| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Младший кханади приехал в Отерхейн осенью. Догадывался, что в столице его не ждет пышная встреча, но все равно было обидно. Отец его не встретил. Не смог или не захотел. Зато к главным воротам замка вышел Аданэй. Высокий, стройный, он выглядел на семнадцать лет, хотя ему только-только пошел шестнадцатый год. Брат прямо-таки поражал своей красотой, и Элимеру это не понравилось. Сразу вспомнились суеверные перешептывания кухарок, что Аданэя якобы выкрали у сказочных степных духов.
Кхан усмехнулся и снова обратился к Таркхину:
— Знаешь, может, родись мы с братом в обычной семье, не стали бы врагами? Хотя сомневаюсь... В любом случае стать правителем мог лишь один из нас, и это подхлестнуло вражду. Впрочем, поначалу я чувствовал лишь неприязнь. Ненависть появилась позднее.
— Из-за чего появилась?
— По многим причинам. Из того, что помню: совет. Мы с братом присутствовали на нем. Отец спросил нашего мнения, внимательно прислушался к Аданэю и рассеянно — ко мне. А потом сказал: "В Долине тебя учили одному, а в Отерхейне требуется другое. Ты не знаком с наукой войны. Ты не знаешь, как управлять нашими землями. Прислушивайся к Аданэю, он всему тебя научит". В глазах брата я увидел привычную насмешку и разозлился. Но кое-чем унизительный случай все-таки помог. Я понял, что и впрямь не обладаю знаниями, нужными кханади, и пригласил лучших учителей. С тех пор мои дни уходили на воинские тренировки, а вечера на то, чтобы вникнуть в дела государства. Я даже пытался разговаривать с Аданэем, но он либо уходил от ответов, либо переводил все в шутку.
Помню еще случай. Мы стояли среди знаменитых воинов, шел разговор об охоте. Кто-то спросил, хочу ли я поехать. Не успел я и рта раскрыть, как за меня ответил Аданэй: "Охота для Элимера слишком опасна, он недавно выучился ездить верхом. Плохо владеет оружием. Достойным воином станет разве что через пару лет".
Все это он проговорил с самым невинным и серьезным видом. Аданэй умел насмехаться надо мной так, что никто, кроме меня, этого не замечал. Я не избавился от его насмешек даже спустя годы, когда благодаря упорным тренировкам превзошел в искусстве войны многих, в том числе и брата. Потом случилось кое-что, превратившее неприязнь в ненависть. Появилась одна женщина, рабыня. Из-за нее Аданэй унизил меня так сильно, как никогда раньше. Но об этом я не желаю рассказывать — просто поверь.
Элимер и впрямь не хотел рассказывать. Не хотел даже помнить ту зиму, когда ему исполнилось семнадцать, а в замок привезли новую невольницу. Ее походка, жесты приковывали взгляд, очаровывали. Элимеру казалось, она похожа на царицу, а не рабыню. Он даже придумал для нее историю: гордая владычица, попавшая в плен, не смирилась и строит планы побега и мести. Мечтал, что она его полюбит, и они, два врага, станут мужем и женой, правителями Отерхейна. Но все вышло иначе. Брат забрал ее себе. Она даже влюбилась в него. Аданэя многие любили: и женщины, и некоторые мужчины. Он знал свою силу и пользовался ею. Когда заметил, как Элимер относится к его новой наложнице, то нашел новый способ мучить. Однажды, не выдержав, Элимер попросил, чтобы Аданэй оставил девушку, чтобы отдал ее. Ответ до сих пор помнился на удивление хорошо:
— Нет, братишка, так не пойдет. Ты должен лучше уговаривать. Ведь ей будет тяжело, если я ее брошу, — и добавил: — Встань на колени, как перед господином. Я должен понять, так ли дорога тебе девчонка.
В ярости Элимер набросился на него, но в последний миг сдержался, ведь драка ничего не решила бы. Тогда он все-таки унизился. Будущий великий кхан встал на колени. До сих пор, вспоминая об этом, презирал себя. Аданэй небрежно проронил: "Забирай", и отправился прочь по коридору.
Элимер побежал за ним:
— За что ты меня ненавидишь?! — кричал он.
Тут случилось неожиданное: Аданэй остановился и, обернувшись, положил руку ему на затылок, потрепал волосы.
— Это неправда, — сказал он. — Ты мой брат, и я люблю тебя.
Затем отвернулся и тут же ушел. Элимер до сих пор не понимал, зачем Аданэй произнес эти слова. Может, снова хотел посмеяться. В любом случае, на следующий день все оставалось по-прежнему, только теперь на надменной физиономии Аданэя появилась еще и многозначительная, полная презрения ухмылка. Как и на физиономиях его дружков: брат все им рассказал. А девицу он отдал. Но Элимер видел, с каким восхищением она смотрела на Аданэя, и с каким страхом, едва ли не отвращением — на него. Даже когда подарил ей свободу, ничего не изменилось. Потом Зинкара предала, изменила. Он застал ее в саду, с братом. Они обжимались. Он же стоял за высокими кустами и видел все это. Слышал ее слова:
— Мой бог! Лучше провести жизнь у твоих ног, чем... Забери меня! Я ради этого на все готова! Даже снова стать рабыней. Но только твоей!
Элимер вне себя от ярости раздвинул ветки и вышел. Аданэй, увидев его, отстранился от Зинкары и с издевкой приподнял брови.
— Прости, братец, — сказал он. — Ты сам дал ей свободу. А значит, и выбор. Красавица предпочла меня. Правда, она не нужна мне. Так что можешь ее забрать.
Элимер посмотрел на Зинкару. Ее лицо не выражало ни страха, ни вины. Только боль. Во взгляде, обращенном к Аданэю, читались мольба и обожание. Это ранило сильнее любых слов.
Тут Элимер и осознал, что за внешностью и повадками царицы скрывалась обычная рабыня. Но своего унижения не простил. Ни брату, ни любовнице. Сначала хотел ее убить. Потом решил просто выставить из замка. Без денег и жилья она могла стать либо попрошайкой, либо шлюхой. А скорее всего, и той, и другой. Элимера это вполне устраивало.
Кхан посмотрел советнику в глаза и сказал:
— С тех пор я возненавидел брата. И стал куда осторожнее с женщинами. У меня их было немало, но все они походили друг на друга в одном — в лицемерии. Всегда готовы на подлость, стоит только забыться.
— Но ведь Отерхейну нужен наследник, и когда-нибудь тебе придется жениться.
— Я женюсь. Может, через год или два. Выберу миловидную девицу царского рода из какой-нибудь соседней державы. Она родит мне наследников. Это все, что от нее потребуется.
— Я думаю, ты еще очень молод, мой кхан, — улыбнулся советник. — Но мы сбились с темы.
— Верно. Так вот, когда мне исполнилось двадцать, отец оказался при смерти. К тому времени я уже настолько не переносил Аданэя, что едва сдерживался, чтобы не убить у всех на глазах. Тем более понимал, что отец назовет наследником его, а не меня.
— А он не успел назвать... — с пониманием протянул Таркхин.
— Успел, — возразил Элимер. — Он успел, но об этом никто не узнал: в покоях тогда находились только мы с Аданэем. До сих пор не понимаю, как отец допустил такую оплошность. Вероятно, просто никогда не принимал меня всерьез. А зря. После обряда сожжения я стал отрицать его слова. Выдавал ложь за правду, призывал в свидетели богов. Брату не удалось уличить меня. Впрочем, как и мне — его. Вот почему случился тот поединок, Таркхин. Из-за моего обмана. Если бы не он, на троне сейчас сидел бы Аданэй.
— Но, выходит, в поединке ты пощадил его?
— Не совсем... Я до сих пор не понимаю, как так вышло...
Элимер и впрямь удивлялся, вспоминая тот день. Тогда ему и Аданэю надлежало поступить по древнему обычаю — уехать в безлюдное место, чтобы сойтись в смертельной схватке. Считалось, что в таком случае выбор делают боги. И вот, однажды утром, братья отправились к подножию гор, где заканчивались поселения: именно здесь они решили провести ритуальный поединок.
Элимер до сих пор считал этот обычай странным. Он не знал, почему наследникам полагалось уезжать лишь вдвоем, почему тело проигравшего лишалось погребального костра и оставалось на месте схватки. Когда-то в обряде присутствовал тайный смысл, но давно забылся.
Элимер верил в победу, потому что лучше брата владел мечом, зато Аданэй считал, будто правда, а значит, боги на его стороне. Только они ему не помогли. Элимер победил. Вернулся в Инзар спустя день, а на следующее утро состоялась коронация. Ему обрили виски, волосы собрали в высокий хвост, чтобы все видели знак династии — маленькую татуировку, сделанную особой краской. Кханади убил соперника, доказал право на власть и стал великим кханом.
— Я победил, — продолжил Элимер. — Аданэй лежал у моих ног, без сознания, со страшной раной в груди, но еще живой. Я занес меч для последнего удара. Но тут увидел его лицо. Оно изменилось: черты стали мягче, добрее. Исчезло то, что я ненавидел.
— И ты... не смог?
— Да. Удивительно — меня кольнула жалость. Я наклонился, срезал прядь его волос, пробормотал что-то вроде: "Все равно ты уже мертвец", — и уехал. Всю дорогу думал, почему не сумел убить — не брата — врага? Ведь никогда после я не останавливался перед убийством, если считал его необходимым. Так почему, когда так важно было убить, я не смог? Может, узы крови оказались сильнее, чем я думал? Или его странная сила опять сыграла ему на руку, защитила?
— Что за сила, Элимер?
Таркхин взволновался. Выслушав рассказ, понял — колдовское чутье подсказало, — ненависть братьев может отразиться не только на судьбе Отерхейна.
— Сила? Да я сам не знаю, как ее назвать. Та сила, которая многих заставляла любить его. Дело не только в красоте. Словно какие-то чары влекли к нему людей... Но не о том речь. Так или иначе, я знал — скорее всего, Аданэй умрет. Правда, допущение "скорее всего" не давало покоя. Спустя неделю после коронации я не выдержал и снова отправился туда. Хотел убедиться, что брат мертв. Я прекрасно понимал свою ошибку, ведь выживший соперник — угроза для моей власти. Когда я подъехал к подножью горы, из ближайшей пещеры высыпала шайка разбойников. Насилу ноги унес. Добрался до Урича — и уже часа через два вернулся с отрядом. Шайка все еще находилась там. Я допросил главаря. Хотел узнать, видели они труп, когда сюда пришли, или нет. Главарь сказал, что недели две назад они нашли окровавленное, еще теплое тело. Как он выразился — белобрысенького юнца из богатых. Сказал, что его ребята поснимали с него драгоценности, пояс с оружием, одежду. А потом здесь прошел старик из тех, что убирают трупы в окрестностях городка, доставляют к мертвецкой яме — им за это приплачивают. Я подумал: это как раз та участь, которую брат заслуживает. На этом и успокоился. А сегодня его увидел... Когда проходил по лагерю, взгляд упал на раба. Я узнал его... Удивительно, но годы почти не изменили его внешность. Ну а остальное ты видел.
Таркхин поднял взгляд от пола и сказал:
— Мой кхан, я думаю, ты правильно сделал, что не убил Аданэя.
— Тебе тоже показалась удачной мысль о его уродстве?
— Дело не в этом, — поморщился советник, — мне кажется, неспроста твоя рука дрогнула. Не стоит его убивать. По крайней мере, пока.
— Это еще почему? — нахмурился кхан.
— Сам не до конца понимаю. Словно его смерть может как-то повлиять на порядок вещей. Считай это предчувствием. Оно обманывает меня крайне редко.
— Это неудивительно: тебе открыты тайные знания. Странно, что ты почти не пользуешься ими.
— Мир наш слишком хрупок. Неверные силы поддерживают его в равновесии. А вот любой необдуманный поступок способен пошатнуть.
За разговором время летит незаметно. Когда кхан и советник вышли из шатра, на небе уже погасли звезды.
— До завтра, Таркхин, — проговорил Элимер.
— До завтра, великий кхан. Да будут благосклонны к тебе боги.
Советник удалился, а Элимер еще долго стоял под холодным утренним ветром и думал о том, кого до сих пор ненавидел. Лишь когда лицо и руки окоченели от холода, вернулся в шатер, к теплому очагу.
Никого не осталось снаружи в эту промозглую ночь, кроме нахохлившейся стражи, обязанной до утра следить за уснувшим лагерем.
— Горт, дорогой мой Горт! Ведь ты меня знаешь, — воззвал Аданэй к палачу.
Тот как раз вывел за пределы лагеря кобылу — к ее седлу и был привязан пленник.
— Разве не помнишь, чем мне обязан? Если бы не я, отец тебя казнил бы! А я помог тебе, Горт, спас тебя! Так теперь и ты помоги! Придумай что-нибудь и помоги. Неужели в тебе нет и капли благодарности?
Палач помычал, пожал плечами и мотнул головой. Он явно не собирался идти против воли кхана. Аданэй взвыл от отчаяния и злости:
— Да помоги же мне, неблагодарный сукин сын!
Горт покрепче перехватил поводья и повел лошадь дальше в степь.
Аданэй всю дорогу взывал к совести палача, то извергая грязные ругательства, то шепча проникновенные мольбы. Немой же притворился еще и глухим. Горт довел лошадь до чахлой рощицы, остановился, отвязал пленника и, словно куль, бросил на землю. Когда палач начал привязывать его к дереву, Аданэй взревел, пытаясь вырваться. Со стянутыми за спиной руками это оказалось бесполезным.
— Эй, Горт! — предпринял Аданэй еще одну отчаянную попытку. — Благодарность тебе неведома, я понял. А страх? Как насчет страха смерти? Твоей смерти?
Палач уже занес клинок над лицом жертвы, но услышал последние слова и напрягся.
— Я скрыл твою тайну от отца, — процедил Аданэй. — Но открою ее Элимеру, если ты не поможешь! В отличие от тебя, я умею писать. Клянусь, что найду способ и передам твоему повелителю записку. Он обязательно проверит ее правдивость. Расспросит слуг. Или обратится к серым. И скоро убедится в твоей вине. Ты знаешь, он не простит. И пусть я стану уродливым и немым, зато буду жить! А ты будешь болтаться в петле, и мухи отложат в твоем теле личинки! Как тебе такое будущее, Горт? Нравится? Конечно, ты можешь меня убить, чтобы я тебя не выдал. Но и в этом случае тебя ждет казнь. Ведь ты слышал приказ кхана? Я не должен умереть. Если же умру, он взамен возьмет твою жизнь. Ведь ты хорошо его знаешь, не так ли?
На лице палача отразилась неуверенность, а в душе Аданэя зашевелилась слабая надежда.
— Ну же, Горт, решайся! Спаси нас. Себя и меня. Придумай что-нибудь!
Палач зарычал и, все еще намереваясь исполнить приказ кхана, приблизил кинжал к лицу пленника.
— Не смей! — выкрикнул Аданэй. — Не смей, иначе я все сделаю, чтобы ты сдох! Ты сдохнешь, сукин сын, мразь! Клянусь, ты сдохнешь!
Горт зарычал и наотмашь ударил Аданэя по лицу. Потом схватился за голову, взвыл и бросился к лошади. Вскочил на нее и пустил галопом к лагерю.
Кулак палача оглушил Аданэя и заставил на несколько минут потерять сознание. Когда он очнулся, рядом никого не обнаружил. Облегчение, которое испытал, сменилось страхом. Кханади попытался выпутаться из веревок, но не тут-то было — скрутили его на славу.
— Горт! — позвал он. — Горт, где ты? — не услышав ответа, выругался: — Недоумок! Безмозглый неудачник! Да чтоб тебя Ханке поимел! Горт!
Тишина. Только эхо разнеслось по степи, и Аданэй тут же умолк. Понимал, что его и так найдут здесь самое позднее на рассвете. Ни к чему приближать время собственной казни. К тому же он все еще надеялся, что случится чудо. Хотя палач вместо того, чтобы помочь, удрал.
"Идиот! — мысленно ругнулся Аданэй. — Люди Элимера тебя все равно догонят".
Он застонал, еще раз дернулся в надежде разорвать веревки и повис на них. Чуда ждать не приходилось, но Аданэй никак не мог смириться с мыслью, что его скоро найдут. Тогда кханади исчезнет окончательно, останется изуродованный, бессловесный раб.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
