— Казачков бы... С десяток. Хорунжий Самойлов со своими людьми были с нами в последнем деле. Просились под моё начало. Если есть такая возможность... Временно, конечно.

— Разумеется. Не думаю, что полковник Родионов станет возражать. Я отправлю ему соответствующий приказ.

— Когда выступать?

— Казаки прибудут к вам сегодня к вечеру...

— Тук, тук, тук, — прервал Витгенштейна стук в дверь.

— Войдите!

— К вам ротмистр Колбухов, ваше сиятельство, — нарисовался адъютант. — Весьма срочно.

— Пусть заходит.

В помещение немедленно заскочил один из подчинённых Якова Петровича Кульнева:

— Ваше сиятельство, в двадцати верстах обнаружено движение значительных сил французов. В нашу сторону. Не менее дивизии, а возможно и больше...

Ясное дело — лягушатники проведали о подходящих с севера подкреплениях, и решили атаковать наши силы до объединения. Может даже и Макдональд для этого дела из под Риги какую-никакую бригаду отжалел на наше направление...

Кажется моя разведывательная операция накрылась медным тазиком. О чём сожалеть, кстати, не собираюсь — вот теперь натурально начнётся понятная и уже достаточно привычная работа. Оборонительные заграждения и прочие гадости для наших гостей, что хуже татарина — это завсегда. С нашим удовольствием.

— Господин ротмистр, — вникнув в ситуацию, граф пошёл сыпать распоряжениями, — сейчас вы отправитесь к генералу Кульневу, и передадите мой приказ отправить четыре эскадрона на более подробную рекогносцировку. Направления я укажу чуть позже. Сами, немедленно после этого, поскачете в Остров с приказом генералу Штейнгелю немедленно форсированным маршем выступать к нам. Если Фаддей Фёдорович ещё не готов двигаться всеми силами, то пусть отправит вперёд хотя бы своих драгун. Впрочем, это будет в письме, которое вы отвезёте.

— Вы, господин капитан... То есть майор, прошу прощения, — обернулся генерал в мою сторону, — немедленно начинайте готовить заряды для минирования позиций. Место их установки будет вам указано, когда появятся более полные сведения о противнике. То же попрошу передать вас капитану Геруа. Ступайте.

Ну что же, ситуация по сравнению с тем, что случилось в моей реальности меняется всё более кардинально. Если Финляндский корпус подоспеет вовремя, то появляется реальный шанс намять холку нашим французским 'друзьям' и выйти на коммуникации Наполеона. А, учитывая, что Бородинское сражение или его аналог, с высокой степенью вероятности, пройдёт по значительно более благоприятному для нас сценарию, то...

Зараза! Что же я натворил!

КУТУЗОВ МОЖЕТ И НЕ СДАТЬ МОСКВУ!!!

Что в этом случае будет хуже: продолжение 'мясорубки', которая истощит нашу регулярную армию или отступление корсиканца? А ведь отступая ранней осенью, а не в ноябре, он 'впитает' на обратном пути значительно больше сил, а к нашим подойдёт существенно меньше подкреплений, чем в Тарутинский лагерь. И не присоединится Тормасов со своей армией.

И кавалерия Мюрата понесёт совсем не такие потери, как в реале.

Наполеон вполне сможет свернуть на Петербург, снести наши два корпуса и захватить столицу...

Да мало ли какие варианты придут в его голову? Бонапарта можно ненавидеть, но в недюжинном военном таланте ему не откажешь.

В моём мире судьбу Великой Армии и всей кампании решило именно 'сидение' в Москве, решение Михаила Илларионовича её сдать оказалось стратегической жемчужиной, и, если на этот раз будет принято иное решение...

Страшно даже представить, как это скажется на течении истории.

Сколько там моё вмешательство смогло лишних вражеских солдат уничтожить? Тысячу? Две?

Сколько наших дополнительно сберегло?

Некритично. Полевые кухни и санитарно — медицинские нововведения начнут по настоящему 'стрелять' когда похолодает, пока это лишь незначительно сокращает небоевые потери.

Правда неизвестно чего добился своим прогрессорством на ниве плаща и кинжала Серёга Горский...

Закончить мысли на эту тему не успел, ибо прибыл 'домой'. И встретил меня на въезде стоящий в карауле Юринок.

Ай да Гаврилыч! Вместо злостного нарушителя формы одежды я увидел 'стойкого оловянного солдатика'. Реально: стоит как памятник самому себе, такое впечатление, что под мундиром у него корсет затянутый до самой последней возможности.

Я даже фантазировать не стал на тему, какие слова и прочие методы убеждения использовал мой унтер, но результат имелся впечатляющий.

— Как дела?

— Никаких происшествий, ваше высокоблагородие! Все находятся в расположении, ваше высокоблагородие!

Ого! А он-то откуда знает?

— Сколько ещё в карауле стоять?

— До ужина, ваше высокоблагородие!

Суров Гаврилыч! Ладно, не буду вмешиваться в воспитательный процесс...

Когда увидел Тихона, всё стало более — менее ясно: мой верный 'Планше' держал в руках погоны с бахромой.

— Приезжал ординарец от графа Сиверса, его сиятельство передают поздравление с производством и вот новые погоны прислали. Позвольте мундир, Вадим Фёдорович, мигом их заместо старых прилажу!

— Спасибо, Тихон! Но может позволишь сначала с лошади сойти?

— Да уж конечно, а я, как только Афинушку расседлаю — сразу обнову к мундиру и прилажу, не извольте беспокоиться, на четверть часа делов.

— Граф Сиверс письма не передавал? — спросил я, спустившись с седла.

— Никак нет, на словах передали.

— И ладно. Пришли ко мне, как с Афиной закончишь, Кречетова.

— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, сей минут будет у вас.

Зайдя к себе, я тут же принялся писать письмо князю Яшвилю, с просьбой выделить гранаты.

С гусиными перьями и нынешней грамматикой освоился уже довольно давно — жизнь заставила. Ошибки, конечно, делал, но на это мало обращали внимание. На самом деле 'блистательные' офицеры нынешнего времени отнюдь не были отягощены образованием в той мере, в какой это принято считать в конце двадцатого века. По французски-то 'шпрехали' почти все, но вот общий уровень грамотности... Нечто среднее между киношным князем Болконским и Митрофанушкой.* Инженеры, пионеры и артиллеристы в этом плане, разумеется, выделялись в лучшую сторону, но орфографические ошибки в письмах делал практически каждый. Кто-то больше, кто-то меньше.

 65% русских офицеров того времени характеризовались: 'Читать и писать умеет, другим наукам не обучен'.

— Явился по вашему приказанию, ваше высокоблагородие! Ишь ты! Гаврилыч стало быть всех подчинённых привёл в парадный вид. Лёшка Кречетов как и Юринок стоял подобно монументу в идеально чистом (когда успели-то?) мундире, с набелённым этишкетом, сияющими пуговицами, затянутый ремнём на последнюю дырочку. Глазами просто меня пожирал...

— Держи письмо, — протянул я солдату бумагу. — Возьмёшь подводу и отправишься к артиллеристам. Там получишь два десятка гранат, и с ними обратно. Всё ясно?

— Так точно, ваше высокоблагородие! — рявкнул минёр.

— Ну и ступай с Богом.

Солдат чётко развернулся на каблуке и чуть ли не парадным шагом вышел на улицу. Интересно: он до самой подводы таким макаром маршировать будет?..

— Всё исполнил, — заскочил со двора Тихон. — Если других приказаний не будет, позвольте мундир, Вадим Фёдорович. Сей момент новые эполеты к нему пристрою.

Из срочных дел пока имелось только подумать. Пока слуга махал иголкой с ниткой, попытался ещё раз найти замену тёрочным запалам, которых имелось хрен да ни хрена. Иметь бы надёжную и быструю связь с Тулой, все проблемы отпали бы сразу — несколько месяцев назад заезжал в свою 'шарашку'. Производство всего необходимого налажено чуть ли не идеально. Для своего времени, разумеется.

Но чего нет, того нет. Хоть ружейный кремнёвый замок к гранате приделывай... Но за пару дней ничего серьёзного изготовить не получится, да и боеготова мина будет до первой росы или дождя. Несерьёзно. Хотя...

Можно ведь прикрыть опасные направления и менее затратным способом. 'Чеснок' — само собой, но можно и попроще. Надо идти к Геруа... Нет, сначала к Сиверсу.

Граф понял меня сразу и, на следующий день, пионеры корпуса в полном составе занимались своей обычной работой — копали землю. Но в весьма скромных по сравнению с возведением позиций масштабах. Вместо весьма трудозатратных 'волчьих ям' с кольями на дне снималось приблизительно половина квадратного метра дёрна, выкапывалась ямка в полметра глубиной, и дёрн на место. Главное аккуратно вынутый грунт с места оттащить.

'Вляпается' в такое атакующий наши позиции француз — перелом ноги практически обеспечен, и 'не боец' практически до конца войны.

А вопли угодившего в такую ямку тоже серьёзно поспособствуют как моральному настрою атакующих, так и темпу атаки. Со знаком минус, естественно. Будут внимательно смотреть себе под ноги как миленькие, останавливаться, обходить, ломать строй. В результате получат три — четыре дополнительных очереди выстрелов наших 'дальнобойных' егерей.

Правда и контратаковать по такому участку чревато, но командиры полков корпуса получили необходимую информацию о полях с ловушками и минами. И 'чистых' участков оставлено достаточно для ответного удара, если представится соответствующая возможность.

До начала сражения из корпуса Штейнгеля подоспели только два драгунских полка, Митавский и Финляднский. Пехота ещё находилась на марше: четырнадцать пехотных и егерских полков и почти сотня пушек. И три казачьих полка остались при основных силах Финляндского корпуса. Что разумно — разведку подходящие подкрепления тоже должны иметь.

Прибывшие драгуны явились для нас серьёзным подспорьем, но только в качестве резерва — лошади вымотаны скорыми переходами и нуждались в отдыхе. Так что в завязке сражения реально рассчитывать только на семь кавалерийских полков: гродненские гусары, рижские и ямбуржские драгуны, сводно-кирасирский, ну и три казачьих.

Основной силой являлась, конечно пехота: двенадцать полков Пятой и Четырнадцатой дивизий, плюс несколько дружин Петербургского и Новгородского ополчений. Ну и сто двадцать пушек князя Яшвиля.

О численности противника сведения имелись весьма приблизительные, однако было совершенно ясно, что соединённые силы Удино и Сен-Сира серьёзно превосходят наши. Во всяком случае, до подхода подкреплений с севера. Нужно исходить из того, что у врага как минимум вдвое больше людей. По самым скромным подсчётам.

К тому же и гродненцы, и казаки, возвращаясь из разведки, доносили о значительном количестве кирасир в составе французской кавалерии. А у нас только пять эскадронов латников — это может быть весьма чревато...

Так что надеяться, в основном, придётся на надёжность позиций, мастерство артиллеристов, меткость егерей и наши 'минно-ямочные' поля. На этом театре военных действий 'просвещённая Европа' пока с последним не сталкивалась, так что будем надеяться на эффективность данных новшеств в ходе ведения войны.

И на талант Сиверса. Я-то в фортификации не пру совершенно, но будем рассчитывать, что граф своё дело знает, и применил укрепления к местности как положено.

Кое что имелось под Себежем ещё со времён Петра Великого, но в данной ситуации этого было совершенно недостаточно, поэтому кроме возобновления позиций на Петровой горе и возвышенности у озера Вороно, наши пионеры перекрыли весь перешеек системой рвов и валов, а так же возвели внутреннюю линию обороны — ретраншементы.

Позиция смотрелась солидно: крепость — не крепость, но так просто её не взять.

Правда силам Штейнгеля в город имеется возможность попасть тоже только через поле сражения, но, будем надеяться, что генерал сообразит, как действовать в сложившейся ситуации.

В конце концов, Витгенштейн разбил Удино под Клястицами в открытом поле, неужели не продержимся сутки на давно и качественно оборудованных позициях против двух вражеских корпусов? В которых, к тому же, небоевые потери за прошедший месяц наверняка существенно превышают таковые у нас.

Вечером двадцатого сентября стало ясно — завтра начнётся. Основные и весьма значительные силы французов показались уже в прямой видимости Себежских укреплений. Никаких авантюр типа предварительного боя за Шевардинский редут Витгенштейн устраивать не стал — не требовалось нам выигрывать время для завершения фортификационных работ, всё давно готово.

Ночной атаки тоже опасаться не стоило: даже если неприятель сойдёт с ума и решит 'штурмануть' при свете луны, то милости просим — растяжки немедленно просигналят о данной вопиющей наглости, да и вопли супостатов, попавших в заячьи ямки, не замедлят сообщить об уменьшении количества здоровых нижних конечностей в войсках врага.

Своих ребят я традиционно отправил к фугасам с вечера. Дав, разумеется, каждому немного водки и закуски, чтобы не окоченели до утра. При этом безжалостно отобрал табак и трубки — потерпят до завтра, нефиг места засад демаскировывать.

Участок нашей 'ответственности' находился перед бригадой князя Сибирского — Пермским и Могилёвским полками. Кроме того там же находился батальон егерей Двадцать Третьего полка.

Ночью удалось несколько часов подремать, но полноценным сном это назвать никак нельзя. Незадолго перед рассветом меня растолкал неизменный Тихон. Как он сам-то в темноте да без будильника проснулся? Да ещё и успел чайник вскипятить.

Сполоснув физиономию и похлебав жиденького чая, отправился к командиру бригады.

— Капит... Майор Демидов явился в ваше распоряжение, ваше сиятельство! — отрекомендовался я молодому генералу.

— Без чинов, майор, — протянул мне руку Сибирский. — Меня зовут Александр Васильевич.

Ишь ты! Как часто встречаются в истории эти имя-отчество: Суворов, Колчак... Масляков.

— Вадим Фёдорович.

— Очень приятно познакомиться лично. Вы, насколько мне известно, ещё и учёный.

— Имею честь состоять в Академии Наук.

— Тем более приятно. Но сейчас не об этом. Мне доставили схему минирования участка перед нашими позициями, хотелось бы прояснить некоторые вопросы...

Минут десять пообщались над планом заграждений. Ёлки-палки — это на данном участке я имеюсь в количестве одного экземпляра. С опытом применения мин в генеральном сражении. А мой собеседник — совсем неглупый и достаточно молодой генерал. И то пришлось достаточно подробно объяснять: 'Сюда не ходи — туда ходи, снег башка упадёт...'.

Зараза! Представляю как там на других участках свежеобученные понтонёры Александра Клавдиевича пояснения дают...

Но уж что имеем, то имеем. Всё лучше, чем ничего.

Не подстрелили бы кого из моих ребят, кстати, когда они шнуры у фугасов запалят и стрекача зададут. Хрен с ним, если даже взрывы никого из галлов и иже с ними не завалят — постоят лишние пару минут под огнём егерей, уже полезно. Но ведь могла уже придти информация о нашей манере применения заграждений и в эти корпуса, раз уж имеется приказ минёров живыми в плен не брать. Не пожалеют ведь залпа из нескольких десятков стволов в спину каждого бегущего к своим позициям моего подчинённого. И, в этом случае, убьют наверняка.