Шепот вампира(полностью)

Хорошо, что Крис так и не узнала, что он — убийца ее отца...

Крейг подавил тяжелый вздох. Как же гнетуще на сердце. События последних дней сделали его мягче, заставив почти вспомнить каково это — быть живым. И испытывать при этом боль, страх, раскаяние.

Впрочем, ломая шею Николаева, он не испытывал сожалений. Как не чувствовал их сейчас.

Семнадцать лет назад он приехал из Европы без рекомендательных писем от своей Ложи и готовился к неласковому приему в городе, в котором ему предстояло провести не один десяток лет. А на что мог рассчитывать вампир, организовавший нападение на своего Мастера? Крейгу удалось победить своего главу в поединке чести, но занять его место он не успел — союзник предал его, воспользовавшись удобным моментом.

Поэтому-то Крейг и бежал из Европы.

Стальной Феликс, на удивление, принял его милостиво — древнего не пугал бунтарь. Он и сам когда-то восстал против своего создателя, только ему повезло больше, чем Крейгу — он стал Мастером.

Когда у лидера вампиров города спросили, не опасается ли он предательства со стороны нового подданного, тот засмеялся. И поучительно изрек: "Плох тот вампир, что не мечтает выдрать сердце своему Мастеру".

Бороться за место под луной Крейгу все же пришлось. Два года ушло на то, чтобы войти в состав "правой руки", патрон которой, Артур Сильвестров, ненавидел новичка и всячески пытался очернить в глазах Феликса.

Удобная возможность появилась, когда Мастер приказал вырезать семью безобидного главы Союза, организации, ратующей за мир и дружбу между всеми детьми Ночи. Чем помешал филантроп Николаев, боевикам не объяснили, да они и не интересовались.

Не интересовался и Крейг. Он тайно морщился от отвращения, наблюдая, с каким удовольствием Артур пытал чету Николаевых. Поэтому, когда командующий "руки" приказал отыскать запрятанного ребенка колдунов, с облегчением принялся за поиски.

Крейг никогда не поднимал руки ни на беззащитную женщину, ни на невинного ребенка. Но в ту ночь он и не стал на их защиту. Слишком многое поставил на карту и не хотел снова быть изгоем.

Но судьба, как всегда, смухлевала — и передернула карты.

Вампир нашел маленькую девочку в шкафу для хранения сухих трав. И она улыбнулась ему, перевернув душу. Он не понимал, почему не выдал ее. Больше того — начал тайно следить за ее жизнью, взрослением и превращением в привлекательную женщину. Крейг не заметил, как влюбился.

Пятнадцать лет назад, возвратившись к забрызганному кровью Артуру, Крейг увидел, во что превратились родители его маленького найденыша. Колдунья умерла от разрыва сердца. А ее муж еще дышал, и выглядел так, словно над ним поработал обезумевший мясник. И его мучения лишь начинались. Артур Сильвестров, садист со столетним опытом, отточил свое умение и мог измываться над своими игрушками неделями, пока те не сходили с ума.

Улыбка маленькой девочки с карамельным цветом волос грела холодное сердце Крейга. Наблюдать, как ее отец от запредельной боли превращается в безумное животное, оказалось выше его сил.

Инстинкт самосохранения, протестуя, вопил. Но Крейг улучил мгновение — и одним легким движением сломал Николаеву шею. Жест милосердия обошелся дорого — Сильвестров пожаловался Мастеру. И Феликс снова удивил вампирское сообщество.

Стальной бросил взгляд сначала на брызжущего слюной Артура, потом на невозмутимого Крейга — и одобрил действия последнего. Вдобавок Сильвестров получил взыскание, ему ведь не приказывали мучить семью Николаевых, только убить. А Крейг продолжил свое продвижение по карьерной лестнице, с каждым годом поднимаясь выше, пока не стал доверенным помощником Мастера.

Увы, судьбу не проведешь. Он никогда бы не подумал, что окажется в этом печальном месте.

Но он здесь.

Вампир, задумавшись, сминал бутон белопенной розы. Хорошо, что Крис так и не узнала, кто сломал ее отцу шею. Она бы возненавидела его.

Как же больно... Тоска неотвратно пожирала его сердце, так некстати пробудившееся после столетий бесчувственности. Измятый цветок ронял нежные лепестки на землю, точно слезы.

— Варвар, — шепнули в самое ухо мягкие губы. Девичья рука гибко обвилась вокруг его талии. — Разве можно издеваться над цветами?

— Прости, — повинился Крейг и развернулся к любимой, подкравшейся так тихо, что он не услышал.

Он безумно скучал, порой испытывая почти физическую боль, когда Крис не было рядом. Считал секунды до ее возвращения и старался не выпускать из своих объятий. Ведь теперь она была его... Та, ради которой он рискнул всем. Ради которой готов был разорвать любого. О нет, любовь не сделала его добрым. Он был готов уничтожить каждого, кто покусится на его счастье — его любимую.

Девушка ускользнула от рук вампира, указывая на подол своего свитера. В "колыбельке" из оливковой шерсти сидел ежик.

— Ты оказался прав. Тот подозрительный шорох создавал вот этот фырчащий комочек колючек.

Кристина с улыбкой опустила ежика на землю.

Смирившись со своим обращением, она наслаждалась новым состоянием. Она — вампир, еще слабый и неопытный, но, несомненно, полноценный. Все колебания, страхи остались за чертой, когда, встречая седьмой рассвет, она шагнула к обезумевшему от счастья Крейгу.

Он подхватил ее на руки — и закружил по комнате. Словно река сорвала плотину, так и маска холодности слетела с его лица, обнажая буйство чувств. И Крис не узнавала в нем сдержанного и чуть суховатого мужчину.

Затем он поцеловал ее, и комната закружилась, хоть они уже сидели на полу...

А этой ночью ей захотелось навестить родителей, принести на их могилы цветы. Наставник сопровождал ее, побоявшись отпускать одну, ведь процесс обучения все еще продолжался.

Она видела, как ему нелегко находится возле могилы ее отца. И знала почему.

Пару ночей назад, когда вампир отправился в душ, наконец-то, вспомнила о записке, которую прорицательница засунула в ее декольте, а она потом переложила в чемодан с вещами.

Крис с трудом отыскала смятую бумажку. Развернула. И обомлела.

Корявые буквы плясали перед невидящими от горя глазами: "Твоего отца убил Крейг".

Она слышала, как льется вода в душе. Слышала, как тикают в зале настенные часы. Слышала, как за окном в несколько кварталов от них, лают псы.

Но с трудом услышала виброзвонок мобильного. Незнакомый номер.

— Да, слушаю, — прошептали ее онемевшие губы.

— Вот именно, послушай, а не прочитай! — Расстроенный голос в трубке, казалось, не мог принадлежать дерзкой, беспардонной прорицательнице. Но все-таки это была она.

— Что вам нужно, Кассандра?

— Чтобы ты успокоилась! Только попробуй что-либо учудить! — пригрозила ясновидящая и смущенно попросила: — Прости меня, Кристина.

— За что? — Девушка закусила губу — звонок отвлекал от сбора вещей. Придется уходить, поставив Крейга в известность, а не тайком, как она задумала.

— Я забыла о тебе, прости! На приеме не было времени, чтобы написать подробнее... Я хотела позвонить раньше — и забыла. Прости!

Маленькая надежда забрезжила в душе, но рыжая ее тотчас прогнала.

— Кристина, это правда, что Крейг убил твоего отца. Но сделал он это из добрых побуждений, ради тебя, не побоявшись гнева Мастера.

Девушка издала смешок. Избавление от тестя у вампиров называется добрыми побуждениями? Вот демон, какие интересные взгляды на родственные связи!

— Он сломал Николаеву шею, чтобы прекратить его мучения, — продолжила тем временем Кассандра. — Сильвестров наслаждался страданиями своих жертв и собирался пытать мага неделями. Крейг не допустил этого. Он бы спас твоих родителей, если бы мог. Но разве выстоит один вампир против целой Ложи? Поэтому он поступил так, как подсказывало сердце.

Сердце... А есть ли оно у него? Крис устало закрыла глаза и хотела отключить телефон.

— Подожди! — взмолилась ясновидящая, словно читая ее мысли. — Не отталкивай его, Кристина! Ответь честно сама себе: как бы ты поступила на его месте?

Крис услышала, что вода в душе перестала литься, и вышла в другую комнату, а потом и на балкон.

Ночное небо бездонным шатром раскинулось над городом. Мигнув, упала звезда. Она не загадала желание — ничто в мире не исполнит его. Она мечтала, чтобы ее родители были живы. Чтобы о представителях мира Полуночи она знала лишь из книг и фильмов. И не верила бы в их существование, считая оборотней и вампиров порожденьем нездоровой фантазии писателей и сценаристов.

И она никогда не встретила бы Крейга. Девушка нахмурилась — подобная мысль причиняла боль.

— Ты слышишь меня? — напомнила о себе прорицательница.

— Да.

— Он любит тебя. После встречи с тобой он изменился — ты была далеко, а он уже жил ради тебя.

— Почему ты его защищаешь?

— М-м-м... дай подумать. Наверное, потому что у него классная задница? — промурлыкала Кассандра. — Такой ответ не принимается? Ладно, тогда признаюсь: для вампира он слишком благороден. Он никогда не просил раскрыть тайны его будущего. Но пришел ко мне за пророчеством для тебя. И я сообщила, что спасенной пятнадцать лет назад девочке суждена или смерть, или превращение в вампира. Третьего не дано.

— Ты не соврала? — тихо спросила Крис.

— Я никогда не вру в пророчествах, — обиделась ясновидящая и добавила: — Ну, почти не вру... Крейг не обратил бы тебя, будь другой выход... Любая женщина готова поменяться с тобой местами ради преданности.

— Даже ты? — не сдержала насмешку Крис.

— Даже я, — подтвердила рыжая. — Увы, меня никто не решится полюбить, пока жив мой цербер по имени Феликс.

— А сам адский "песик"? Я заметила, как резво он бросился спасать тебя во время инцидента с бомбой.

Рыжеволосая вампирша проказливо захихикала:

— Не обольщайся на сей счет, Феликс не умеет любить. Просто в одном из моих пророчеств говорилось, что вслед за мной умрет и мой наставник. Таким образом, он спасал свою шкуру, не меня.

Наверное, Крис показалось, что в голосе собеседницы прозвучали нотки печали?

— Отбрось обиды и страхи, сердце подскажет, как поступить. Ладно, как-нибудь поболтаем еще, дорогая... Прости своего вампира хотя бы ради его классной задницы!

Гудки в телефоне вместо прощания. Крис улыбнулась — недолго рыжая общалась нормально, без выходок.

Она вернулась в спальню задумчивая и грустная.

— Ты в порядке? — встревоженный Крейг прикоснулся к ее плечу.

Он обращался с ней, как с хрустальной вазой, все еще боясь испугать и оттолкнуть от себя. Воплощенное терпение...

Крис заглянула в глаза наставника. И с ясностью осознала, что поняла и простила...

* * *

Девушка опустила на могилы белые розы.

— Остался один. Феликс. Обещаю, вскоре он не сможет отдавать приказы убивать невинных людей. Больше ни одна семья не пострадает. Клянусь.

Тени прихотливо свивались на серых надгробиях в живые узоры. Ветер ласково шевелил ее распущенные карамельные волосы, нежил щеку, по которой сползала слеза.

— Прости меня, отец, — вампиресса нежно коснулась кончиками пальцев холодной плиты. — Я не та дочь, которой ты гордился бы. Я не смогла встретить рассвет после укуса. И превратилась в ту, которую ты всегда презирал...

Она вытерла одинокую слезу. Кое в чем вампиры не отличаются от людей: они могут плакать. И тоже испытывают тоску, ненавидят, радуются и любят...

Кристина обернулась, всей кожей чувствуя присутствие Крейга. На завершающей стадии превращения ее способности обострились. Теперь она слышала шепот ночи так же четко, как и некогда голос влюбленного в нее вампира.

Порой это было приятно, а порой доставляло лишние огорчения. Вот как сейчас. Она улавливала легкую вину, смешанную с облегчением.

Крис тогда не призналась, что провидица открыла имя убийцы Николаева. Не собиралась говорить и сейчас. Она приняла Крейга таким, какой он есть, простила за события пятнадцатилетней давности. И теперь ждала, чтобы и он поверил в нее, рассказав правду. Глупый вампир... Неужели не понимает, что даже пыльные секреты вытаскиваются под лунный свет "доброжелателями"? А их в мире Полуночи хватало...

Вампир стоял в густой тени, ожидая ее.

Она приблизилась к нему, нуждаясь в тепле его рук, которые умеют прогонять печаль от потерь. И он обнял ее за плечи, прижимая к груди. Такой надежный, заботливый и бесконечно нежный.

Крейг предложил новую жизнь, и она приняла его дар, а заодно — и его проклятие. Разделенное на двоих, оно совсем не тяготило. Когда ты не одинок, жизнь вампира не лишена привлекательности.

Кристина оглянулась через плечо и беззвучно прошептала:

— Прости меня, отец... Я не знаю, что ждет меня дальше. Я просто хочу жить и быть любимой...

И в шепоте ночи ей почудился родной, почти позабытый голос:

— Прощай, Карамелька... Живи и будь любимой.

Конец