01. Дзюсан. Академия-фантом

Японец выпил предложенную дозу за пару глотков, как дети пьют невкусное лекарство. Очень скоро лицо его порозовело, будто вся оставшаяся в теле кровь — а ее было, похоже, немного — прилила к щекам. Глаза подозрительно заблестели, и парень хихикнул.

— Что смешного?

Сората прикрыл рот ладонью, но смех буквально лез из него наружу. Генри заинтересованно подался вперед:

— Что смешного? Я не понимаю.

— А вам не кажется это смешным? — Кимура бросил на собеседника хитрый взгляд. — Куда бы я ни пошел, всегда встречаю вас, даже там, где вас точно быть не может. Что вас понесло в лес и как вы оказались в храме?

— Я бы задал вам тот же вопрос.

— Думаете, я вам тогда солгал? Какой в этом смысл? — парень поджал под себя ноги и плотнее запахнул край одеяла. — Кстати, на следующий день я пытался поговорить о произошедшем с Руми, но она утверждает, что ничего не помнит с самого обеда. Странно, да? И если бы не это, — Сората продемонстрировал перевязанные руки и шею, секунду назад смеющийся голос поник, становясь затравленным, готовым вот-вот перейти в истерику, — тоже решил бы, что это просто дурной сон. Очень дурной сон. И знаете, мне до сих пор страшно, я постоянно вижу ее во сне.

Генри не знал, стоит ли что-то говорить. Он лично видел, как Руми возвращалась в Академию поздно вечером, и ее внезапная амнезия действительно была очень странной. Буря за окном набирала силу, ревела разбуженным зверем и плевалась острыми, как колючки, дождевыми струями, отчего казалось, будто в стекло кто-то стучал. Тепло от обогревателя осторожно лизало сырые ботинки, но выше воздух неприятно холодил кожу. Генри покрутил в руке полупустой бокал, подбирая слова:

— Понимаю, — кивнул он, сам не понимая, зачем желает утешить чужого себе человека. — Нет, правда понимаю. Я помню, сначала, в первый раз, от страха чуть в обморок не... — поймав на себе недоуменный взгляд Сораты, поспешил сменить тему. — Не важно. Скоро все забудется. Человеческая память странная штука. Так что просто представьте, что ничего не было.

Кимура замер на мгновение, а потом выдавил:

— Представить? Если бы я мог, именно так бы и сделал уже давно. Но от призраков прошлого просто так не избавиться.

— И много у вас призраков? — Генри не смог сдержать горечи в голосе. — Готов поспорить, меньше, чем у меня. Унылые японские приведения — вам бы они очень подошли.

— Что вы имеете ввиду?

Макалистер представил себе жуткую девочку, которая отчего-то решила опекать повара, и хмыкнул:

— Вы себя со стороны видели? Олицетворение самурайской гордости в мини-варианте. Не подумайте, что я имею что-то против. Мне вообще все равно. Я сюда по делу прибыл.

Серьезный тон, которым он закончил фразу, наверняка не укрылся от Сораты, но тот был, похоже, уже слишком расслаблен, чтобы насторожиться.

— Да вы тот еще затейник, Макалистер-сан. У всех, кто оказался на этом острове, найдутся свои причины. Но по делу сюда еще никто не приезжал.

— А вы, кажется, успели запьянеть, мистер Кимура, — с тихим смешком заметил Генри и отпил из своего бокала, чувствуя, как теплеет в груди. — Или мне называть вас моя фея? М? Интересно, а что с вами будет дальше? Пьяные излияния и слезы в жилетку? Учтите, я не самый лучший кандидат в утешители.

Кимура заерзал на койке, мерзко скрипя пружинами, и словно бы взял себя в руки:

— Хотите, чтобы я придумал для вас более подходящую роль? Что ж, как насчет детектива? Вы очень ловко жонглируете вопросами и избегаете ответов. И да, я пьян. Совсем уже забыл это нелепое чувство, — он, забывшись, дернул рукой, и красная жидкость из бокала выплеснулась ему на колени. — И не надо меня дразнить, вам это не идет.

Генри поднялся со стула и подошел к парню:

— Могу плеснуть еще, чтобы лучше вспоминалось. И себе заодно, чтобы не чувствовать себя единственным трезвым на студенческой вечеринке. Если понимаешь о чем я, — он вернулся к столу и наполнил бокалы. — Во что хочешь поиграть? В вопросы и ответы?

Сората, сжав бокал ладонями, задумчиво припал губами к его краю:

— Не понимаю, но вижу, что идея вам нравится. Мы наверняка застряли здесь надолго, и я не хочу отказывать себе в удовольствии лицезреть вас пьяным. Так будет честно. И поиграть тоже можно.

— Не дождешься! — Генри ударил по столу. — Шотландцам нет равных в распитии спиртных напитков, ты еще пожалеешь, что бросил мне вызов. Ну, кто начнет спрашивать первым?

— Вызов? — Кимура хитро прищурился. — Почему ты настроен ко мне так враждебно? Можешь считать это первым вопросом.

Никто из них не заметил, как они перешли на 'ты'. Ливень стучал по стенам, а откуда-то снизу доносился гул, волны накатывали на скалистый берег, стремясь сокрушить основание башни и сломить ее стойкое сопротивление стихии. Макалистер понял, что все это время задерживал дыхание, и прерывисто выдохнул:

— Первый удар и сразу так метко! Что бы мне ответить? По правилам, только правду, — он хотел придумать наиболее щадящее объяснение, но с языка сорвалось вовсе не то. — У меня есть цель, а ты меня отвлекаешь. Не спорю, без умысла, но я ничего не могу поделать с желанием отвлекаться на тебя. Сойдет?

Сказал и торопливо опустил глаза.

— Звучит несколько двусмысленно, — наконец, после некоторой заминки, протянул Сората. — Пока ты еще трезв, хочу внести ясность — я не трансвестит, не гей и вообще не тот, за кого ты меня принимаешь. Но ладно. Будем считать, что принято. Плесни еще.

Макалистер моментально встал на дыбы:

— Подожди! С чего ты взял, что меня волнует твоя ориентация? — от переизбытка чувств он побагровел, что свойственно всем рыжеволосым. — Да спи ты с кем хочешь, только меня не трогай! Я совершенно нормальный, понятно тебе?!

Он непримиримо вздернул подбородок и весьма воинственно уставился на Кимуру, будто надеясь, что тот начнет его разубеждать, что тот и сделал в своеобразной манере:

— Хочешь сказать, что это я ненормальный? Могу заверить, что предпочитаю спать один. Но если придется выбирать себе компанию на ночь, ты будешь стоять в списке последним.

Британец гневно прищурился:

— Почему же?! Чем таким, скажи, я тебя не устраиваю?

— Может, тем, что вы мужчина?

Горячность Генри моментально сошла на нет, прокашлявшись, он как ни в чем не бывало продолжил:

— Моя очередь, да? Тогда пока и ты еще трезв, скажи-ка, что сам забыл на этом острове?

И Генри приготовился наблюдать реакцию собеседника, потихоньку переходящего в разряд противников.

— Все еще изображаешь детектива? — ответил вопросом на вопрос Сората. — Подходящая роль, ничего не скажешь.

— Благодарю, я польщен, — Генри подвинул стул ближе к койке, чтобы иметь возможность следить за малейшими изменениями в лице 'допрашиваемого'. — И раз уж я, по-твоему, исполняю роль детектива, то кто ты? Преступник или жертва? Повар с простреленной ногой — диковина даже для такого криминального города как Лондон. Ты спасаешься от смерти или от наказания?

— О-о-о, какой серьезный настрой, он мне нравится! Чувствую, игры скоро закончатся, ты припрешь меня к стенке и, как истинный сыщик, огласишь все мои прегрешения. Я прав?

— А ты бы хотел? — Генри уперся одной ногой в каркас койки, откинувшись на спинку и раскачиваясь на стуле. — Это, кстати, попахивает мазохизмом. Или нечистой совестью. Игра превращается во что-то другое. Сыщик и преступник? Будем строить гипотезы? Кимура Сората — беглый убийца, совершивший убийство по неосторожности. Жертва — предположительно женщина, состоявшая с ним в родстве или интимных отношениях. Не доверяя полиции, Кимура меняет имя и устраивается поваром на край земли.

— Вы весьма проницательны, но ваша проблема в том, что вы заведомо считаете всех преступниками, — Сората заметно приуныл, торчащие из складок пледа кисти обвились вокруг бокала, удивительно бледные. Генри согнул ногу в колене и резко выпрямил, оттолкнувшись от кровати. Пружинный матрас печально скрипнул в унисон с деревянными ножками стула.

— Отрицать не стану, но это просто вопрос привычки. Я стал детективом, что уж теперь скрывать, для того, чтобы отыскать свою младшую сестру. Это и есть дело, приведшее меня в 'Дзюсан'. А теперь забудь, что мы играем в игру, и скажи, что в моей гипотезе было правдой? Я вижу, что частично попал в цель. Мы здесь одни, а я больше не представитель закона.

— Жаль, — кажется, Кимура и правда расстроился. — Игра была увлекательной. Но раз уж честность за честность... Я действительно скрываюсь, но я никого не убивал, хотя убийство имело место в этой истории. Она... была моей невестой.

Он замолчал, не желая продолжать, а, может, хотел, чтобы его заставили, вытащили из него слова, как пулю из раны.

— Неприятно вспоминать? — Генри перестал раскачиваться. — Как ее звали?

— Харука. Мы были обручены. Так решили мои родители, но она была замечательным другом. И, кажется, даже любила... меня.

— Сестру зовут Филлис, но мама называла ее Лилли, — Сората удивлено поднял голову, когда Генри внезапно заговорил другим, грустным, голосом. Он и сам это понимал, но скрыть, увы, не мог. — Когда отец попал под обвал на шахте, меня отослали в Лондон к маминой кузине. Мне было четырнадцать. Через год я приехал в гости на каникулы, потом еще раз, спустя пару лет, а потом просто перестал приезжать. Филлис я больше не видел.

Внезапная откровенность легко далась Генри — было еще немного непривычно, странно, будто кто-то дергал за натянутую в груди струну, и эхо рождаемого ею звука заставляло сердце болезненно сжиматься.

— Ты чувствуешь себя виноватым? — спросил он, и Сората отвел взгляд:

— Та пуля была предназначена мне. Она была не единственной, как ты уже понял, но я надеялся, что последней. Я позорно бежал, спрятался...

— Это нормально. Испугавшись возвращаться к прежней тяжелой жизни в шахтерской деревне, я не появлялся дома почти десять лет. Мама умерла, а семилетнюю Лилли отдали в приемную семью. Я спрятался от проблемы, но она не исчезла. С проблемами такое не срабатывает.

Кимура склонил голову к плечу:

— Теперь ты пытаешься ее найти? Почему здесь?

— Это долгая история. Ты заснешь, пока будешь слушать, — отмахнулся Макалистер, уже жалея, что начал эту глупую игру, но Сората вдруг потянулся и посмотрел на него с мягкой улыбкой:

— Может, хоть сегодня ночью я спокойно засну.

— Так ложись. Я пока посижу, вдруг за тобой явится призрак паучихи.

Генри усмехнулся собственной шутке, и, к его удивлению, парень поддержал:

— Но ты же меня снова спасешь от него.

Макалистер шутливо раскланялся, не поднимаясь со стула, но Сората уже на него не смотрел. Повалившись на бок, он мгновенно заснул.

— Спасу, конечно, — Генри залпом допил вино и вздохнул. — Это долг каждого порядочного рыцаря...

Мужчина протяжно зевнул и, придвинув стул к кровати, забросил на нее ноги и уснул.

Ему впервые ничего не снилось, ни мама, ни сестра, ни сгоревшие дома родной деревни в сердце Шотландии. В его снах они всегда горели, будто мстя ему за то, что он так и не вернулся домой. Генри резко проснулся, ощутив внезапный холод.

Рядом с кроватью стояла мертвая девочка и печально смотрела на спящего Сорату. Тот лежал на боку, скомкав край пледа и прижав его к подбородку, хвост растрепанных волос свисал вниз. Призрак перевела пустой взгляд на Макалистера, и мужчина тревожно подобрался:

— Зачем ты его преследуешь? Что ты от него хочешь?

Дух вздохнула, о чем можно было лишь догадываться по легкому колыханию груди, и снова повернулась к японцу. Парень мерно дышал и не подозревал, что происходит рядом с ним. Генри поднялся на ноги, скрипнув металлическими пружинами койки.

— Ты не можешь говорить, — догадался он. — Как же давно ты не можешь упокоиться? Несчастное дитя...

Призрак неуверенно подняла руку и, повернувшись к Кимуре, провела ею у него над головой. Повинуясь невесомому движению, на стене над койкой расплылись кроваво-красные крупные буквы. От них вниз потекли ржавые струйки.

— 'Спаси его'? — прочитал шотландец. — Спасти от чего? Почему ты...

Он перевел взгляд со стены и заметил, что дух переместился к выходу.

— Постой! — Генри забылся и едва не повысил голос. — Ты видела мою сестру? Ее зовут Филлис. Загляни в мой разум, я знаю, ты это можешь.

Он прикрыл глаза, пробуждая в голове полустершийся образ сестры. Призрак, естественно, ничего не ответил, но дверь на смотровую площадку приоткрылась, и оттуда сильно сквозило. Генри вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. С моря тянуло солью и прелыми водорослями, начался отлив, а небо было одного цвета с водой, так что горизонт терялся вдали. Мужчина подошел к бордюру и вгляделся в серо-сизую в утреннем сумраке гладь. Взгляд нашел темное пятно — безымянный островок, а на нем отблескивала мерцающая точка. Вернувшись в комнату за биноклем, он смог опознать в ней немой призрак девочки. Она стояла на песчаном пляже и тянула к нему руку. Но что она хотела этим сказать? Генри нахмурился, пытаясь понять странное поведение мертвой девочки.

А потом за спиной стукнула дверь, и хриплый со сна голос произнес:

— Макалистер-сан?

Генри резко обернулся. Сората стоял рядом, посвежевший и выспавшийся, только глаза напряженно поблескивали. Мужчина догадался, что он видел кровавую надпись, и испугался, однако Кимура казался внешне спокойным. Он подошел к перилам и, взглянув вниз, вдруг сказал:

— Макалистер-сан, спасибо, что были рядом.

История пятая,

в которой мертвый мальчик дает о себе знать

Иней его укрыл,

(Мацуо Басё)

'Ребенок, оставшийся без родительской нежности, все равно что

найти себя, но на самом деле лишь замыкаем их в собственном одиночестве'

(Акихико Дайске, мемуары)

Хибики с самого раннего детства учили гордиться тем, что он часть клана Курихара. Это проявлялось во всем — от одежды и поведения до выбора увлечений и друзей. Список книг для него составлял специально нанятый человек, которого в доме называли гувернером, он же выстраивал расписание для мальчика и следил за его выполнением. В свободное от учебы время Хибики занимался единоборствами, музыкой и рисованием акварелью. Он не знал иной жизни и его это устраивало.

На праздник цветения сакуры в том году все почтенные семейства собрались вместе в доме Курихара. Глава семьи, вдовец Курихара Риота, готовился к этому мероприятию заранее, выстраивая сценарий пошагово с тщательностью, присущей его традиционной натуре. Для сына он выделил роль на чайной церемонии, которую тому предстояло выучить и отрепетировать до автоматизма. Ничто не должно было испортить праздник. Пышный цвет сакуры покрыл обширный сад бело-розовым снежным покрывалом, и под сенью отяжелевших от ярких соцветий ветвей установили чайные домики, а у декоративного пруда с горбатым деревянным мостиком — сцену для приглашенных актеров театра кабуки.