Фан на Гп про Полин Брокко

Во всем этом была недосказанность. Я чувствовала, что знаю больше. Еще что-то чрезвычайно важное. И только моясь в душе, неожиданно поняла, что...

С конца августа этого года на моей шее висела душа Дранги, былого противника Людольфа Брокко.

Меня все еще мучили мысли о Дранге, когда я пришла на урок к Северусу.

Он долго изучал меня пытливым взглядом.

— Я не думаю, что сейчас подходящий момент лезть в мою голову! — вырвалось у меня.

Я поджала губы и отвернулась.

— Я правильно понимаю, Вы говорите в таком тоне из чистого уважения лично ко мне?

Удивленно перевела взгляд обратно на профессора. Он хрипло смеялся.

— Может быть, расскажете, что случилось?

Вдруг в кабинете стало по-домашнему уютно. Снейп смотрел на меня с горечью и теплотой. Оказывается, в океане ненависти и тяжелой грусти плавало еще что-то человеческое. Изъеденное, забитое, никому не нужное...

— Профессор... Северус, я знаю о Дранге!

На обычно каменном лице можно было прочесть удивление, сменившееся вековой печалью.

Я не знала, что делать, чтоб только сохранить этого Снейпа! Живого Северуса.

— Я даже не успела открыть книгу про мой кулон! Я узнала...

— Книга о Дранге? У Вас есть книга "Заключенные в крестражах"?!!

Мой отчим даже привстал.

— В общем, — я сомневалась, что книга называлась именно так, — да.

— Вы пробрались в библиотеку Министерства Магии? Не иначе! — профессор сменил удивление на издевку.

— Мне ее подарили.

Снейп молчал, барабаня кончиками длинных пальцев по столешнице.

— Не советую Вам читать эту книгу именно сейчас. Хотя не исключено, что некоторое представление о кулоне и его свойствах может пригодиться в самом ближайшем будущем. Выбирать Вам.

Он снова посмотрел на меня в упор. И куда девалось все тепло? Его взгляд промораживал до мозга костей! Наверное, тепло было лишь в моем больном воображении.

В общем, на этом наш разговор был окончен. Мы перешли к подробному изучению противоядий.

В тот день я не стала открывать "Заключенные в крестражах", как и во все последующие дни каникул.

Дни пролетали незаметно. От Снейпа в кабинет Флитвика, оттуда в столовую, а затем в библиотеку, на ужин, в лабораторию и спать.

Через день должны были вернуться ученики, а через два — начаться занятия, когда я в очередной раз оказалась в лаборатории со своим деканом.

— Сегодня мы завершим изучение простейших противоядий. Вам известны все основные формулы. Но я учил Вас не для того, чтоб всю жизнь стоять у котла в стороне. Я хотел бы увидеть, как Вы примените полученные знания на практике.

Профессор молчал, глядя куда-то сквозь меня. Я судорожно вспоминала все изученные мною формулы, гадая, что сегодня он попросит приготовить. Я пребывала в состояние радостного предвкушения.

— Подойдите, — я удивилась, но подошла к декану.

Он поставил передо мной небольшой флакончик с янтарной жидкостью.

— Это довольно сильный яд растительного происхождения. В небольших дозах вызывает галлюцинации и головокружение, — Снейп достал откуда-то полую иглу, опустил кончик в яд, — Но того, что останется на кончике иглы достаточно, чтоб убить.

Я не успела отдернуть руку, попыталась высосать яд...

— У Вас полтора часа.

Северус сел. Я с минуту не верила тому, что на кончике иглы был действительно яд. В отчаянии я рванула к дверям. Решила бежать к мадам Помфри. Щелкнул замок. Я обернулась. Снейп следил за каждым моим движением. И тут вдруг все поплыло перед глазами. Я едва не потеряла равновесие. В голове заиграли огромные барабаны, а потом что-то взорвалось.

Я побрела к котлу с разрывающейся от боли головой, не чувствуя под собой ног. Еще взрыв и я достала нужный корень. Еще взрыв, и пришлось опуститься на колени. Я не могла держать нож. Пришлось ломать корень руками. Еле как разожгла заклинанием огонь. Выронила палочку, перевернула кувшин с водой над котлом. Бросила уродливые обломки корешка. От появившегося запаха стало легче. Голова немного прояснилась. Но минутное облегчение сменилось все нарастающей головной болью. Перед глазами стали появляться картинки, никак не относящиеся к лаборатории. Пришлось работать вслепую. Мой мозг отчаянно боролся с ядом. Я все еще сохраняла здравый рассудок. Выбирала ингредиенты. Рвала, ломала, бросала, вливала, помешивала. Череда галлюцинаций сменилась одной картинкой. Доска в лаборатории, а на ней необходимая формула. Последний штрих.

Если все было сделано правильно, зелье должно было получиться холодным. Если что-то не так — приходилось надеяться только на помощь профессора. То есть мне было совершенно нечего терять. Выслушивать, что я полнейшая бездарность в зельях, было все равно, что сдохнуть.

Я зачерпнула зелье ладонью. Но не смогла определить его температуру. Я жадно всосала полученную жидкость. Мгновение ничего не происходило, а потом меня будто резко спустили с потолка на землю. Приятно было ощутить собственную тяжесть. В глазах почернело, доска исчезла. Только через несколько минут начали появляться очертания знакомой аудитории. С головы градом катился пот, одежда прилипла к телу.

Не скоро мое дыхание стало ровным. Я приподнялась и заглянула в котел. Там плавали не слишком приветливые размокшие куски чего-то непонятного, но цвет, запах, радужное свечение... Это было практически идеальное зелье.

Из моей головы мгновенно вылетели все нехорошие воспоминания. Я ликовала. Я, ученица первого курса, выдержала испытание! Я...

— Браво! — Северус по-прежнему сидел за учительским столом. Раздались редкие гулкие хлопки. Но это было не важно... Он улыбался! Он ликовал!!! Я была его произведением искусства. Только сейчас я по-настоящему почувствовала себя чьей-то дочерью, чьим-то продолжением, преемницей. Этот человек мог ненавидеть всех и все в этом мире кроме своей профессии. Он мог быть безразличен ко всему, кроме зелий!

Передо мной сидел Великий Мастер и мой Учитель. Он не мог стать кумиром, моделью для подражания. Он...

Мне так хотелось верить, что именно тогда я видела настоящего Северуса, излучающего странную леденящую колкую нежность. Без маски, не безразличного... Северуса, который всегда будет существовать для одной меня.

С моей стороны, это был случайный романтический порыв. В моей крови, наверное, было излишнее количество эндорфина, но... С этой минуты Снейп стал частью моей жизни, неотъемлемой моей частицей. Стало смешно скрывать от него хоть что-то. В моем мирке появился человек, с которым я могла поделиться всем...

Это продолжалось целую минуту. Эйфория кончилась. Я могла поделиться с ним... практически всем. Но отнюдь не всем.

В тот же момент я поняла, что не способна перешагнуть грань, отделяющую "практически всем" от "всем". И причиной этому была только я. Возможно, Снейп тоже не мог перешагнуть ту же грань, но зачем мне было это знать?

В тот день я узнала о себе много нового, обрела веру в себя и навсегда рассталась с мечтой хоть на минуту превратиться в нормального ребенка.

Я по-прежнему могла играть-веселиться-беситься, совершать безалаберные поступки...

Я не умела отдыхать, как все, мне было весело не от того, от чего весело всем, мне нужно было все то, что не нужно остальным.

Кошмар. Когда-то, еще в прошлой жизни, я слышала от матери, что в переходном возрасте "перелопачивают" себя. Так вот. Мой переходный возраст начался слишком рано.

До самого приезда соседок я все делала, не замечая, что что-то делаю, т.е. не уставая от действования. Последние два дня каникул вывалились из памяти. Даже по прошествии недель я не могла вспомнить, чем занималась.

С приездом хохотушек жизнь снова наполнилась красками и обрела форму. Девочки наперебой расспрашивали, как я провела каникулы в замке, а потом рассказывали, чем занимались на "Большой Земле".

Алис целых десять дней нежилась в теплом море, а Хилари, напротив, предпочла высокогорья Гималаев. Первая рассказывала о моделях своих многочисленных купальников и магических водных башмаках, позволявших бегать по воде, за которые ее родители выложили кругленькую сумму. Вторая восхищалась маггловскими горными лыжами, которые были специально заколдованы ее отцом, чтоб не уронить свою обладательницу и самостоятельно буксировать ее на вершину горы. Больше всего ее впечатлили ночные спуски. Казалось, Хил теперь могла рассказывать о звездном небе целую вечность!

Байрон отвоевал меня у соседок, заключив в свои цепкие объятья. В прочем, он сразу отпустил меня, покраснев и насупившись. Я засмеялась легко и непринужденно. Мой смех был настолько настоящим и заразительным, что скоро смеялись Хил, Алис и, конечно же, Байрон.

Друг завалил нас тонной совершенно ненужной информации, перегруженной несчетным количеством незнакомых имен и фамилий.

Я не хотела его останавливать. В его голосе было столько эмоций, столько жизни, что слова были неважны.

Все говорили только то, что считали нужным сказать. Меня не принуждали рассказывать все в подробностях.

С этими людьми я чувствовала себя свободной, ничем и никому не обязанной. Мне было так легко и так хорошо, что я сильно удивилась, получив свое новое расписание, вернувшее с Небес на Землю.

Вместо биологии, физики и химии в субботу были сдвоенные естествознания. В среду стояли два дополнительных урока зелий. Были также указаны "мои" часы в лаборатории. Других отличий не наблюдалось.

Так начался мой второй семестр в Британской школе чародейства и волшебства "Хогвартс".

Глава 12. Время

В первый же день учебы близнецы Уизли устроили широкомасштабные опыты в мужском туалете на втором этаже. Опыты закончились для них крайне неудачно. Был частично затоплен второй этаж, а нарушители порядка должны были целых две недели каждый вечер драить без магии Большой зал вместо замковых эльфов.

Проверку подаренных часов пришлось отложить.

Первые дни я откровенно бездельничала, за что поплатилась к концу первой же недели. Грузом повисли тонны невыполненных домашних заданий. Чтоб успеть вовремя сдать Гербологию, я отложила работу для Флитвика до лучших времен. Надеялась, что он простит свою лучшую студентку.

Не тут-то было! В целях профилактики преподаватель Чар заставил меня присоединиться на вечер к Уизли. Я была в бешенстве. Худшее наказание сложно было представить.

Мыть-убирать я не любила и не умела, а показывать свои "таланты" в этой области кому-то еще было неудобно. Я привыкла жить в условиях переизбытка домашней прислуги. В небольшом двухэтажном коттедже, где я провела детство, были три домработницы. С одной стороны — слишком для экономной семьи, а с другой... Мы постоянно находились в разъездах. Отец бывал дома не больше суток в месяц, мать чаще всего не присоединялась к деловым отлучкам отца, но все свое свободное время проводила в городе, возвращаясь в коттедж глубоко за полночь. Я родилась, когда за домом уже следили чужие люди. Меня приучили смотреть на них, как на мебель, запрещали с ними играть и общаться. Мое воспитание также проходило за стенами уютного дома. Рано утром меня поднимали с кровати и везли в "Эстетический центр развития ребенка". Это что-то вроде детского садика, только намного дороже. В общем, мои родители делали все, чтоб я стала удивительно неприспособленной к дешевой жизни. Они воспитывали деловую леди, лишенную всяких ненужных моральных принципов. В эстетическом центре за всеми детьми бегали орды воспитателей и нянечек, над которыми дети с удовольствием издевались. Нас учили рисовать, писать, считать, понимать три иностранных языка... Мы очень редко играли. На это катастрофически не хватало времени. Вместо игр у нас была гимнастика с индивидуальным тренером. Все было слишком серьезно и официально. Но мне нравилось. Я свысока смотрела на детей, не знавших языков. А вечером мать или отец устраивали "смотр талантов". Они слушали стихи в моем исполнении, рассматривали рисунки, наблюдали за гимнастическими трюками, лишь изредка подбадривая меня жидкими хлопками. На этом и заканчивалось все общение с родителями. Кем они были для меня? Оценщиками, критиками, рецензентами... Какие там любовь, ласка и семейные ценности! Я была не ребенком, а наследницей! И что было с меня взять, как с уборщицы?

Но позор можно было пережить, если б пришлось убираться одной или с кем угодно, кроме близнецов. Находиться с ними в одном помещении я хотела меньше всего.

Пришлось кое-как сляпать задание для Макгоногалл (снова кое-как!) и идти на каторгу.

Близнецы были уже на месте. Они весело наматывали мокрые тряпки на швабры, а потом начали наперегонки бегать с ними между столов.

Я забилась в дальний угол и отскребала подсвечники от воска. Даже не заметила, как близнецы подкрались сзади.

— Бу!

Я выронила ножик с тряпкой.

Они покатились от хохота.

— Фрэд, ты заметил, с нами не желают разговаривать!

— А ты прав, Джордж...

— Заткнитесь!

Но они и не подумали прекратить надо мной измываться. Они изображали, как я держу тряпку... В конечном итоге, сойдясь на том, что без волшебной палочки я — полнейшее ничтожество.

Не стала спорить. Могла только добавить, что с волшебной палочкой я убиралась точно также. Даже хуже. Мне легче было трансформировать чайник в черепаху, чем уничтожить пыль со стола. Обычно стол исчезал вместе с пылью. Нет стола — нет и пыли. Вот такая убийственная логика. Так что Большому залу сильно повезло. Что было б с ним, примени я магию, оставалось загадкой.

Скоро мальчишкам надоело издеваться, и они подошли к делу. Допрос с пристрастием. Вот так можно было назвать это "дело".

Пришел Филч. Мы разошлись по разным углам. Еще через четверть часа я вышла из Большого зала следом за близнецами и услышала откуда-то сверху:

— В запретной секции...

— Фрэд, тише! "Уши" недалеко.

Насколько я поняла, братья собирались пробраться в запретную секцию местной библиотеки. Следовало разузнать, какими чарами она охранялась.

А "уши", стало быть, это я. Будто мне нравилось подслушивать и за ними следить. Своих заказов по горло! Я тратила уйму времени на приготовление косметических снадобий. Да что "приготовление"! Чтоб приготовить, нужно было разработать рецепт, учитывающий индивидуальные особенности заказчика. Что ни говори, но если работать профессионально, заработаешь больше головной боли, чем денег. Зато, может быть, когда-нибудь сбудется прекрасная мечта о собственном магазинчике косметики и парфюмерии по индивидуальным заказам. Такая мечта стоит долгих лет мучений.

Мне оставалось набрать побольше воздуха в легкие, выдохнуть и отправляться в постель.

Вернулась в мерзком настроении. Думала застать девочек спящими, но они бодрствовали, да так, что от их вопля пришлось попятиться.

— Не наступи!

— Ты его задавишь!!!

Кричали в один голос Алис и Хилари.

Я посмотрела себе под ноги и увидела серый морщинистый комочек с огромным оранжевым бантом. Протиснулась в комнату, затворила дверь и только тогда спросила:

— Он чей?

Лысый котенок жалобно пискнул.

На меня уставились четыре удивленных глаза.