Южный Триумф или кошмар Карла Маркса

Через четыре года король Эммануил скончался от испанки. На престол взошел его сын Амадео Второй, тут же поддержанный итальянцами. При нем страна еще больше попадала в зависимость от Италии, что тяготило испанцев еще при Эммануиле. Недовольство усугублялось рядом внутренних и внешних проблем, национальным унижением от потери Испанского Марокко, а также идеологическим пристрастием Амадео к романизму -в наиболее "светском", условно "фашистском" варианте. Новый король был большим поклонником Габриеле д'Аннунцио, живо интересовался римским прошлым Испании и искренне считал, что будущее Испании может быть только в союзе с Италией — "великом латинском союзе" призванном править Средиземноморьем. С католической же церковью отношения короля не сложились — впрочем, после войны папство и в Италии переживало не лучшие времена.

Все это привело к тому, что 30 мая 1922 года на севере Испании вспыхнул карлистский мятеж, поддержанный рядом военных и высшим клиром Испании. Своим претендентом, после смерти Хайме, карлисты считали Хуана, второго сына императора Мексики Августина и инфанты Бланки, сестры Хайме. Именно его претензии на испанский трон предопределили поддержку карлистов Мексикой — сначала морально и финансово, а потом и военной силой. Италия, в свою очередь, ввела войска на помощь Амадео.

Опорой карлистов был север и ряд обособленных анклавов на западе и юге страны. Опорой сторонников Амадео, "савойцев" стали центральные и восточные провинции -впрочем это деление являлось не четким и не раз менялось в ходе войны. Династические распри были только предлогом — по сути, речь шла о путях дальнейшего развития страны. За Амадео поддерживали местные "романисты", объединившиеся в политический блок "Сыны Сципиона", утверждая преемственность римскому завоеванию Испании — точнее это представлялось как освобождение европейских иберов братскими римлянами от "афро-семитской" тирании карфагенян ( у их противников, разумеется, были диаметрально противоположные оценки этого события). Под маской нарочитой древности, продвигалась идея превращения Испании в жесткую диктатуру, которую в нашей реальности назвали бы фашистской. Там было и "корпоративное государство" и отделение этого государства от церкви и многие иные, весьма прогрессивные, по тогдашним меркам идеи. Карлисты же выступали с позиций крайне консервативных, в духе традиционного испанского монархизма и католического фанатизма. Различались они и в отношении к национальным меньшинствам — "савойцы" выступали за жесткое унитарное государство, тогда как карлисты были готовы дать широкую автономию баскам (но не каталонцам и прочим).

Война шла три года с 1922 по 1925 год, причем с переменным успехом. Итальянцы высадились сначала на Балеарах, потом в Валенсии и Андалусии, мексиканцы — в Астурии и Галисии. На стороне мексиканцев воевали и конфедераты — хотя официально КША и не участвовали в войне, но "скотоводческие бароны" юго-запада за свой счет формировали "добровольческие отряды", воевавшие отдельными подразделениями в составе мексиканского корпуса. В пропаганде "савойцев" это участие обыгрывалось не иначе как "зверства ацтекско-техасских извергов". При всем при этом в Ричмонде с неодобрением смотрели на это вмешательство, безуспешно пытаясь прекратить проявлявших чрезмерную самостоятельность "баронов". Тем более, что воевали недавние соратники, всего несколько лет назад плечом к плечу освобождавшие полуостров от красной чумы. Означенная чума в Испании также наличествовала — в ней еще сохранились радикальные республиканцы, порой даже весьма левых взглядов, поддерживаемые из России и Германии. Однако стать по-настоящему значимой силой в испанской гражданской войне им так и не удалось: сказывалось устроенное им ранее радикальное кровопускание.

На стороне карлистов также воевали католические добровольцы со всего мира — от Филиппин до Ирландии, о своей поддержке объявило и Королевство Эквадор, признавшее "короля Хуана". Был готов вступить в войну на стороне карлистов и султан Марокко, в обмен на территориальные уступки в виде анклава Ифни и Испанской Сахары — в чем ему было отказано.

С другой стороны, савойцев поддерживала Португалия. В этой стране, где в силу ряда причин так и не случилось революции, также сохранилась монархия, связанная теснейшими узами с императорским домом Бразилии — как и в целом оба государства. Идеологически монархическая, лузотропикалистская и себастианистская Португалия была ближе карлистам, но сыграли роль соображения национализма, точнее ирредентизма — под шумок Португалия вознамерилась присоединить Галисию, где росло недовольство поведением мексиканцев и техасцев. В этом португальцев поддержала и Бразилия, которая, после полной отмены рабства в 1917 году, без всяких хитростей и двусмысленностей, все чаще оппонировала как КША, так и союзной им Мексиканской Империи. Португальские войска вмешались в войну, также как и бразильцы, после того, как савойцы пообещали им уступить Галисию. Сделано это было из безысходности — сторонники Амадео проигрывали войну, потеряв три четверти страны и с трудом удерживая Мадрид и сухопутный коридор к Валенсии.

Пользуясь случаем к савойцам с предложением "помощи в обмен на территории" обратились Франция, Дагомея и опять же Марокко. От последнего удалось откупиться одним Ифни, Франция и Дагомея претендовали на Испанскую Гвинею — Дагомея на островную, а Франция, соответственно, на континентальную часть, надеясь хоть так компенсировать себе потерю своих экваториальных владений — тем более, что ранее Рио-де-Муни было расширено за счет некоторых территорий Камеруна и Габона. Соответствующие договоры были подписаны в начале 1924 года. Впрочем, участие в войне Франции ограничилось лишь кратковременным вторжением в Страну Басков, под предлогом, что местные националисты ведут агитацию среди французских басков. В остальном помощь Третьей Империи ограничилась поставками оружия и финансовой помощью. Дагомейцам же и марроканцам пришлось повоевать всерьез.

Как бы то ни было с помощью всех этих сил произошел перелом в войне, закончившейся осенью 1925 года победой "савойцев". Из войны Испания вышла полностью разоренной, почти без колоний, с потерей одной из исторических провинций и полной зависимостью от Италии. Итальянские военные базы появились на Балеарских островах, в Сеуте и на Канарах, тогда как итальянские корпорации заняли командные позиции в испанской экономике.

Относительно скромное участие Франции в делах Испании было вызвано в том числе и отвлечением на дела иных регионов, прежде всего колоний утерянных французами во время смуты. С потерей части территорий в Африке Париж более-менее смирился , а общественное мнение успокоили тем, что это была "плата за помощь". И хотя император Наполеон не исключал, что данный вопрос еще может быть пересмотрен, пока что он был снят с повестки дня. Тем более, что бывшими французскими колониями владели либо великие державы Европы и Америки, либо их клиенты. Воевать с ними Пятой империи явно было сейчас не с руки. Однако был иной регион — обретший независимость в годы войн и революций, в результате открытого и весьма кровавого восстания против французских властей. Установившийся режим рассматривался в Париже как посильная, хоть и совсем не легкая добыча.

Речь шла о самопровозглашенной "Империи Лонг" в бывшем Французском Индокитае.

Император-Колдун Фан Сич Лонг, пользуясь временным ослаблением Франции также не терял времени даром, всеми доступными ему способами укрепляя свое государство. Он упразднил старое административное деление, отобрал земли у ряда представителей местной знати, лояльных французам и раздал их своим сторонникам. Создаваемая им "Непобедимая армия", спешно перевооружалась, для нее закупались самое новое оружие, которое только новый император мог достать. Особое пристрастие новый император питал к бомбам, гранатам и прочему "взрывному оружию", приглашая к себе европейских химиков, для разработки все новых типов взрывчатки. Средством их доставки, помимо прочего, предполагались сделать "живые бомбы" — бесчисленных фанатиков, готовых умереть за "живого бога". Фан Сич Лонг умело промывал им мозги — созданное им "Учение высшего света" провозглашало императора воплощением Будды, Сыном Неба и перерождением Лак Лонг Куана, одного из мифических культурных героев Вьетнама, "Государем-Драконом". Сам Лонг также провозгласил себя "Красным Драконом Вьетнама" , своих жен — воплощением наиболее почитаемых богинь вьетнамской народной религии, а четырех ближайших соратников — перерождениями Четверых Бессмертных. Одним из них стала главная жена Лонга, объявленная воплощением принцессы Льеу Хань.

Поддержку Лонга обеспечивали часть местной знати, настроенной антифранцузски; фанатики милленаристских сект, в 1922 году объединившихся в секту "Высшего света", а также, наиболее влиятельные группировки местной организованной преступности. Поддерживали Лонга и из-за рубежа — в первую очередь Япония, чьи советники, специалисты и инструкторы наводнили "Непобедимую армию". Впрочем, Лонг искал и иной помощи — в штабе "Красного Дракона" встречались немецкие национал-социалисты, русские коммунары, мексиканские конфедераты и даже гавайские самураи.

"Непобедимая армия" не стояла без дела — с момента взятия власти в 1916 году, Лонг провел три войны с Сиамом за Камбоджу, с 1917 по 1923 год. Сиамская армия была лучше вооружена и обучена, однако вьетнамская армия, помимо большей численности, имела два солидных подспорья: безудержный фанатизм сторонников "Живого Бога", готовых на любые жертвы ради малейшего успеха, и немалую популярность Лонга в Камбодже, где он провел некоторое время до начала войны, обучаясь у кхмерских мистиков. Тогда же он посещал и Сиам, где смог ознакомиться с тактикой боя тайской армии. В общем, в 1923 году серия войн закончилась тем, что "Империя Лонг" захватила большую часть Камбоджи — Сиам удержал за собой лишь те провинции, что он утратил по результатам франко-сиамских споров 1904-1907гг.

А в 1825 году явились французы.

Более чем пятидесятитысячный корпус французской армии высадился в Сайгоне, Хюэ и Камрани, почти без боя заняв эти города. Высадка в Тонкине и занятие Ханоя обошлись французам большей кровью, но в целом, Тонкин был занят довольно быстро — тем более, что с севера французам помогали армии Южного Китая, к тому времени уже провозглашенного Китайской Республикой. Однако при попытке продвинуться вглубь страны французы встретились с ожесточенным сопротивлением. Не надеясь разбить французов в открытом сражении, Фан Сич Лонг сделал ставку на партизанскую войну в горных районах Вьетнама и Лаоса, совмещенную с ожесточенным террором в городах. "Живые бомбы Живого Будды" взрывались чуть ли не каждый день — смертником мог быть чистильщик обуви, носильщик, рикша, буддийский монах, проститутка из местного борделя, солдат колониальной армии. Помимо этого широко применялись и более традиционные методы покушений — яд, нож или пистолет.

Впрочем, происходили и открытие боестолкновения — так при попытке занять город Донгсоай одна французская дивизия была окружена и практически вырезана превосходящими силами противника. Нападения становились все наглее и злее: Фан Лонг, окопавшийся в кхмерском Пномпене, призывал своих сторонников атаковать французов везде где только можно, "убивая самыми жестокими способами из всех возможных".

Нельзя сказать, что французов никто не поддерживал: были бывшие функционеры колониальной администрации, были солдаты колониальных войск и представители знати, ущемленные во время конфискаций Лонга. Сторону французов приняла и большая часть вьетнамских католиков: несмотря на то, что Лонг пытался синкретизировать христианство с собственным учением, клюнули на это немногие. Также стороны французов приняли и мусульмане-тямы, чьи религиозные чувства оскорбляло обязательное почитание "живого бога". И все же социальная база профранцузских сил была сравнительно узкой, в разы уступая поддержке населением Лонга. Попытки французов искоренить разросшийся криминал привели и к конфликту с местными бандами, ранее пытавшихся договориться с французским командованием.

Кроме того, французы оттолкнули от себя и потенциального союзника в лице Сиама — когда тайцы пытались прозондировать почву насчет получения Камбоджи в обмен на помощь им был дан недвусмысленный ответ, что после победы над Лонгом, с тайцами тоже будет разговор по поводу занятых ими кхмерских провинций. В итоге Сиам перешел в глухой нейтралитет, временами даже помогая войскам Лонга. Не в последнюю очередь именно из-за такой позиции Сиама потерпел эпический крах поход французской армии на Пномпень в сентябре-ноябре 1927 года. Остатки французского корпуса, отходившего в Кохинхину, подвергались непрестанным атакам лонговцев, а трупы пленённых солдат подбрасывались на пути отступающей армии, со следами самых жестоких пыток, какие только мог измыслить человеческий разум.

Это стало переломом в войне: общественное мнение во Франции и без того не особо восторгавшееся началом очередной войны, теперь просто таки требовало от императора вывода войск. Сам император тоже склонялся к такому решению — узнав о жутких расправах, что творили лонговцы над пленниками и "изменниками", Наполеон Пятый изрек: "Рано или поздно этот дракон сожрет сам себя." Однако время это еще явно не настало, а боевой дух французских войск неуклонно падал. Офицерский корпус разъедала коррупция,— командование все же вступало в те или иные сношения с местным криминалом, заботясь не сколько о военных успехах, сколько о собственном обогащении. На улицах гремели взрывы, города один за другим сдавались перед вышедшей из лесов "Непобедимой армией". Множилось дезертирство — причем не только колониальных солдат, но и европейцев. Особенно отличились в этом немецкие солдаты, набранные в оккупированном французами Рейнланде. Их оказалось так много, что Лонг,— точнее немецкие спецы в его штабе,— сформировали из них "Немецкий легион".

С декабря 1927 года начался вывод войск, завершившийся к марту 1928. Авторитет Лонга среди вьетнамского народа вырос и укрепился невероятно, победа шумно праздновалась во всех мало-мальски крупных городах страны. Особенного размаха празднование достигло в Сайгоне, столице "Красного Дракона", где в числе прочих увеселений проводилась и массовые казни французских пособников, длившиеся несколько дней. Кульминаций стало пожирание "предателей" огромным гребнистым крокодилом, выкрашенным красной краской, смешанной с кровью. Ночью сцена пожирания стала еще эффектней, поскольку в эту краску был добавлен еще и фосфор. Сам Лонг во время казни перед народом не появлялся, породив у суеверных вьетнамцев еще больше слухов о своей сверхъестественной сущности.

Сам Лонг недолго почивал на лаврах — уже через полтора года он вмешался в войну в Южном Китае, где местные милитаристы ожесточенно грызлись между собой. Красный Дракон претендовал на родство не только с династией Нгуен, но и средневековой династией Ле, а главное — с китайской династией Мин. Из чего логически вытекали его притязания еще и на китайский трон. В 1929 году "Непобедимая армия" вторглась в Китай, где, воспользовавшись усобицами китайских генералов, Лонг захватил Юньнань и вторгся в Гуанси, где его сторону приняла местная милитаристская клика. Правительство Китайской Республики в Шанхае, поддерживаемое французами, отчаянно пыталось остановить продвижение "Непобедимой армии" и ее местных пособников, тогда как у северных границ уже скапливались японо-маньчжурские войска.