — Ответил боярин Воята.

— Нет, велю всех кормить досыта, нам бессильный воин жизни может стоить.

Суета приготовлений, вывоз во Владимир местного населения, продовольствия, фуража и ценностей из брошенных на произвол судьбы городов и монастырей лишь частично отвлекала меня от ожидания главного экзамена моей нынешней жизни. По спине постоянно гулял холодок, от предстоящих событий.

Надвигающееся, как ледник, вражеское войско неумолимо приближалось к столице Руси, погребая под собой города, села, деревни и оставляя за собой лишь пепелища и смерть. Немалое количество жителей отказалось бежать от напасти, полагаясь на окрестные леса и авось. Беда, схватившая за горло, была целиком на их совести, государевы люди для её упреждения сделали всё что можно. В окрестностях Владимира враг появился спустя почти два месяца со дня первого явления на русских землях.

Вот они. Пришли. Под стены столицы явились первые конные отряды монгольской конницы. Гарцуя, воины, смеясь, выкрикивали что-то гортанное. Часто слышалось: 'Урус, урус'. Как же они выглядят смелые, веселые всадники, убийцы бесчисленных жертв?

Длинный теплый халат, на него натянут доспех, набранный из небольших пластин, перекрывающих друг друга, наручи, поножи, у каждого лук, сабля, топорик или булава. Утепленные стальные шлемы у всех открывают лица. Улыбаются. Новая добыча. Говорят в храме, который возвышается посреди города, стены изнутри золотые.

Вот несколько десятков подскочили под самые заборола, что-то крича. Один из них пустил из лука стрелу по невидимой отсюда цели на стене. Ответный залп снес почти всех. Настегивая коней, четверо выживших скачут сломя голову. Выстрелы вдогонку. Упал последний. Начало положено.

Через день к воротам города подошел отряд с послом. Сначала к воротам подъехал один из свиты сановника без оружия, обозначив отсутствие агрессии поднятой рукой. Он упредил воинов на стенах, что идет посол, после чего подтянулся и остальной отряд. Через посыльного царю передали предложение о переговорах. На стену явился боярин Горяй Молодой.

— Кто такие? Чего надобно?

— Азм есмь посланник великого хана Бату, баскак Мунхдалай. У меня слово для твоего повелителя. Желаю говорить с царем Руси Константином. — На чистом русском языке сказался монгол.

— Кто ты есть, дабы самолично с царем разговоры говорить? Азм боярин Горяй, мне сказывай.

— Хан Бату велел мне говорить с самим царем!

— Ты государю нашему не ровня, дабы он с тобой разговоры вел. Али мне сказывай чего надобно, али взад вертайся!

— Будь по-твоему, боярин! Великий хан Бату велит слуге своему царю Руси покориться, признать его власть. Великий хан требует ворота открыть и впустить войско его в город Владимир. Коли покорится царь, живот сохранит свой, и всех посадских людей милует великий хан и никакого ущерба не будет им. А коли ворота не откроет до полудня завтрашнего дня, то милости от хана не будет ни ему, ни всем людям Владимира.

— Азм услышал тебя. Токмо не ведомо мне доселе было, абы царь Руси овцепасу роту давал. Ступай к хану своему. Коли государь пожелает, даст ему ответ.

Кавалькада, развернувшись, убралась восвояси. Ответа не последовало.

Несколько дней войско мунгитов продолжало накапливаться в виду стен Владимира. Город окружили становищами с западной, южной и восточной стороны, север контролировался конными отрядами. Основной лагерь с главной ставкой хана — огромной белой юртой, расположился на полудне, а тридцати тысячные лагеря стали с запада и востока.

На пятый день к городу пригнали большой полон, несколько тысяч мужиков и баб. Прямо напротив Южных ворот была казнена тысяча. Начали с воинов. Выводили по одному и рубили голову. Одного за другим, десяток, за десятком, сотня за сотней. По окончании казни пленных погнали строить заграждение напротив всех ворот из города. Под градом ударов рабы долбили мерзлую землю, устанавливали частокол из заостренных деревянных бревен с уклоном к городской стене. Сами мунгиты в это время прошлись по городам, расположенным неподалеку: Москва, Суздаль, Переславль и множество мелких селений стояли с распахнутыми воротами. Все жители либо бежали на север, в новгородские и колыванские земли, либо собрались в столице, как того требовал государь.

Протяженность городских стен Владимира Великого почти тридцать пять верст, и скопившемуся в них населению вполне по силам надежно удерживать весь периметр. Как показали пробные обстрелы заново построенными царскими мастерами метательными машинами, новые стены порокам не по зубам. Огромные рвы под заборолами, образованные выборкой грунта для отсыпки валов в южной части линии обороны и плотины в нижнем течении Клязьмы, также не облегчали возможные приступы. С запада город хорошо защищен течением рек Содышка и Чечёра. С севера рельеф осложнён реками Клязьма, Рпень и Сунгирь. На востоке преградой служат русла рек Стивер, Миловка, Хлыстиха и Унтвар, к тому же здесь с умыслом оставили дремучий лес, который не позволяет установку метательных машин и легкого хода конницы мунгитов. Самое удобное место для штурма — это южная сторона. Между каменными укреплениями по берегам реки поперёк русла установлена деревянная стена, вмороженная в лёд. Проем в сто пятьдесят аршин, где протекает Клязьма не загородить камнем. Поэтому оборона там достаточно хлипкая. С другой стороны, это укрепление нельзя обстреливать из камнеметов. Разрушив стену, с большой вероятностью разобьют и лед. Тогда атака само собой станет невозможной. Последним значимым рубежом обороны разделенных водохранилищем частей Владимира Великого являются деревянные стены с башнями, построенные по урезу воды. Иначе проникший на прочный лед враг сразу окажется в беззащитном сердце столицы.

Пороки монголов типа требушет, которые они называли 'тяньцзи пао — лягушки', размерами оказались немного больше, чем те, что царские мастера строили для испытания новых стен. Белое дерево почти всех конструктивных элементов машин, говорило о том, что построены они где-то неподалеку, и лишь взводные барабаны, оси метательных рычагов, и шестерни с храповиками привезены издалека. Перемещать такие агрегаты было невозможно, поэтому их собирали на местах будущего применения. Несколько установок, под защитой заранее возведенных пленными полевых деревянных укреплений, установили с западной и восточной сторон владимирских стен. Многодневный обстрел сбил дощатые крыши и несколько десятков зубцов с верхних галерей и, разбив кирпичный фасад стен, не смог их проломить или разрушить. Повреждения не позволяли врагу использовать их для штурма, и быстро были восстановлены владимирским гарнизоном, который заменил выбитые зубцы деревянным палисадом, с белой крышей галереи стрелков.

Наконец поняв бесперспективность обстрела, камнеметы поставили прямо на льду водохранилища Клязьмы, и принялись метать снаряды по укреплениям с обеих сторон от русла реки. Метательные машины бросали грузы весом примерно по четыре пуда, на дальность сто двадцать аршин. Несколько дней обстрела также не привели к значимым разрушениям. Речные укрепления были выполнены из кирпича целиком, включая кровлю, поэтому их прочность в комплексе даже превосходила конструкции рядовых городских стен. В них невозможно войти, потому, что нет дверей, а множество бойниц позволяет гарнизону безнаказанно обстреливать штурмующих. Проникнуть в речные укрепления можно только через двух ярусные галереи, идущие от городских башен и расположенные внутри стен на валах. Причем если верхний ярус, освещаемый через стрелковые бойницы, открыт для прохода, то нижний, отведенный под склады закрыт и тщательно охраняется.

После многодневного снегопада погода резко поменялась, открылось синее небо с маленьким ярким солнцем, ударил сильный мороз.

— Князь, там у стены поп стоит. — Оповестил меня дозорный.

Пройдя к бойнице, посмотрел на незваного гостя.

— Кто таков?

— Келарь азм Евдоким, Борисоглебского храма, что в Рязани.

— Чего надобно тебе, келарь?

— Слово вам несу господне! Покоритесь мунгитам, ибо сии злые люди есть божья кара за грехи наши. Отворите ворота, пущай гнев господень падет на головы нечистых духом! Зато светлые душой спасутся, ибо сказано: Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!

— Красиво говорит, Иуда. Кто у нас с луком из лучших? — Спросил я начальника местного отряда.

— Никита могет. — Ответил дежурный десятник. — Никита, подь сюды. — Позвал он лучника.

— Никита? Видишь сего христопродавца? Явился он, дабы смущать умы наши. Предать желает души наши Сатане. Угости-ко его стрелой калёной. Токмо дабы не мучился. Господь прощать велел, даже ворога.

Лучник, подойдя к бойнице, глянул на читающего проповедь чернеца и, получив мой кивок, почти не целясь выпустил в келаря срезень. Широкий наконечник стрелы перерубил предателю гортань и тот, хрипя и захлебываясь собственной кровью, ничком повалился в свежий пушистый снег.

Не добившись успеха, в очередной каверзе, хан Бату решил перейти к жесткому варианту. Это стало ясно после того как мунгиты ранним утром послали на лед пленных, с целью убрать деревянную преграду между башен и, прикрывшись заложниками прорваться внутрь городских укреплений. Давно установившийся на реке ледяной панцирь достиг толщины пяди и более, так что вполне выдержит множество всадников.

Приближающаяся толпа пленных под присмотром отставших лучников закричала, обращаясь к обороняющимся, моля о спасении. Ратники за стеной, по команде воеводы, чуть сместили подвижные секции ворот, стоящего на льду укрепления, и открыли проход, в который, не веря в спасение, рванула толпа смертников, ускользая от неминуемой гибели, от рук мунгитов. Русские ратники, прикрывая побег, принялись отстреливать спешащих на прорыв врагов. С помощью того же полона, уже ввиду несущегося во весь опор к открытому проходу конного войска, вратарям удалось закрыть секции, заново скрепив их цепями и брусьями. У деревянной заставы закипел бой, наконец-то поддержанный ревом многочисленных медных труб и больших барабанов кочевников. Им ответил колокольный звон набата со всех церквей Владимира Великого и храма Христа Спасителя. Некоторое время, выигрывая возможность добежать до дальних, раскрытых еще ворот в восточную часть города спасенным от плена людям, ратники стояли насмерть, отстреливаясь и рубясь с навалившимися толпами вражеских воинов. С флангов им активно помогали лучники и арбалетчики, для которых враги, сгрудившиеся на речном льду, были лакомой добычей.

Краснокирпичные укрепления, сторожащие речной створ, осыпали мунгитов дождем стрел, собирая кровавый налог за право прохода за городские стены. Но, очевидно полководцы врага все же окончательно решили войти в город по единственному доступному проходу. К большим деревянным воротам на полозьях, держащимся уже только на напряженных цепях неслись все новые сотни и тысячи воинов. Наконец, поняв, что стену не удержать остатки гарнизона на реке бросили позиции и, теряя убитых и волоча раненых, побежали прочь от укрепления. Из башни было видно, как они сломя голову несутся под защиту палисада у деревянных стен внутренних городских укреплений Владимира. К сожалению, добежать удалось не всем. Вот не выдержали кованые петли ворот, и правая створка под напором массы людей раскрылась, неловко заваливаясь на бок. В проем, гортанно крича, хлынул вал черных людей, похожих сверху на чертей и всадников в мохнатых шапках. Толпа ломилась на простор, спеша покинуть зону обстрела. Вскоре через створ прорвалась огромная масса врагов, замаравшая собой белый снег внутреннего Владимирского моря.

Водохранилище, образовавшееся внутри стен Владимира, благодаря природному рельефу и трудам армии крестьян получилось огромным, вытянутым вдоль русла Клязьмы прямоугольником размерами более трех верст в ширину и двенадцати в длину. На таком огромном поле монголы могли безнаказанно собрать очень мощный кулак, не опасаясь, из-за запредельной дальности, лучного обстрела русских воинов. Боевой лук может добросить стрелу на расстояние порядка двухсот аршин, и три версты ледяного поля оставляли мунгитам огромный безопасный плацдарм внутри города. Чем враги и воспользовались, переправляя через разбитое горлышко створа речных башен все более многочисленное войско. Кирпичные громады, сторожащие реку, убивали и ранили врага, продолжая обстрел, но гонимый приказом конный вал монголов рвался внутрь охраняемого периметра, усеивая своими телами уже без того густо залитый кровью путь. Сколько врагов уже прошло сквозь горло? Двадцать тысяч? Тридцать? Сорок? Расчистив дорогу, к ним протащили и четыре тарана на полозьях, влекомые все теми же пленными русскими. Скоро стало понятно, что вся эта армия готовится к штурму восточной части города.

Вдали послышался глухой удар и сразу же шум водопада. Это на другом конце ледяного поля пороховой миной подорвали верхний шлюз. Из-за высоты водяного столба, для перехода кораблей из водохранилища в реку пришлось построить двухкамерное сооружение. Каждая камера перемещает корабль на высоту в двадцать один аршин. Её размеры в плане десять аршин в ширину и тридцать в длину. Ими и ограничены корабли, способные переходить, из естественного русла Клязьмы в гигантскую запруду Владимирского моря. Подрыв первой камеры не позволит опустить уровень воды до самого дна, но на двадцать один аршин — пожалуйста. Через пролом площадью десять на двадцать один аршин, из объема Владимирского моря примерно в две кубических версты, может слиться примерно полторы. Расчеты показали, что на сброс воды для критического для врага уровня понадобится всего пара часов.

Образовавшийся на месте водосброса столб водяного пара и шум извергающейся воды, подсказал монголам о новой проблеме, которую им подбросили коварные русские. Проседающий у водослива лед и трещины, которые начали образовываться на нем, указали врагам на опасность нежданной каверзы русских. По команде начальников войско развернулось и попыталось организованно покинуть западню.

Однако этого не было в планах наших воевод. Из крепостных амбразур показались бронзовые стволы орудий. Я также отдал приказ и мои пушкари, до времени сидящие в стороне, окрыли лестницы на нижний ярус. Выбив замаскированные в стенах бойницы они, зарядив, накатили пушки на позиции. Снаряженные картечью стволы нацелились в разные стороны. Узрев вал накатывающей армии, пытающейся вырваться из ловушки и подпустив его на кинжальный выстрел, медные орудия изрыгнули смерть. По уговору моя башня палит первой, но нас тут же поддержали стволы второй башни и внутри городских стен.

Шквал картечного залпа, покрошив за раз сотни воинов, вызвал панику, и войско откатилось прочь, вглубь ледяного мешка. Между тем уровень воды уже начал падать и лед, ломаясь по берегу, принялся выгибаться, обещая в скором времени превратиться в ледяную чашу, окруженную стенками покрытыми, снегом, льдом, илом, грязью и речными водорослями — западню, из которой нет выхода. Невозможно забраться на двадцати аршинный склон, имея на плечах тяжелую броню. Запертому в ледяной ловушке войску не согреться у огня, не вкусить пищу, не забыться сном. Осыпая русских проклятиями, огромная орда сгрудилась в центре ледяного поля. Их можно было достать из пушек ядрами, но к чему тратить порох? Довольно скоро опустившаяся ледяная тарелка обломилась по краям и короткой стороне между кирпичными боевыми башнями. Через разлом на лед хлынула речная вода, споро прибывая и бурля, вытачивая из толстой плиты растущую на глазах черную полынью. Придавленная огромной массой людей и лошадей ледяная плита не пожелала всплывать, нагнетаемая сверху все новыми и новыми объемами черного потока. Вскоре глубина стылой воды поверх льда местами достигла полутора аршин.

Поняв, что почти треть войска попала в жестокую западню, ханы послали на штурм три многотысячных отряда. Из ставки к башням на льду вышло около тридцати тысяч воинов, с восхода двадцать и с заката еще столько же. Очевидно, так было задумано с самого начала, но в случае первоначального плана это были атаки, отвлекающие силы русских от основного направления, связывающие всех свободных воинов боем и отвергающие игру резервами. Теперь же это была отчаянная попытка спасти от гибели немалую часть армии. Приступ с лестницами на высокие кирпичные стены, стоящие на валах и так был обречен, но в самый жаркий момент штурма, по скопившимся под стенами огромным массам живого мяса картечью ударили орудия из башенных амбразур. Им помогали ладожские воины с огнестрельным оружием и лучники. Снаряды рвали, убивали и калечили лучших воинов Бату хана. Животный ужас, охвативший монголов, заставил их бросить приступ, не взирая, на возможные жестокие наказания. Лишь незначительное число орудий, стоящих в башнях позволило большей части уйти целыми. Хотя картечная коса уложила под красными стенами несколько тысяч убитых и раненых.

Попавшее в западню на водохранилище войско мерзло. Монголы, спасаясь от холода, сидели на конях, пешие воины позволить себе такого не могли. Да и кони были не в восторге от стояния по брюхо в ледяной шуге. Почуявшие надвигающуюся смерть монголы стали приближаться к стенам, держа оружие в вытянутых руках и крича от отчаяния. Они желали сдаться. Но кто же их возьмет в полон? Где их разместить? Чем кормить и главное зачем? Эти люди пришли сюда за нашими жизнями, пусть заплатят за это своими. По приближающимся был открыт орудийный огонь. Метания обезумевшей толпы привели к разломам уже напряженного льда. В трещины посыпались воины и лошади, кочевники в намокших тяжелых халатах и доспехах почти сразу шли на дно. Лошади, пытаясь выбраться, бились до последних сил. В нескольких местах отряды монголов пошли на штурм. Хаотичные атаки неприступных склонов, на которых высятся деревянные стены с башнями, и враждебным гарнизоном, вооруженным огнестрельным и холодным оружием, были обречены. Нигде монгольские воины не смогли подняться даже к подножию деревянных укреплений. Трагедия длилась до утра. Сильный мороз не оставил монголам шанса. Выжить смогли считанные сотни, которых тоже никто не стал спасать.

Наутро, празднуя победу, разлились радостными перезвонами колокола. По городу двинулся крестный ход. В открытых для горожан церквях прошли благодарственные службы.

Монголы, поняв, что потеряли почти треть войска, с новым рвением принялись укреплять осадные заграждения. Оружие, которое оказалось в окруженном городе гарантировало вселенскую власть. Теперь просто взять и уйти, бросив чудоогненные трубы Бату-хан уже не мог. Ему никоим образом не удалось бы оправдаться перед Огодаем — великим ханом всех мунгитов за упущенную возможность. Признав, что штурмом взять город не удастся, ханы, осаждающие стольный Владимир, решили замучить город измором. Прошло несколько дней.

Дым и смрад от мунгитских станов периодически накрывал город. Вонь стояла страшная. Кочевники никогда не моются. Такое время, такие обычаи. У них это считается нормой. В городах западных королевств существуют бани, можно помыться на постоялом дворе, но даже среди высшего света это не очень распространенный обычай. Букет от иных благородных случается такой, что хоть стой хоть падай, от того среди знати очень ценятся ароматические воды, перебивающие тяжелый запах. Так чего взять с кочевников, где в степях с водой вечные проблемы.

Совет воевод прошел в новых каменных палатах дворца Константина Всеволодовича, возведённых в Ветчанном городе после великого строительства. Государь собрал всех войсковых и кончанских воевод.

— Славим тебя великий государь с небывалой победой! — Выступил от восточного крыла наследник, великий князь Василько Константинович.

— И вас други мои с победой, великой. Большое дело сделали. Обаче здравицы кричать станем опосля того как ворога из земель наших изгоним. Кто что думает по осадным делам? — Ответил государь.

— Первый воевода думный боярин Овчина. — Обратился Константин Всеволодович к самому нашему опытному полководцу. — Ты, о чем нам поведаешь?

— Государь, войска вражьего на льду положили невесть сколько. Десятки тысяч. Да с поля, тех, что подступали многие тысячи убитых да пораненных. Да за стеной их вдвое, аль более от того счета стоит. И лучших воинов на приступ Бату хан не посылал еще. Коли полезут на стены, отобьемся, без сомнения. Обаче не пойдут оне боле на приступ. Твое войско, что под Полоцком стоит, имеет семьдесят тысяч пешими и конными. Сие меньше чем у ворога. Ежели мы со стен воинов снимем и в рать поставим мож и уравняемся, обаче больно умелое войско у ворога, хучь теперяче конечно полегче вестимо. Думаю, азм не усидят мунгиты под Владимиром. Малые отряды по лесам сотни вражьи режут, что жито в окрестных местах промышляют. Обаче приказом твоим все запасы собраны в столице, али пожжены во прах. От того корма в округе нету, потому много войска хан вскоре зачнет посылать в дальние земли. По силам нам отловить сии большие отряды и разбить их твоим царским войском. Коли прикажешь, могу выехать азм к Полоцку и самолично управиться с татями, а уж опосля к Владимиру Великому на выручку идти.

— Вылазки надо ли делать нам в осаде сидючи?

— Безделица, государь. Вылазку надобно творить из весомой нужды. Пороки метательные пожечь, подкоп разбить, войско многое побить изгоном. Благодаря пушкам огненным пороки мунгитов нам теперя не страшны. Потому пушка ядром бьет втрое далее, або набольший ихний порок. Подкопы ворог не творит покуда, и войско близко не держит. Опытен зело. Тако и нам малыми силами дел велицых не сотворить. Мочно нам силу собрать и ударить по закатному стану, али на восход. Сие дело доброе выйти может. Обаче ежели затянем с отходом, то отрезать конное войско из большого стана может нас вборзе, а опосля и добить, а остатними силами весь город не удержать нам.

— Понял азм слово ваше воеводы. Сидеть станем покуда за стенами. Благодарю за совет, ступайте ко своим дружинам. Да глядите, дабы ворог наворопью на стены не залез. Николай Сергеич, задержись для приватной беседы.

Когда совет разошелся, мы остались в зале втроем: государь, я и Овчина.

— Вот чего Николай Сергеич сказать тебе желаю... — Несколько смущенно начал Константин Всеволодович.

— Позволь мне, государь. — Обратился я к царю. После его кивка продолжил. — Воевода, есть весть у нас с государем, об коей никому не ведомо. Тайна сия зело уменьшит силу врага и истребит его бессчетно.

— Еще пушки, али ружья у тебя припрятаны что ли? — Удивился воевода.

— Нет. Помнишь ли как государевым указом лекари, руки у воинов кололи, а те малость болели опосля?

— Ну, помню, меня тож кололи.

— Тебя, государя, меня и всех людей Владимира стольного и Руси кого добром склонили али споймали силой. И скотину бессчетно кололи. Сей укол творят прахом, коий защищает от черного мора.

— Да, неужто? Коли б ведал об том, не тянул бы с сим обрядом.

— Сие полдела Николай Сергеевич. Есть у нас прах коим ежели обсыпать мунгита любого, то черный мор возродится и побежит по людям и скоту. Что скажешь?

— Много праха того?

— На мунгитов хватит.

— Тако чего тянем то тогда. — Без тени сомнения взял быка за рога первый воевода. — Коль по силам нам истребить супостата, нечего на него любоваться.

Я взглянул на царя, но тот все еще колебался.

— Не по-божески оно, не по-христиански.

— Как же не по-божески государь, вспомни семь казней египетских! Там черный мор, Господом насланный, во всей красе поигрался. Мунгиты к нам пришли не за златом твоим, государь, за жизнью твоей и детей твоих. А сколь они уж людишек в землю положили у нас на Руси да в дальних краях. Надобно их нынче с черным мором свести, покуда они купно сидят и по всем землям твоим не разбежались.

Государь еще немного помялся и кивнул.

— Велю. Пущай в пекло идут агаряне!

Уединившись с первым воеводой, я посвятил его во все тонкости своего замысла. Рассчитав примерную скорость заражения войска мунгитов, воевода попросил отсрочку, а сам с небольшим отрядом скрытно выйдя из города, отправился брать под свою руку царские полки под Полоцком.

По истечении урочного срока, утром, после богослужения на главной звоннице Храма Христа Спасителя ударил наибольший колокол. Бом. Бом, бом. Бом, бом, бом. Отсюда, с самой высокой точки собора лагерь врага был отлично виден. В нем сначала поднялась суета, а потом, поняв, что атакующих войск от города не идет, быстро улеглась. А колокол меж тем продолжал гудеть. Бом. Бом, бом. Бом, бом, бом. Раз, два, три. Сигнал. Сигнал, слышимый на десятки верст вокруг. Приказ всем воинам за стенами начать охоту на мунгитов. Царский полк, выросший из ватаги Журбы, который потом возглавил мой бывший телохранитель, а теперь воевода Перко, не давал покоя кочевникам. Казалось бы, три тысячи воинов? Немного, но и не мало. Тщательно отобранные, выпестованные и тренированные, как лучшая дружина государя. Волкодавы. И теперь этим волкодавам дали команду рвать волков.

Незадолго до этого дня, вызвав Перко тайным сигналом, я обсудил с ним новую задачу.

— Здравствуй Перко.

— Здравствуй, государь.

— Как у тебя дела в полку?

— Ладно все, ладно. Ворог лесов да дорог не ведает от того мои воины хозяева тута.

— Перко, нынче государь приказал божьей карой наказать мунгитов. Ты об сей затее давно ведаешь. Обаче люди твои станут дело творить по уговору, и сие надобно нам всем, ано может статься так, або зараза в сердце стана вражеского не пройдет. Потому прошу тебя азм подвиг совершить.

— Сказывай князь, сказывай. — Поторопил меня воевода.

— Надобно дабы ты с отрядом воинский стан врага насквозь прошел. Убивай, режь, секи, ано главный твой приказ: колбы стеклянные с черным мором густо побить на всем пути, дабы зараза по всему стану разошлась. Тако же мой наказ тебе лично: не сгинуть в сей затее. Чего скажешь?

— Помнишь князь како ты об греках-воинах быль давеча сказывал, де оне супротив многих сотен тысяч вразей презлых выстояли? Помню азм подвиг сей. Мои люди не хужее греков будут.

— Сделай сие Перко. Азм самолично об тебе в летопись слова хвалебные об сем деянии пропишу. Знай, не о славе твоей пекусь, а лишь о пользе, что сей подвиг, принесет всей Руси!

Поклонившись, воевода вышел из палат.

По уговору задача каждого прелагая поймать, ранить с заражением и отпустить в обратку, или издали подстрелить кого не насмерть, опоганенной стрелой, или, что уж совсем просто без особого шума поранить коней в табуне. А табунов вдвое, втрое от числа людей. Проблема в том, что заражение должно охватить все войско, сразу. Если мор коснется лишь отдельных частей широко раскинувшегося вражеского лагеря, то у врага будет возможность изолировать больных от здоровых. Хотя, учитывая скорость развития болезни, и то, что первые несколько дней никаких значимых симптомов не проявляется, у них это вряд ли получится.

В ночь, после колокольного сигнала с юга, прямо через большой стан врага двинулся полк прелагаев. Поначалу тихо, а потом со все большей суетой и шумом, с поджогом юрт и убийством воинов, клин русских всадников катился по спящему кочевому городу. После ледовой ловушки главный лагерь значительно убавил число своих жителей, но их все равно было очень, очень много.

Находясь на самой высокой точке города, куполе Храма Христа Спасителя, я наблюдал за огненной каплей, которая катилась по черному полю, занятому врагом, прожигая себе дорогу. Уткнувшись, в какую-то невидимую преграду, движение застопорилось, но потом, изменив путь, снова направилось к столице. Теперь огненная волна не была уже такой свободной, видно, что на её пути встали многочисленные препятствия. Тем не менее, где единым руслом, а где-то и многими ручьями русичи преодолели невидимую плотину. Отряд прелагаев прорвался к горлу реки, хранимой её красными башнями. Навстречу ему из-за восстановленных деревянных стен выдвинулось пешее войско городского полка. С двух сторон навалившись на крепкую заставу, сторожащую выход из города, отряды вырезали крепкий опорный пункт мунгитов, подожгли уже потерявшие свой смысл требюшеты и укрепления, после чего все вместе скрылись за стенами столицы.

Полк разведчиков потерял в этом сражении до трети состава, заплатив своей кровью за нашу общую победу. Столкнувшись возле огромного белого шатра с лучшими воинами Чингиз хана, Перко в поединке самолично убил какого-то великана, разрубив его пополам, но поняв, что дальше в лоб не пройти, он со своим полком обошел преграду и с боем прорвался к городу. Главное — его бойцы разбили на всем своем пути несколько сот флаконов со спорами черной оспы.

А в это время к Рязани, отрезая известный путь, в тыл войску кочевников уже шли русские полки из-под Полоцка. Оттуда они двинутся к Владимиру, и мы окончательно закроем страшную страницу Батыева нашествия.

Чуть больше чем через неделю черная смерть, напавшая на степняков, стала видна воочию. В стане пропала дисциплина, еще через неделю меж шатров невооруженным взглядом стали видны трупы, лежащие в снегу. Еле стоящие на ногах люди брели от юрты к юрте в поисках еды. По донесениям прелагаев, снова ушедших в леса, смертность среди лошадей была почти поголовной. Перенесшие болезнь мохнатые лошадки не могли встать, чтобы добыть себе корм из-под снега, что усугубляло падеж скота. А поскольку лошади были единственным продовольственным запасом мунгитов, и есть заразную скотину было нельзя, а другой еды в опустошенных землях вокруг столицы не было, то голод очень быстро взял кочевников за горло. Треть выживших, но ослабленных болезнью воинов, встречали голодную смерть. Отправленный за едой отряд из нескольких тысяч всадников, прелагаи в лесной засаде истребили, не выпустив из ловушки ни одного воина.

Спустя двадцать дней с ночной атаки лагеря, из него на прорыв ушли лучшие воины мунгитов. На носу март месяц. Скоро вскроются ото льда реки, и кочевники, даже если захотят, уйти уже не смогут. Прелагаи, конечно же, засекли многотысячный отряд, но препятствовать его уходу не стали, ввиду его многочисленности. Наутро из Владимира в поле вылилась тридцатитысячная рать. Целью вылазки была зачистка большого стана. Беспрепятственно расставленные полки, двинулись на врага.

Накануне в городе после церковной службы народу была раскрыта тайна Господнего гнева. Пришлось для лучшего восприятия среди русских людей распространить именно эту версию событий. Господь дал государю оружие для борьбы с диаволом: изрыгающие огонь трубы, мор на скот и слуг Диавола, како в библейских сказаниях.

С нами Бог! Поэтому воины в бой шли смело, и среди них в первых рядах бояре, воеводы и я сам. Ужасная картина смерти раскрылась на самых подступах к стану. Валы из умерших, которых поначалу вытаскивали за границу становища. Затем замерзшие одиночки и целые юрты трупов. Строй воинов распался, и продвижение вперёд замедлилось. Повсюду была видна лишь смерть. Только у Белой юрты русским было оказано сопротивление. Несколько тысяч мунгитов, больных и здоровых напали на ошарашенных трагедией русских воинов. После первоначального разгрома, быстро подтянувшиеся к месту стычки, русские ратники отбросили врага, а затем перебили весь засадный монгольский отряд.

Как оказалось, мунгиты защищали тела своей знати. Среди умерших от болезни был и Бату хан, но его тело забрало с собой войско, ушедшее на полудень. По информации от пленников стан покинули около тридцати тысяч воинов. Все, кто остался на ногах. Учитывая, что они всё равно неизбежно заразятся черной смертью, думаю, до Рязани не дойдет никто. Конный отряд числом в десять тысяч воинов вышел из владимирских стен на следующий день. Его основой был полк прелагаев. Перко шел воеводой правой руки. Путь отступления мунгитов был обозначен трупами людей и скота, словно вешками, особо заметными в местах ночевок. Захочешь, с пути не собьешься. Остатки вражеской рати мы настигли под сожженной Коломной. Несколько тысяч воинов, заняв высокий холм, в излучине Москвы-реки сидели прямо на снегу и ждали нас. С юга, по руслу Оки подходили полки государева войска из полоцкого лагеря, под рукой думного воеводы Николая Сергеича Овчины.

На общем совете воевод я попросил отдать мне право последнего удара по врагу. Учитывая заслуги, перечить никто не посмел.

Рано утром полки выстроились напротив последнего пристанища мунгитов. Они ждали моего приказа. Я же стоял рядом с моим другом и рассказывал ему повесть о герое из моей прежней жизни.

— Вот так Перко погиб богатырь дальней земли, о котором помнит каждый тамошний житель спустя многие сотни лет.

— Сказываешь, вороги его пороками забили?

— Так и было.

— А звали-то его как? Ты тако и не поведал.

— Звали его, Перко также, как и тебя: Евпатий Коловрат.

— Надо же совпало как!

— Да, Евпатий совпало. Чего не случается в божьем мире. Ступай, воевода, истреби ворога, отомсти за Русь, никому пощады не давай. Дабы неповадно было сучьим детям на наши земли хаживать.

Перко, поклонившись, вскочил на коня и отправился к войску. Вскоре коробки полков двинулись к холму, остановившись у его подножия. Из-за спин воинов рассыпной строй лучников и стрельцов принялся обстреливать ожидающих атаки мунгитов. Стрелы и пули легко находили себе поживу. Вражескую контратаку русские воины приняли на копья, а затем на плечах бегущих кочевников поднялись на холм и добили остатки сопротивления. На самой вершине обнаружилось несколько десятков тел, покончивших с собой вельмож мунгитского войска. Удавленные волосяными шнурами первые люди Бату-хана, лежали в ряд. Очевидно, здесь провели какой-то ритуал. С вершины холма Перко дал знак об окончании сражения.

Так закончилось нашествие на Русь великого войска страшного врага, завоевавшего полмира.

Теперь Посольскому приказу предстояла дипломатическая миссия, с неясным исходом, прежде всего для самих послов. С одной стороны, мунгитским дипломатам на Руси никогда обид не чинили, и сами мунгиты особо ратовали за неприкосновенность послов. С другой стороны, канувшая в Лету стотысячная армия, с десятком ближайших родичей великого хана. По мнению Государевой думы, мир между нашими империями и определение границ — это наилучший выход для обеих сторон.

Спрашивали у меня некие духовники: мол, как же мы с диавольскими посланниками мириться станем? Только я им так и ответил: Господь меня уподобил Русь спасти православную, про крестовый поход на мунгитов ничего не сказывал. Вседержителю виднее. Мож припас для них кару и сам желает наказать, а тут мы будем у него под ногами мешаться. Может, желает наказать мунгитов забвением? Сегодня они владыки мира, а завтра про них никто и не вспомнит. Конечно, имеющимся оружием Русское царство может положить в землю всех воинов Мунгитской империи и при желании пустить черную смерть во все пределы, но и безвинные души погибнут бессчетно, а сей грех не отмыть вовеки.

Поэтому логичным виделось заключение мира. Правда великому хану Монгольской империи Огодаю придется оставить завоеванную Волжскую Булгарию и половецкие степи, потому как размежевание между царствами на Руси видели по Волге. И другого решения мы допустить не могли, ведь нахождение мунгитов в Биляре, Ошеле или Тухчине создавало угрозу для стольного Владимира, а владение великим ханом половецкой землёй со временем неминуемо привело бы к новой войне.

Именно сейчас было необходимо провести массовое обучение воинов огневому стрелковому бою. Это, наряду с прочими успехами, должно серьезно склонить чашу весов на мирную сторону. После завершения войны придется, не мешкая брать под руку русского царя Поволжье и южные земли. И если разгромленную Волжскую Булгарию надо брать привлечением на службу русскому государю выжившей местной знати, то для взятия под контроль Причерноморья понадобится переселение большой массы людей, при строительстве одной, а скорее всего нескольких мощных каменных крепостей.

Великая степь, тянущаяся через всю Азию, составной частью которой является Причерноморье, уже несколько тысяч лет служит дорогой, по которой с востока на запад под напором обстоятельств перемещаются разновеликие племена. Скифы, сарматы, булгары, хазары, печенеги, половцы нескончаемой чередой сменяются в великих степях между Волгой и Дунаем. И всякий раз история повторяется: кочевники грабят землепашцев. Какое бы имя не носили земледельцы: анты, склавены, славяне или забытые за давностью лет прочие племена. Монгольское иго, или Крымское ханство, если бы они повторились в этой реальности, были бы просто еще одним кровавым фрагментом множества повторяющихся историй. Но теперь, после поражения последнего великого нашествия, эту дорожку надо перекрыть. Отныне это царская земля и здесь будут жить только люди русского государя.

Что же мне делать дальше? Есть идея по устройству каналов между речными системами. Здесь и воздушный шар пригодится и нивелир, и опыт по строительству шлюзов, и привлечение к делу больших масс людей. Да и железная дорога не помешает на важнейших направлениях. Дел полно. Все не переделать. К тому ж под вечер жизни время летит быстрее. А там поглядим...