Дамы расхохотались нетрезвым смехом, приведя Кэтрин в бешенство. Девушка с трудом подавила желание выйти из своего укрытия и потребовать у развеселой парочки рассказать, куда направились "бедный родственник" и жена посла. Но она на секунду представила, как посмотрят на нее дамы и как рассмеются ей в лицо. Этой картины оказалось достаточно, чтобы в душе проснулось нечеловеческое терпение. Девушка снова внимательно прислушалась к полупьяной болтовне.
— Джанин, ты верно разглядела? Они ушли вместе? — спросила, отсмеявшись, Лианна. Видно, она вообще не была легковерной особой, ибо и в этом случае стала требовать правдивых подробностей.
— Ну да, как раз когда ты пошла за очередной рюмочкой. — "Ничего себе, рюмочка ведерная", — промелькнуло в голове у Кэтрин. — Он прямо-таки тащил ее! Видно, крепко припекло парня. Нырнули вон в ту аллею, которая начинается за скульптурой нимфы и сатира.
Дамы снова расхохотались, высказывая какие-то комментарии на тему соответствия скульптуры и ситуации, но Кэтрин не стала слушать, быстро направившись в указанном направлении. Она не желала быть замеченной и пошла не по дорожке, а между кустами и шпалерами вдоль нее.
Оказавшись в темной аллее, девушка осторожно прокралась вперед, прислушиваясь и вглядываясь в ароматную черноту летней ночи. Она должна выяснить все сама, не полагаясь на досужие домыслы любительниц юла. Только глаза стали привыкать к темноте, как впереди замерцал огонек. Кэтрин прижалась к пряно пахнущим стриженым кустам самшита, защекотавшим голую спину и руки. Хорошо, что ее оливково-зеленое платье не заметно во мраке. Огонек, наверное, горит в беседке. Супруга Правителя чуть ли не в последний момент приказала слугам расставить в садовых павильончиках небольшие масляные светильники для удобств парочек. Алтон всегда отличался свободными нравами, а столичный дворец задавал тон и в этом. И она, Кэтрин, ничего не имеет против, вот только оказаться обманутой совсем не хочется.
Девушка медленно шла дальше, сдерживая дыхание и надеясь, что стук ее сердца кажется громом лишь ей одной. Она почти вплотную приблизилась к беседке и расслышала короткий мужской стон наслаждения, донесшийся из-за завесы смутно белеющих во мраке цветов плетистой розы. Потом раздался воркующий женский смех.
— Твоя подружка этого еще не умеет, не так ли?
Женщина говорила на языке Континента с заметным акцентом. Это, несомненно, была жена посла. Мужчина ничего не ответил, и до Кэтрин, стоявшей совсем близко, долетел звук поцелуя.
Девушка замерла. Ноги будто приросли к земле, ей не хотелось идти дальше и смотреть, кого там ублажает темнокожая красавица. Кэтрин уже решила повернуть назад, но тут в до этого совершенно пустой голове вихрем закружились мысли. "Я не смогу порвать с ним без доказательств. И не поверю, если он скажет, что ничего не было, даже если ничего не было. Значит, придется убедиться самой. Если в беседке не он, весь кошмар тут же закончится. Как Марти посмеется, когда я расскажу ему! Если расскажу. А если это он с ней... Тогда все кончено! Но лучше так, чем продолжать и при каждом взгляде на него, при каждом прикосновении мучиться от мысли, что он был здесь, с ней." Девушка собрала волю в кулак и осторожно, бесшумно стала обходить беседку с таким расчетом, чтобы заглянуть туда со стороны, противоположной входу. В свете масляного светильника она сумеет различить лица, а ее парочка не заметит сквозь густые заросли роз, увивших легкое садовое строение.
Вот Кэтрин стоит у самой беседки, остался последний шаг. В голове опять воцарилась звонкая пустота. Все звуки: стрекот цикад, трели древесных лягушек, шорох слабого ветерка в ветвях, исчезли. Осталось лишь громоподобное биение сердца. Но когда девушка заглянула в беседку, смолкло и оно, ибо сердце остановилось. Или ей так показалось. Да, это был Мартин, ее Марти. Она прекрасно видела его лицо, когда он приник к чувственным пухлым губам темнокожей женщины. Кэтрин на какую-то долю секунды даже залюбовалась ими: оба обнажены, молоды, прекрасны и полны желания, черное и белое сплелись в изысканном причудливом узоре. Но мгновение прошло, и на подглядывающую девушку обрушился ад.
Это было некое подобие антиоргазма. Душа Кэтрин не распахивалась навстречу миру радужными крыльями бабочки, выплескивая радость и наслаждение, лучась теплым светом, а будто втягивалась внутрь, подобно щупальцам потревоженного морского цветка. И увлекала в себя тьму, отчаяние, скорбь. Бесконечные тени и вселенский холод переполнили ее и взорвались где-то внутри ослепительной вспышкой невыносимой боли. Девушка какое-то время наблюдала за любовниками, но боль выжгла в ней все эмоции. Рассудок лишь хладнокровно фиксировал позы, стоны, взаимное удовольствие. Наконец, посчитав, что видела достаточно, Кэтрин бесшумно отошла подальше от беседки и бросилась в свои покои, каким-то чудом умудряясь выбирать безлюдный маршрут.
Девушка пришла к себе и, удивляясь собственному самообладанию, стала думать, как ей лучше поступить. Просто игнорировать Мартина или сказать ему в лицо об окончании их отношений? Поначалу Кэтрин склонялась к первому варианту, но потом прикинула: перестань она замечать гвардейца, он может попытаться разыграть невиновность и начать преследовать ее, выдав теперь оставшуюся в прошлом связь. А это совершенно не нужно. Лучше сказать все в лицо, покончив с прошлым одним ударом. В самом деле, к чему растягивать сомнительное удовольствие?
Мартин жил в казармах, как и все гвардейцы, но, состоя в родстве с женой Правителя, располагал и небольшой комнатой во дворце. Там хранились кое-какие его вещи, поскольку служебное жилье было тесновато. Иногда молодой человек проводил в комнатушке свободное от службы время, но никогда не водил туда женщин. Ему нравилось иметь собственное убежище, куда вхожи лишь немногие. Кэтрин стала, пожалуй, первой особой женского пола (не считая супруги Правителя и горничной), удостоившейся чести попасть туда. В этой комнатке молодые люди обычно и проводили время вдвоем. У девушки имелся свой ключ, который Мартин подарил ей через месяц после начала их романа.
На следующий день после праздника гвардеец был свободен, и они с Кэтрин условились провести остаток ночи и утро в его комнатушке. Значит, если она пойдет туда, то наверняка застанет бывшего возлюбленного и, скорее всего, одного. "Вряд ли он потащит к себе кого-нибудь, у меня же есть ключ." И Кэтрин, не откладывая, отправилась к Мартину. Подойдя к двери в конце одного из почти необитаемых коридоров, она тихо постучала: никто не ответил. Девушка подергала ручку: заперто. Воспользовалась ключом и вошла, закрывшись изнутри. Ночь подходила к концу, ждать пришлось недолго — вскоре послышалось лязганье отпираемого замка, и появился Мартин. Он не смог скрыть удивление, застав у себя Кэтрин.
— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался холодно, не глядя на нее.
— Жду тебя. Нужно поговорить, — еще более прохладным тоном ответила она.
— О чем, интересно узнать?
— О том, что я все знаю и видеть тебя больше не желаю.
Он взглянул на нее с еще большим удивлением, но без малейшего смущения. Это ее взбесило.
— Какие же вы, бабы, хитрые, — голос звучал совершенно спокойно. — Тебе понравился другой, и ты хочешь бросить меня. А стремишься представить все в таком свете, будто я сам виноват.
Теперь уже она смотрела с удивлением.
— Что ты говоришь? Какой другой?
— Посол Малабари, которому ты сегодня отсосала. Один раз или его хватило на несколько? — осведомился он, глядя ей в лицо.
— С ума сошел! О чем ты?
Обвинения Мартина были столь нелепы. Кэтрин даже на какое-то время забыла о виденном в беседке, стремясь убедить гвардейца в собственной невиновности.
— Ну и горазды же вы притворяться! — в его глазах, наконец, блеснула злость. — Я сам видел, как он водил пальцем по твоим губам, и тебе это нравилось!
— Мне это не нравилось, тем более что его рука воняла бараниной с чесноком! Но даже если б я взяла его палец в рот, это сильно отличалось бы от того, чем ты занимался с его женой в беседке!
Мартин выглядел огорошенным, но не пристыженным.
— Откуда ты знаешь? — он по-прежнему не отводил взгляда.
— Я видела все сама, вот этими самыми глазами, в которые ты сейчас таращишься. А ты видел своими бесстыжими синими зенками, как я кому-то, кроме тебя, сосала? Или, может, ты наблюдал, как я с кем-то трахалась? Целовалась? Обжималась? Ты хоть раз видел меня с кем-то?!
— Видел много раз со всеми этими послами!
Гвардеец начал подозревать, что обвиняет во лжи и притворстве не ту женщину, но признать свою вину, все объяснить и выглядеть при этом глупым мальчишкой, которого обманули и поимели, казалось невозможным. Кэтрин же от его слов дернулась как от пощечины, и он пожалел о сказанном.
— Ты прекрасно знаешь, чем и почему я занималась с послами, — тон девушки стал ледяным. — Возможно, мне нужно было отказаться, когда я стала спать с тобой, но это могло возбудить подозрения, и пострадал бы ты, а не я. Впрочем, что я пытаюсь объяснить? Кому и зачем? Я уже все сказала. Прощай.
Кьяра ловко его провела, в этом не оставалось сомнений. Мартин достаточно хорошо узнал Кэтрин за время их связи. Она умела притворяться, но не слишком любила и никогда не обманывала его. Да и какой тонкой игры он ждет от влюбленной семнадцатилетней девчонки, у которой он первый. А вот Кьяра... Проклятье!
Кэтрин в этот момент подошла к двери и взялась за ручку.
— Кэти! — он рванулся к ней и схватил за руку.
Девушка так и застыла, будто закоченела от его прикосновения. Он отпустил ее прежде, чем она ему велела.
— Не называй меня так. И не смей прикасаться.
— Кэтрин, послушай, пожалуйста, всего минуту, не уходи!
Мартин стал совершенно несчастным. Девушка никогда его таким не видела и почувствовала жалость. Он заметил, как ее лицо чуть смягчилось, а рука соскользнула с дверной ручки, и заторопился:
— Я виноват перед тобой, не отрицаю. Она меня обманула, внушила, что ты не устоишь перед ее мужем. Я просто голову потерял от ревности! Ну, и хотел ее, конечно, ты ж меня знаешь. Но я бы сдержался, если б не поверил, что ты... Кэтрин, прости! — он с надеждой взглянул на девушку.
Кэтрин чуть не плакала. Она видела, что Мартин не врет. Ей было по-прежнему жаль его, и даже на минуту захотелось обнять. Но в ноздри ударил исходящий от гвардейца сладкий запах духов темнокожей женщины, и перед глазами тут же встала сцена в беседке. Девушка вновь слышала такие знакомые стоны бывшего возлюбленного, видела, как пухлые фиолетовые губы раскрываются ему навстречу, и его язык ныряет в рот с белоснежными зубами, а он сам вонзается в блестящее черное тело с сумасшедшим желанием. Кэтрин вновь ощутила слепящую вспышку боли.
— Нет, Мартин, не могу. Я верю тебе. И, пожалуй, даже понимаю... Но я просто не могу больше видеть тебя, слышать тебя, чувствовать твой запах, перемешанный с ее. Дай мне уйти и никогда больше со мной не заговаривай.
Ее голос был совершенно спокойным, но что-то в ее интонациях заставило Мартина отойти прочь. Девушка открыла дверь, вышла и тихо притворила ее за собой. Гвардеец какое-то время стоял на месте, потом подошел к кровати и упал лицом в подушку. Последнее, что он заметил, был лежавший на маленькой тумбочке ключ от комнаты, продаренный им Кэтрин.
II
Весь следующий день Мартин провалялся на кровати в своей комнатке, думая о Кэтрин. Он гнал от себя эти мысли, они же, покружившись на задворках сознания, настойчиво возвращались на первый план. "Слишком долго пробыли вместе. Ни с кем раньше не спал больше трех месяцев, нужно было и с ней в тот же срок закончить. Кэти б не возражала. Только не успела она за девяносто дней надоесть. Да и сейчас, по большому счету, не надоела... Неужели влюбиться угораздило?" Он прекратил бесплодные попытки занять свою неумную голову чем-то другим и погрузился в воспоминания.
Кэтрин появилась во дворце Правителей около года назад. На вкус Мартина она была еще ребенком, правда, когда впервые увидела его, взгляд бросила вовсе не детский. У доблестного гвардейца на несколько секунд даже голова закружилась, чего раньше от женских взглядов никогда не случалось. А он переловил их на себе достаточно. С шестнадцати лет почти не знал отказа, теперь уж двадцать один стукнул. Но он понимал: Кэтрин Олкрофт не про него.
Род графов Дэйлов не уступал в древности и славном прошлом герцогам Олкрофтам, но давно минувшие дни мало кого интересовали. То ли дело прекрасно знакомый нынешней аристократии дед Мартина. Благородный дворянин в свое время редко вылезал из игорных заведений Острова Наслаждений, да и прадед частенько туда наведывался. А уж отец... В результате многие земли когда-то обширного феода были проданы, а оставшиеся заложены-перезаложены. Только замок оставался абсолютно чистым от долгов: даже прожженные игроки не решались посягать на родовую святыню. Но содержать его было практически не на что, и он все больше ветшал. Уже лет пятьдесят Дэйлы существовали лишь за счет пошлины. По заложенным землям проходил оживленный тракт, связывающий торговые гавани на западе и центральные области Алтона, включая столицу. Путешественники и купцы обязаны были платить за проезд по графским владениям. Источник дохода весьма скудный и малопочтенный. А кто из родовитых дворян отдаст дочь голодранцу, у которого, начиная с прадеда, в роду одни игроки, причем, как на подбор, неудачливые?
Мартин был умен и сделал выводы из новейшей семейной истории. Он ни разу не испытывал счастье в игре, справедливо полагая, что эта стезя ему удачи не принесет. Молодой человек прислушался к народной мудрости, гласившей: "Не везет в картах, повезет в любви", и ни в чем себе не отказывал с женщинами. Видно, пословица была не из пальца высосана, ибо с прекрасным полом у потомка Дэйлов проблем не возникало. Он без труда сходился с дамами и девицами и столь же легко расставался. Партнерши оставались довольны молодым повесой, а уж он ими — и подавно. Жизнь баловала потомка Дэйлов до появления Кэтрин.
Он не мог забыть ее взгляда. Девушка же, оказавшаяся на удивление неглупой, особенно для своего возраста, быстро поняла: подружек красивый гвардеец меняет с завидной периодичностью. Ей это, видимо, не подходило, и она старалась держаться от него подальше. Мартин тоже не пытался познакомиться с юной воспитанницей супруги Правителя, полагая, что такая связь принесет больше сложностей, чем удовольствия. Но выкинуть Кэтрин из головы не мог, хоть ты тресни! В конце концов он затащил в постель одну молоденькую придворную даму, отличавшуюся редкостно стервозным нравом. Мартин с такими стремился не связываться, как бы хороши они ни были, ибо терпеть не мог женских истерик и визга. А в этот раз не устоял, исключительно потому, что Изольда чем-то напоминала ему Кэтрин. Новая подруга стала устраивать сцены чуть ли не с первой ночи, угодить ей было практически невозможно. Мартин никогда не страдал недооценкой собственной особы, но тут наслушался о себе такого, что стал всерьез подумывать, а все ли с ним в порядке.
