Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Китайцы ведь и сами переселялись в Маньчжурию — по полмиллиона в год. Проблема была в том, что почти всей землей владели военные, помещики, крупные торговцы — в Северной Маньчжурии 80 процентов крестьянских семей не имели собственной земли и арендовали ее, отдавая до 60 процентов урожая в виде арендной платы. Это помимо налогов, платы за пользование ирригационными системами, обязательных отработок на владельцев земли — в некоторых провинциях всей землей владели два-три помещика. Это помимо того, что продать урожай крестьяне могли только скупщикам — самостоятельная перевозка была неподъемной, а скупщики устанавливали заниженные цены, цены же на промтовары — наоборот, завышали. Происходила концентрация капиталов в руках немногих, только, в отличие от СССР, эти капиталы далеко не всегда шли на развитие промышленности.
Местный милитарист Чжан Сюэлян — тот самый 'молодой маршал' — пытался оседлать волну переселения китайцев на свои земли, в этом его поддерживали как центральное правительство, так и заграница — прежде всего Англия и США — все вместе надеялись противостоять ползучему японскому империализму и заодно насадить свой. Было начато строительство порта, а также железной дороги — все это должно было подорвать монополию японцев на транспортные услуги, так как в двадцатых они владели и Порт-Артуром, и Южно-Маньчжурской железной дорогой, и могли диктовать какие угодно цены на перевозку товаров по Маньчжурии — дорога шла от Порт-Артура почти на север, параллельно корейско-китайской границе — в 250-350 километрах к западу от нее, и через тысячу километров от Порт-Артура соединялась в Харбине с КВЖД, которая шла напрямую от Читы до Владивостока.
И вдоль всей ЮМЖД стояли японские войска, крупные гарнизоны находились во многих городах, за пределами полосы отчуждения железной дороги находились силы японской полиции — по сути, японцы контролировали вдоль железной дороги полосу шириной по сто километров в обе стороны. Более того — Сюэлян рассчитывал восстановить отношения с Гоминьданом и избавиться от излишней опеки японцев, он отказался выплачивать японцам проценты по кредитам, которые брал его отец, поощрял нападения на японские поселения. Вел себя нагло и вызывающе. Впрочем, он же попытался в 1929 году отнять у СССР КВЖД, за что ему существенно наваляли советские войска.
Тем временем экономический кризис в Японии все нарастал. К 1930 году большинство офицеров были выходцами из среднего класса деревни — мелких помещиков, чиновников, учителей. А солдаты были в основном бывшими крестьянами. Об ухудшении жизни в деревне они знали не понаслышке, многие переживали за своих родственников. 'Надо что-то делать' — говорили они. А некоторые — не только говорили, но и создавали тайные общества. Одним из таких обществ стало Общество сакура, целью которого была по сути фашизация Японии — усиление роли государства в промышленности при сохранении частной собственности олигархата, установление однопартийной системы, контроль над финансами, усиление военных приготовлений — все для того, чтобы сконцентрировать силы для расширения жизненного пространства японской нации — в тридцатых еще не было печального опыта по такому расширению жизненных пространств, поэтому все считали, что должно получиться неплохо.
На март 1931 года этим обществом был запланирован государственный переворот — созвать митинги нескольких партий, организовать массовые забастовки, атаковать штаб-квартиры проправительственных партий, захватить резиденцию премьер-министра. Цель — поставить во главе страны военного министра Укаги и начать подготовку к захвату Маньчжурии как первому шагу к войне с Советским Союзом. Переворот не состоялся лишь потому, что до Укаги дошли слухи, что он может стать премьером и без переворота. Правительство тоже знало о планах заговорщиков, но предпочло замять дело — во главе заговора стояло много видных военных, почти половина Генштаба. Для сохранения лица военные лишь уволили лидеров заговорщиков из Геншаба — да и то — перевели их на службу в Квантунскую армию. Заговорщики стали даже ближе к своей цели. На волне этого инцидента сменился кабинет министров, Укаги ушел с поста военного министра, но на это место пришел Минами Дзиро, который был менее связан с императорским двором и деловыми кругами, поэтому по сути выполнял волю радикальных кругов армии.
Эти-то круги и начали раскачивать лодку. 1 июля они без санкции правительства опубликовали проект военной реформы, предусматривавший модернизацию армии — правительство всячески оттягивало его принятие из-за недостатка средств, и вот военные поставили перед фактом — слово сказано, надо исполнять. 4 августа военный министр высказался о необходимости решить вопрос по Маньчжурии военным путем, и газеты сразу подхватили его слова, по армии также прокатывались призывы к войне — люди решают вопросы как умеют, армейцы умеют воевать — вот они и хотели разобраться с кризисом путем войны. Правительство пыталось образумить армейских, но тут в Северо-Западной Маньчжурии был убит капитан японской разведки — повод был наконец-то найден. Чжану Сюэляну тут же был выдвинут ультиматум о необходимости найти и наказать виновных, Квантунская армия увеличила количество маневров и перемещений своих частей. 18 сентября неподалеку от ЮМЖД что-то взорвалось, а уже через час японские войска начали захват китайских казарм в Мукдене и других городах. 19 сентября вся ЮМЖД была в руках Квантунской армии, 21 сентября из Кореи в Маньчжурию вступила еще одна бригада японских войск, к 23 сентября вся Южная Маньчжурия — провинции Мукден и Гирин — были захвачены квантунской армией. Причем ее численность была около десяти тысяч человек, еще четыре тысячи добавила бригада из Кореи — и этими силами японские военные захватили две провинции общей площадью 350 тысяч квадратных километров, граничащие с Кореей. А против них было 268 тысяч регулярных китайских войск и 180 тысяч ополченцев под командованием Чжан Сюэляна.
Японское правительство еще 19 сентября собралось на экстренное совещание, так как ни сном ни духом не ведало о предстоящей акции — слухи слухами, а провернуть такое — это совсем другое дело. На совещании приняли решение не расширять боевые действия, но после того как из Кореи в Маньчжурию перешла еще одна бригада, задним числом санкционировали действия своих военных, точнее — командования Квантунской армии. Но вслед за реакцией иностранных государств правительство заявило что инцидент ни в коем случае нельзя расширять и что вскоре войска обеих сторон вернутся в свое расположение. Ща ! Не для того квантунские генералы все это затевали, чтобы отыграть назад. Они продолжали выдавливать и разоружать китайские гарнизоны. На обращение Лиги Наций также забили, благо что США и Англия под ним не подписались, поначалу они даже мягко высказали свои пожелания, что инцидент вскоре будет исчерпан, и только когда поняли, что японцы собираются всерьез подмять под себя всю Маньчжурию а остальных выставить из региона, стали выступать более жестко — могли пострадать интересы американских и английских промышленников и банкиров в Маньчжурии, надо было их защитить. Но в итоге ограничились лишь заявлением в начале января 1932 года о непризнании японских завоеваний. Англия же вообще заявила что не считает нужным направлять какую-либо ноту японскому правительству. Ведь захватом Маньчжурии открывался прямой путь к землям СССР, с которым американцы и англичане были вообще-то на ножах. В итоге японцы действовали свободно, и в начале января 1932 года заняли третью и последнюю провинцию Маньчжурии — Хэйлуцзян — она расположена к северу от провинции Гирин и лежит к югу от Амура — к северу и востоку были уже земли СССР. А к западу от этих провинций — Внутренняя Монголия Китая, к западу от которой — уже Монгольская Народная Республика. Которая раньше — до Синьхайской революции — была Внешней Монголией Китая — внутренняя как бы опоясывала Внешнюю с юга и юго-востока, гранича на севере опять же с СССР.
ГЛАВА 2.
Захватили-то Маньчжурию быстро, но дальше дело застопорилось. По всей Маньчжурии, особенно вдоль железной дороги, развернулось широкое партизанское движение. Японские гарнизоны подвергались постоянным нападениям, каждый день взрывали железнодорожное полотно, авторитет японских войск в мире неуклонно падал — над ними начинали уже посмеиваться. Поэтому приходилось перебрасывать в Маньчжурию дополнительные силы. Уже в декабре японское командование попыталось провести первую карательную операцию. Впереди основных сил шли небольшие отряды, которые выявляли партизан с тем, чтобы основные силы затем зашли с флангов и окружили их. Но партизаны быстро разгадали эту тактику, поэтому быстрыми ударами они громили эти передовые отряды и затем рассеивались при подходе основных сил по окружающим деревням, и как только волна японских войск проходила дальше — снова собирались в отряды — крестьяне понимали, что добавившиеся к существующим помещикам японцы явно не улучшат их благосостояние. В начале января партизаны уже разгромили несколько небольших отрядов японских войск и даже заняли на некоторое время северную окраину Мукдена. И лишь увеличение численности войск в десять раз как-то позволило японцам к концу января оттеснить партизан от железной дороги. К тому же партизанские отряды не имели единого командования, и лишь отряды коммунистов имели какую-то дисциплину и организацию.
1го марта 1932 года было объявлено о создании Манчжоу-Го, его главой стал последний император Манчьжурской династии Пу И, посты в кабинете министров заняли либо бывшие вассалы этой династии либо местные милитаристы — то есть якобы это было национальное государство, управляемое местными деятелями, хотя всем было понятно, что за ними стоят и всем заправляют японцы. И, хотя сама Япония признала Маньжоу-Го лишь в сентябре 1932 года — выжидали международной реакции чтобы сильно не подставляться — уже 10 марта Пу И 'взял' на себя обязательства оплачивать расходы Квантунской армии, чтобы та 'обеспечивала оборону нового государства и общественное спокойствие'. Также он 'передавал' японцам контроль над железными дорогами, а чиновниками правительственных учреждений должны быть японцы, назначенные Квантунской армией.
Ну и сами японцы по результатам захвата выпустили декларацию:
'К великому счастью тридцати миллионов, рука соседней державы ликвидировала варварскую военщину, освободила измученный край от тирании. Заря новой жизни призывает все народы Маньчжурии и Монголии пробудиться ото сна и начать построение новой жизни во имя лучезарного будущего.'
Вот такие они молодцы. Озвучили японцы и свои дальнейшие планы — они планировали включить в Маньчжоу-Го еще и Внутреннюю Монголию, что 'должно будет гарантировать благоденствие народа: Все граждане нового государства будут иметь равные права; всякие привилегии — личные, классовые и национальные — отменяются'. Генералы Квантунской армии широко использовали антифеодальную, антикапиталистическую и антиимпериалистическую лексику, чтобы запудрить мозги местным крестьянам и рабочим. А в дальнейшем — уже из Внутренней Монголии и Внешней — которая на тот момент была уже Монгольской Народной Республикой — японцы вообще планировали создать Монголо-Го.
Помимо Монголии, у японцев был еще более дальний прицел, который они явно не озвучивали — назначение Пу И на пост главы Маньчжоу-Го заодно давало формальный повод подмять и остальной Китай — под предлогом восстановления династии Цин на китайском троне.
К концу года численность войск составляла более 75000 человек, и помимо борьбы с развернувшимся партизанским движением квантунские генералы активно осваивали территорию. Прежде всего был увеличен обмен товарами с Кореей — оттуда в Маньчжоу-Го шли карбид, цемент, антрацит, машины и оборудование для легкой промышленности. Маньчжоу-Го отправляла в Корею зерно и лесоматериалы.
Началось укрепление границ нового государства. В непосредственной близости от границ с Монголией и СССР японцы стали возводить укреплённые районы, строить аэродромы, военные городки, сосредоточивать войска. Для быстрой переброски войск из метрополии на континент в Корее и Маньчжурии строились новые и расширялись старые порты. Начала развиваться и местная промышленность (в РИ за 10 лет (1934-44) добыча угля возросла в 3 раза, железной руды в 7, выплавка чугуна в 9, производство цемента в 7 раз. В конце 1936 года был утвержден пятилетний план развития промышленности, по результатам на июль 1945 производство чугуна составило 3 миллиона тонн, стали — 2 миллиона, цинка — 18 тысяч тонн, алюминия, свинца, меди — по 10 тысяч тонн, нефти — 250 тысяч тонн. Протяженность железных дорог с 1931 увеличилась в 2 раза и составила 13,7 тысяч километров, автомобильных дорог — 22 тысячи. Были построены авиастроительные заводы, автозавод, завод по производству паровозов и вагонов, а также другие заводы — Маньчжурия превращалась в самодостаточное государство)
Западные страны начали еще более активно подстрекать Японию к нападению на СССР. Как писали их газеты, 'В огромном хаосе желтого Востока одна Япония представляет организованное государство, действующую силу цивилизации, способную прикончить страшную Советскую державу, уязвимую в Сибири' и 'Если Россия будет вовлечена в войну даже в малой степени, то она будет вынуждена отказаться от пятилетки, которая причинила столько забот Соединенным Штатам'. В общем — 'вы только нападите, мы все простим !'.
Захватив Маньчжурию, Япония приобрела источники сырья и рынки сбыта. Но за это пришлось заплатить. По всему Китаю прокатились антияпонские демонстрации, усилились антияпонские настроения, ужесточилась кампания бойкота японским товарам — их продажи упали еще в два раза. В этих условиях Японии только и оставалось что продолжать в том же духе — терять уже нечего. Казалось бы.
Очередной целью был выбран Шанхай — крупный город в устье Янцзы — в ее бассейне проживала половина населения Китая, на реке стояли крупные города с их складами, учебными заведениями и промышленностью. Да и сами японцы имели на этой реке несколько сталепрокатных заводов, шахты по добыче угля и железной руды. Кроме того, река позволяла подниматься канонеркам на три тысячи километров при ее общей длине в 4,5 тысячи. Удобный путь для проникновения вглубь Китая. Да и сам Шанхай — это крупнейший порт и город, в одном только международном квартале проживало более миллиона человек, судостроительные верфи позволяли строить суда водоизмещением до десяти тысяч тонн, было тут и строительство военных кораблей. Лакомый кусок, учитывая приближающееся противостояние с США.
И риск был в пределах нормы — китайский флот был мало того что малочисленным, так еще его эскадры зачастую находились во враждебных отношениях — как и остальная армия Китая, формально они подчинялись единому командованию, но по факту — местным правителям. Поэтому японский флот чувствовал себя уверенно, и захвату Шанхая могли помешать разве что иностранные суда — несколько английских и американских крейсеров и около двадцати тысяч американских, английских и французских войск, охранявших международный квартал и ключевые объекты города.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |