Наполеон перевёл взгляд на меня, и теперь уже обратил внимание на гренадку о трёх огнях на моём кивере — минёр. Один из тех, кого он велел расстреливать при пленении сразу...

— Майор Демидов, Первый пионерный полк

Император дёрнулся и впился взглядом в моё лицо.

— Капитан Сеславин, гвардейская конная артиллерия.

Наполеон даже не повернул головы в его сторону.

— Демидов?.. Бертолле рассказывал о неком Демидове, а позже ещё один человек сообщил, что этот учёный служит в инженерных войсках. Вы?

Ни черта себе! Я, разумеется, слышал байки о том, что этот корсиканец помнит поимённо всех своих гвардейцев, но чтобы фамилию какого-то русского химика... Польщён, конечно, но нельзя сказать, что обрадован.

— Я, ваше величество.

— Мне бы хотелось позже побеседовать с вами, — задумчиво проговорил Бонапарт.

Мне тоже остро захотелось. Прирезать его поскорее ко всем чертям.

Исторический момент передачи шпаги французского гения русскому гусару прошёл для меня совершенно незаметно. Не до того было:

Мама дорогая! Что же я натворил-то? Это ведь не добрый доктор Бородкин, это ЛИЧНОСТЬ. Расколет меня запросто, здесь тайным Орденом не отбрешешься. Пусть не до конца в произошедшем разберётся, но крайне неудобных вопросов накидает. Ладно мне — пошлю подальше и все дела, но ведь такого человека в погреб-одиночку не спрячешь, тьма-тьмущая князей-графьёв с ним пообщаться захотят, да и сам Александр не преминет встретиться...

Ёлки-палки! Да ведь даже если сойти с ума и предположить, что Наполеон будет держать язык за зубами — всё равно трындец! МЫ ВЗЯЛИ САМОГО ИМПЕРАТОРА! Эпический подвиг, яти его налево! Национальные герои, мать-перемать! Как не покопаться в их генеалогии всем, кому ни попадя? И затрещит моя легенда по всем швам. Ещё и тестя, получается, подставляю...

И находился я в настолько растрёпанных чувствах, что последние пара часов, пока гуртовали пленных и следовали к месту дислокации прошли как в тумане.

Наполеоновских гвардейцев, чтобы у них не образовалось каких-нибудь глупых иллюзий на предмет освобождения своего разлюбезного императора, без остановки направили в Ельню, а сам наш трофей поселился в 'штабной деревеньке' Давыдова. Все активные действия отряд, само собой, немедленно прекратил, и, отправив донесение главнокомандующему, замер как мышь под метлой. Только разведка, только кавалерийская завеса, только засады на прилежащих дорогах и тропах, чтобы перехватывать любого, кто шлёпает в подозрительном направлении. А подозрительно, как понимаете, любое направление.

'Система 'Ниппель' — всех кто движется в нашу сторону — сцапать и привести пред ясные очи Дениса Васильевича, а с теми, кто направляется от нас, поступать точно так же. Любые попытки сопротивления, возмущения и убегания пресекать немедля, вплоть до летальных последствий для пытающегося.

А что вы хотели — слишком велика ставка в этой войнище, где и так уже пролились сотни кубометров крови.

Но, когда через два дня Денис Васильевич приказал отходить на Дядьково, с перспективой на Брянск и Орёл, я сначала слегка ошизел. Однако не стал торопиться с возмущёнными вопросами, а просто доверился более сведущему в теме человеку. И не зря.

Во-первых, меня перестала мучить и напрягать предстоящая встреча с императором, во-вторых действительно, после пропажи Наполеона, его маршалы могут организовать такую прочёску местности, что мама не горюй...

Попервости у меня возникала мысль: 'на каком блюде подать голову вашего императора?', но потом понял, что исходя из принципов нынешней морали, сам Давыдов лучше удавится, чем прольёт кровь монарха не в бою.

Я не стал доколупываться, и со своими ребятами просто присоединился к ретираде. Без возмущений.

На самом деле, у нас такой 'трофей', что с ним можно отступать хоть в Севастополь. Без боёв и от таковых уворачиваясь. И никто не посмеет осудить...

В Брянске нас догнал приказ Кутузова: 'Бонапарта конвоировать в Киев'.

Фигасе! Тоже мне ближний свет. Но светлейшему, конечно, виднее.

Главное, кто этот приказ доставил!

— Ну, здравствуй! — я просто все силы вложил, чтобы показать Серёге, как рад его видеть.

— Тихо ты, медведь — не только ты воюешь, — сморщился Горский от моих проявлений чувств. Явно рана какая-то имеется.

— Извини. Где прилетело?

— Будешь смеяться, но при Бородино я со своим полком был. Там и зацепили саблей по боку. А ты, я смотрю, всё меня на чин опережаешь — уже майор.

— Вот сейчас начнём чинами меряться... У меня перспектива вообще на 'чин' ссыльно-каторжного.

— Не понял...

— Туго соображать ты стал, Серый, со своими 'плащом и кинжалом'. Я взял Наполеона. Не один, конечно, но, как я могу попросить Давыдова замолчать присутствие своей скромной персоны при этом событии? Да и сам корсиканец обо мне что-то слышал. Аж прямо лично пообщаться предлагал. Благо пока некогда было... Боюсь я его, Серёж — явно неординарная личность. Может он тоже 'не отсюда'?

— Прекрати паниковать! — Горский бросил дежурную фразу, но совершенно явно проглядывало, что мой друг здорово обеспокоен. — Переживи 'сегодня', а завтра этот геморрой в треуголке уедет в Киев. И ты уже вряд ли войдёшь в состав конвоя. А в дальнейшем у Наполеона нашего Буонапартия предполагается хренова туча проблем в плане продолжения собственного существования на нашей грешной планете. Не до тебя ему будет.

Тут он прав — пленённому императору нужно сильно задуматься, как с наименьшим ущербом вывести свою армию из России, и освободиться самому. И обсуждать таковое бывший повелитель Европы может либо с Александром Павловичем, либо с Кутузовым.

А Михайла Илларионович хочет, судя по всему, сгноить двунадесятиязыковую Армию настолько показательно, чтобы в будущем потенциальные агрессоры сто раз подумали, прежде чем отдать приказ своим солдатам шагнуть на российскую землю.

— Гостя в Киев сам повезёшь?

— Бог миловал. Моё дело передать пакеты с приказами, а дальше — в Минск со своей группой. Императора сопроводит Арнаутов со своим эскадроном и сотней донцов.

— А мы? В смысле — я.

— Понятия не имею. Пакет Давыдову, как старшему, передал, а что там внутри не заглядывал.

— Мне-то что дальше делать? В смысле...

— Понял. А я знаю? Я — доктор? Делай морду клином и стой на своём: 'Сами мы не местные... Моя не понимай ап чём речь...'.

Вот в таком вот аксепте, как говорил незабвенный Модест Матвеевич. Ничего более умного в голову не приходит.

— Спасибо, утешил.

— А ты чего ждал? Я кто, добрый фей? Ну, придумай сам, как, исходя из моих возможностей, тебя прикрыть от всенародного интереса. Разве что пристрелить. Подходит такой вариант? — на лице Сергея не рисовалось ни раздражения, ни снисходительного отношения к лопуху, который сам накачал на свою голову хренову тучу проблем. Было совершенно очевидно, что у него просто нет вариантов. Что, впрочем, и ожидалось.

— Да и посмотри, что за кресты у тебя на груди болтаются, любой из них — потомственное дворянство. И лишить его может только император. В случае вопиющего предательства типа покушения на его особу. Ты планировал?

— Вроде не собирался.

— Ну и успокойся. Тебе, кстати, светит за взятие Наполеона, чуть не генеральский чин. И крест на шею. Уж никак не Анненский. Что-то я повёлся на твою панику, и запаниковал аналогично. А зря: плюнь и разотри — завтра Боню увезут в Киев, а ты отправишься новые регалии примерять.

Гнусные инсинуации поверженного 'гиганта' встречай с удивлением, недоумением, и тому подобными демонстрациями душевного шока.

Я внятен?

— Более чем...

— Ну и ладушки. Выпить перед дальней дорогой в вашем заведении найдётся?

Я пока медленно переваривал слова друга, и убеждался, что он кругом прав. Конечно, никакой гарантии, что мной не заинтересуется рождающаяся Серегиными стараниями контрразведка нет, но, как говорил всё тот же Остап Ибрагимович: 'Когда будут бить — будете плакать...'.

— Найдётся. И выпить, и закусить — чай не в лесу сидим, а в городе, причём войной не тронутом. Что предпочитаешь? Здесь у меня только водка, хлеб и сало. Но сейчас отправлю Тихона, он ещё чего-нибудь сообразит.

— Пока давай то, что есть, а слугу своего отправь куда следует — хочется горячего. И чтобы не просто каши.

— Да понятно. А чего конкретно?

— Тирамису, ёксель-моксель! Или меню подайте, — Серёга слегка... не то, чтобы разозлился, но достаточно ясно показал, что вопрос задан дурацкий. Можно подумать, что я из себя метрдотеля тут выкомариваю. — Ты в себя придёшь, наконец? Жареного мяса или рыбы. Желательно солений каких-то. Хлеба. Ну и, наверное, водки докупить. Я автра около полудня уезжаю.

Что-то я действительно туплю, пора уже и оклематься.

А Горский — молодец: быстро, чётко, ясно...

Вспомнилось тут же из 'того' мира: Заскочишь в магазин за хлебом или сметаной, или ещё за чем-нибудь. Там очередь человек на пять. Встаёшь. Первые двое отовариваются достаточно быстро, но потом к прилавку подходит ОНА. Тетка практически произвольного возраста. И говорит, например: ' Чёрный кирпичик, пожалуйста.'

Продавщица немедленно кладёт товар на прилавок, но потом произносит страшное: 'Ещё что-нибудь?'

И эта зараза в юбке, которая пять минут стояла у прилавка и видела всё, что находится на витринах и стеллажах, задумывается: 'А может действительно ещё что-нибудь?'.

Марафон стартует! Дама начинает закупаться! В её сумку перемещается ещё около пятнадцати наименований товара. Причём почти каждая новая покупка предварительно обсуждается с продавщицей и проходит мучительная процедура выбора какой-то одной позиции среди аналогов.

Причём, как только покупательница предварительно готова приступить к расчёту за покупки, провокаторша с той стороны прилавка бросает: 'Ещё что-нибудь?'

И снова скрипят извилины, и снова начинается мучительный выбор...

Неужели свершилось?! Неа: появляется ребёнок, который до этого шустрил где-то в стороне: 'Мама (бабушка), а мороженое (йогурт, шоколадка и т.д.)?

Дальнейшее представить несложно: снова выбор и обсуждение. Причём, в случае мороженого ещё и с отходом к холодильнику...

Вроде всё кончилось. Называется сумма. И эта ... только сейчас начинает копаться в 'чёрной дыре' имеющей вид небольшой женской сумочки в поисках кошелька!.. Она, типа, никак не ожидала, что за покупки нужно будет платить!

А за её спиной уже 'хвост' человек в шестнадцать, и как минимум первые десять интенсивно желают ей всевозможных неприятностей вплоть до летального исхода...

Я быстро проинструктировал Тихона и вернулся в комнату. Водка уже налита, сало и хлеб порезаны.

— Как думаешь, — спросил Сергей после первой, — что теперь с Наполеоном и его армией делать планируется?

— Не нам с тобой решать, конечно... По моему, армии его — карачун. Не выпустит Кутузов уже никого. Во всяком случае, при оружии. Но совсем загнобить Францию недальновидно. Как говаривал Бисмарк: 'Оставим её стрелой в сердце...', Англии той же. И Германии. Чтобы не сильно хамели. Хотя, ты же знаешь, я в политических играх не силён. Император, само собой, пусть пока у нас погостит, но с перспективой возвращения на родину...

— Корсику имеешь в виду? — улыбнулся Горский.

— Сам знаешь, что не её. Хай себе в Парижик следует в случае необходимости. Чтобы по ту сторону Ла Манша ребята определённую дрожь в коленках всё-таки имели.

— А 'недорубленный лес'? Ведь натура у Бонапарта мстительная — корсиканец как-никак. Вернётся к нам через несколько лет, и прежних ошибок повторять не будет.

— Предлагаешь мне 'адвокатом дьявола' выступить?

— Ну, что-то типа того. Итак?..

— Его армия вернётся домой без оружия. Все нефранцузские формирования будут утрачены, промышленный потенциал Европы — тоже.

— Уверен? А как это обеспечить?

— Придуриваешься?

— Нет, просто 'играю по правилам'.

— Да просто пока во всяких германиях-италиях не придут к власти соответствующие режимы, мы его не выпустим... Слушай, честно говоря, мне уже глубоко по барабану, что там начнёт твориться в политике, главное, что не состоится заграничный поход, надеюсь, что не будет военных поселений...

Хочу в Питер, в лабораторию. Надоели эти 'стрелячки' и иже с ними.

Стук в дверь прервал мою тираду. Вернулся Тихон.

Ну не золото мой 'Планше'?

Телячьи почки, тушёные с луком и солёными огурцами, отварной язык под соусом, говяжье филе, запеченное с беконом, тушёная кислая капуста с копчёной грудинкой...

Ни черта себе шикуют в не затронутых войной окраинах!..

Наши с Сёрёгой рты, минут на десять, стали способны только поглощать материю, и никакое 'вещество и поле' не покидало наших организмов.

Картошечки бы ещё... Ладно, обойдёмся — и так просто праздник живота получился.

Я не стал доколупываться на предмет: 'А где рыба?'. Нет — значит, не было. А если и была, то не достойна наших 'благородных' желудков. Если уж Тихон не принёс...

Опять стук в дверь — сам Денис Васильевич пожаловал. . .

— Не потревожу поздним визитом?

— Ну что вы, Денис Васильевич — рады видеть. Просим к столу.

— Не откажусь, я именно на ужин и рассчитывал, и не с пустыми руками... Васька, заноси!

Неизменный денщик гусара тут же заволок в помещение корзину, из которой споро выставил ещё одну бутыль с водкой, жареную курицу, каравай и горшочек с икрой.

Застолье предстояло солидное.

— А вы знакомы с капитаном Горским? — слегка ревниво поинтересовался гусар.

Понятно: чего это я тут распиваю с заезжим драгуном, а не с боевым товарищем.

— С юности. (Благо, что про свою 'юность в Орегоне' я Давыдову не рассказывал).

— Тогда понятно, что вы предпочли его общество... Простите, может я помешал?

— Ни в коем случае, Денис Васильевич, — поспешил встрять Серёга, — мы будем очень рады разделить трапезу с вами.

— Благодарю, господа, за радушный приём...

Я прекрасно понял смысл паузы и поспешил снова наполнить 'бокалы'...

Курица — так себе. С цыплятами-бройлерами двадцатого века не сравнить, да и не фаршированная, не маринованная перед приготовлением... Со специями опять же проблемы. Но ничего: выпили-прожевали.

— А нам завтра обратно, Вадим Фёдорович.

— Обратно, так обратно, — меланхолически бросил я. — Оно понятно — война ещё не закончилась.

Это я 'бросил меланхолически', а где-то внутри вскипела обида... Даже не 'обида' — просто не знаю, как назвать: Умом понимаешь, что со взятием императора ещё ничего не закончилось, но внутри такое опустошение...

Как на дорохке: решающий бой. Решающий укол. И ты его нанёс! Передумал соперника, обхитрил, 'провалил' и конратаковал. На аппарате горит 'победный' фонарь. Ты выиграл этот бой! Вымучал! Сделал!!

И тут судья вещает: 'Укол недействителен — после 'Стоп!'. К бою!'