Арбалетчики в Карфагене

Пистолет-то его нас и спас, вместе с подводным ружьём Володи, которому именно в тот день приспичило побраконьерить рыбу. В результате встреченная нами троица лузитанских разбойников нарвалась на весьма неприятный сюрприз, а мы пополнили свой скудный арсенал несколькими полезными местными железяками. Потом, заныкавшись от греха подальше в лесу, мы воспользовались моим мультитулом и лопаткой-топором Володи для оснащения самодельными арбалетами, с которыми и встретили новую порцию местных хулиганов — с аналогичным результатом. А заодно подружились с "врагами наших врагов", чему в немалой степени поспособствовало то, что Васкес оказался баском, да ещё и хорошо владеющим баскским языком, а язык этот оказался происходящим от древнего иберийского. В общем, кое-как с пятого на десятое мы с "дружественными" туземцами нашли какое-то подобие общего языка, и в итоге угодили в качестве наёмных стрелков-арбалетчиков на службу к этруску Волнию, главе клана Тарквиниев, простому олигарху простого финикийского города Гадеса.

Дела наш наниматель вёл достаточно обширные, а времечко, в которое нас попасть угораздило, оказалось неспокойным. Нет, жаловаться-то, конечно, грех, могло бы ведь запросто и вообще в самое пекло забросить, когда Сципион с Баркидами разбирался, кто тут по праву, а кого тут вообще не стояло. По сравнению с тем беспределом нам повезло — турдетанский мятеж Кулхаса и Луксиния проходил заметно уравновешеннее, чего незьзя сказать о "мафиозных разборках" между соперничающими олигархическими семействами Гадеса. В них-то мы и оказались втянутыми помимо своей воли, и повоевать в окрестностях Кордубы, где пересеклись их интересы, пришлось по-настоящему. Там-то и познакомился я с Велией, бедовой юной девчонкой, оказавшейся внучкой нашего нанимателя, и так уж сложились наши вкусы и обстоятельства, что свет для нас сошёлся клином в аккурат друг на друге. Отец же её, "досточтимый" Арунтий, старший сын и наследник главы клана, оказался простым карфагенским олигархом — для Карфагена действительно простым, не из самых крутых, но и не из зачуханных, и дела у него там крутятся — мама, не горюй. Велики ли шансы у простого наёмника заделаться зятем простого олигарха? Обычно — исчезающее малы. Но так уж вышло, что мне удалось здорово отличиться по нашей воинско-гангстерской службе, а мать Велии оказалась не законной женой Арунтия, а наложницей, хотя и весьма непростой. Это здорово улучшило для меня расклад, и "от ворот поворот" сходу я от младшего олигарха не схлопотал, но здешнюю гадесскую семью он решил забрать к себе в Карфаген, подальше от испанских неурядиц, и мне оставалось только принять его предложение перейти на службу к нему. К счастью, наши тоже ничего не имели против переселения в развитый мегаполис, так что к разрыву нашей компании это не привело. И теперь, весной сто девяносто шестого года до нашей эры, несколько грузовых кораблей перевозят почти сотню испанских наёмников, набранных Волнием в подкрепление сыну, и мы, четвёрка арбалетчиков или, как нас тут называют, аркобаллистариев, успевших не раз уже отличиться, оснаститься и порядком забуреть — в числе этой сотни...

Весной ещё случается, что штормит, и плавание идёт вдоль африканского берега. Не знаю, каков он в наше время, не бывал, но в эту эпоху северная оконечность Сахары пустынной не выглядит. Параллельно берегу тянутся предгорья Атласа, и их склоны покрыты густыми лесами. Издали, конечно, не разглядишь, из каких деревьев они состоят, но вид лесные массивы имеют внушительный, явно не из одних только финиковых пальм. Глядя на поросшие лесом горы, легко поверить, что далеко не всегда пресловутая Сахара была нынешней безжизненной пустыней.

Немало, конечно, на побережье и населённых пунктов. В основном это туземные селения берберов — мавров и нумидийцев, но встречаются и настоящие города — финикийские колонии. Не очень большие, поменьше Гадеса, но всё-таки города — с гаванью и причалами, с портовыми складами, с оживлённым рынком, здорово напоминающим современный восточный базар К некоторым наш караван приставал, чтобы пополнить запасы воды и провизии.

Не бог весть какие ценности там продавались и покупались, но каждый городишко был обнесён стеной — если не каменной, то хотя бы глинобитной.

А в море нам частенько встречались и суда местных рыбаков и купчишек — в основном малые гаулы и ладьи устаревших типов, часто обшарпанные, и лишь у некоторых — пыжащихся изобразить роскошь — парус был украшен полувыцветшими полосами фальшивого пурпура. Но даже такие судёнышки в целом выглядели убого по сравнению даже с нашим не претендующим на особую крутизну караваном, и несложно было понять, почему они отваживаются плавать в одиночку — не позарится на такую жалкую добычу ни один уважающий себя пират.

— Все основные торговые пути сходятся в Карфаген, — пояснил нам этруск Турмс, начальник "Любимца Нефунса", — Этим захолустным городишкам только и остаётся, что мелкая торговля между собой и с местными нумидийцами. А с ними при здешних невеликих достатках много не наторгуешь, да и расслабляться нельзя.

— Стены от них? — спросил я, указывая на слишком уж добротные для такого захолустья укрепления.

— А от кого же ещё? Только построены они, конечно, при карфагенском владычестве. В каждом городишке ведь кроме местных суффетов заправлял делами и карфагенский наместник. А он драл одну или две шкуры с горожан, и все три — с окрестных дикарей. Кто ж станет терпеть такое до бесконечности? Ну, горожанам-то деваться некуда, да и не так их обирали, как дикарей, так что эти только ворчали, да в Карфаген периодически жаловались. А нумидийцы — случалось, что и бунтовали. А дикарю взбунтовавшемуся разве интересно, местный ты финикиец или карфагенский? Для него они все на одно лицо, да и сборщики налогов ведь местные, только начальство у них карфагенское. Но налоги ведь выколачивает из недоимщика не начальство, а исполнитель, а для себя или для начальства — битому палками недоимщику какая разница? Теперь-то эти города стали свободными и Карфагену больше налогов не платят, но с карфагенскими поборами исчезла и карфагенская защита от нумидийцев. А те это поняли и сводят время от времени давние счёты. Грабить-то тут особо нечего, но погромить, покуражиться, девчонку какую смазливую забрать и увезти — нумидийцы до красивых финикиянок охочи. А какое тут войско? Только и можно, что за стенами отсидеться. Побуянят дикари, опустошат окрестности, да и уйдут восвояси. Потом угомонятся и снова мирно торговать придут. Вот так и живут здешние финикийцы, кто не смог перебраться в города покрупнее.

— В Карфаген, например?

— Да кому они нужны в Карфагене! Там свою чернь девать некуда!

Но по мере того, как наш караван продвигался к востоку, картина постепенно менялась. Всё ещё встречались убогие посудины рыбаков и мелких торговцев, которых хватает везде, но начали попадаться и солидные корабли, явно посовременнее древних классических гаул. Двухмачтовые, с кормовой надстройкой, кого-то напоминающие...

— Это же римские торговые корабли! — воскликнула Юлька, — Видите фигуру лебедя на корме?

Да, это похоже было на классического римского "купца", насколько я помнил по картинке в какой-то книжке. Но когда я перевёл наше предположение Турмсу на финикийском, этруск рассмеялся:

— Кое-кто из римлян уже начал заказывать такие корабли на карфагенских верфях. Но пройдёт ещё много лет, прежде чем они научатся строить такие же сами. Это карфагенское судно, из новых. Вот эта наклонная передняя мачта с маленьким парусом и балкон вокруг кормы скопированы с греческих военных кораблей — это очень удобно, и я даже не понимаю, почему до этого не додумались купцы у самих греков. А фигуру лебедя на корме этот кораблестроитель — я его знаю, кстати — ставит на всех своих кораблях. Это его отличительный знак — вроде клейма знаменитого оружейника на клинке хорошего меча. Досточтимый Арунтий купил у него уже два таких корабля, да и другие охотно покупают, у кого денег достаточно. Думаю, лет через пять он сам разбогатеет настолько, что купит себе место в городском Совете Трёхсот.

Новые корабли при своём прогрессивном парусном оснащении вёсел имели немного и очень уж стремительным ходом на вёслах похвастать не могли, поэтому поодиночке не плавали, а старались держаться в составе караванов. Парочка, которым оказалось по пути с нашим, присоединилась к нам, а ещё через какое-то время нам встретилась и карфагенская трирема, которую нетрудно было узнать по стилизованной конской голове на носу, фигуре коня с пальмой на большом парусе и финикийским полумесяцам на верхушках мачт. Разминувшись с ней на встречных курсах, сопровождавшая нас римская трирема обменялась с карфагенским коллегой приветственными сигналами и отвалила в сторону моря, передавая тому охранные функции. Каким бы куцым ни был тот бутафорский суверенитет, что был оставлен Римом Карфагену, Рим его, похоже, скрупулёзно соблюдал.

Позажиточнее стали выглядеть и прибрежные финикийские города. После преподанного мне Турмсом ликбеза я уже и сам сообразил, в чём тут дело. Сказывалась близость к Карфагену с его пересечением торговых путей. В период своего господства он прессовал меньших собратьев, разоряя налогами и ограничивая в торговле, но теперь-то они независимы и пользуются всеми преимуществами оживлённого места. Затмить Карфаген они не в силах — мегаполис есть мегаполис, и деньги имеют свойство тянуться к деньгам, но для окрестных совсем уж захолустных городишек они сами играют аналогичную роль и в целом остаются в выигрыше. А имея деньги, имеют и войско получше, вдобавок — не ограничены Римом в праве ведения своих местечковых малых войн, так что отдельным нумидийским родам обижать их небезопасно. Масинисса, пожалуй, справился бы с ними, но все они теперь считаются римскими союзниками, и это ограждает их от алчности нумидийского соседа. Есть теперь у каждого из этих городов и собственный, ранее запрещённый Карфагеном, военный флот. Не квинкиремы, конечно, и даже не триремы, для этих небольших городов слишком дорогие, но вполне себе приличные добротные биремы. Да и среди частных судов, хоть и преобладали всё ещё гаулы старого типа, начали попадаться даже шикарные прогулочные.

Местечковых олигархов эти роскошные посудины или уже карфагенских — не знаю и как-то не заинтересовался. Для нас важнее другое — то, что пиратов в этих водах уже, по всей видимости, не очень-то и боятся. Да и чего бояться — под такой-то охраной! Оживлённее выглядели и порты этих более близких к Карфагену городов — больше кораблей, больше товаров, больше занятых работой с ними людей.

Этот момент меня слегка озадачил. Если до Карфагена уже рукой подать, почему торговцы не стремятся все туда?

— Торговые пошлины, — пояснил Турмс, — В маленьких городках они ниже, чем в Карфагене. Не намного, и для крупного купца важнее большой рынок с широким выбором товаров, а для мелкого, считающего каждый шекель — важнее возможность не переплачивать портовой таможне.

— А если Карфаген снизит свои торговые пошлины?

— Тогда и часть этих будет торговать там. Но Карфаген не снизит. Зачем? Ведь тогда снизят и здесь, и в казну всех городов денег будет поступать меньше. Какой город от этого выиграет? Все давно договорились меж собой, какие пошлины кому брать, и всех это устраивает. Тут как бы об увеличении не начали договариваться...

— Но ведь тогда купцы начнут искать другие рынки?

— Конечно начнут! Только поэтому и не увеличили до сих пор. Но Карфагену ведь приходится выплачивать контрибуцию Риму. Десять тысяч талантов нужно выплатить за пятьдесят лет, представляешь? В год это будет... гм, — этруск призадумался, пытаясь подсчитать в уме.

— Двести талантов в год, — я подсчитал раньше.

— Да, двести талантов. Пришлось вводить налоги на граждан — видел бы ты, какой плач тогда в городе стоял! Не любят финикийцы расставаться с кровно заработанными деньгами!

— Так кто ж любит? Значит, на купцов хотят это бремя переложить?

— Если договорятся с другими городами — обязательно переложат.

— А купцы договорятся меж собой и повысят свои цены?

— Молодец, соображаешь! Да, так и будет. Просто цены на то, что нужно всем, сильно задрать не дадут. Хлеб, рыба, соль — это должно остаться доступным для всех. Кому нужны голодные бунты черни?

— Значит, пострадают торговцы этими товарами?

— Ну, не так уж и пострадают — не первый ведь раз такое случается...

— И как они выкрутятся?

— А как все выкручиваются! Увидишь в порту! — таинственно ухмыльнулся Турмс.

Время от времени мористее виднелись и паруса патрулирующих эти воды римских трирем, легко узнаваемых по абордажному "корвусу" в носовой части. Хоть и соблюдал Рим суверенитет побеждённых и союзников — завидев сопровождающие караван местные военные корабли, триремы победителей не приближались — всё-же не настолько, чтобы оставлять эту часть моря без присмотра. Своё морское господство гордые квириты поддерживали ревностно. Ещё добрых полтора столетия пройдут, прежде чем Рим овладеет всеми берегами Средиземного моря и сможет назвать его Внутренним, но само море уже постепенно становится римским...

2. Карфаген.

Миновав Утику — довольно крупный финикийский город, хотя и не превосходящий, вроде бы, Гадеса — перевозящий нас караван вошёл в большой залив, на дальнем берегу которого мы увидели Город. Именно так, с большой буквы и с соответствующим почтительным придыханием. Ведь всё, что мы видели до сих пор, в сравнении с этим мегаполисом выглядело — ну, непрезентабельно, скажем так. Уже в самом заливе рябило глаза от множества снующих туда-сюда торговых кораблей, среди которых совершенно терялись несколько карфагенских военных трирем. А уже сама громада Города поражала воображение, и в этом отношении мы отличались от прибывших вместе с нами иберов только тем, что не так открыто разевали рты. Не то, чтоб открывшееся зрелище было совсем уж для нас неожиданным, всякие ведь научно-популярные книжки читали и передачи по ящику, да по интернету смотрели, но одно дело увидеть абстрактную и во многом спорную реконструкцию с экрана и совсем другое — подлинный оригинал собственными глазами.

Лавируя, дабы не столкнуться с выходящими из гавани встречными судами, Турмс вёл "Любимца Нефунса" к проходу между обнесёнными крепостной стеной волноломами, а мы пожирали глазами этот чудовищный по античным меркам мегаполис. Ага, вот тебе и "дикая отсталая Африка"!

— Красота-то какая! — ахали Юлька с Наташкой.

— Охренеть! — подтверждали мы сами.

— Да, это — Карфаген! — ухмылялся этруск, не знавший ни слова по-русски, но сейчас легко угадывавший смысл наших слов по нашим взглядам и интонации.

Разминувшись со встречной большой гаулой, наш корабль вошёл в большую, вытянутой формы, торговую гавань, в противоположном конце которой виднелся куда более узкий проход — только пройти одному военному кораблю — в круглую военную, окружённую мощной кольцевой стеной и с высокой резиденцией начальника порта на искусственном острове в середине.

По мнению большинства историков там располагались по кругу и эллинги для боевых кораблей, так что военный порт был одновременно и сухим доком для их ремонта, а может быть, и судоверфью. Но проверить это мы, конечно, возможности не имели — кто ж нас пустит на военный объект? Впрочем, играть в шпионов мы как-то и не собирались. Что у нас, других забот нет? Тут как бы не потеряться в этом муравейнике!