| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А где, по вашему, должен находиться врач, когда страна воюет? — отбрил Бородкин.
— Но ведь вы уже при министерстве служите...
— И именно поэтому я здесь. Одно дело, разослать рекомендации в войска, и совсем другое, проверить, как они выполняются.
— Ну и как выполняются?
— Неважно. Эфирный наркоз используют только двое хирургов из всех кого я посетил, карболку — пятеро, йодной настойки нет нигде...
И так далее.
Чисто ребёнок — думает, что если спустить распоряжение делать 'этак', то пренепременно появится всё, что для этого необходимо: и йод, и карболка, и, мля, анестезиологи...
— Зато, — продолжал доктор, — теперь я с цифрами в руках могу доказать эффективность применения антивоспалительных средств и наркоза в полевых условиях. Соответствующие бумаги у меня не с собой, но надеюсь, что поверите мне на слово: там, где их применяют, процент выздоравливающих, и достаточно быстро выздоравливающих в два, а то и в три раза выше, чем у тех закоснелых костоправов, которые чураются новых методов лечения.
— Нимало не сомневаюсь в ваших словах, уважаемый Филипп Степанович. Мало того, более чем уверен, что когда те врачи, что не побоялись применять ваши методики освоят их лучше, количество выздоровевших раненых увеличится ещё больше...
— Легкораненые, вообще выздоравливают практически все, — похоже эскулап меня даже не услышал, — и весьма быстро. Несколько дней, и они уже если не строевые солдаты, то уже вполне могут долечиваться в полку...
— К Сергею Васильевичу по дороге не заезжали? — прервал я 'токование' Бородкина.
— Увы! Прекрасно понимаю ваше желание получить весточку от Анастасии Сергеевны, но не имел такой возможности. Всё-таки следовал с войсками, а маршрут их движения пролегал далеко в стороне от наших мест.
Понятненько. Ладно, не особо и рассчитывал я на такую удачу. Война, чтоб её...
— Вадим Фёдорович, простите, а за всё это время у вас не появилось новых идей по поводу медицины? Я сейчас обладаю кое-какими возможностями и могу ускорить их реализацию.
— Нет. К сожалению. Как ни печально, но последнее время мои мысли заняты скорее тем, как побольше убивать, а не наоборот.
— Понимаю, — невесело кивнул доктор. — Примите, кстати, мои поздравления с орденом 'Святого Георгия'. И вот ещё что...
Филипп Степанович расстегнул свой саквояжик, и стал в нём что-то искать.
— Держите!
В мою ладонь легли три свинцовые пули. Штуцерные пули. Те самые.
Можно легко догадаться, что извлечены они не из французских раненых, а из наших.
— Я правильно понял?
— Именно так. Процент невелик, но они у врага тоже есть. И будет становиться больше, это только вопрос времени.
Нельзя сказать, что это оказалось сильной неожиданностью — если после первых же боёв французские хирурги стали извлекать из ран куски свинца необычной формы, то нехитрая идея сразу стала очевидной. А дальше... Изготовить, проверить, убедиться в эффективности и начать клепать аналогичное.
Ну что же — этот козырь своё отыграл.. Наивно было бы рассчитывать, что это останется тайной до конца войны. Несколько дополнительных тысяч жизней мы, надеюсь, выиграли. И выиграем ещё — вряд ли наполеоновская армия сможет очень быстро переоснастить всех своих егерей новыми боеприпасами.
Бородкин встретил меня направляясь по делу, поэтому долго задерживаться не мог. Поэтому мы договорились о встрече вечером, и он отправился инспектировать очередной то ли госпиталь, то ли перевязочный пункт.
С дальнейшими действиями начальство пока, судя по всему, не определилось. На мой взгляд, напрашивался один из двух вариантов:
Либо форсировать Даугаву, (она в этих местах совсем неширокая), и выбить остатки французов из Полоцка, либо оставить под Себежем небольшой заслон и двинуться на Ригу.
В последнем случае мы поставили бы Макдональда в крайне затруднительное положение: мало того, что силы объёдинённых корпусов значительно превышают те, что находятся под его командованием, так и рижский гарнизон, это тоже практически ещё один корпус, тем более, что Эссен, получил подкрепление из двух полков морской пехоты.
А у французского маршала более половины личного состава пруссаки, которые вряд ли полны боевого задора. Насколько я помню историю своего мира, то они не только дезертировали больше чем остальные, но даже просились к нам, воевать против Бонапарта. Целый легион из них сформировали.
Чего-чего, а каких -либо опасных телодвижений из Полоцка точно можно было не опасаться — навести мосты, сбить наши заслоны, а потом с оставшимися ошмётками своих дивизий двинуться на Петербург... Даже не смешно. Их по дороге не то что ополчение — куры лапами залягают.
В последствии я узнал, что французы не стали дожидаться окончательного истребления в Полоцке, оставили город и отошли на восток. На соединение с корпусом Виктора под Смоленском, как я понимаю. Что же — разумно. Но это развязало руки и нашему командованию — Витгенштейн пошёл на Макдональда. Под Себежем оставались одна пехотная и одна егерская бригады, Ямбургский драгунский, пушки полковника Штадена (тридцать шесть штук) и казаки Родионова. Макдональд, естественно, боя не принял, и предпочёл смотаться на левый берег Даугавы. Мосты за собой, разумеется, сжёг.
Река под Ригой, конечно, сильно пошире, чем возле Полоцка, но понтонёры Геруа и рижские пионеры переправу обеспечили достаточно быстро.
Наши войска, подкреплённые тридцатью батальонами гарнизона Риги, погнали любимца Наполеона вдоль реки как шелудивого пса.
Витгенштейн не стал отвлекаться на Ковно и Вильно — он преследовал основные силы противника. И преуспел. Арьергарды французов, (а точнее — пруссаков) сдавались пачками.
Достаточно скоро передовые части объединённых корпусов подошли к Полоцку и наши силы тоже переправились на левый берег.
Ликование в войсках было, конечно, не таким, как при объединении армий Барклая и Багратиона в июле, но тоже имело место быть.
Но всё это происходило уже без меня: был получен приказ за подписью самого Барклая, и наш отряд 'спецназа' форсированным маршем рванул к главным силам.
Фигаро здесь, Фигаро там...
И снова засада
Нужно заметить, что течение войны изменилось уже кардинально. По сравнению с тем, что случилось 'тогда', в истории оставленного мной мира. Всё: коммуникации Наполеона перерезаны не просто партизанскими отрядами, а более чем двумя армейскими корпусами, фактически — армией.
Чичагов, со своей Дунайской, уже наверняка соединился с Третьей Обсервационной, генерала Тормасова., и не раздавил саксонцев Ренье и австрийцев Шварценберга исключительно по соображениям дипломатического характера — павлоградцы, насколько я помню, по тем же самым мотивам им даже захваченные в бою штандарты вернули...
Не, должны ребята с юга нам пару корпусов на поддержку отрядить. Ничем ведь не рискуют...
Правда, сам Наполеон... Узнав о том, что мы здесь устроили, вряд ли станет так долго засиживаться в Москве, если сумеет её занять, конечно — получив информацию о перерезанных тылах, поспешит, скорее всего, обратно пораньше.
Что уже не критично — битва под стенами столицы если и произойдёт, то позже на три недели, так что возвращаться к границе французам предстоит практически по той же погоде, что и было. И по той же бескормице. Что важнее.
Только теперь выжирать те крохи припасов, что были заготовлены в Смоленске, будут три корпуса вместо одного. Так что даже Старая Гвардия найдёт в городе хрен в тряпке вместо довольствия.
И это только в том случае, если мы её из под стен Москвы живыми и невредимыми отпустим.
А нашим партизанским формированиям пока, достаточно встать поперёк немногих проезжих дорог и спокойно 'повыесть' гарнизоны, оставленные на данной линии.
Связаться с адмиралом Чичаговым, и ждать от него подкреплений.
Приблизиться к Смоленску, и висеть 'домкратовым мечом'* на всём западном направлении от города.
Это словосочетание использовал старшина, когда я служил срочную.
А там уж, ваше корсиканское величество, пусть ваши солдаты друг друга жрут...
Осень в этом году наглядно показала, что будет она скорой и быстротечной, что уступит место зиме значительно раньше обычного срока: 'в багрец и золото одетые леса', и забагровели-зазолотились вовсю до начала октября. Лист потёк в его самом начале...
Чем дольше промедлит Наполеон — тем лучше, но даже если он уже тронулся в обратный путь, принципиально это ничего не изменит.
Теперь 'загрохочут' 'батареи' наших полевых кухонь: солдаты русской армии будут каждый день получать как минимум горячую кашу, горячий чай или его горячее подобие. И квашенную капусту.
А вам, глубоко неуважаемые просвещённые европейцы — хрен. В самом плохом смысле этого слова. В хорошем смысле, как источник витамина 'Ц' — нашим. О чём мы с Бородкиным позаботились ещё год назад.
Французы почти два века скулили, что победил их 'Генерал Мороз'. Фигушки — мороз, голод и болезни не в меньшей степени косили ряды и русских солдат. Кутузов довёл тогда из Тарутино до Березины менее половины штыков и сабель, причём боевые потери составили всего лишь около двадцати процентов общей убыли.
Теперь будет иначе, именно на это сделана моя главная ставка, на сохранение армии от болезней, а не на динамит, бездымный порох, мины, атаки переправ и, даже, не на штуцерные пули. Сберечь побольше своих, значит уничтожить больше врагов. Уничтожить больше врагов — сберечь ещё больше своих... И так далее — классический случай обратной связи на войне.
Хотя, конечно, отказываться от активных действий, с использованием всех перечисленных выше новшеств, я не собирался
Да и начальство, кажется, тоже это поняло:
— Прибыл в ваше распоряжение, Вадим Фёдорович! — зашёл ко мне хорунжий Самойлов. — С полутора десятками казачков.
— Рад видеть тебя, Лукич, — встал я навстречу казаку и протянул руку. — Полковник не возражал?
— А чего ж ему возражать? — Приказ командующего выделить полтора десятка охотников пришёл, так что даже облегчение Марк Иванович имел, когда я со своими вызвался.
И на том спасибо — лишнего недоброжелателя не нажил.
— Помнишь наш прежний разговор?
— А то как же! — засмеялся хорунжий. — Золото не хватать, голых девок не лапать — ждать французов в оранжевых мундирах...
Где-то так, — кивнул я. — А вот завтра мы, с твоими донцами выдвигаемся...
'... очей очарованье...', ему, понимаешь! Хорошо было НАШЕМУ ВСЕМУ, развалившись в кресле, прихлёбывая, как минимум, чаёк, рассуждать про 'пышное природы увяданье'...
Позднюю осень значительно точнее охарактеризовала моя Ленка: НИ визжат, а РО — 'щегол'. (Нивы сжаты, рощи голы', если кто сразу не понял. Была у нас с ней такая манера — прикалываться над классикой экспромтом).
А в переводе на нашу нынешнюю ситуёвину, погода была самой что ни на есть октябрьской, то есть гнусь, мразь, вода внизу и сверху, холодный ветер и свинцовое небо.
Хотя, кому я жалуюсь? Сам ведь предложил на пути отступления ворога нашего установить в оставшихся целыми, но брошенными, крестьянских домах 'зажигалки'...
Только практика показала, что я ещё больший дурак, чем моё начальство: целых, отдельно стоящих домов, имелось практически хрен да ни хрена. И ни один из них не пустовал. И нужно было быть дипломированным идиотом, чтобы пытаться штурмовать какой-то из них силами моего отряда.
То есть дом-то мы взяли бы, но ценой потерь таких...
Да и делать этого особого смысла не было — мы не партизанить отправились, а к главным силам армии, и первоочередной задачей являлось не побольше навредить ворогам, а прибыть как можно скорее в точку назначения.
С десяток казаков шёл приблизительно в версте впереди относительно нашей основной группы, а пяток двигался отстав приблизительно на такое же расстояние — всё-таки требовалось поберечься от непредвиденных дорожных встреч с противником.
Под Смоленском сработало — из-за поворота показались мчащиеся во весь опор донцы из авангарда.
— Карета! Двадцать всадников эскорт. Минут через десять здесь будут, — затараторил подскочивший ко мне Самойлов.
Двадцать? Если быстренько организуем засаду, то вполне можем 'слопать' такое количество французов не особо вспотев. И местечко неплохое — с одной стороны дороги ельник мрачной стеной, а с другой луг. К тому же в карете явно не какой-нибудь капитан барышню катает...
— Понятно. Давай со своими туда! — я протянул руку в направлении, где вдоль дороги снова вырастал лес с обеих сторон. — Встретишь прорвавшихся.
Идут, ребята, уже даже слышно. В подзорку разглядел, что в охранении драгуны. Причём, если не ошибаюсь, 'воистину французские', а не какие-нибудь пруссаки или 'беспальцы'* — те самые металлические каски с конскими хвостами. И мундиры синие.
Так часто называли вестфальцев.
Действительно около двух десятков всадников. На кого же это так разорились наши недруги? У них уже вроде с кавалерией должны проблемы начаться. Ввиду бескормицы и боевой убыли... Что за важная шишка в карете рассекает, что ей такой эскорт отрядили? Уж не сам ли император решил смотаться пораньше, чтобы по самолюбию уж совсем безжалостно не настучали? Маловероятно, конечно, но кто знает...
Понеслось! По моему сигналу Маслеев самолично вышиб с козел кучера кареты, тут же щёлкнули из своих штуцеров остальные егеря и Тихон. Молодцы, ребята — минус пять. Полетели в сторону колонны динамитные шашки. Тут менее удачно — из пяти сработали четыре, но одна почти под самой каретой, так, что ошалевшие лошади немедля завалили её на обочину.
Вот и ладненько, теперь главное — эскорт.
А ведь не откажешь в соображаловке французам. И в мужестве тоже — мгновенно поняли, где мы, так же как и то, что нас совсем немного, спешились, и ломанулись в лес. Пара пистолетных выстрелов со стороны моих минёров, и пошла рукопашная восемь на двенадцать. Причём восемь — это мы. А егеря ни кортики не успели к ружьям пристроить, ни для второго выстрела перезарядиться. И тесаки моих минёров никак не средство противодействия палашам французских драгунов.
В одного я разрядил пистолет (остаётся одиннадцать), выхватил шпагу...
Где Самойлов, зараза? Неужели не видит, что всё завертелось именно тут?..
Наколол на клинок ещё одного лихого кавалериста, размахавшегося своим тяжёлым железом, и почти словил палашом по черепу...
Не, Тихон — это что-то. Мало того, что поймал руку, направляющую сталь в сторону моего кумпола, так ещё и... Никогда не видел, как человека обматывают вокруг сосны. Одним движением. То, что сползло со ствола, не могло уже называться ни драгуном, ни человеком вообще. Наверняка ни одной целой косточки в этом туловище не осталось.
А длинные палаши тяжелой кавалерии служили в пешем бою неважно — это вам не отступающую пехоту с коня рубить. Даже егерские штуцеры являлись более сподручным оружием, если вокруг торчат еловые лапы, а именно в ельник мои ребятки и отступили. Там не размахаешься...
Спиридон с Гафаром при этом спокойно и деловито вышибали спешенных кавалеристов с безопасного расстояния.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
