Суть сводилась к следующему: Вражеские фуражиры и им подобные уже не актуальны — нечего французам взять в близлежащей местности, и они сами это прекрасно понимают. А нам пора переходить на военные действия непосредственно с вражескими регулярными силами. Для чего требуется объединение в более-менее серьёзные по количеству людей группы.

— Вот, орлы майора Демидова, предлагают свои услуги по взрыву чего угодно, — Давыдов с доброжелательной улыбкой повернулся ко мне.

— Каюсь, Денис Васильевич, я слегка погорячился — не та сейчас погода, чтобы вести сапы к стенам вражеской крепости, земля такая, что не расколупать. Да и фугасы закладывать — проблема: и земля, опять же 'тяжёлая', и виден раскоп будет на белом снегу сразу. А если даже свежим сыпанёт, то не гарантирую срабатывание шнуров — больно сыро.

— Так что же ваши минёры могут взрывать? — не преминул спросить Бедряга.

— Мосты. Причём во время прохода по ним противника. Минировать дома, чтобы заряды сработали только тогда, когда их потревожит враг, если в эти дома заселится. Обрушить артиллерийские гранаты с деревьев на колонну французов в лесу, если знаем, что он пройдёт именно этой дорогой. В конце концов, швырнуть с коней динамитные шашки под ворота какого-нибудь укреплённого пункта... Но, естественно, следуя к этим самым воротам вместе с приличным количеством кавалерии, которая будет прикрывать это действо.

— То есть вы хотите, чтобы гусары и казаки своими жизнями прикрыли вашу возможность взорвать ворота? — немедленно взъерепенился ротмистр.

— Михаил Григорьевич, — я старался быть максимально корректным, — если имеется задача взорвать ворота, то она должна быть выполнена. Вы себе представляете, как это могут сделать пять-шесть всадников, кинувшихся на ворота крепости? Даже не крепости — крепостушки. Сколько из них доскачет до ворот?

Кажется дошло.

Но и у Дениса Васильевича хватило мудрости и сообразительности спустить тему на тормозах:

— Уверен, что никаких сомнений относительно храбрости и мужества наших друзей — минёров у тебя нет и не было. А относительно этих качеств у майора Демидова... Надеюсь моего свидетельства достаточно?

— Даже этого не требуется, — слегка смутился ротмистр. — Прошу Вадима Фёдоровича извинить меня за за не совсем корректное изложение своих мыслей и торопливость в суждении.

— Не стоит извинений, вы меня нисколько не обидели, а забота о своих подчинённых только делает вам честь как начальнику. К тому же, господа, совсем необязательно устраивать кавалерийскую атаку на ворота, это только один из методов. Подходящий лишь в том случае, если требуется взять укрепление с хода. Если в нашем распоряжении будет ночь, то всё можно организовать значительно менее рискованно и более эффективно.

— Любопытно.

— За пару часов до рассвета мои ребята с минами подползут к воротам и заложат заряды...

— И что, они проваляются там до самой зорьки на морозе или взорвут сразу? Как атаковать ночью?

— Минуту терпения, Денис Васильевич. Разумеется, оба эти варианта отпадают. Заложив динамит...

— Что заложив? — снова перебил меня гусар.

— Динамит, — терпеливо повторил я, — Новое, очень мощное взрывчатое вещество разработанное мной. Так вот: после этого они активируют замедлители и мины взорвутся приблизительно через два часа. Наши основные силы уже будут готовы, и атакуют пролом сразу после взрыва.

— Толково, — подал реплику и Бедряга. — Но только в ноябре за два часа до солнышка почти все французы уже проснутся. Я не знаю как устроены эти ваши замедлители, но нельзя ли их установить не на два часа, а на четыре-пять?

— К сожалению это малореально — чем на большее время их устанавливаешь, тем серьёзнее расхождение с реальным временем их срабатывания. Да! Есть ли возможность заранее пошить для таких 'пластунов' плащи или халаты из белой ткани, чтобы они были менее заметны на снегу?

— Ну вы и задачи ставите... — командир отряда пришёл в состояние некоторого ошаления. — На данный момент, конечно, так вдруг белую материю не найти, но, если встретятся подходящие 'ворота' — отыщется. Хоть и всё бельё прикажу своим сдать на это дело. И с себя сниму...

Однако, утром выяснилось, что все наши планы на эту тему можно смело похерить: ночью здорово подморозило и Кречетов доложил, что динамитные шашки 'заслезились'. То есть капризный и зловредный нитроглицерин вылез на свободу. Такое транспортировать нельзя. Да и хранить по соседству тоже чревато.

Пришлось нежненько и аккуратненько, по одной — две шашки, отнести к ближайшей речке и тупо утопить. Сердце кровью обливалось, когда я представлял, сколько труда и средств затрачено на создание каждого из этих 'взрывбрикетов', А что поделаешь?

Рыбы, конечно в этой речушке потравииим! Гринпис бы меня за такое просто линчевал бы. Ну да ладно, может где-то ниже по течению пара плотвичек или лягушек от стенокардии избавится.

Шпага императора

Эх, жаль, что нет речек подходящего 'калибра' в восточных окрестностях Смоленска. Кроме самого Днепра, разумеется. Но и он в этих местах пока совсем не тот, каким станет на Украине.

Однако и здесь любой мост через эту водную артерию, ещё не успевшую стать великой, уже 'градообразующее предприятие' — давно уже оброс каким-нибудь населённым пунктом. А значит, там имеется французский гарнизон, эту переправу обороняющий и контролирующий. Так что нечего и мечтать устроить засаду отступающим войскам Наполеона где-то у реки. Это даже не обсуждалось. А какие варианты?

В лесу? — Так это значит, что наша кавалерия, которой предостаточно, уже лишится всех своих козырей...

В чистом поле? — Ну и где там спрячешься вблизи тракта?

В придорожной деревеньке? — Да там много народа и не укроешь. А если серьёзные силы сразу пожалуют? Тогда не мы их, а они нас гонять будут по всей близлежащей географии...

Сошлись всё-таки на лесе, только местечко выбрать нужно поудобнее...

— Двадцать всадников! — выкрикнул казак, подскакав к месту нашей 'лёжки'.

Ишь ты — целых двадцать! Это чего же Мюрат так расточительствует? За просто так два десятка кавалеристов отправляет в никуда. У него вроде с кавалерией полный швах иметься должен: и в генеральном сражении чёрт знает сколько лошадей потеряли, и после этого чуть ли не сплошная бескормица... Да и подковы у них 'летние', без шипов — должны ноги ломать 'только здрасьте'...

Не иначе, предварительная разведка. По всей вероятности, какой-нибудь маршал следует...

— Скачи дальше! В лес свернёшь не раньше, чем через две версты. Понял?

— Так точно, ваше высокоблагородие...

— Давай уже!

Топот копыт быстро растаял в зимней тишине леса. Хотя какая она 'зимняя'? — третья декада ноября. Но 'погоды' стояли самые что ни на есть предновогодние.

И не далее, чем сегодня ночью, как лес, так и дорогу здорово завалило свежим снегом.

— Всем спрятаться! — гаркнул я своим. — Передовой отряд пропустить беспрепятственно.

Ландшафт по обеим сторонам дороги немедленно стал совершенно безжизненным. Изображать из себя сугробы пришлось недолго — довольно скоро появились французские кавалеристы. То ли гусары, то ли конные егеря — я разницы в форме их одежды в наполеоновской армии не понимаю. И у тех и у других, расшитые доломан и ментик (в данном случае ментики надели в рукава)... А вот меховая шапка вместо кивера говорит о том, что перед нами чуть ли не гвардия самого Бонапарта.

Вспомнилась картина Жерико, что-то типа: 'Офицер гвардейских конно-егерей идёт в атаку...' — так там главный персонаж имел приблизительно такой же прикид... Цвета, правда, не помню. У этих ментики красные.

Ну и пусть себе рысят дальше — не для такой шелупони, в количестве двадцати экземпляров, мы готовили 'торжественную встречу'. Даже если за ними никто не следует — слишком мелкая рыбёшка для такой масштабной операции, как задуманная нами.

Наконец, минут через пять, показался и главный объект нашей сегодняшней 'рыбалки' — колонна тех же самых не то конноегерей, не то гусар. Причём человек с пятьдесят. За ними карета (на санных полозьях, разумеется), а после явно ещё конница в неведомом количестве. По зубам ли нам такая 'рыбина'? То есть, после соединения отрядов, народу у нас хватает, но качественно, будем откровенны, французской гвардии уступаем...

Но не пропускать же такую вкусную добычу просто так — как минимум маршал по нашей дороге следует., а то и САМ...

— Пропустишь два-три десятка, — зашептал я Кречетову, — и рви. Понял?

— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие — всё сделаем в лучшем виде.

'В лучшем виде он сделает'! Я и сам ни черта не уверен в стопроцентной эффективности, что подрубов, что зарядов, что взрывателей — погода не очень располагает к уверенности. Ладно, не будем понижать боевой дух личного состава — пусть верит в успех, и оный не замедлит прийти...

Десять всадников мимо, пятнадцать, двадцать... Мой унтер дёрнул верёвку, и на стволе придорожной ели послушно отозвалось. Плеснуло пламя, выбросило дымом, грохнуло, и не сильно пожилое дерево накренилось в сторону тракта. Ну а дальше его потянула к себе планета.

С разницей в пару секунд, то же самое произошло и на противоположной стороне дороги, и две, хоть и не вековых, но вполне солидных ели, упав, перегородили путь следования атакованного нами кортежа. К тому же, при падении, лопнули бочонки с дёгтево-скипидарной смесью, и щедро обрызгали своим содержимым ветки, сучья и хвою рухнувших деревьев. Пара простых пороховых пакетов, брошенных моими минёрами, немедленно организовали посреди дороги весёлый 'мегакостёр'.

Надо отдать должное гвардии Наполеона: смятение в их рядах длилось не более полуминуты — сначала действительно 'смешались в кучу кони, люди...', но достаточно быстро басурмане стали действовать осмысленно:

Сначала отсечённые огнём всадники попытались вернуться к своим основным силам через лес, но тут же нарвались на заготовленные именно на такой случай фугасы. Маломощные, правда, сильного ущерба противник не понёс. Но выводы, гад, сделал: спешились, отпустили коней, и... егерями всё-таки оказались, не гусарами.

Хоть и осталось их после взрывов и работы ребят Маслеева и Тихона человек пять, но и их, взявших под обстрел наш тыл, было достаточно, чтобы качественно испоганить возможность атаки на остановившуюся карету. Пришлось нашим егерям заниматься исключительно этими гавриками. Пока их повыщёлкивали, потеряли одного убитым и одного раненым, причём ранили именно унтера. И это при том, что наши в белых балахонах сугробами прикидывались и порох имели бездымный, а у франков и костюмы были карусельные, и клубы дыма при выстрелах никак не способствовали ни скорострельности, ни маскировке.

Тем временем остальной эскорт кареты мгновенно её окружил, и занял круговую оборону. По ним палили все переданные под моё командование стрелки Сеславина. Нельзя сказать, что особо эффективно. К тому же им сильно мешал мой же приказ 'По карете не стрелять!'. А гвардия (в этом можно уже не сомневаться) Наполеона действовала выше всяких похвал. И не только здесь — как позже мне рассказал Давыдов, арьергард отряда сражался как львы:

Когда наша конница напала на хвост конвоя втягивавшегося после поляны на лесную дорогу, французы (а это оказались латники), немедленно и слаженно развернулись навстречу. Их вырубили и выкололи пиками всех, но эти 'железные люди' забрали у казаков и гусар по две жизни за каждую отданную свою...

А перед каретой продолжала кипеть битва. Вернее не битва, а перестрелка. Французы сидели в глубокой обороне, и, судя по всему, на что-то надеялись. Достаточно понятно на что: вероятно следом за ними идёт ещё один отряд, и если вороги продержатся энное количество времени, то скоро нагрянут их коллеги и загнут нам салазки. Разве что разбежаться успеем...

Наши элитные стрелки действовали чётко, но не стопроцентно, основная масса палила исправно, но, опять же, с совсем уже невзрачным КПД.. Нужно было что-то предпринимать.

Но сцена, когда я встаю во весь рост, и ору: 'За Родину! За Царя!', выглядела бы дурацкой и совершенно неэффективной. Не поймут-с! Не тысяча девятьсот сороккакой-то год. Не поднимали тогда (сейчас) офицеры свои подразделения в атаку из 'лёжки'. Как только вскочу, и шпагой размахивать начну, тут меня и 'приголубят' из штуцера. Да ещё и 'изобретённой' мной пулей. Вернее, пулями.

Причём, безо всякой пользы для дела.

В общем, сидел я за своим пеньком, и не отсвечивал. Не слишком почётная роль, но ничего другого для пользы дела в данный момент произвести невозможно. Держим французов на огневом контакте и ладно, а от моих пистолета и шпаги ничего в данной ситуации не изменится.

Ещё с четверть часа бабахало с обеих сторон, а потом со стороны поляны стало всё увереннее и громче наплывать наше 'Ура!'. Ещё пара минут, и даже я увидел, как коричневые мундиры ахтырцев и синие казаков буквально поглощают красные ментики последних кавалеристов наполеоновской гвардии.

Пусть дорога была и узковата, но лавина нашей конницы взяла по ней такой разгон, что сдержать её уже не представлялось возможным.

Конные егеря императора не успевали уже спрыгнуть с седла и приготовиться к стрельбе — при малейшей задержке их настигали гусарские сабли или казачьи пики.

Впереди пылали поваленные ёлки, с обеих обочин дороги трещали выстрелы наших партизан, с тыла накатывала кавалерия Давыдова...

Дверца кареты распахнулась, и из повозки спрыгнул ОН.

Перепутать было можно, но чертовски не хотелось. Неужели?! Неужели мы взяли самого императора?..

Серая шинель, чёрная треуголка... Лица не разглядеть, но невысок... Тем более, что такой эскорт...

Предполагаемый Наполеон видимо что-то сказал своим телохранителям, и те прекратили стрелять. И взметнулась вверх рука с белым шарфом...

— Перестать стрелять! — немедленно выорал я во всю оставшуюся мощь своих лёгких. Ещё бабахнуло пару раз, а потом воцарилась совершенно снежно-рождественская тишина. Только топот копыт нашей приближающейся кавалерии слегка эту тишину подчёркивал.

Я двинулся к карете, Давыдов и Сеславин, спрыгнув с сёдел, направились туда же. Когда мы сблизились, стало заметно, насколько жутко выглядят оба: и запал боя ещё не слетел ни с души, ни с лиц, да и кровью забрызганы знаменитые партизаны преизрядно.

Ну, если это не Бонапарт, то я крепостная балерина. Реально — ОН.

Лицо императора всея Евопы выражало... Да чёрт знает что оно выражало. Вероятно, в этот момент он вообще жалел, что появился на свет. А уж тем более, проклинал ту минуту, когда отдал приказ перейти Неман.

— Шпагу, ваше величество, — протянул руку Давыдов, подойдя к пока ещё императору. (По-французски, разумеется).

— Моим людям сохранят жизнь?

— Можете не сомневаться.

— Кому я отдаю свою шпагу? — поинтересовался Бонапарт.

Можно подумать, что у него был выбор. Или просто любопытство...