Неустрашимые. Книга первая - Ян

Еще раз глубоко вздохнув и пожалев, что он так много неприятностей доставляет отцу, который был вынужден также перебраться сюда, Ян закрыл глаза и постарался уснуть. Завтра будет не самый простой день и силы ему еще пригодятся.

С утра будет эта чертова школа. После занятий нужно будет появиться в офисе инквизиторов и отметиться. Как раз последний будний день третьей декады будет, а значит, нужно будет пройти очередное обязательное собеседование, вопросы которого он уже знал наизусть. За столько лет повторений одних и тех же стандартных, можно даже сказать, шаблонных вопросов, их не выучит разве что полный идиот. А учитывая, что он появлялся в офисе инквизитора каждую третью декаду месяца и каждый раз отвечал на эти вопросы... В общем, он мог и сам вести такое собеседование, коли появится такая необходимость. Даже необходимые эмоции и интонации в определенных вопросах он знал наизусть. Инквизиторы, проводившие это собеседование, со временем менялись, а эмоции на их лицах и интонации в голосе — нет.

В третий раз глубоко вздохнув, Ян понял, что уснуть уже не получится. Он медленно сел на полу, очистил свою голову от всяких мыслей, как его учили, и принялся медитировать. Это нельзя было назвать сном, да и полноценный отдых для него это не заменит. Он не 'духовник', а 'физик', но хотя бы такой вариант был намного лучше, чем эти невеселые мысли и отсутствие сна. Иначе отец заметит следы усталости на его лице, и пусть ничего ему и не скажет, но начнет переживать, уж он-то это знает наверняка, а юноша этого не хотел. Отец и так многое пережил из-за него. К тому же сегодня важный день и силы ему понадобятся.

Вышел из этого медитативного состояния он вовремя. Будильник на часах показывал — '06:59'. Оставалась еще минута до того, как тот должен был подать сигнал для пробуждения. Поэтому Ян, не торопясь, встал с пола и выключил его. После чего пошел в свою личную ванную комнату. В этих краях, в частных жилых домах такое было не принято. Обычно стояла одна общая ванная комната на этаж, но его отец, как уроженец столицы Аскерстана, был в этом вопросе непреклонен, и поэтому у каждой спальни была своя смежная ванная комната. И не маленькая. Пусть до размеров общей ванной она не дотягивала, но ему было в ней удобно и это, как считал Ян, было самым главным.

Быстро приняв душ и умывшись, Ян также быстро оделся и начал спускаться вниз, как услышал крик отца:

— Ян, просыпайся! Завтрак будет на столе через пару минут.

— Уже проснулся, — улыбнулся Ян, входя на кухню. — Доброе утро.

Вот еще одно отличие их дома, от остальных — у них не было столовой, но зато кухня была очень большая и благодаря их общим стараниям — довольно уютная.

— Доброе утро, чемпион, — с улыбкой поприветствовал его папа. Он отвернулся от плиты, на которой задорно скворчала яичница, подошел, прихрамывая, и обнял его. — С днем рождения сынок.

После чего отпустил его из своих объятий и здоровой левой рукой взъерошил его волосы на голове.

— Спасибо. Сам меня учил бриться, — Ян слегка потер щеку, — и сам же не бреешься.

— Ну так, — отец поднял сковороду с плиты и, слегка прихрамывая, подошел к обеденному столу. — Тебя научил, все как нужно на своем примере показал и хватит. К тому же, зря, что ли, ты мне триммер подарил?

— Я тебе и бритву хорошую дарил в прошлом году, — ответил Ян.

— Дарил, — согласно кивнул отец. — Но она такая красивая, что даже жалко ее распаковывать.

— Ну, я-то твою распаковал и пользуюсь, — возразил Ян отцу.

В прошлом году, на праздник зимнего солнцестояния, они подарили друг другу по опасной бритве, производства 'Эгнус и сыновья'. Это были очень дорогие и качественные бритвы, сделанные из особой нержавеющей стали. Ян даже вычитал в каком-то журнале отца, что такую обязан иметь каждый настоящий мужчина.

— И я свою распакую, вот как триммер выйдет из строя, так и распакую, — завершил этот разговор отец.

Вообще, тема с бритьем была для них двоих особенной.

Когда у Яна в пятнадцать лет стали активно расти борода и усы, перейдя из режима 'пушок на лице подростковый' в режим 'борода и усы взрослые', то его отец однажды утром пришел в его комнату с походной сумочкой, прошел в его ванную, достал из нее свои принадлежности для бритья и стал бриться. Ян тогда лишь слегка покосился на него, но ничего не сказал. Пару раз такое уже бывало, когда в ванной отца начинали течь трубы. На следующее утро он обнаружил еще один набор для бритья у зеркала, а также тот факт, что зеркало у него в ванной стало висеть другое, намного большее по размеру. Такое, чтобы два человека без помех могли в него смотреться и не мешать друг другу. А после слов: — 'Чего стоишь? Иди сюда', отец уверенными мазками размазал по его лицу специальную пену для бритья, вручил новую опасную бритву, показал, как нужно правильно ее держать и в течении нескольких месяцев они таким образом брились по утрам. Вдвоем, рядом. Помимо собственного бритья, папа умудрялся еще и поправлять его движения и рассказывать занимательные истории из своих детства и юности. Другими словами — это было весело и интересно для Яна. Конечно, первое время не обходилось без порезов из-за неосторожного движения с его стороны, но всегда под рукой были жидкий антисептик или же медицинский спирт и одноразовые пластыри.

Впрочем, это касалось не только бритья. Его отец всегда все замечал и молча принимался ему помогать. Вот и в тот раз, отец заметил одноразовые станки для бритья у него в ванной. Он не спрашивал, нужна ли эта его помощь ему, просто брал и помогал, учил, показывал. Порой это вызывало у Яна раздражение, как и у любого подростка из-за чрезмерного вмешательства со стороны родителя в его жизнь, но только на очень короткое время. С отцом они были близки, да и его 'уроки жизни', как про себя их называл Ян, всегда были очень полезны и интересны.

— Ладно, — с бодрой улыбкой произнес Марек и поставил руки локтями на стол, для того, чтобы опереться о них подбородком. — Давай есть. Тебе сегодня силы понадобятся, а завтрак это самое главное для...

— Свершения важных и не очень дел, — закончил за отца его излюбленную фразу Ян, вызвав довольную улыбку на лице Марека.

Взгляд Яна невольно задержался на бионическом протезе правой руки отца. Протез был покрыт каким-то специальным материалом, чтобы скрыть металлические части, ну и чтобы холодная сталь не доставляла дискомфорта. Это было важно особенно здесь, на севере, когда даже украшения на открытом воздухе замерзали и неприятно холодили кожу. Вот, например, уже был почти конец весны, а снег даже и не думал таять. Весна, в привычном юноше с детства понимании, тут наступала ближе к лету, а само лето радовало всего двумя хорошими, теплыми месяцами, которые проходили слишком быстро, а потом опять короткая осень, длившаяся, правда, чуть дольше весны, и очень-очень длинная зима.

Отец заметил на чем задержался его взгляд и специально пошевелил пальцами, привлекая его внимание еще больше. После чего, он, с довольной и озорной улыбкой, неестественно выгнул пальцы назад и подмигнул ему левым глазом. Его отец не любил, когда его жалеют и никогда не принимал этой жалости к себе. Даже вот таким, сильно похудевшим, с бионическим протезом вместо правой руки и заметно хромающим на правую же ногу, он не принимал никакой жалости к себе или сочувствия.

— Ого, ты теперь и так можешь, — Ян удивленно посмотрел на отца.

— А то, — горделиво хмыкнул отец.

— Круто, — искренне, но при этом состроив картинно восхищенное лицо, восхитился Ян.

— В мое время говорили 'клево', — отец взял в руки нож и вилку, еще раз хмыкнув.

Отец скосил глаза на стол, потом на Яна и одним щелчком отправил в его сторону косточку от фаржа, овоща, чем-то напоминающего помидор, только на вкус более кислого и цветом ближе к бордовому. Ян увернулся от косточки, но пропустил момент, когда ему в лицо прилетело кухонное полотенце, закрыв обзор. Не успел он его снять, как почувствовал очень ощутимый щелчок по лбу.

— Когда-нибудь я смогу раскусить все твои подлые трюки, — потирая ушибленный лоб, Ян посмотрел на отца, лицо которого теперь светилось довольной улыбкой.

— Вот когда сможешь это, тогда я точно на пенсию уйду, — ответил отец, не забывая работать вилкой и ножом, поедая завтрак. — И нет в них ничего подлого. Обычные отвлекающие маневры.

— Ты и так на пенсии, — заметил Ян, не отставая от отца в скорости уничтожения еды.

— Это не пенсия, сын, — отец посмотрел ему в глаза. — Это мой честно заработанный отпуск. А пенсия для меня наступит, когда ничего, кроме возни с внуками, уже интересовать не будет.

При упоминании внуков, Ян поперхнулся. На глазах у него резко набухли слезы, и он непроизвольно открыл рот, стараясь сделать вздох, но кроме кашля ничего не получалось. Папа встал, быстро подошел к нему своей хромающей походкой и крепко постучал по спине. При этом все время стараясь заглушить смех, так и рвущийся наружу.

Откашлявшись, Ян отпил воды из высокого стакана и с укоризной посмотрел на отца, который старательно избегал его взгляда и что-то довольно напевал себе под нос.

Расправившись с завтраком, они вдвоем споро убрали со стола, сложили грязную посуду в посудомоечный аппарат, спаситель всех одиноких мужчин в мире, и разошлись по дому. Ян в свою комнату переодеться в школьную форму, отец в гостиную, посмотреть восьмичасовые новости по телевизору.

— Легкого экзамена, — пожелал папа, когда увидел его, проходящего перед дверью гостиной по коридору.

— Для меня все экзамены легкие, — фыркнул в ответ Ян.

Отец ничего на это его замечание не ответил, лишь усмехнулся. Точнее, Ян не видел этого, но угадать реакцию отца в такой ситуации не представлялось для него чем-то сложным. Папу он хорошо изучил.

Ян аккуратно закрыл дверь и, пройдя небольшой дворик, вышел через невысокую калитку. Дорожки, как и всегда, были заботливо очищены от снега, отчего юноша еле сдержал тяжелый вздох. Его папа каждый день вставал пораньше и, несмотря на свою хромоту, убирал снег с дорожек, чтобы он мог безбоязненно идти по своим делам, не рискуя поскользнуться и сломать себе что-либо при падении. Соседи обычно пользовались механическими раскидывателями снега или же проводили специальное отопление под дорожками, чтобы растапливать снег и лед. В их небольшом сарае тоже был такой раскидыватель. Не новый, конечно, но хороший и исправно работающий. Только вот его папа не пользовался им, говоря, что это для него вместо обязательной физической нагрузки.

Как будто Ян не знал, что отец ежедневно проводит много времени в их подвальном спортзале, стараясь восстановить свою физическую форму.

Ян гордился своим отцом и очень его уважал. Даже когда тот из пышущего здоровьем златовласого великана превратился в слегка поседевшего, сильно похудевшего калеку — это ничего не изменило. Наоборот, даже прибавило еще больше уважения. Не сломаться и с гордо поднятой головой выдержать все эти испытания судьбы, дано было не каждому. Он до сих пор помнил тот страшный день, когда к ним в дом позвонили из больницы. Мама А во время разговора невероятно сильно побледнела, после чего спокойным голосом поблагодарила звонившего. Ее самоконтроль был невероятен. Им вообще повезло, что в их жизни появилась мама А. Она была той женщиной, что воспитывала его наравне с отцом, заботилась, когда болел, успокаивала, когда боялся темноты. Он до сих пор помнил ту колыбельную, что она пела ему почти каждую ночь перед сном, унимая его страхи.

В лунной ночи

Волк не кричи.

Пусть мой малыш уснет.

В звездную ночь

Все страхи прочь.

Пусть мой малыш уснет.

Старый медведь

Хватит реветь.

Пусть мой малыш уснет.

Мышь на полу

Замри там в углу.

Пусть мой малыш уснет.

Больше не жди

Сон к нам приди.

Пусть мой малыш уснет.

Жаль только, что потом у нее с отцом что-то не сложилось и они разошлись. Они с отцом остались здесь, на севере, а она уехала в столицу. Но связи она с ним не оборвала. Они часто созванивались.

Как она жила до того, как стала жить с ними, Ян не знал, но примерно догадывался. По обмолвкам и оговоркам выходило, что раньше она была кем-то вроде мошенницы или карманницы, а может и то, и другое вместе. К тому же те вещи, которым она его обучила, втайне от отца, который был резко против таких умений у своего сына, явно тому свидетельствовали.

С ее легкой руки он научился пальцами читать наколки на игральных картах. Причем не важно каких, пластиковых или картонных. Сейчас, правда, у него это практически не получалось, особенно на старых игральных картах, в виду того, что кожа на кончиках пальцев сильно загрубела, но все же его пальцы были все также достаточно ловки и проворны, чтобы незаметно вытащить что-либо из чужого кармана. Он мог сделать это даже с закрытыми глазами. Правда юноша этим умением никогда не пользовался, потому что та же мама А строго-настрого запретила ему это делать, если это от этого не зависит его жизнь. Также она научила его открывать закрытые механические замки разнообразными предметами, которые могли послужить отмычками, от скрепки до кредитной или пластиковой игральной карты.

Когда он, по детской наивности, похвастался своими успехами в этих навыках перед отцом, то впервые стал свидетелем настоящей ссоры между ними. После этого он еще долго ходил и чувствовал себя виноватым в этом и только с большим трудом маме А удалось убедить его, что в этом нет его вины.

Единственное, против чего его отец никогда не возражал, так это против его обучения ею метать ножи. Метать ножи, благодаря маме А он умел просто великолепно уже сейчас. С обеих рук одинаково точно. Впрочем, не только ножи. Любые предметы. Сам Ян видел в этом, в основном, развлекательный аспект, но все же это было что-то такое, что вызывало в нем какой-то непонятный и необъяснимый восторг. В тот момент, когда он брал в руки метательный нож, то словно становился героем из старых легенд, что разит врагов направо и налево. Немного глупо и наивно, но большинство парней в его классе испытывали почти благоговейный трепет перед оружием и не важно, что это был всего лишь метательный нож, которым мгновенно убить без должной сноровки, силы и опыта было практически невозможно.

Резкий порыв холодного ветра со снегом заставил его поежиться и втянуть голову в плечи. Ян не любил холода. Обычно, для ведуна или же, как было принято официально говорить, инициированного физического типа, каким был Ян, низкие температуры не доставляли никаких неудобств, достаточно было просто начать циркулировать по всему телу элан. Благодаря этому простому действию ведуны могли даже в ледяной воде плавать, не испытывая дискомфорта и не подвергая свой организм опасности. Вот только Яну из-за браслета на его руке даже такой элементарный прием, как циркуляция элана по телу, был недоступен. Ему банально запрещалось использовать техники и приемы ведуна без надзора со стороны. И если его отец выбил разрешение на снятие этих ограничений дома для того, чтобы научить Яна таким простым вещам, как медитация или ускорение сознания, то вот за пределами дома, на улице он уже не имел на это права. Только под присмотром кого-то из конторы инквизиторов или же учителей в школе. Но там Ян старательно избегал разнообразных факультативов, а специального общеобразовательного курса в школе не было. Все же обычно инициацию проходят после шестнадцати лет, а не как он в десять. Нет, в школе были еще инициировавшиеся ученики, которые сделали это раньше шестнадцати, но таких было не так много и для них было достаточно факультативного обучения. И насколько Ян слышал от этих учеников, ничего особенного там не преподавали. Те же основы, что преподавал ему отец.